Розовая заря

      После подробных объяснений путешествие до так называемого Сеула воспринялось Чхве Ёном уже проще.       Кое-как удалось скоротать время на вокзале или же просто гуляя по городу. Благо, он был обустроен как надо. На улицах часто встречались харчевни, которые его случайная знакомая назвала «кафешками» и «ресторанами». Голодным Чхве Ён не остался.       Полагаясь на собственную память, а также на простой и проверенный способ расспросов он добрался до здания с всё такой же непонятной вывеской «COEX»*.       Ынсу рассказывала, что там периодически проводятся показы медицинского оборудования, а также конференции для молодых и опытных докторов. В конференциях участвуют не только хирурги, но и врачи других специальностей.       «Это чудо, — сказала Имчжа, — что пластический хирург, которого ты заприметил в качестве лекаря для королевы, в прошлом был торакальным, а ещё достаточно сносно разбирающимся в других областях своей деятельности».       «Мне действительно повезло», — отвечал генерал, посылая любимой многозначительный взгляд. Воин запомнил название этого места и то, как оно произносится, потому что именно в этом здании началась их с Имчжей история.       От этого же знакомого здания Чхве Ён уже вспомнил дорогу до врат.       А вот и она — высокая статуя из белого камня. Божество всё так же стояло, одобрительно подняв вверх правую ладонь. В небоскрёбах напротив кое-где начинали, как светлячки, загораться прозрачные окошки.       Генерал, успешно справившись с испытаниями, прибыл даже раньше, чем лопань показал, что вратам пора открываться. Оставшиеся сорок минут он прождал, сидя на ступеньках у подножия входа. Удивительно, но преследователи больше не объявлялись. И это было подозрительно. Чхве Ён не стал долго размышлять об этом, едва завидев знакомое сияние.       Неужели? Остался лишь последний рывок, и он отправится в мир, где застряла его возлюбленная. Сердце застучало быстрее в предвкушении долгожданной встречи.       Воронка расширилась, искажая воздух вокруг и призывно протягивая, как пламя огня, свои голубые языки. Чхве Ён напоследок поклонился божеству и вновь шагнул на встречу своей Судьбе.       Ю Ынсу несколько раз говорила о прошлом, будущем и настоящем. Пыталась объяснить, но Чхве Ён не понял до конца. От природы лишённый любопытства, он никогда не углублялся в вещи, которые его не касаются. Воин просто знал: никому прежде ещё не удавалось заставить время течь быстрее или обратить вспять.       Никому, кроме двух людей, посланных Небесами: неё и Хвата.       Что есть настоящее?.. Мир Небес, в котором жила Имчжа был будущим для него. Его мир — прошлым для неё. Но они оба считались для них настоящими.       Головоломка небожителей лишь только сейчас коснулась самого генерала. Небесные врата привели его в Хансон**. Компас показывал направление, но этот мир был абсолютно таким же, как и тот, из которого он уходил.       Имчжа путано объясняла Чхве Ёну, что её пленителями были юаньцы, и что поиски её должны закончиться там же, где и начались — на юаньской границе. В этом не было смысла.       Послание казалось сущим издевательством, происками недругов. И, учитывая последние события, это предположение становилось всё более разумным и имевшим под собой веские основания. Но сыграла роль отчаянная жажда воссоединения после долгой разлуки.       Жёлтая хризантема… Значение цветка знали только они оба. Баночка с лекарством. Небесный язык в письме любимой женщины не давал окончательно усомниться Чхве Ёну и потерять всякую веру.       Причина возвращения к началу долгого пути стала понятна несколько позже, но вместо того, чтобы успокоить мысли воина, она их взбаламутила ещё больше.       В детстве Чхве Ён думал: у Хансона есть «родной брат» — Хонсон***. Горный провинциальный городишко был намного меньше столицы. Много лет назад Чхве Вон получил должность наместника провинции, а обжившись, перевёз туда из Чхорвона хворую жену и маленького сына. Не сказать, что воспоминания о переезде были грустными или весёлыми.       Чхве Ён плохо помнил мать, которую потерял достаточно рано. Так же забыл её лицо, как забыл и лицо своей трагически погибшей первой любви — Дон Мэхи, честь которой так и не защитил. Но всё же бережно хранил в своих мыслях остатки её образа. Это была тихая молчаливая женщина, души не чаявшая в своём единственном сыне. Волосы матери были такими же, как и у него: слегка вились, а кончики всё время выгорали на солнце до коричнево-рыжего. Чтобы их причёски выглядели пристойно, она обычно капала на гребни льняное масло. От чего он потом, став взрослым, отказался. Не настолько были плохи его волосы. Того же Дэмана сколько не чеши — только зря зубья гребня обломаешь. Сочтя процедуру долгого причёсывания за излишек, Чхве Ён всегда остригал волосы так, чтобы не доставали до плеч, а когда они вновь отрастали — связывал их каким-нибудь незатейливым шнурком.       Он знал, что родители произвели его на свет в уже немолодом возрасте — когда обоим было за тридцать лет. Чхве Вону и вовсе исполнилось сорок два. При рождении достаточно крупный младенец навскидку весил чуть меньше, чем полтора гвана****. Чхве Вон шутил: его бедная жёнушка носила сына под сердцем все двенадцать месяцев, а не как положено. Чхве Ён был четвёртым из их детей — самым крепким и единственным пережившим толь*****.       Нетрудно догадаться, что на ритуале он сразу же схватил стрелу…       Отец рассказывал, как радовалась мать каждому утру.       Просыпаясь, она решалась подойти к люльке только после того, как слышала доносящееся оттуда сопение или же младенческое лопотание.       Хон Гытсун скончалась вскоре после переезда. Прекрасные виды гор наводили на неё чувство бесконечной тоски. Мальчик слышал, как она часто жаловалась своей служанке, что люди здесь словно заперты в клетке, как птицы. И всё, что оставалось невольным созданиям — слушать завывания ветра.       Небо тут никогда не было ясным на долгое время. Даже горы были часто «не спокойными» и без селей и оползней.       Иногда, когда становилось совсем уж скучно, Чхве Ён развлекал себя тем, что пробегал мимо открытых окон, заглядывая в них. Пока он добегал из одного конца покоев в другой, туман на одной горе умудрялся перебраться на другую и наоборот. Рассеяться или же образоваться вновь.       Когда распогоживалось, Чхве Ён убегал на вершины с кем-то из взрослых, чтобы полюбоваться видами, — спускались обратно они уже мокрыми. Ущелье, в котором они жили, тоже часто заволакивало таким же влажным туманом.       В доме часто пахло сыростью, а на стенах появлялась плесень, которую служанки безуспешно пытались вывести уже вместе с хозяйкой.       К шести годам Чхве Ёна госпожа Хон болела уже настолько, что не могла за ним присматривать. Она то худела, то поправлялась. Под конец жизни болезнь костей и вовсе иссушила и измучила её тело: щёки были впавшими, а сама она почти всё время лежала. Единственное, что помогало ей от боли и уныния — это сон. Ещё и в этом они были похожи друг на друга. Но всё же сны её были более чуткими.       Часто просыпаясь, она рассказывала про поместье в Чхорвоне, про тамошние сосны, ивы, реки и бесконечные поляны цветов…       Как же глодала её жизнь на чужбине, если за короткое время мать умудрялась видеть такие длинные сны.       Видя, что здоровье супруги ухудшается, Чхве Вон хотел было отправить её обратно в Чхорвон, но Хон Гытсун слишком любила своего мужа и не хотела никак с ним разлучаться. Только это не пошло ей на пользу: в отличие от сбитого шустрого мальчугана слабая здоровьем женщина всё-таки не смогла вынести последнее путешествие и суровые перемены погоды в горах.       Минуло Чхве Ёну тринадцать лет, и вслед за матерью ушёл отец.       В Хонсон пришло письмо от родной тётки Чхве Сундок.       Получившая должность придворной дамы, она звала племянника в столицу. От предложения перебраться в Кэгён Чхве Ён отказался. Не с этим горем — так с другим всё равно суждено ему войти во дворец. А тогда он предпочёл пережить утрату в одиночестве.       Жизнь же не стояла на месте.       Назначили нового наместника. Юный парнишка познакомился с торговцами травами. Такое же неприветливое, как и сам Чхве Ён, сборище никогда не сидело подолгу на одном месте. Знающие люди кличут бродяг Сурибаном.       «Где это видано, чтобы сын нашего наместника шатался беспризорником!» — Чхве Вон и Чхве Он — дед Чхве Ёна, обучавший одного из предыдущих королей, одни из немногих, кто был уважаем среди шайки бродячих торгашей. Все Сурибан не были друг другу родственниками, но дарёная ими по-простолюдински грубая забота давала ощущение настоящей семьи.       Тётушка и дядюшка имели почти одинаковые двухслоговые фамилии. Ясное дело, выдуманные. Поначалу Чхве Ён даже путал, кто из них Манбо, а кто Намбо. Воин и по сей день не знает их настоящих имён, но знает фамилию дяди, пристроившего его в партизанский отряд Чжокольдэ к Мун Чхиу.       «Пусть лучше по лесу белок у тебя погоняет, авось на что-то да и сгодится».       Покойный наставник Чхве Ёна был родным братом Намбо.       Если дядя всем своим видом напоминал бродячего пса, то на его фоне Учитель выглядел менее неотёсанным. В чертах лица и повадках нет-нет да и проглядывало что-то благородное. Склоняя голову перед мерзавцем-королём, он делал это с достоинством. Такими разными они были.       Тоже рано осиротев, даже он не знал настоящее имя брата, который был старше него лет на тринадцать, — только своё. «Ни к чему знать о родне низкородных. Ублюдки мы. То ли от беглого раба, то ли от какого-то янбана», — злился дядюшка Намбо, много чего повидавший. Шлюха из придорожного борделя и сама не знала, кто их отцы.       Младшему брату он всё же отдал фамилию умершей при родах матери и назвал будущего главаря Чжокольдэ Мун Чхиу. Скорее всего, именно он и был сыном янбана, а не раба. Однако за дальнейшие расспросы Намбо грозился набить рожу, но Чхве Ён и не думал узнавать больше. До встречи с Ю Ынсу он был вообще не привыкшим ни задавать много вопросов, ни уж тем более на них отвечать…       Да, много лет прошло… Сейчас же Хонсон стал лишь очередной остановкой обоза, шедшего к границе империи Юань. По дороге, он нашёл повязку с красным полумесяцем. Повязка была новой, словно её только недавно выбросили или потеряли.       «Откуда?!» — недоумевал Чхве Ён.       Повязка была опознавательным знаком давно уже распавшегося отряда. Выживших из них было немного. Но ни один не мог её оставить. Все они уже давным-давно служили во дворце, оплакав товарищей, Учителя и безоговорочно распрощавшись с печальным прошлым.       Отстав от попутчиков, Чхве Ён решил проверить. Зная, где обычно прятались Чжокольдэ, он пошёл их же бесшумными тропами.       Увидел всех боевых товарищей, как наяву, словно они были живы. Своего Учителя, Дон Мэхи.       «Призраки», — уже готов было решить Чхве Ён, но вдруг увидел то, что никак не ожидал увидеть. Или того. Себя. Шестнадцатилетнего.       В этот миг повторялся какой-то ещё пока счастливый полузабытый день…       С обозом до границы Чхве Ён в этот день не ушёл.