Теперь и я в твоих лапах...

Он ворочается от тяжкого сна, который, словно поезд без тормозов, вез его прямиком к обрыву. Пока он падал, падал и падал, перед глазами мелькали образы, далеко знакомые, но будто впервые увиденные. Это было похоже на трип, купе поезда бесконечно искажалось, росло, надувалось в эффекте рыбьего глаза, а сквозь всю эту фантасмагорию слышался чей-то голос: «Нет, не может быть! Не может быть! Вы не можете быть правы! Он не мог!..» Это были его собственные слова, в тот самый день, когда в морге он увидел тело своей любимой. Только теперь их произносила женщина. И, кажется, именно Сьюзи Кэмпбелл. Купе начинает трясти, поезд ощутимо приближался к наклонной. Скоро Лоуренсу будет не за что держаться, его по инерции выкинет в другой конец. Неужели он умер? Почему они со Сьюзи вдруг поменялись местами? «Будьте вы все прокляты, вы и ваша гребаная...» И тут, из дальнего конца купе, виднеется странный свет, будто солнце наведалось в гости. Сэмми отчего-то увидел в нем возможность спастись, добраться до Сьюзи и сказать ей, что он здесь, живой и здоровый. Он не может умереть, по крайней мере, до сего момента активно запрещал себе это. Он тянет руку, пытается добежать до ослепляющего света, и у него тут же кончаются все силы. Стоило сделать шаг, как перехватило дыхание, а следом Лоуренс обнаруживает, что его ноги уже не касались пола. Его вагон теперь в вертикальном положении, падает в беспросветную пропасть, а Сэмми все дальше и дальше от спасительного света...

***

Сон любимого был неспокоен. Демон едва сомкнул веки, как его резко хватают за рукав рубашки. Сэмми извивался, кричал, умолял отпустить его, и чем дольше этот акт продолжался, тем бессвязнее становились слова. Сэмми трясет Демона за плечи, сначала кричит какие-то слова, а после они вовсе пропадают, уступая место истошному крику сквозь страшное рычание. Глаза открыты, но Сэмми явно еще во сне, это было видно по бессознательному взгляду в пустоту. С трудом Демон вырывается из хватки любимого, от неожиданности отшатывается к стене и приникает к ней спиной, стараясь отдышаться. Даже Демона поведение Лоуренса повергло в шок. На секунду ему показалось, что лицо Сэмми исказилось до неузнаваемости, но вполне вероятно, что это игра воображения. Когда ни с того ни с сего его пробудили от кратковременного сна и принялись трепать, словно мягкую игрушку, кто угодно потеряет дар речи. В эту секунду Демону было страшно как никогда прежде.

***

12 часов спустя...

... Наконец, он открывает глаза. Поднимается так резко, с таким рвением вдыхает спасительный воздух, и так сильно болят его отвыкшие от дыхания легкие, что первой мыслью его было: «я проснулся! Я живой!». Не верилось ни во что вокруг себя, так и таился внутри страх нереальности происходящего; не верилось, что оставшаяся дымка сна не означала его конец, а знаменовала какое-то новое начало. В практически полном бессознании, шокированный кошмаром, он поднимается с места, в упор не видит лежащего рядом с ним Демона. Зато тот его заметил сразу же, как только почувствовал, как под чужими шагами начали прогибаться половицы. — Сэмми? Эй, куда ты? Тебе же... — Демон не мог точно сформулировать, что ему хотелось сказать. Только что проснувшийся и обеспокоенный, он не мог поспевать за своими мыслями. Этот несвязный поток прервал Лоуренс, когда уже начал понемногу различать пространство. Голова еще шла кругом, но голос Демона звучал на удивление отчетливо. Словно в самом разуме. — Нет, оставайся на месте, — Произносит Сэмми хрипло и настороженно, — Не иди за мной, мне... мне нужен покой... покой и тишина. Оставь меня. Казалось, Сэмми не владел собой, за него это сказало словно его сознание. Оно отчаянно хотело остаться наедине с собой, панически остерегалось Демона, Лоуренс же не хотел ничего, кроме как разобраться во всем произошедшем. Ощущение, когда за кого-то говорит его собственное сознание, весьма специфично и знакомо только тем, кто пережил это на себе. В такие моменты и сам не веришь, что это говоришь ты. Демон же попытался выйти на компромисс, узнать от любимого хоть что-нибудь, может, даже попытаться удержать, но... — Скажи хоть, как ты чувствуешь себя... ... Но Сэмми реагирует крайне негативно, резко стискивает руками голову и протяжно кричит, будто бы от острейшей боли. Демон вздрагивает, не понимая происходящего и, в некоторой степени, сконфузившись. Все его тело замирает, стоило вновь услышать чей-то крик. Он снова чувствует себя маленьким Бенди, как в те далекие времена, когда Джоуи проклинал его за одно лишь существование. Почему же Сэмми внезапно закричал? Демон сказал что-то не так? Его любимый заслонил ладонями уши, согнулся практически пополам, и все, что он смог сказать, было лишь хриплое: — Пошел... прочь...

***

— Убирайся! — Джоуи кинул в Бенди первое, что попалось под руку. Малыш не мог видеть, что это, до этого его огрели стулом, и глаза стали заслонять чернила, скорее всего, из раны. — Не надо тянуть ко мне свои мерзкие ручонки! И прекращай реветь! — Мужчина хватает Бенди за рожки и с размаху врезает маленькое тельце в стену. Существо вскрикивает, но голос быстро срывается, когда Джоуи отшвыривает его в коридор. Тысячу раз покрытые ссадинами колени заболели вновь, новоиспеченное существо не могло похвастать тем обилием умений, которое будет у него спустя несколько лет, когда он уже вырастет и прикончит создателя. Но пока все, что он может, лишь принимать, боязно смотреть из-за своего плеча на надвигающуюся фигуру. — Дрянь, — Процеживает мужчина с особым ревом гнева, ненависти. На глазах Бенди выступают слезы. — Если есть способ прикончить тебя, я его найду, так и знай, мелкое отродье!.. Возможно, он кричал что-то еще, но теперь Бенди стискивал голову так сильно, что, казалось, она вот-вот лопнет. Безумно хотелось свести на нет весь этот шум, промотать время вперед, чтобы этот истошный крик закончился... «Не кричи, не кричи, не кричи...»

***

Демон в ярости ударяет кулаком по стене, и та расползается в крупных трещинах. Наконец, неприятные воспоминания покидают его, он рычит, оголяя свои клыки, скалится так, словно его обидчик был у него перед носом, однако на сей раз он абсолютно один... Сэмми Лоуренс, его любимый, луч света в его непроглядной тьме под названием «детство», уже ушел. Сегодня с ними обоими определённо что-то случилось. — Кажется, я идиот. Нет, мы оба. Зачем, зачем ты спас меня, Лоуренс...

***

Опершись о стену, Сэмми шел по длинному коридору, смутно знакомому. Голова ещё жутко гудела, простреливала резкой болью, а уши закладывало от чрезмерно громких звуков. Фоновые шумы теперь звучали как тысячи циркулярных пил, хотя до этого были давно привычными. Раньше он целовал руки судьбе за то, что та позволила ему выжить, вслушивался в каждый звук и с каждым мигом понимал, что он по-настоящему жив, а сейчас же хотелось навсегда оглохнуть. Какой-то нервный импульс пронзил шею, и голова Сэмми ощутимо дернулась. В голове начался бесконечный мысленный поток, от которого стало дурно. «Я стал его, я позволил, я умер, это не я, не я, не я... Еда... Есть... Голоден... Не могу... Это не я... Что со мной?..» Этот шум окончательно заложил уши, слышалось подобие ультразвука, перед глазами — сплошная рябь, Лоуренс был уже не властен над своим телом. Быть может, то было привыкание тела к новой крови, но прямо сейчас сказать наверняка невозможно. Состояние было таким, словно вот-вот тело просто-напросто рухнет без сознания. Лоуренс начинал слышать новые звуки, различать шебуршание насекомых в щелях, испытывать голод, по ощущениям, двухнедельный. Он и сам не понял, что произошло, как вдруг, едва услышав что-то маленькое рядом с собой, тотчас схватил его и принялся поедать, не обращая внимания на то, что́ он вообще ест. Он едва успевал различать свои тактильные ощущения. Языком он чувствовал маленькие лапки, жилки, тонкие косточки — все это мигом разгрызалось и проглатывалось, здравый смысл даже не успевал на это реагировать. Все было похоже на фантасмагорию, и по ощущениям она длилась целую вечность. В этих иллюзиях, возникавших перед глазами, можно было увидеть чуть ли не новый мир, на время даже Лоуренс потерял связь с реальностью, но вскоре... Голова перестала гудеть, слух стал чище, громкие звуки стихли, а чувство голода внезапно ушло...

***

Взгляд Аделин застыл на одном месте, в каком-то дальнем углу под потолком. Неподвижные белые точки зрачков испуганно разглядывали нечто, там находящееся. Даже после того как Том вошел в комнату, девушка не шелохнулась. Её поведение сразу привлекло его, насторожило, и он, привыкший к тайнам, сразу начал прокручивать в голове причины и следствия. В конце концов, он подходит ближе к Аделин, невесомо кладёт руку ей на плечо и бесцеремонно интересуется: — Прием, просыпаемся, — Грубо обращается он, щёлкая пальцами перед взглядом девушки, и та слабо вздрагивает, начав часто моргать. — Ох, Том... — Произносит она сначала сконфуженно из-за внезапного визита, а после в ее голосе начинают читаться нотки страха. Она медленно указывает пальцем в то место, которое недавно сверлила взглядом, — Смотри. Я не понимаю. Как ты это объяснишь? Том проследил за направлением ее руки и с прищуром вгляделся в тот же угол. Сначала он не видел ничего подозрительного в сгустке живых чернил Демона, но после вспомнил небольшой фрагмент, где он разговаривал с Элисон. В тот момент в этом углу чернила были мертвы, он видел это собственными глазами. Аделин, кажется, тоже. — Не может быть... — Том не позволяет себе сильных эмоций, старается звучать спокойно, однако в голосе все равно читается настороженность. Он отступает на шаг, чтобы лучше видеть объект, а после, чуть погодя, продолжает: — Возрождение вне чернильной машины? Это невозможно! Том сам не верит в собственные слова, подрывается с места и бежит в свою коморку, где он хранил все необходимое для себя и своих экспериментов. Достав склянку и пипетку, возвращается на место, его руки слабо тряслись от волнения и непонимания от того, что он только что увидел. — Не может мертвое тело само создавать живые клетки. На это способна только чернильная машина. Не могли же чернила воссоздаться из ничего? — Размышлял Том в своем обыденном потоке мыслей, который возникал у него каждый раз, когда он исследовал что-то для себя новое. — Но ведь Вселенная тоже создалась из ничего. Откуда-то же взялся Большой взрыв, — Добавилась к рассуждениям Аделин, — Может, и чернила как-то смогли... — Теория большого взрыва принадлежит церкви, не стоит верить домыслам деистов, — Проворчал Том, закатив глаза. Такое высказывание он явно слышит не впервые, и потому лишние объяснения даются ему все труднее и труднее. — Но и наш случай не принадлежит науке, ты так не думаешь? — Парировала Аделин, на сей раз ее хорошо поставленная речь слышалась отчётливо и уверенно. Она подходит к Тому ближе, медленно, одновременно что-то говоря, — Ведь и чернила возродились из ничего. Будто кто-то посторонний отдал им приказ, или даже дал знать о своем присутствии... Аделин явно о чем-то догадывалась, мелкими подсказками старалась донести свои домыслы до Тома, не для того, чтобы он понял, а больше для того, чтобы направить его размышления в другую сторону. «Выглядит так, будто Демон умер, а потом внезапно ожил» — слова Элисон снова дают о себе знать. Кажется, их вспомнил и Том. — То есть... Элисон была права... — Медленно заключает Том, а Аделин лишь кивает. Она не должна рассказывать сама, ей просто не поверят. Очень хотелось поправить Тома, сказать, что на самом деле... ... Но она должна молчать. Молчать, пока имеет такую роскошь.

***

Лоуренс шел медленно, как будто чувствовал впереди запах собственной погибели. Чувства снедали его, самые разные, сплетенные в контрасте. Страх за собственную жизнь танцует в унисон с чувством обречённости, того самого конца, который он уже давно предрекал себе. Умерев, он отдал Демону все. Даже себя. — Это уже не я. Отдался ему, перешагнул, не побоялся, но... Имею ли я теперь цену? Еще один шаг, гораздо тяжелее предыдущего. Мысли словно имели физическую оболочку, взвалились на спину, словно камни. — Прекрати, ты с самого начала знал, что так получится. Чего теперь переживать? Я знал, что рано или поздно... Мысль застревает горьким, плотным комком в горле, губы в досаде поджимаются, взгляд направлен вниз, как будто пред Лоуренсом находился сам Всевышний, которому не хотелось смотреть в глаза. Сам Бог словно насмехался над своим грешным созданием; в Сэмми уже давно засела мысль о том, что он был рожден на этот свет как обычная игрушка в руках Творца. Лоуренс чувствует себя обманутым, опустошенным, покинутым. Пропасть в душе разрасталась шире, и руки все сильнее начинают обнимать плечи. — Боже, в чем я провинился?! — Выкрикивает Сэмми в пустоту, вскинув голову вверх и смотря куда-то вверх, будто стараясь заглянуть сквозь потолок в сами небеса. — Это была игра, не так ли? Что бы я ни делал, я буду обречен. Проклят. Унижен. Если есть в мире справедливость, то где же она? Я столько лет поднимал себя с колен, старался жить как человек! Я был на самом низу, я понял, каково это, решил, что мне там не место! Я выбрался со дна, а ты гонишь меня обратно! Сколько усилий мне стоило взобраться наверх, сколько лет было потрачено, а я опять вернулся туда, в эту грязь, за считанные секунды... По щекам текли слезы, такие горячие и горькие, что их было больно сглатывать. Ощущение того, что все усилия и старания были зря, росло в геометрической прогрессии. Не такого будущего для себя хотел Лоуренс. Совсем не такого. — Я всегда был слабым. Всего боялся и всего избегал. Был падок на зависимости, никогда себя не любил, даже когда я слепил из себя достойного человека. Все старался стать еще лучше, чтобы уж наверняка больше никогда не видеть того зияющего дна... И я стал лучше, начал жить, но... Никто не видел этого. Я засиял, и я погас. Этого никто... Не увидел... Броня с измученного сердца окончательно спала, теперь на этом месте располагалась маленькая, очень нежная и чувственная душа. Спрятанная за оковами и глыбами льда, она старалась им уподобиться. Стать тем, чем не являлась. Слабый человек пережил метаморфоз, слабый человек откатился до исходного состояния. Но разве можно назвать Лоуренса слабым, когда он нашел в себе силы измениться? Когда много лет совершенствовал себя, хотел стать чем-то больше, чем неудачником, и у него отлично получалось... Один неверный шаг, всего один идиот на пути может разрушить всю конструкцию, так трепетно выстраиваемую. Теперь какой у Лоуренса путь? Куда ему идти? — Что ж... — Произносит хриплый голос, рука стирает с глаз капли слез, — Элисон и Том, наверное, ждут вестей, такая чертовщина тут творилась в последнее время. Всяко волновались. А Аделин... — При упоминании этого имени, пусть на мгновение, но в пустой душе Лоуренса стало спокойнее, теплее. Обречённость на немного затемнило чувство малой надежды на то, что хоть кому-то в этом мире он еще нужен. Его товарищи рассчитывают на него, такого ужасно опрометчивого неудачника. — ... Уж она-то точно за меня волнуется. Бедная девушка. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Понадобилось много времени, прежде чем Лоуренс смог успокоиться. Теперь единственные, перед кем ему надо играть роль, — его товарищи. Увлечённые экспериментами, они ничего не знают, перед ними надо вести себя достойно, ведь Сэмми — их опора и защита. Если покажет слабость, надежда тех троих моментально угаснет, пропадет их уверенность в завтрашнем дне. «Даже находясь на самом низу, человек должен вести себя достойно». Какие-то остатки гордости в Лоуренсе ещё остались. И он пошел, прямиком в секретный проход, в ту самую вентиляцию, откуда вышел вместе с Элисон. Как давно он их не видел... Целых два, очень длинных и мучительных, дня.

***

— О Господи! — Воскликнула Элисон, когда сначала услышала грохот, а после, обернувшись, «ходячего мертвеца». — Сэмми? Как, но... Мы думали, ты умер. Высокая чернильная фигура стояла, опершись плечом о стену и склонив к ней голову. Глаза уставшие, пустые, стеклянные, смотрят на Элисон просто потому, что так принято при разговоре. Лицо же остается серьёзным, таким, каким и было до этого, в их первую встречу. По виду Сэмми можно было лишь догадываться о том, что он ужасно устал, никаких иных подробностей узнать не получится. И не надо. Они не должны знать о том, что... Стоило вспомнить о том, что было, и глаза на мгновение стали влажными от слез, но Сэмми решительно запретил себе такие откровения, быстро проморгался, убрав влагу с глаз. — Еще чего, — Сухо ответил Лоуренс и, с усилием оттолкнувшись от стены, побрел дальше, подходя все ближе к тому самому столу, за которым сидел вместе со всеми несколько дней назад. Те времена кажутся сейчас такими далекими, беззаботными. Они просто сидели вместе, без Демона, без его нападков; просто, по-дружески. Когда Сэмми прошел мимо Элисон, та тут же встала со своего места и поспешила к нему. — Мне позвать остальных? Том сейчас занят во внешней студии, а Аделин... — Подожди, — Только и может сказать Сэмми. Вмиг ему снова становится противно от самого себя. Он надеялся, что сможет совладать с собой, покажет того Лоуренса, которого все видели — сильного, уверенного, но... Он снова стал неудачником, каким и был в 10 лет, в 12, 14... Всегда. Вплоть до 18 лет, пока не начал ломать себя и перестраивать тысячу раз. Он снова едва не плачет, эмоции внутри распирали, раздирали грудную клетку вдребезги. Его броня разрушилась, теперь он беззащитен, и его друзья уже точно разуверуются в нем. Он все испортил. Он всегда все портил. — Позови Аделин. Том, он... не поймёт. — Наконец собирается с мыслями Лоуренс, делая глубокий вдох. Чувства, которые он с трудом закупорил в себе, пытаются увидеть свет, выбраться наружу, распирая грудную клетку изнутри. Ужасное чувство, опять же, не каждому знакомое. Мало в мире обстоятельств, где человек способен испытать эмоции такой же силы. Может ли вообще? Сэмми — он уже не человек, и податливое сердце чернильного монстра всегда откликалось на каждый раздражитель. Элисон, являющаяся такой же обладательницей чуткого сердца, ещё в первые минуты поняла, что на душе у Сэмми было неспокойно. Лицом это был тот же Лоуренс, но глаза, эти стеклянные, пустые глаза выдавали ужас, который они видели. Что-то случилось такое, что Сэмми отчего-то не хочет обсуждать с Томом. Чего же такого он мог «не понять»? За время этой минутной паузы Сэмми, все так же не поворачиваясь к Элисон, усаживается за стол и молча ждёт, когда их дискуссия начнётся. По нему было видно, ни на какие другие темы он разговаривать не в состоянии, значит, груз, который он нес, был слишком тяжёлый, от него хотелось поскорее избавиться. Выговориться. Сердце сжалось в груди от вида своего давнего коллеги, и Элисон медленно направилась в ту комнату, где сидела Аделин. Она знала, разговор будет длинным и сложным, и хотела хоть как-то отодвинуть этот момент... Но вот, она видит девушку, которая словно ждала ее появления. Та все мигом понимает по глазам подруги, и в мыслях ее проносится: «я была права».

***

Девушки сели рядом друг с другом; Элисон — напротив Сэмми, у стены, а Аделин — слева от подруги. Обе учтиво молчали, давая возможность Сэмми собраться с мыслями. Никто его не торопил и не подбадривал — понимали, что бесполезно. Тот же с минуту сидел, уперевшись локтями о стол, а сами руки сложив друг на друга. Смотрел вниз, нахмурившись, явно обдумывая свои дальнейшие слова. Он знал, что хотя бы одна из девушек сейчас разглядывает его, старается выяснить по выражению его лица, в чем дело, поэтому он отчаянно пытается унять дрожь в пальцах. Нельзя пугать их сильнее, чем сейчас, он не может так поступить со своими друзьями. Его дрожащие пальцы лишь сильнее обеспокоят их. В конце концов, понимая, что его раздражает чужой взгляд, он медленно закрывает ладонями лицо и еще с минуту сидит в таком положении. Так, не видя обеспокоенных лиц, думалось гораздо лучше, ясный ум постепенно возвращался к нему. Наконец, медленно отстранив руки от лица, он находит в себе силы посмотреть на девушек. На мгновение они видят привычный взгляд Сэмми Лоуренса, но вскоре он наполняется прежним отчаянием. — Что ж, я справился. Демон полностью доверяет мне, и теперь я могу начать узнавать все то, что меня интересует. Было сложно, Аделин знает, что у меня был бой с ним, вы могли наблюдать его результаты в студии. Надеюсь, чернила не навредили вам... — Голос тихий и спокойный, однако с каждым словом все больше наполняющийся чувством безысходности. В порыве эмоций Элисон от услышанного ударяет кулаком по столу. — Ты знала и ничего не рассказала?! Тебя столько раз просили не скрывать, дать хоть какую-то новость, а ты? Мы себе места не находили! — Так хотел Сэмми! Правда, я не со зла! — В панике замахала руками Аделин. Она хотела начать оправдываться и дальше, но громкий, безмерно усталый голос Лоуренса останавливает и ее, и Элисон. — Девушки, — Он тяжело вздыхает, дрожь в теле усилилась. Меньше всего он хотел разборок из-за его проступков. Было невероятно больно кричать на них, на тех, кто не виноваты совершенно ни в чем. — Слушайте, если бы вы вмешались, то мы бы все умерли. А если бы и выжили, то Демон бы начал на нас охоту. Ваше присутствие было лишним, прошу вас, хватит спорить! Примите все, как есть, и поймите, мне очень тяжело дается собственный рассказ. Я говорю это только вам, потому что Том меня за это на куски порвёт. Поймите правильно. Девушки тут же останавливают любые попытки продолжить спор, виновато глядят на Лоуренса и осознают, что он решил довериться только им обеим, так остро, что в груди начинает жечь. Они только что чуть не подорвали это доверие. — Прости, продолжай, пожалуйста, — Тихо и учтиво просит Аделин, сжавшись, как напуганный ребенок. Неожиданно для нее, Лоуренс посмотрел ей в глаза с едва заметной, но теплой улыбкой, это позволило девушке расслабиться. Такому была удостоена лишь она, далее Лоуренс поворачивается к Элисон и смотрит на нее своим привычным, серьёзным взглядом. — Собственно, эти чернила, отчасти, моя вина. Я очень надеюсь, что с вами все хорошо. — Аделин замечает, как взгляд Сэмми опускается ниже, к руке Элисон, и сердце ее замирает с его следующими, горестными словами, — Что ж, надежды были напрасны. Тяжёлый вздох с его стороны, после которого он закрывает глаза ладонью, а Элисон стыдливо убирает больную руку под стол. — Все нормально, Сэм. Гниль не распространилась дальше... — Оставь, — Вновь усталый голос, после чего Сэмми усилием воли заставляет себя вновь посмотреть в глаза Элисон, той, которую он ранил. К женскому полу Лоуренс всегда относился особенно трепетно, ему с детства говорили о его мужском долге — защищать. Любая рана от его руки на женском теле была для него, словно ожог на сердце. Однажды по его вине умерла мать двоих детей, он поздно сообщил о взрывчатке рядом с их укрытием. Совесть грызла его до сих пор. Последовал новый глубокий вдох, прежде чем Сэмми продолжил: — Я уберу мертвые чернила, попрошу Демона о зачистке. Теперь-то он меня послушает, отродье, — С особой ненавистью он, словно ядовитая змея, выпрыскивает его имя. — Постой, но ты сказал, что Демон и без того тебя послушает. Почему между вами возникла битва? — Не в бровь, а в глаз; Элисон задает тот самый вопрос, на который у Лоуренса нет правдивого ответа. Все, что он может им сказать, сладкую ложь, умолчать о том, что между ними было, но и держать их в неведении не хотелось, тогда их доверие исчезнет. Воспоминания пулей пронзают его память, теперь, когда битва закончилась, она кажется Лоуренсу невероятно противной. Словно назло, сознание не забыло ни единого фрагмента их союза, который больше походил на убийство. Там умер Сэмми Лоуренс, и родился тот, кого черт знает, как зовут. Там завершился тот самый день. Все произошло так, как и хотел Демон...

***

Тот самый день

— Эй, Бенди, серьёзно говорю, отпусти! — Сэмми испугался ни на шутку, теперь его слова для Демона ничего не значили. — Ты любишь ее, хотя она ничего тебе не сделала. Она не страдала, ты ее не спасал. Между вами нет той связи, так почему... Почему не я? — Рассуждало существо своим животным разумом, когда повалило Сэмми на пол. Теперь у него были для этого силы, он с наслаждением осознавал: Сэмми не выбраться. — Она спасла меня! Она дорога мне, я волен любить, кого захочу. Ты — не человек, хватит придуриваться, Бенди. Отпусти! — В панике и гневе кричал Лоуренс, проклиная себя за то, что не мог вырваться из этой крепкой хватки. Страх стал одолевать его сильнее, когда Демон стянул с него брюки. — Не человек? Так ты поэтому отвергаешь меня? — Голос Демона звучал устрашающе. Когда его пальцы почувствовались у самого сфинктера, сердце у Сэмми словно остановилось. — Я докажу, любимый, мы... можем быть вместе. Я покажу, как сильно люблю тебя... — Нет, нет, не смей, ублюдок!.. Не-ет!..

***

Сердце Сэмми билось, как бешеное, стоило вспомнить обо всем, что случилось. В тот день, незадолго до катастрофы, Лоуренс был осквернен. Вчера это случилось снова, на сей раз — не пальцами. Совсем не ими. Лоуренс чувствовал крупный комок, подступивший к горлу, его он уже не сможет сглотнуть. Крупные слезы вот-вот вытекут из глаз, и он им никак не помешает. Пока он ещё мог, Лоуренс ответил Элисон так, что это не являлось полностью ни правдой, ни ложью: — Он просто... слишком сильно «любит». — На последнем слове голос дрожал так, что едва получилось что-либо разобрать. Прежде чем девушки могли заметить первые слезинки, Сэмми закрывается руками, изо всех сил сдерживается, чтобы не всхлипнуть, не дрогнуть. — Прошу, я должен побыть один, — Дрожащим шепотом проговаривает он и просто надеется, что Элисон и Аделин не станут задавать вопросов. Может, они уже все поняли, а может, только догадываются, это уже неважно. Он мужчина, и плакать перед девушками просто не имеет право, потому что тогда в сильной мужской руке они сильно разуверуются. Кто их защитит, если не он? В конце концов, когда он слышит, как закрывается дверь, он дает волю эмоциям. Теперь он придается пустоте. Совершенно один, за закрытой дверью, он позволяет себе заплакать, дает сильным плечам дрогнуть, а рукам, которые убивали множество людей, разрешает закрыть свое лицо вновь. Чувственная сторона Сэмми вывернулась наружу, как изнанка, слезы лились, не переставая, будто бы он отыгрывался за всю свою сознательную, испорченную жизнь. Он понимал, что, в сущности, был виноват во всем. Не пойди он работать в студию, не было бы безумной одержимости Демона. Нет, даже не так. В те времена найти себе работу было очень сложно, студия была Лоуренсу спасением, тем местом, где он смог начать зарабатывать хоть какие-то деньги. Нет, не со студии все началось. Все началось ровно тогда, когда сердобольный Лоуренс решил спасти маленькое существо по имени Бенди. Когда, по приходу в очередной день на свое рабочее место, он увидел оригами в виде самолетика, испачканный чернилами. Когда понял, что это — первый подарок, первый знак внимания со стороны юного Демона. Когда ничего, абсолютно ничего с этим не сделал... — О, Сьюзи... — Обращается он шёпотом к своей любимой, — Ты не простишь мне этого. Ты, моя добрая душа, которая прощала меня всякий раз, когда я напивался или валялся в трипе, никогда не простишь мне того, что я сделал. Моя милая девочка, я бросил ради тебя пить, я бросил наркотики, но когда? Когда ты уже умерла, о Господи, ты не видела, каким я стал... Я начал любить себя, действительно начал, а ты так долго этого ждала... Прости, я снова вернулся к истокам. Я — оскверненная плоть. С кровью Демона в венах. Ради тебя я продал собственную душу. Ради тебя пожертвовал всем, чем было, но... Примешь ли ты меня? Того, кто согласился... — Он делает паузу, сглатывает подступивший ком. Об этом говорить было ужасно тяжело. — Моим первым был Демон. Не ты. Не ты, моя дорогая, любимая и не имеющая цены Сьюзи. И если это поможет, если я найду в себе силы, то... О Боже, как бы я хотел, чтобы ты прямо сейчас сказала, как относишься ко мне! Принимаешь ли ты меня, или мои старания уже напрасны! Не подумай, я готов продолжать, но... Сейчас я действительно не уверен, выдержу ли. Я забыл, насколько чувствительно мое сердце. Если бы ты могла сказать мне, что принимаешь меня, что веришь мне и все еще любишь... Я бы наплевал на свою разбитую душу. Разломался бы на части, но довёл дело до конца. О, Сьюзи... Лоуренс не сразу заметил, как на его плечи легла чужая ладонь. Он очень испугался, вздрогнул и удивлёнными глазами посмотрел на того, кто посмел его тревожить. Не поверил собственным глазам; напротив него стояла Аделин, с этим сочувственным, напуганным взглядом. На любого другого он бы накричал, но Аделин... Сэмми словно подсознательно понял, что именно она сейчас нужна ему. Она поймёт. Никто больше этого не сможет. — О, Сэмми, это ужасно... — Произносит она шепотом, берет руку Лоуренса в свои и крепко сжимает. Садится напротив него, глаза блестят от влаги. — Я даже и подумать не могла... Прости, что вошла к тебе, просто... Не было сил слышать, как ты надрываешься. Так значит, Сьюзи была права... — Сьюзи?! — Тут же подхватил Сэмми, — Ч-что ты имеешь в виду? — Настороженно интересуется он ломаным от слез голосом. Он уже не думал о том, как выглядит перед девушкой. В Аделин он странным образом видел поддержку, ее проницательность и эмпатия сразу бросились ему в глаза. В том же, что она честна и откровенна, он убедился, когда рассказал ей о битве с Демоном. Она действительно не выдала его. Ей было сложно, но она определённо знала цену любому секрету. С таким человеком Сэмми хотелось быть откровенным в ответ. — О, Лоуренс, ты не представляешь, какую борьбу ведет сейчас Сьюзи. Она под контролем Алисы, две души сидят в одном теле. Контроль Сьюзи дается лишь в редких случаях. Когда я познакомилась с Алисой Ангел, думала, что это она, но, как оказалось, тогда это была Сьюзи. Она столько рассказывала про тебя... Сэмми, ты очень смелый и стойкий мужчина, такое под силу даже не единицам. Наверное, только одному тебе... Так сильно бороться за девушку... — Щёки Аделин покраснели, и она отвела взгляд, однако продолжала держать руку Сэмми в своих, — Ты спрашивал, примет ли она тебя после... того, что случилось. Знаешь, пообщавшись со Сьюзи, я могу точно сказать, что ей на это все равно. Она примет тебя любого, зная, что все это ты сделал ради нее. Она еще сильнее полюбит тебя. — Аделин... — Улыбка сама собой появилась на лице Сэмми, — Ты не представляешь, как мне нужны были эти слова... — Его рука высвобождается из рук Аделин, и теперь он берет их своими обоими ладонями, — То есть, со Сьюзи можно поговорить? — Конечно, она только и ждет тебя. Ей сейчас очень тяжело. Думаю, вам обоим станет легче если вы встретитесь... И... Я могу тебе кое-что сказать? — Взгляд Аделин стал серьёзным, подчеркивая тем самым важность разговора. Это не было чем-то вычурным или пустяковым, Сэмми чувствовал это. Именно поэтому кивнул в знак согласия. Глубокий вдох со стороны Аделин, и она продолжает: — Сэмми, то, что ты пережил — ужасно. Получается, что этот монстр преследовал тебя, а после, как появилась возможность... Боже, я понимаю, это тяжело вспоминать, но я это вот к чему. Ведь я тоже подвергалась преследованию. Мой сталкер однажды прислал мне по почте отрубленные руки парня, с которым я случайно поцеловалась в клубе. Он забирался через окно в мою комнату, и... В одну из ночей он изнасиловал меня пистолетом. А я не могла и крикнуть, боясь, что он убьет меня! Я тоже это пережила, я отлично тебя понимаю! Я просто хочу сказать, что ты на этом поле боя не один! По крайней мере, я тоже здесь, вместе с тобой, стою рядом! И мне тоже больно, Лоуренс... Ужасно больно. На лице девушки заблестели первые слезинки, и в этом жесте Лоуренс узнает сам себя. Она тоже держится, чтобы не показаться слабой, смотрит ровно, старается совладать с эмоциями. Ей тоже тяжело, как и Сэмми. Они нашли друг друга. Подробности про пистолет он слышал впервые, для Лоуренса это стало большим потрясением. Мигом забылись собственные переживания. Теперь ему казалось, что проблема Аделин была куда хуже его. Ее сталкер не спрашивал ее разрешения, она ничего не могла с ним сделать. Она лишь играла роль, как и Сэмми. Делала вид, что любила, и только потом сдала его полиции, когда его внимание притупилось, и он действительно поверил в ее покорность. Лоуренс имел над Демоном хоть какую-то власть, у этого чудовища все же были минимальные нормы морали. — Я понимаю, Адель. Спасибо, что делишься со мной своими переживаниями. Спасибо... — Рука Лоуренса касается подбородка девушки, и та инстинктивно приближается к Сэмми ближе. Они соприкасаются лбами, закрыв глаза, словно так выражая немое уважение друг к другу, принятие. Буря в душе Лоуренса начала стихать. Ему все еще больно, пропасть еще зияет, хочется кричать и бить стену, но теперь он понимает, что рядом с ним стоит такая же жертва, как и он, и у нее тоже чешутся кулаки. Но... Одна ли она? — Меня презирают в обществе потерянных. Что ни день, то выживание, меня хотят убить почти все. Называют мятежницей, и понятно, почему, — Слышит Сэмми голос, которого уж точно не ожидал. Элисон. Он оборачивается к ней, а она идет очень медленно, продолжая свой рассказ: — Я пыталась убить Демона и раньше, точнее, мы с Томом. Делали все в тайне, собирали команду лишь из тех, в ком давно ещё замечали ненависть. Все шло хорошо, пока один из наших не предал нас. Тогда Демон, не долго думая, кинул нас в чернильную машину. Наши воспоминания стерлись, мы стали, словно куклы, первое время мы с Томом даже не узнавали друг друга. Мне потребовалось немало усилий, чтобы вспомнить, кто я вообще такая, и зачем боролась все это время... Мы облажались, теперь к нам относятся крайне негативно. Меня не берут в патруль, потому что больше не доверяют, хотя до этого там все были мне хорошими друзьями. За нами первое время шла слежка, и путь из внешней студии сюда был просто сумасшедшим. Приходилось петлять, чтобы эти безумцы не нашли нас и не прибили на месте. Но я-то ладно, я не могу жаловаться тогда, когда знаю, что испытал Том. Вы думаете, он имеет тело мультяшного волка просто так? Ох... — Элисон несколько мгновений продолжает стоять возле Аделин и Сэмми, а потом все же решается присесть. — Я поклялась ему, что не расскажу его историю, но поверьте, она намного хуже наших. Мы здесь все — не ангелы. И, знаете, меня это радует. Неполноценные становятся друг для друга опорой, вот, как сейчас. Сэм, я не слышала всего, что Аделин, я не знаю подробностей, и если когда-нибудь ты решишься раскрыть душу еще раз, прошу, расскажи обо всем, что тебя тревожит. Я тоже очень переживаю. За всех нас. Теперь Сэмми чувствует, как его руки накрывают ладони Элисон. В этом маленьком единении он чувствует словно эмоции двоих девушек. Горесть и надежду Аделин, одиночество и решимость Элисон. Они наполняют пустоту Лоуренса, а он позволяет им протекать по его телу. Он принимает их все, даже самые жуткие эмоции, которые видит в девушках, поглощает без остатка. Дает себе возможность ощутить Элисон и Аделин рядом, на этом пустынном поле боя они стоят вместе с ним. Смотрят страху в глаза. И после этого Сэмми медленно выдыхает. Плечи опускаются, знаменуя спокойствие. Он не один. Еще острее он это понимает, когда Аделин снова обращается к нему: — У нас общий враг, мы все от него пострадали. Особенно ты, Сэмми Лоуренс. Так что... Позволь нам сражаться вместе с тобой. — Уверенный взгляд, твердые слова и намерения, непоколебимость души в этом хрупком создании провоцируют в Сэмми новую улыбку, теплую и нежную. — Да, сражайся, Лоуренс. Отомсти за нас. А когда настанет наш ход, мы все вместе отомстим за тебя, — Добавляет Элисон с уверенной ухмылкой, — И Сьюзи с нами. Мы устроим тебе встречу, обещаем. Вы должны встретиться. — Что бы ни случилось, не сдавайся. — Завершает Аделин, и в эту минуту Лоуренсу кажется, что он не сдержит своих эмоций. Он, долгое время ходящий под толщей льда, впервые за несколько лет после потери близкого человека получает поддержку, понимание, эмпатию. Оказывается, ему так этого не хватало... Он молча встаёт, подходит к девушкам и крепко-крепко их обнимает. На сей раз Лоуренс благодарен себе за то, что решил прийти к ним, открыться, поделиться переживаниями и страхами, которые, как оказалось, у всех общие. Больше нет секретов среди них, они рядом друг с другом. Уже не поодиночке. Силы возвращаются к Лоуренсу, его охватывает прежний азарт битв, душа рвется на свободу. Теперь, когда он знает, что на него не просто надеятся, но и готовы сражаться вместе с ним, страх перед неизвестным начинает отступать. — Вот теперь мне наплевать, на Демона и на эту чёртову студию. Что бы ни случилось, наш план увидит хороший исход, я поборюсь ради нас. — Сообщает Лоуренс в потоке прежнего азарта вперемежку с радостью от ощущения долгожданной легкости. — Я тоже, — Отвечает Аделин. — И я, — Подхватывает Элисон. — Ну, и я тоже, — Добавляет Том, неожиданно для всех появившийся в дверях. Кажется, он только недавно пришёл из внешней студии, смотрел на увиденное зрелище крайне скептически. — Не понимаю, что тут произошло, и с какого перепуга вы такие радостные, но, думаю, случилось что-то хорошее. Иначе как вы объясните мне живого Лоуренса? Сэмми, ошарашенный его приходом, смотрел на него так, словно видел впервые в жизни. — Ты разговариваешь? — Настороженно спрашивает он, высвободившись из объятий. — С добрым утром, — Все так же скептически отвечает Том, — А теперь расскажи мне, как ты, черт возьми, выжил.