Лепестки азалий

Тайна и ложь — это то, что мы принимаем, став взрослыми. Джоан Роулинг Гарри Поттер и Дары Смерти

***

      Незаметным образом наступила весна, а за ней и лето с осенью. Времена года сменяли друг друга мягко и неспешно: на деревьях набухали почки, нескончаемым ливнем шел дождь, наливались соком созревающие плоды яблок.       День приходил на место ночи, и город жил, не меняя темп.       Признаться честно, Лондон умел топить.       Топить в меланхолии дождливых серых будней, в мрачной обстановке обшарпанных просевших зданий, понурых угрюмых лицах прохожих и редким смехом бегущих на улицах детях.       Стать одним из членов серой массы мешала лишь магия с тревожным ожиданием чужого прихода.       С одной стороны, я искренне надеялась на то, что никогда не увижу слезящихся синих глаз разгневанного Тома, чья горечь еще не скоро покинет мои грезы. А с другой, все сильнее крепла в проклятом убеждении неотвратимости его возвращения.       Потому что пропасть между добродушной, светлой семьей Кросбис и замкнутым, хмурым мальчиком из приюта была слишком большой, чтобы ее не замечать. Потому что разочарование Дэннис, столь сильно не желавшей расставаться со мной, можно было увидеть невооруженным взглядом. Потому что он будущий Ужас Магической Британии, чьего имени будет бояться каждый, отчего любая ошибка, любое слово в его адрес может оказаться фатальным.       И таких «потому что» не одно, не два, а сотни.       Сотни причин, из-за которых мир обречен на погибель.       Кто бы сказал, что однажды мне доведется поучаствовать в уничтожении целого человечества, в жизни бы не поверила. Малейшая оплошность Дэннис или Чарли, и этот поборник «чистоты крови» решит предать геноциду целую расу живых существ.       Впрочем, учитывая, что в этот раз довести его пришлось мне, быть может, удастся обойтись малыми жертвами?       Умирать в ближайшее время я все равно не планирую, а так хотя бы развлекусь как следует.       В конце концов бороться с обидами дьявольского отродья мне не привыкать, хотя сомневаюсь, что в этот раз дело обойдется малой кровью. В драках я сильна, не спорю, но в сложных хитросплетениях гениальных умов — нет.       Увы, тут просто без шансов.       К счастью, до сего момента с дражайшей личинкой дьявола мы не пересекались никоим образом.       Изредка я получала сладости или же горсть фунтов по почте от Дэннис с Чарли, которые прятала по укромным местам злачного приюта, и короткие весточки насчет относительно спокойного состояния Тома, но на этом все.       Информация кончалась до того, как я могла распознать какие-нибудь тревожные знаки.       Ну хоть от ребенка юный темный волшебник не избавился — и то удача.       Да и кто сказал, что в моих силах что-то изменить? Такой, как Том, скорее прогнется, чем переломится.       И вид неподвижно замершей фигуры возле обычно пустующей второй кровати только доказывает очевидное.       Когда-то такое уже было.       Видно услышав мои шаги по неприятным поскрипываниям половиц деревянной лестницы, он резко захлопнул темный грузный чемодан, лежащий на мягкой поверхности голой постели, повернувшись вполоборота.       Не беря во внимание непривычно высокий для голодающих из-за нехватки еды сирот рост, Том почти не изменился с нашей последней встречи.       Те же тонкие черты лица с горящими неприкрытой злостью угольно-черными глазами, тот же выделяющийся ярким пятном красный шарф на хрупкой вытянутой шее, то же гадкое ощущение давящей на плечи магии, призывающей склонить голову непокорных поданных.       К горлу подкатил ком липкой тошноты.       От его полного ненависти и презрения взгляда меня как будто бы с ног до головы окатило ушатом ледяной воды. В сознании раздалось перемотанное сотни раз раскатистое «сдохни!», и я не решилась переступить порог собственной комнаты, так и оставшись подпирать собой дверной проем.       Мальчишка не сказал мне и слова.       Он просто смотрел пробирающим до мурашек холодным взором глубоких бездонных глаз, да так, что все заготовленные слова застревали еще в глотке, а по спине катились капельки холодного пота.       На какое-то сиюминутное мгновение — непростительный приступ слабости — мне захотелось сказать «прости».       Признаться в том, что я сожалела о содеянном.       Жаль, что, если бы мне дали еще один подобный шанс, я бы, не раздумывая, поступила точно так же, как и тогда.       А просить прощения за то, в чем ты не раскаиваешься, бессмысленное занятие.       Проходя мимо двери, Том нарочно толкнул меня плечом.       Но я впервые не проронила ни слова против.

***

      За весь оставшийся вечер он так и не подал голос, по пятам следуя тихой незримой тенью.       Погруженная в тягостные раздумья, я бы даже не заметила того, что нередко пугающий собственной навязчивостью Риддл вовсе не завернул оглобли, оставив наедине c одиночеством, если бы не сравнявшаяся по цвету с трупом Эмили, к которой я по привычке подсела за ужином.       Безобидная, добрая девочка, осмелившаяся заговорить со мной лишь из-за отсутствия «страшного» братца, который, по ее словам, запугал едва ли не всех воспитанников приюта, дабы те и словом лишним обменяться со мной не могли.       Что сказать, довольно милое проявление заботы.       Как раз в стиле Темного Лорда.       По крайней мере, я оценила.       Хотя задело меня это, откровенно говоря, несильно. Все равно не планировала водить дружбу с лицами младше шестнадцати лет. Банально не та возрастная категория. Да и о чем с ними можно было поговорить? Об оловянных солдатиках да кукольных платьях? Пф, даже звучит не смешно. — Если тебе неудобно, — уже подняв поднос, неловко сказала вслух, поглядывая на расположившегося справа мальчика. — Мы можем пере… — Не стоит! — перебила та, панически взмахнув руками. — Я просто удивилась, что Том так скоро вернулся. Аза говорила, что вам попалась очень милая и дружная семья. — Азалия.       Подавившись ложкой картофельного супа, я сдавленно закашлялась, не ожидая услышать знакомый бесстрастный голос с хриплыми нотками.       И судя по неверяще распахнувшимся глазам белокурой девочки, она всецело разделяла мои эмоции. — Что? — Ее зовут Азалия. Не Аза. — Прости, — сжавшись, пробормотала та слабые извинения, полностью сосредотачиваясь на еде.       Могу понять ее.       Чем разбираться с эмоциональным фоном нестабильного подростка, лучше сконцентрировать все свое внимание на постепенно остывавшей, пресной на вкус похлебке.       Не самый худший суп в моей жизни, потому что мелкие кусочки картофеля здесь все-таки плавали, но наличие серой пенки на жидкой поверхности несколько настораживало. Правда, постоянно страдающую от голода меня это никогда не останавливало.       Странно, что несмотря на собственную «всеядность» набрать приличную мышечную массу мне так и не удалось. Возможно, взыграли последствия тренировок со стихийными выбросами. — Если тебе противно есть эту гадость, можешь оставить мне, — невзначай бросила в сторону застывшего Тома, что с неописуемым выражением лица безучастно уставился на тарелку холодной похлебки.       В ответ нахмурившийся мальчик с завидной прытью отправил в рот несколько ложек так называемой «гадости», опустошив посудину задолго до того момента, как я прикончила свою порцию.       «Его право», — флегматично пронеслось в уме вместе с легким пожатием плеч. — «Мое дело только предупредить».       За ожидаемо сорвавшимся с места Риддлом я направилась далеко не сразу, давая необходимое время на то, чтобы привести мысли в порядок. Причем не столько ему, сколько самой себе.       В происходящей драме, конечно же, не было моей вины.       Я не принуждала его возвращаться назад. В самое сердце нищеты и болезней. Место, где смерть покажется не ненавистным избавлением, а долгожданным покоем. Наоборот, я так долго убеждала его в том, что ему здесь не место, что это стало моей аксиомой.       Так какого, собственно, черта?       Откуда взялось это неуютное, треклятое чувство тяжелой вины?       Остановившись у блеклой, потрескавшейся от старости дверцы туалета для мальчиков, я сдавленно вздохнула, вслушиваясь в приглушенные звуки беспрерывной рвоты над унитазом.       Можно было себя поздравить, Риддл и впрямь превратился в домашнего мальчика.       Не оседала бы эта победа горьким вкусом пепла на языке, и я бы точно как следует отпраздновала данное событие.       С минутным колебанием я неохотно толкнула дверь, заходя вовнутрь помещения после быстрой проверки на исправность дверного замка, которому минул неясно какой десяток лет.       Не хотелось бы, чтобы столь неприглядную картину скорчившегося над раковиной будущего Темного Лорда застал какой-нибудь маггловский проходимец. Как минимум позор на века обеспечен.       Поймав мою поневоле растекшуюся на устах ухмылку, Том моментально пришел в ярость, с такой силой вцепившись в несчастный бортик раковины, что от напряжения побелели пальцы: — Это все из-за тебя. — Что? — Только из-за тебя я решил вернуться назад, — выдавил он из себя, откашливая кровавую слюну. — Если бы не ты, Азалия, ноги моей бы здесь не было и мне бы не пришлось напрасно страдать, подобно какому-то…       Взрыв гнева победил притупленное чувство необъяснимого страха, кровь стремительно вскипела в венах, а рука, словно по наитию какого-то импульса, потянулась к чужой щеке, отвесив отрезвляющую пощечину, звук которой прозвучал оглушительным выстрелом в наступившей тишине.       Ощущение странной пустоты, досадной горечи спазмом схватило за горло, не давая дышать полной грудью и вынуждая потерянно хватать ртом обжигающий легкие спертый воздух.       Бешеная ярость смешалась с убийственной тоской, ядовитой желчью разъедая все на своем пути.       И от этой гремучей смеси противоречивых эмоций отчаянно, просто до безумия сильно захотелось отхлебнуть забытой дедовской водки прямо из горлышка. — Т-ты ударила меня? — дотронувшись до покрасневшей от силы удара щеки, Том неверяще распахнул посветлевшие от боли глаза. — Меня? — Не смей, — срывающимся не то от гнева, не то от обиды голосом промолвила я, торопливо моргая ресницами, дабы прогнать подступающие жгучие слезы. — Не смей обвинять меня в том, о чем я немало раз тебя предупреждала. Я говорила, что ты пожалеешь о том, что покинешь семью Кросбисов. Я говорила, что ты отвык от приютской жизни и не сразу адаптируешься к тому, что тебе так противно. Я говорила, что не вечно буду плестись следом за тобой и тебе давно пора начать расставлять приоритеты, — дрожащий вздох. — Не после того, что я сделала для тебя, неблагодарный засранец!       Гневная тирада, прописанная белыми нитками, вопреки собственному посылу, дала прямо противоположный эффект замедленной бомбы. — Это я неблагодарный, Аза?! Я?! — всплеснув руками, праведно возмутился он. — Да любая другая на твоем месте хотя бы причитающиеся извинения принесла за то, что так грубо вмешалась в чужую жизнь! Мало того, что ты бросила меня наедине с абсолютно равнодушными ко мне людьми, так еще и приложила все усилия на то, чтобы прекратить любые зачатки общения! — сорвавшись на вымученный смешок. — Мы не виделись целых семь месяцев и двадцать шесть дней, но единственное, что я получил взамен за свое терпеливое ожидание, — это гробовое молчание и хлесткая пощечина… Т-ты даже не обняла меня.       «Не обняла».       Последняя фраза была настолько не вписывающейся в общую картину обособленного, независимого темного колдуна, коего из себя строил Риддл, что я не сдержала нервного смеха.       Не дав мальчишке вставить и слова против, я резко заключила его несильно сопротивляющуюся тушку в крепкие объятиях и спешно произнесла, пока не передумала: — Господи, Том, если тебе вдруг так сильно приспичит обнять меня или прижаться еще каким способом, просто сделай это. Не надо разыгрывать целый спектакль, хорошо? Я все равно не буду возражать.       Он неуклюже завозился из-за приметной разницы в росте, удобнее устраивая специально склонившуюся вниз голову на моем плече, и глухо пробормотал, успокаиваясь: — Обещаешь? — Да куда я денусь.