Лепестки азалий

— Гарри, постойте, уже смеркается! Я не могу позволить вам бродить в такое время возле замка одному! — В таком случае — присоединяйтесь, сэр! — Exactly how did you get out of the castle, Harry? — Through the front door sir. Гарри Поттер и Принц-полукровка (Harry Potter and Half Blood Prince) Гарри Поттер Гораций Слизнорт

***

      Первые три года в приюте я посвятила освоению речи и передвижения, так как заняться все равно было нечем. Если большинство попаданцев старались в такое нелегкое время выучить незнакомый язык, то мне, как человеку, усиленно готовившемуся к экзаменам по английскому, такие беды были не страшны.       Помнится, в своем стремлении достичь так называемого «идеала» я даже записывалась в разговорные клубы, чтобы избавиться от малейших зачатков акцента.       Кроме того, присущие детям проблемы с координацией пугали мою привыкшую к подвижному образу жизни душу не на шутку.       Я привыкла к тому, что мы с телом находимся на одной волне, наслаждаясь каждой секундой проведенного друг с другом времени, поэтому на каждое неуклюжее спотыкание и падение реагировала со стандартно возмущенным лицом.       В… так сказать «прошлой жизни» меня еще в начальной школе записали в спортивную секцию по восточным единоборствам. Маман питала бесцельную надежду на то, что строгие правила и стойкий азиатский дух смогут выбить из меня детскую дурь хлестким бамбуком, и не в первый раз познала вкус поражения.       Может, перед тренером я и приучилась строить из себя невинную овечку, но, возвращаясь домой, отрывалась по полной: разбитое футбольным мячом окно или плачущий из-за подбитого глаза соседский мальчуган были обычной картиной для нашей веселой семейки.       К сожалению, в дальнейшем мое подозрительное увлечение тхэквондо поддержала только ухохатывающаяся до слез тетя Люба, что получала особое наслаждение от вида одерживающей победу в уличных драках начинающей хулиганки.       Мать, заработавшая пару седых прядей, была иного мнения, в срочном порядке записав непослушное бойкое чадо в находившуюся поблизости художественную школу, в поступлении в которую немало помогла моя богатая фантазия.       От небрежной картины дерущихся между собой принцесс судебная комиссия почему-то осталась в полном восторге, в противовес несусветному ужасу материнских мечтаний о невинной примерной дочери.       Все нахваливали нестандартное мышление нового поколения да советовали развивать подобный талант.       Уж в чем в чем, а в импровизации мне не было равных!       На каждый урок со свободной темой на мои живописные картины любоваться приходили не только ученики, но еще и учителя. Причем уходили все со смешанными эмоциями: кто с задумчивым ликом известного «Мыслителя», а кто с глуповатым выражением ничего не понимающего деревенского простачка.       Однако, несмотря на то, что с тхэквондо я покончила на красном поясе, спортом заниматься не переставала никогда. В шестнадцать лет даже довелось присоединиться к группе энтузиастов, которые в свободное время занимались паркуром.       Впрочем, над новым положением вещей горевала я недолго.       В конце концов, у юркого детского тельца были свои преимущества, кроме того, что можно было пролезть через любую щель. К примеру, новообретенная гибкость мышц не переставала радовать своими возможностями.       На то же освоение шпагата в прошлом я потратила как минимум полтора года из-за того, что застряла на продольном ввиду собственной «одеревенелости».       Главное только не останавливаться на достигнутом и усидчиво развивать эту особенность.       Благо, соответствующий план тренировок был вызубрен назубок.       Конечно, кое-какие упражнения подвергнутся некоторой корректировке, ведь предназначены были на организм взрослого человека, но в целом и в общем с этим можно было работать.       Тома мои нелепые «кривляния» впечатлили несильно, возможно, я даже потеряла пару очков репутации в его глазах, на что мне было, если быть честной, глубоко насрать.       С тех пор как это маленькое дьявольское отродье научилось говорить — сомнения насчет достоверности чужой личности окончательно распались.       Можно ли было назвать это врожденной способностью, но ядовитому сарказму и неприкрытому ехидству злобного мальчика мог позавидовать любой взрослый, разбиравшийся в искусстве «оскорбительных комплиментов».       Что уж говорить об остроте ума и полному отсутствию эмоционального фона.       Я не пытаюсь придраться, как может показаться на первый взгляд, учитывая наличие собственной неприязни, но мне и раньше доводилось замечать крайнюю жестокость и чересчур яркое равнодушие ко всему, что его окружало.       Стоит только припомнить вчерашний инцидент на детском дворе с трупом застрявшей между платформой карусели и землей птицы, чьи завывающие предсмертные звуки довели не заметивших ту детей до самой настоящей истерики.       Даже прибежавшая вместе со сторожем директриса не смогла скрыть собственного отвращения и доли суеверного ужаса на бледном лице.       Что уж говорить о моих расшатанных нервах, которые были в шаге от срыва, когда стоящий рядом Том беззаботным тоном предложил прокатиться на злосчастной карусели несколько лишних кругов, раз уж ее наконец освободили.       И как бы я ни уповала на то, что тот, как обычно, шутил или дразнил в своем собственном извращенном чувстве юмора, мальчик был абсолютно серьезен. Далеко не первый и не последний раз в нашей жизни.       Вот уж не подумала, что мои мысленные издевательства насчет подрастающего «социопата» когда-нибудь станут пророческими.       Не то чтобы я надеялась изменить его и обратить на светлую сторону…       Боже помилуй, горбатого только могила исправит, в особенности если это такой упрямец, как будущий Волдеморт. Просто до меня только начало доходить осознание того, как мне не повезло родиться сестрой массового террориста.       Упорно возникало неприятное ощущение того, что он и меня может с легкостью отбросить в сторону, как надоевшую игрушку. И это притом, что наши отношения я могла назвать более чем терпимыми.       Он редко ссорился со мной, пускай и шел на компромисс с огромным трудом, буквально перешагивая через себя, часто высказывал свое мнение или интересовался моим, подчеркнуто игнорируя остальных сирот, словно каких-то ничтожных букашек, и по возможности старался не расставаться больше, чем на пять-десять минут, как будто бы от этого зависела сама его жизнь.       В общем, не завидую я тем, кто встанет на его пути.       Хуже человека может быть только тот, кому неведомы нормы морали.       Что же касается уклада жизни в приюте, то он был более чем невыносимым.       Подъем в восемь утра, опоздаешь хоть на минуту — остаешься без завтрака, от десяти до двенадцати часов шло некое подобие уроков в игровой комнате, где малышню учили читать, считать и писать.       Интеллектом я по возможности старалась не светить, не видя в этом особого смысла, (сейчас не добрые двадцатые годы, где Америка ищет таланты), показывала самый минимум, строя из себя исключительно умного, но не гениального ребенка.       Так сказать, подражала Риддлу.       Хотя тот, в отличие от меня, и впрямь отличался особым умом и феноменальной памятью, не раз вогнав впечатлительную Марту в долгий ступор каким-нибудь остроумным замечанием или известным высказыванием, которое ей было неведомо.       После приходил обед, тихий час и игровое время, посвященное развлечениям на детской площадке. Хотя мы вместе с Томом в это время тайком сбегали в игровой зал, где, прячась за громадным книжным шкафом, читали разновидные книги.       Пока он не научился читать, приходилось делить одну книжку на двоих и читать ее вслух, что было, откровенно говоря, отвратительным опытом, учитывая ужасное расхождение во мнениях.       Если Том обожал детективы, мистику и немного трагедию, то я наоборот отдавала предпочтение романтике, комедии и жарким приключениям.       Пожалуй, самые громкие ссоры между нами двумя происходили только по двум причинам: либо из-за его чудовищного характера, либо из-за выбора сегодняшнего романа.       К счастью, данное мучение продлилось недолго, Том на диво быстро выучил алфавит и научился читать. Правда, иногда все равно прижимался к моему теплому боку, укладывая голову на плечо и вставляя едкие замечания насчет тупости главных героев под мое раздраженное шипение и просьбы не читать, раз уж так сильно не нравится.       Обычно тот отвечал не менее раздраженным «этот нелогичный бред помогает расслабить мой мозг», что оскорбляло мою натуру романтика до глубины души, и я начинала злостно щекотать это отродье дьявола в области чувствительных подмышек.       В промежутках шести-семи часов в зависимости от дня недели наступал не такой уж и плотный ужин. Ввиду проблем с провиантом из-за царившей в стране безработицы, как и снижения экономики, никому не нужным сиротам часто приходилось голодать да работать на благо церкви с деревней.       На младших детей это правило еще не распространялось, хотя нас уже заставляли принимать участие в церковных хорах, кои Том терпеть не мог из-за того, что исполнял основную партию.       Как сказал руководитель хора, «у мальчика ангельский голос, миссис Коул!», что меня довольно сильно рассмешило.       Что в прошлом мире, что в этом мне будто медведь на ухо наступил.       Правда, благодаря мелодичности голоса этого тела все было не так уж и плохо.       К окончанию ужина всех воспитанников отправляли по комнатам, и, господи, это, наверное, было единственной приятной вещью из всех. Как самым отчужденным и замкнутым детям всего приюта, нам с Томом до ужаса повезло оказаться соседями в отдельной от всех остальных комнате.       Не представляю, как бы жила в одном помещении с тридцатью озлобленными девочками, у которых была выстроена своя собственная иерархия, в кою я пока старалась не лезть, что прекрасно позволял собственный возраст.       В глазах старших по возрасту сирот беспомощная пятилетка представляла интерес не больше, чем годовалый младенец.       Пока мне везло, но вечно ли будет продолжаться это везение?       Громко захлопнув прочитанную от корки до корки «Алису в зазеркалье», я несильно стукнулась головой об стену позади себя, силясь разбавить охвативший тело озноб из-за декабрьского мороза.       Можно было бы провести непредсказуемый эксперимент и согреться с помощью магии, но я старалась не рисковать, поэтому довольствовалась тем, что изредка воровала продукты из кухни или кабинета директрисы с помощью телекинеза.       Личинку Темного Лорда подобные мелочи не привлекали, поэтому он налегал на что-то крупнее характером: блестящие сережки громко хваставшейся Аманды Холден, механический робот Билли Стабса и пара фунтов, незаметно стащенных из кошелька выпившей лишнюю стопку миссис Коул.       Чужие действия осуждать было трудно, если уж не невозможно, так как по итогу я становилась соучастницей каждого его преступления, ведь после того, как Том терял интерес, он тут же отдавал все свои «сокровища» мне, дабы то ли порадовать, то ли избавиться от неугодного хлама.       И если робота Билли я без промедления вернула тому назад, пока тот не видел, то все остальное… Стыдно признаться, но я решила отложить это на случай поступления в Хогвартс, чтобы обменять в каком-нибудь ломбарде.       Почувствовав, как кто-то дергает меня за рукав старого вязаного свитера потускневшего красного цвета, я лениво посмотрела в горящие любопытством глаза Тома, чей цвет мог посоперничать с беспробудной тьмой глубокого синего озера: — Чего тебе? — Аза, почему мы не празднуем дни рождения? — задал он вполне логичный, но довольно-таки внезапный по своей силе вопрос. — В рассказах, которые я прочитал, главные герои всегда пекут торт и дарят имениннику подарки, говоря, что этот день всецело принадлежит ему. Даже на Рождество единственное, что мы получили, это прогнившие мандарины, из-за которых отравились Эмилия с Питером и еще несколько человек. — Ты забыл упомянуть, как мы пели «Вести ангельской внемли», — фыркнула я, удостаиваясь злого щипка по ляжкам. — Том! — Я ненавижу церковные песни и воскресные молитвы, — закатив глаза, со скривившейся гримасой выдавил Том. — И ты это прекрасно знаешь.       На самом деле, я была солидарна с ним.       Не было ничего хуже раннего подъема в ленивое воскресенье, когда единственное, чего жаждет твое продрогшее от холода тело, — это кружка горячего какао и тихо потрескивающий камин напротив удобного бабушкиного кресла. — Вот уж ни за что бы не подумала, что ты когда-нибудь будешь завидовать книжным героям, — наигранно сморщив нос, с упреком добавила патетичное. — Это так низко, Том! — Заткнись, Аза, — обиженно надулся мальчик, сосредоточившись на лежащей на худых коленках энциклопедии. — Это не смешно.       Что поделать, я обожала дразнить маленьких наивных детишек, особенно если им было обещано стать Темными Лордами.       Покопавшись в карманах широкой юбочки, которую я, по обыкновению, подвязывала веревкой, чтобы та не сползала вниз, я медленно вытащила на свет помявшийся лист бумаги, после чего протянула в сторону исподтишка наблюдавшего за моими движениями ребенка: — Твои слова напомнили мне, что сегодня твой день рождения, так что… Наслаждайся, маленький демоненок! Хоть ты и был плохим мальчиком, старшая сестра Азалия слишком добра, чтобы отказывать этим печальным глазкам. — …это мне? — неприкрыто удивился Том, неуверенно разворачивая сложенный альбомный лист.       И немудрено, делиться с ним я не любила, да и подарки дарила крайне редко.       Хотя, наблюдая за окрасившимися в восторженный синий цвет глазами дотянувшегося до звезд ребенка, мне подумалось, что неплохо было бы исправить данное упущение. Бесполезно было отрицать, в незапятнанном детском счастье маленький Волдеморт был до грешного прекрасен.       Слишком прекрасен для этого скучного мира.       Что я и постаралась отобразить на бумаге с помощью различных по цвету мелков, которые так быстро заканчивались, что приходилось использовать все новые и новые, пока портрет смеющегося мальчишки не превратился в до безумия яркую сцену ожившей абстракции. — С днем рождения, Том, — сквозь смех прошептала я в темноте пустого игрового зала пропащего приюта. — Желаю тебе не потерять свой милый кнопочный нос!       Закатив глаза и поколебавшись мгновение, он быстро подался вперед, неловко соприкоснувшись сухими губами с моей щекой, после чего до безумия медленно отстранился назад и, прижавшись горячим лбом к моему плечу, таким же шепотом сказал благодарное: — С днем рождения, Аза. Должен признать, твой подарок был немного лучше того сладкого убожества на Новый Год. — Если бы Марта услышала твои слова, то справедливо обиделась за свой с любовью приготовленный кремовый торт. — К счастью, мы здесь одни.       В наступившей тишине, окружившей нас замогильным холодом, последняя фраза прозвучала как никогда зловеще, отчего я не сдержала нервного смеха.

***

Примечание.

Тхэквондо́, также таэквондо́ — корейское боевое искусство. Характерная особенность — активное использование ног в бою; причём как для ударов, так и для защитных действий. Слово «тхэквондо» складывается из трёх слов: [тхэ] «топтать» + [квон] «кулак» + [до] «путь, метод, учение, дао». По определению Чхве Хон Хи: Парку́р — скоростное перемещение и преодоление препятствий с использованием прыжковых элементов. Многими занимающимися воспринимается как стиль жизни. В настоящее время активно практикуется и развивается многими объединениями и частными лицами во многих странах, городах и сёлах. Продольным шпагатом называется такое положение тела, при котором ноги разведены вперед и назад при соблюдении всех правил, изложенных выше. Вести ангельской внемли (англ. Hark! The Herald Angels Sing) — одна из наиболее популярных английских рождественских песен. Автором песни является Чарльз Уэсли, младший брат богослова Джона Уэсли и автор более чем 5000 гимнов; он включил её в сборник Hymns and Sacred Poems в 1739 году. У Даниила Ясько, в сборнике Гимны христиан песня значится под № 216.