Теперь и я в твоих лапах...

Пару минут Сэмми бесстрастно смотрел в лицо своему врагу. Наблюдал, как дрожат уголки его губ, словно сейчас, в эту самую минуту, его улыбка уже готова будет сойти с его самодовольной рожи. Взгляд упал ниже, на его торс. Само по себе из Лоуренса вырвалось мысленное замечание о том, что раньше, когда Демон еще был худощавым существом, он и не думал, что увидит его в таком виде. Многое изменилось за последние годы, и в Демоне, и в Сэмми. Но первый, как уже успел понять Лоуренс, изменился только внешне. И почему он вообще подумал, что этот идиот хоть на грамм станет мягче? Хоть на немного в его отсутствие изменится? — Никогда меня не слушаешь. Никогда не считаешь мои слова чем-то важным. Черт возьми... Да как я вообще могу полюбить тебя, скажи мне? — Все так же безэмоционально, холодно и глухо говорил Лоуренс, пока Демон молча наблюдал за действиями своего музыканта. Взгляд сосредоточенный и смотрящий точно в цель — в глаза Демона, залитые чернильной завесой. На мгновение он чувствовал себя его мишенью, словно на лбу у него уже горела красная точка. Сэмми, помнится, рассказывал о том, как он блестяще справлялся со снайперской винтовкой, даже лучше, чем с привычной для всех Спрингфилд или М1917. Сейчас в руках Сэмми пусть и не было никакого оружия, но этот ледяной взгляд так и предупреждал о том, что если Демон шевельнется — в него тотчас же выстрелят. — Хватит играться. Думал, ты проявишь больше уважения к тому, кто, спустя столько лет твоих безуспешных поисков, приползает к тебе на коленях, как к единственному выходу. — Сначала Лоуренс держался ровно, его слова хлестали, словно кнут, по всему существу Демона, — А ты даже стратегии не поменял. Черт возьми, ты и правда животное. Кобель, который словил гон и теперь ищет себе течную суку. — Он видит непонимание на лице Демона, которое становится еще выразительнее после его слов, и словно рассмотрев в этом немой вопрос, Сэмми резко восклицает: — Да! Представь себе! Пропустил все мимо ушей, даже не пытался успокоить. Любящие люди так не поступают. Скажи, разве можно после такого тебя любить, животное? Теперь Сэмми почти кричал на него, так резко и властно, как будто и не Сэмми это был вовсе, а покойный Джоуи Дрю. В свое время только он обладал такими ораторскими способностями, заставлял дрожать любого, кто слышал его голос. В свое время даже Демон, еще будучи неопытным монстренком, забивался в угол и дрожал от этих резких тонов, ударяющих, словно гром среди ясного неба. С самого детства он жил среди этого страха. Всегда боялся разозлить своего «отца», а при любом удобном случае вообще отходил от него подальше, но не в безлюдные комнаты, а к кому-то в офис, например. Чтобы хоть кто-то был в эту минуту рядом, ибо Демон боялся даже тишины. Порой ему мерещилось, что в момент сладостного покоя, в тихой комнате, Джоуи, всегда появляющийся неожиданно и часто раздражающийся по любому поводу, придет и сюда, начнет кричать, кричать, кричать... А в офисе с кем-то хотя бы было по-будничному шумно. Печатали клавиши печатных машинок, чиркали по бумаге карандаши, перебрасывались короткие фразы. Не тишина, но и не гром. Демону нравилось, когда разговаривают. Нравилось, если что-то шумело под ухом, да что угодно, лишь бы не тишина. Что угодно, лишь бы не крики, от которых чувствуешь словно вину перед всем белым светом. Прошло много лет, и страх перед криком и тишиной никуда не делся. Демон застыл, как терракотовый, остановившись взглядом в какой-то неопределённой точке. Кто бы мог подумать, что крики любимого музыканта окажутся даже болезненнее, чем его ненавистного отца? Вот теперь он по-настоящему боялся. Страх тонкими иглами начал пронизывать кожу, и голоса в голове, которые он уже давно не слышал, вновь, как в старые добрые, заладили очередью: «Не кричи! Не кричи! Не кричи!» Тяжелая рука опускается на оголенную грудь Демона, так тяжело и с ощутимой ненавистью, что мышцы живота напрягаются. Казалось, что после этого действия Сэмми неведомо откуда достанет пистолет и прислонит его ко лбу Демона — тот уже был готов на все. Непредсказуемый Лоуренс — страх, затмевающий боязнь к Джоуи Дрю. — А теперь ты будешь слушать меня не отводя взгляд, — Голос твердый и холодный. Пальцы вжимаются в крепкий пресс, и Демон резко выдыхает, словно не пальцы любимого вонзились в него, а нож. Рука медленно, ни на минуту не ослабляя хват, тянется вверх, царапая и сжимая кожу вокруг себя. Демон затаил дыхание. Следующих слов Сэмми он ждал как прощения за все грехи. Знал, насколько серьезен был его музыкант в такие моменты. Боялся. — Так о чем бишь я... — Сэмми тряхнул головой, и волосы, завязанные в свободный хвост, соскальзывают с его плеча на затылок. В этот момент они кажутся особенно короткими. — Да, жестокое убийство. Солдат из наших, которого убили итальянцы. Его расчленили, руки и ноги аккуратно располагались по бокам, а голова покоилась на собственной груди. Рука сжалась на груди Демона еще крепче, и он тихо хрипит от нарастающей боли. Кончики пальцев его музыканта мягкие, ногти коротко подстрижены по обыкновению для каждого мужчины, однако это единственное, что отделяло Демона от разрыва ткани. Хват крепкий и ровный, рука не дрожала совершенно, как будто бы Сэмми ещё не использовал всю свою силу. Тем не менее Демон все еще смотрел Сэмми в глаза, и едкая улыбочка появилась на его лице. — Вот так. Потом я потребую от тебя пересказ всего, что я сказал. Слово в слово. Ясно? У Демона непроизвольно тоже проявилась слабая ухмылка. Приказы Сэмми он выполнит с удовольствием, от них уже начинало теснить в штанах. Мысль о том, что Сэмми мог почувствовать бедрами твердый бугорок, будоражила сознание. Но Лоуренс приближается к нему ближе, почти соприкасаясь своей грудью с его. Он берет Демона за скулы и стискивает их пальцами. — Ясно? — Повторяет он громче и тверже, на что Демон медленно кивает. В этот короткий миг он стремится рассмотреть каждый узор в радужке его желтых глаз чернильного полумонстра. Надо признать, человеческие были гораздо эффектнее и сложнее структурой. Эти же не были такими родными, как изумрудные, глубокие глазки, на одном из которых виднелось едва заметное темное пятнышко. Но Лоуренс в скором времени выпрямляется, вновь смотрит свысока на своего врага. И продолжает... — Но знаешь, что удивило меня во всем этом мертвенно-бледном виде? — Он схватил Демона за запястье и притянул ближе к себе, — Руки, ноги, голова... Они были так ровно разрезаны, будто бы даже с каким-то фанатизмом или иными религиозными убеждениями. Черт знает, что у этих итальянцев в башке творится. На этом моменте, уверенно глядя на своего врага, так смиренно лежащего под ним, Сэмми целует ему внешнюю сторону кисти этой же руки. Свободной же рукой Сэмми тянется к предплечью Демона и кончиком пальца очерчивает вокруг нее круг. И в этот момент тот отчего-то совершенно ясно чувствует, словно в этом самом месте его руку рассекает острый нож, словно этим самым безымянным солдатом на мгновение стал он сам. А его Лоуренс все продолжал ухмыляться. — Представь себе, и одежда на нем была цела. Не разорвана, лишь капельки крови слегка окропляли его форму, — На этом моменте Сэмми принимается застегивать пуговицы рубашки Демона, как будто действительно считая его за умершего солдата и стараясь в точности запечатлеть его образ. Демону вдруг померещилось, что если бы у Сэмми в этот момент оказался топор, он бы точно довел картину до полного сходства. — «Предупреждение» — так я подумал. Было бы то действительно издевательство, так размозжили бы ему голову крепким выстрелом, да руки бы его забрали себе в качестве трофея. Это было предупреждение о новой атаке. Руки обоих встретились в сцепке, и в этот момент Демон даже обрадовался тому, что лежал под Сэмми и смотрел на него вот так, снизу вверх. На это уверенное лицо, сильные руки и крепко поставленный голос, выдающий годы службы. Он внимал каждому слову, запоминал все в точности до звучания и тона повествования. Он знал, у этой истории будет хороший исход, ведь с его Лоуренсом, таким умным и осторожным, не могло быть иначе. Во времена работы в студии он был единственным, кто не попался на махинации Джоуи, единственным, кого этому старикану не удалось обмануть. Впрочем, это уже совсем иная история. — Тогда я мигом ринулся обратно к своим. Доложил все, как есть, и хоть меня поругали старшие, но все же приняли к сведению мой доклад. И что ты думаешь? На нас действительно напали, ожидали подбить исподтишка, да мы тут как тут, со старой доброй Спрингфилд. Добрую пятерню я зарезал самолично, причем до смеха абсурдно. Обычный кухонный нож унес жизни таких напыщенных идиотов. Они явно действовали не по распоряжениям сверху, а преследовали личные цели. Отчаянные люди... до сих пор удивляюсь их рвению к независимости... На этом он и кончил свою речь, теперь уже безмолвно глядя на Демона, как будто теперь давая слово ему. А между тем закралась у того в голове интересная мысль. Как-то с этим рассказом незаметно провелась у него кое-какая аналогия... Плутовская ухмылка блеснула у Демона на лице, но Сэмми так часто видел ее, что просто не придал этому значения. Резко и надменно потребовал он пересказ своей истории от и до, на что Демон, кивнув, выложил, как есть, все, что только что услышал. Каждое слово, каждый услышанный звук, как будто он уподобился диктофону. Сказать, что Лоуренс был доволен, совершено нельзя. Его теория о прекрасной памяти чернильных монстров подтвердилась, хотя в глубине души он бы хотел, чтобы Демон где-нибудь да запнулся, тогда бы Сэмми с радостью бы опустил своего врага мордой в его ошибку. Но теперь, когда его враг так отчеканил недавно рассказанную историю, эта его улыбочка стала казаться Сэмми все более подозрительной. Впрочем, делать выводы еще рано, и он продолжает, как ни в чем не бывало: — Понимаешь теперь, что́ ты упустил? Сколько моих историй, моей жизни ты пропускал мимо ушей, желая лишь в очередной раз поцеловать? Скажи, что я не прав. Демон медленно замотал головой. — Нет, вовсе нет. Прости. Мне следовало слушать тебя... Звучала знакомая фальшь в его голосе. Как будто бы Демон тоже, подобно Лоуренсу, отыгрывал свою роль. По спине мгновение пробежал холодок: что, если Демон все это время тоже притворялся? Ведь действительно казалось странным, что Демон ничего плохого не сделал с Лоуренсом, когда тот спал, хотя явно был на пределе. Что происходит?.. — Этого мало. Я, может, тебе Америку открою, но к любимому человеку, — если действительно любишь, — так не относятся. Что же, я зря решил тебе довериться? — Продолжал гнуть свою линию Сэмми несмотря на свои тотчас закравшиеся подозрения. Лицо Демона посерьезнело после этих слов, и вот опять, будто бы не так натурально выглядела эта серьезность. Не по глазам, так по губам Демона можно было узнать фальшь: они кривились в улыбке, которую хотели тотчас спрятать. — Нет, Сэмми, нет. Прости меня. Что мне сделать, чтобы ты думал иначе? — Голос спокойный, сожалеющий, но будто бы выискивающий. «Черт возьми, мне это кажется, или он что-то заподозрил? Что это за странные межстрочные знаки в его поведении?» — Думает про себя Лоуренс, нахмурившись. Полумер Сэмми не любил, ему тотчас захотелось здесь и сейчас узнать наверняка, пусты или верны его догадки. В конце концов, нельзя давать слабину. Вот здесь гордость и годится, вот здесь она и отыгрывает лучше любой другой ситуации. Именно в такие моменты она помогает человеку сохранить спокойствие и хладнокровие. Он даже виду не подал, когда заблестели его глаза, когда он увидел в словах Демона возможность подвести все к выгодной для себя стороне. — Для начала раскройся мне в ответ. Ты знаешь обо мне все, а я о тебе — ничего. Может, расскажешь о себе? Или, может, у тебя есть свой уголочек в этой студии? Меня удручает то, что о тебе я действительно ничего не знаю, словно вся твоя история — какие-то ужасные секреты. Если ты действительно любишь меня до безумия, то я имею право знать, не так ли? Сэмми звучит уверенно, внешне он серьёзен, однако в мыслях чертовски хочется усмехнуться. Бинго. Он попал прямо в мишень, прямо туда, куда ему и нужно. Если Демон безо всякого согласится, так это вообще будет подарком судьбы. Сэмми отделается от него даже быстрее, чем предполагал изначально... «Ну давай, раскрой мне всю свою подноготную» — Хищно проговаривает в мыслях Сэмми, внешне внимательно оценивая Демона. Видя его лицо, даже и в мыслях не возникнет, что он может думать о чем-то таком. Однако азарт в душе Лоуренса быстро сменяется недоумением, стоило Демону заговорить. Его плутовская улыбка вновь украшает его бледное лицо. — Я ждал, что ты это скажешь, любимый. Оч-чень ждал, — Он ухмыляется и проводит языком по клыкам. Одна его рука быстрым движением берет Сэмми за затылок и притягивает к себе так, что они сталкиваются лбами. Лоуренс одновременно и не понимает, что происходит, и одновременно осознаёт, что все его догадки, возможно, оказываются верны. Неужели он понял?.. — Смотри, какая штука, любимый... Меня очень настораживает недавняя ситуация со стрельбой в левом крыле. Вчера кто-то расстрелял добрую часть монстров. Доселе ничего такого не было, но тут появляешься ты в моем чернильном мире — и на тебе. Пропадаешь вдруг куда-то, а затем как ни в чем не бывало появляешься и заявляешь, что ты вообще-то не против моих ухаживаний. Я не глуп, Лоуренс. Ты что-то задумал, не так ли? Не поверю, чтобы мой Лоуренс так легко мне сдался... Впрочем, мне все равно на то, каким образом ты попал в мои лапы, однако я вот только недавно осознал, что та стрельба в левом крыле могла быть связана с тобой... И мне стало уже не до нейтралитета. А уж когда ты стал мне напрямую предлагать провести тебя в мое логово, (явно намек на то, что ты знаешь о чем-то таком), так и вовсе все встало на свои места. Мой Лоуренс... — Демон приподнимает свой таз. Твердая плоть в паху начинает активно тереться о бедра Лоуренса, и того прошибают мурашки вовсе не удовольствия. Страха. — Ты же все еще хочешь от меня сбежать, не так ли? В мыслях Лоуренса мелькают самые разные воспоминания. Вспоминаются и ухмылки Демона, когда он целовал его, и его действия, такие отличные от тех, что были в тот день. Не такие развратные. Неужто это как-то связано меж собой? Демон знал обо всем с самого начала? «Нет, конечно, не знал... Только подозревал... Конечно это будет выглядеть странно. Не было, не было, и вдруг появляется готовенький, то есть я. Ну конечно! Конечно! А догадался-то он только что...» — Пронеслось у Лоуренса в голове, и холодные мурашки начали проступать и под кожей его рук, едва не доходя до пальцев. — Знаешь, что тебя выдало, любимый? — Шепчет Демон ему на ухо, все так же держа одной рукой затылок своего музыканта, чтобы и не думал отстраняться, — Вот эта сцена. Сейчас ты — это ты, без приукрас. Тот самый волевой парень, каким был всегда. А до этого... Все эти поцелуи, твое развратное поведение... До этого я не обращал внимания, но сейчас понимаю, какой же большой контраст между тобой сейчас и тобой вчера. Кажется, сейчас ты совсем позабыл о своей роли... Ты очень горд, не смог бы рассказывать мне о своей службе, пока я ласкаю тебя. Потому что «сущее неуважение», не так ли? Ты хотел, чтобы я слушал тебя на твоих условиях. Без фальши. Вот как сейчас. Теперь ты не ласкаешь, а прямо таки настаиваешь, забиваешь в угол. Вот что тебя выдало... Сердце Лоуренса забилось с бешеной скоростью, по кончикам пальцев начал пронизываться медленный холод, а губы задрожали бы, если бы Лоуренс их не сомкнул донельзя плотно. Искрил гнев в его глазах. Как же сильно он недооценил этого подонка. И как же быстро он провалился, не продержался и дня. Что теперь? Сдаться, как и раньше? Не обращать внимания? Сделать вид, будто ничего не было? Игнорировать, демонстрируя свою «гордость»? Резко, как комета, проносится в его памяти один момент, тот день, когда Сьюзи еще была жива... Помнится, это был день очень длительного разговора. Детали забылись, но одна реплика запомнилась особенно хорошо... — Сэмми, послушай... Есть огромная разница между гордостью масс и гордостью единиц. Гордость масс — она молчалива, позволяет терзать человека и не вмешивается. Не показывает ни силу, ни слабость. Все закрывает внутри. А гордость единиц дана не каждому. Она, напротив, демонстрирует и слабости, и силу человека, потому что поистине гордым людям нечего бояться, они не усомнятся в своем величии и не постыдятся своих недостатков. Они спокойно говорят о том, что умеют, и о том, что не умеют, и приводят себя тем самым в абсолют. Таких людей уважают, подсознательно чувствуют в них силу. Уверена, в тебе тоже есть эта самая гордость. Иначе ты бы уже давно бы сломался под гнётом войны и прочих неудач. Найди ее. Я в тебя верю... ... И тут Лоуренса словно пронзает током. Что-то упорно не дает ему сдаться прямо сейчас. Что-то держит его, разрывает его грудь и пытается пробиться... «Так вот она где...» — Думает он про себя, а после глубоко выдыхает, и разум вмиг очищается от всякой скверны... Теперь он чувствует ее. Истинную гордость. Оружие единиц. — А ты уверен, что я вообще к этому причастен? — Заявляет после этого Лоуренс, сам даже не узнав себя. Голос ровный и совершенно уверенный, даже Демон мгновение дёрнулся. — Нет, не уверен, и даже верить этому не хочется. Мне бы хотелось, чтобы наша идиллия не была фальшью, Сэмми. — Уверяю, происходящее не имеет ко мне никакого отношения. Я тоже слышал эти выстрелы, поэтому ушел подальше. Не хотелось, знаешь ли, биться топором против человека с винтовкой, как бы хорош я ни был, — Сэмми улыбается, но не нервно, а так, как улыбается любой, когда слышит о себе совершенно неправдивые слухи. — А мое поведение — да, чтож, я хотел хоть как-то сгладить углы между нами. Не хотелось, знаешь ли, чтобы при первой встрече ты меня изнасиловал. — Ах вот как... — Тянет Демон задумчиво, когда вторая его рука тянется к бедрам Лоуренса и прислоняет их сильнее к своему паху. Соблазн слишком высок, чтобы просто-напросто не расстегнуть ширинку и не высвободить свой фаллос, не вставить его прямо сейчас в Лоуренса, но он терпит. Уж эту историю он с интересом послушает. От начала и до конца. — Чтож, докажи мне. Я отпущу тебя погулять. Найди еды, ее тут полно, наберись сил. Может, присмотришь себе оружие... Через полчаса я открою на тебя охоту. Хочу, чтобы мы с тобой сошлись в настоящей схватке. Ты и я. Насмерть. Слышишь, Сэмми? У тебя будет уникальная возможность прикончить меня. Если ты действительно хочешь сбежать, то ты это непременно сделаешь. А если твои намерения, как ты сказал, чисты, то я прочту это по твоим действиям, уж не бойся. И тогда уже я́ буду решать, жить тебе или нет... Идет? Тело Лоуренса непроизвольно дрожит от столь откровенных действий Демона, но взгляд все еще ровный и уверенный. Какое-то холодное спокойствие накрыло его, странная лёгкость проходится по всему телу. Теперь он не стремится прятать свои слабости, а демонстрирует их вместе с силой на публику, и это дарует Сэмми какой-то новый уровень экстаза. Собственное превосходство теперь чувствуется в разы сильнее. Он не сомневается в своей победе. Он победит. Он просто обязан, иного пути нет. Видно, как в этом вызове, приглашении на схватку, было очень много скрытых условностей, но он их найдет. Разгадает план Демона во что бы то ни стало. Смущает пункт об «охоте на себя», но... Вызов принят. Сэмми и Демон жмут друг другу руки.