Герои и Злодеи

      Грегор осторожно отогнал нескольких крошечных жучков, бредя к тому, что приковало его потрясённый взгляд. Он коснулся грубой поверхности идола, и светлое дерево мгновенно почернело с низу до верху, даже знаки перестали читаться. Грегор обнял идол, не в силах совладать с желанием впитать в себя хоть часть той пагубной силы, что лилась сквозь изваяние из глубин самой преисподней. Для живого существа она стала бы разрушительной, сводящей с ума, но для некроманта была похожа на божественный нектар. Уже очень давно Грегор не причащался силы по-настоящему проклятых предметов.       — Девчонка права… — тихо проговорил он. — Это экстаз… Чего только нет у Рэнделла в хозяйстве?..       Розалинда издала хриплый смешок, и Грегор, попытавшись взять себя в руки, открыл глаза.       — А он вообще-то знает, что у него тут капище обустроено? — спросил он.       Розалинда выросла. Это было первое, что бросилось в глаза. Грегор ростом был выше среднего, где-то около метра и восьмидесяти сантиметров, но она сейчас стала выше него по крайней мере на полголовы. Вторым, что он заметил, что было не заметить невозможно, так как она стояла очень близко, стало изменение фигуры. Оно кольнуло Грегора в сердце внезапным горьким сожалением. Грудь Розалинды, раньше довольно объёмная, стала плоской, что доска.       — Вы чего с собой сделали?! — воскликнул Грегор в ужасе.       — Простите?       — Ваша грудь! Эти пышные формы, способные выкормить троих младенцев, где они?!       Розалинда усмехнулась.       — Ах, вот вы о чём… — проговорила она. — Пустяк!..       Она небрежным и в то же время властным жестом повела ладонью и ниоткуда возник плотный и обширный рой мух в воздухе и жуков-могильщиков на земле. Они в мгновение ока очистили мёртвое тело на алтаре от плоти, оставив только кости.       — Не поможешь ли мне скрыть от лишних глаз то, что осталось, господин некромант? — вкрадчиво проговорила Розалинда, в точности как Рэнделл переходя к неформальному тону.       Грегор рассеяно кивнул. Он взмахнул рукой и заставил скелет человека погрузиться вниз. Туда, где и следует ему быть — на два метра под землёй. Его левая рука начала светиться. Он вновь видел собственные кости.       — О, нет!.. — проговорил он растерянно. — Разве моё последнее воскрешение не полностью восстановило тело?.. Простите за это!.. — Грегор потрогал лицо, которое его более всего беспокоило. Снова оголился череп. И всего-то раз стоило применить некромагию… Но почему-то в этот раз это обстоятельство огорчило его совсем не так сильно, как в прошлый.       — Не прячь свои голые кости, — сказала Розалинда, слегка коснувшись его подбородка и заставляя посмотреть на себя. — Это так красиво!       — Но я не смогу ходить среди приличных горожан в таком виде… — возразил Грегор глядя на свою скелетированную руку, на то, как холодный колдовской огонь гуляет в суставах и подсвечивает их… Это действительно красиво, невозможно красиво!       — Приличные горожане? Обычные люди, эти обыватели? Что общего может быть с ними у тебя?..       Розалинда вновь провела когтями по его лицу, по обнажённой скуловой кости.       — Все мы что-то теряем, когда соприкасаемся с силой, — сказала она. — Мы изменяемся. Может быть, эти перемены к лучшему? Может быть, отпало лишнее?       — Не говорите так! — воскликнул Грегор, огорчённый её переменами. — Между прочим, граф не против, что вы отправляете на покой его слуг?       — Его слуг? Ох… — Она покачала головой. — Он воскресил их из сентиментальной жалости, он не умеет отпускать людей… Ты не замечал? Он усердно старается приютить всех брошенных и обездоленных, как ребёнок, который тащит в дом уличных котят и птенцов, вывалившихся из гнезда. Ему кажется, что он их спасает, когда во многих случаях и разумнее, и милосерднее было бы позволить событиям идти своим чередом и естественным образом. Я дала этим женщинам удовлетворение и покой. А для него это облегчение ноши… Некромагия тянула из него силы.       — Что ж… Может, вы и правы…       Она вдруг склонилась к самому его уху. От неё пахло как и раньше розами, как от Агаты, когда та, тяжко вздыхая, проводит кончиками своих тёплых пальцев по бутонам, слегка мнет их и раздавливает облепившую их тлю. Но было что-то ещё. Он уже ощущал это раньше. Тогда, прикованный к сосновому столбу. Но это был не её, а его собственный запах — так пахнут чернокнижники. Только что зажжёнными спичками.       — От кого-то потянуло преисподней, — проговорил Грегор. — С каких пор нежная сида так близка с адским отродьем, что от её присутствия даже я начинаю вонять серой?       — А что? Вспомнилось былое?       — Кое-что хотелось бы никогда не вспоминать.       Её губы, тёмные и глянцевые, как кожура самых чёрных черешен, раскрылись в улыбке и обнажили зубы. Раньше ему не доводилось видеть на лице Розалинды такой улыбки. И в этот самый миг она ему горячо понравилась. Словно шелуха слетела с её невыразительного скучного облика. Словно она стала настоящей.       — Ты ведь знаешь историю старых семей Вельдэна, ты знаешь, почему Гедз так могуществен. Поклонись Вельзевулу, Грегор. Ты получишь всё, чего так долго хотел. Знаешь ли ты, что он даёт в отличие от других владык Ада? Память. Знание о прошлом рождении. То, что у тебя отнимает судьба, стоит переступить порог смерти. Любой чародей — как принц в изгнании, отправленный туда коварными придворными сразу после рождения, чтобы никто не знал истинного наследника королевского рода. Он живёт в крестьянской семье, не ведая, что все земли, что он может охватить взглядом и даже больше — его. Представь, что может хранить твоя душа, какие зарытые клады! Вот, что такое власть над памятью. У тебя больше никто не отнимет твоё.       — Прошлая жизнь — это… прошлая жизнь, — сказал Грегор. — Нельзя вечно оглядываться назад. Потраченного не вернуть…       — И это говорит человек, укравший чужие жизни и начинающий новую едва ли не каждую неделю!       — Вы мне хотите все мои грехи напомнить? К чему это?       Розалинда усмехнулась.       — Нет никаких героев и злодеев, Грегор, — сказала она. — Не существует добра и зла. Есть только природа, что работает подобно механизму, и ей плевать на твои грехи.       — Поклонение демонам завело меня в ловушку, — прошептал некромант.       — Ты был молод и глуп. Ты попробовал единожды и провалился только от того, что доверился ненадёжному союзнику — человеку. Демоны тут ни при чём, демоны умеют держать слово. Думаешь, если разок обжёгся горячим молоком, стоит бросить пить молоко? Может, лучше стоит подождать, пока остынет? – Она умолкла и, склонив голову так, будто что-то услышала, вдруг продолжила, стоя всё так же близко к замершему чародею, и её шепот шелестел у него в самом мозгу: – Я чувствую в тебе что-то очень родственное. Ты уже сделал это частью себя, и от него тебе не избавиться… Ты пил демоническую кровь. Но это не влияние маркиза, исцелившее твое тело… это что-то другое.       Она положила руку ему на грудь, и он услышал где-то глубоко внутри, в полости грудной клетки приглушённый гул, жужжание, почувствовал омерзительный зуд, и одна из печатей мастера на спине взрезалась болью. Он отпрянул от Розалинды так порывисто, что пришлось ухватиться за дерево, чтобы не упасть. К слому печатей он относился довольно легкомысленно, однако были среди них такие, какие ему очень не хотелось бы ломать…       И тут он увидел за её спиной крылья. Они были сложены вдоль тела, так, что и в глаза не бросались, но вот чуть затрепетали и он увидел их слюдяной блеск. Жилистые крылья, прозрачные, как лёд.

***

      Демьян скорым шагом дошёл до фонтана и с облегчением опустил руки в воду. Холод смыл с них отвратительную липкость крови, но запах, всплывший на поверхность, вызвал рвотный спазм. Демьян плеснул водой в лицо, раз и ещё раз. Тошнота отступила, но на душе было всё так же погано.       Тяжело оперевшись руками на мраморный бортик, он замер, глядя на пятна тёмно-синего ночного неба на чёрном глянце колеблющейся воды и долго так сидел, не в силах подняться или оторвать взгляда. Оцепенение было тяжёлым, как кошмарный сон под утро, когда что-то смутно-враждебное сидит на груди и смотрит тебе в лицо.       Вдруг в тишине раздался звук — кто-то вспрыгнул на край бассейна по ту сторону, в темноте, и медленно пошёл по кругу.       — Ты похож на Нарцисса Караваджо, — прозвучал знакомый сиплый голосок девчонки, почему-то странно спокойный. — Такая страдающая поза!.. Что ты пытаешься там разглядеть?       Демьян поднял глаза.       — Что ты здесь делаешь посреди ночи? — спросил он Бриджит. — Ты разве не домой уехала?       — Я сбежала, — резко проговорила она, отмахнувшись. — Я… я тебя искала. Хочу тебе кое-что сказать.       — Чего тебе? — спросил Демьян, уже чувствуя раздражение.       — У меня не было месячных с прошлой осени.       — Я-то, блядь, тут при чём? Чего ещё омерзительного скажешь?       — Я всё думала, почему так? Доктор сказал, что это из-за всех этих пережитых волнений. У меня и раньше такое бывало, потому-то я и не придавала этому большого значения… А, ты помнишь, какие длинные у меня были волосы? С того дня, как их остригли, они нисколько не отросли. Знаешь, ты всё никак не идёшь у меня из головы. Сперва я думала, уж не влюбилась ли я? Я видела красивых парней, и твоё имя само появлялось на языке. Демьян, Демьян… Мне больно, когда я слушаю твой голос, вот прям в груди горит! — Бриджит смяла в кулаке ворот своего жакета.       В другой руке она держала шпагу в ножнах, а на поясе у неё, между прочим, висел уже когда-то замеченный Демьяном кортик.       — От чего же так? — спросила Бриджит. — Будто я тобой одержима!       Она склонила свою светлую голову, и локон упал на лицо, не видимое во мраке.       — Ты убил меня. — Прозвучало в темноте и тишине. — Верно? Ты поджёг наши конюшни. Ты убил меня в мой день рождения! — Бриджит с коротким шелестом выхватила шпагу из ножен, и холодный блик неба скользнул по стальному клинку. Её голос возвысился до крика.       — Я смогу, да, я выброшу тебя из головы!.. Теперь я взываю к справедливой мести! Дай мне мою сатисфакцию!       Она атаковала его стремительно, как ласка. Прыгнув с превосходящей позиции, она метила остриём шпаги в грудь, но смогла лишь оцарапать плечо. Демьян отпрянул, машинально прижал ладонь к свежей ране, но тут же собрался и этой же рукой, наотмашь, ударил Бриджит по лицу. Девочка повалилась на дёрн, перекатилась через плечо и вскочила на ноги молниеносно, как подброшенная. Она молчала. Это было самое жуткое. Холодная ярость, с которой пылали её глаза, придавала маленькому телу страшную силу. Шпага была ей не по росту и весила слишком много, девичья кисть должна бы заламываться, но Бриджит держала её твёрдо. Боевая шпага, не тренировочная рапира с эластичным клинком и навинченным наконечником. Только сейчас Демьян это явственно понял. У неё в руках было настоящее оружие.       Она кинулась вперёд и нанесла укол, метя в корпус. Промахнулась. Демьян отшагнул в сторону, пропуская её мимо, развернулся и ударил предплечьем вниз, вышибая шпагу из руки. Бриджит коротко вскрикнула и припала на колено.       — Дура!.. — бросил Демьян и осёкся. Что-то холодное вошло ему в горло.       Он ещё не успел выпрямить корпус, а она смогла выхватить свой короткий кортик и, вставая на ноги, ударила снизу-вверх. Узкий клинок прочно засел в мышцах шеи. Потянув назад, Бриджит поняла, что не сможет его вытащить, отпустила рукоять и отступила на шаг.       В этот момент что-то странное случилось с ней. Она шагнула назад, но не нащупала почвы под ногами, каблук провалился в никуда, в пропасть.       Так бывает во сне, когда кажется, будто проваливаешься куда-то, крутясь и переворачиваясь. Бриджит попыталась взмахнуть рукой. Рука превратилась в пепел. Она ещё успела увидеть тёмную фигуру человека, обрисованную странным зелёным светом, а потом всё погрузилось в серые сумерки.

***

      Грегор стоял, воздев руку. Всполох искр, как золотые пчёлы, зароился во тьме и погас.       От неё ничего не осталось, даже мельчайшей частицы пепла, даже золы.       Парень, осев на колени, держался за горло и пытался дышать. Кровь, чёрная в полумраке ночи и глянцевая, как нефть, заливала ему руки. Судя по её обилию, у него была перерезана артерия, и только клинок, засевший в голе, не давал крови фонтанировать. Он пытался, но не мог говорить. Грегор, медленно опустив горящую мёртвым огнём руку, уже смотрел на него на несколько секунд дольше, чем следовало бы. В парализованном мозгу вертелось две мысли: облегчение, потому что наконец-то случилось то, чего он с тревогой ждал, и ужас. Он видел, что парень не жилец. Эти две эмоции сменяли друг друга в замкнувшемся круге беспомощности.       Грегор вдруг вспомнил, как кровь лилась на белое платье.       — Роми… — прошептал он. — Пожалуйста, не умирай! Не бросай меня, пожалуйста! Я так тебя люблю!       Ночной воздух стремительно наполнялся гулом и шелестением, но Грегор будто не замечал этого. Он чуть пришёл в себя, только когда Рэнделл соткался в человеческую форму, упал на колени рядом с раненным парнем и вырвал кортик. Крови было так много, что ему пришлось сплюнуть её, прежде чем повторно прижаться губами к ране. Через минуту Демьян смог дышать без свиста и хрипа. Хозяин снова исцелил его. Грегор бесстрастно смотрел, как Рэнделл, заботливо поддерживая, уводит его внутрь дома, и только спустя какое-то время смог как бы отмереть. Ему хотелось присесть, но в то же время что-то большое в центре груди не давало расслабиться и всё нарастало. Грегор посмотрел на свою левую руку. Между костей всё ещё горел колдовской огонь, и она дрожала, просто ходила ходуном.

***

      Мягко ступая, Рэнделл остановился в нескольких шагах с фонарём в руке и поставил его на землю. В свете огня стал виден след, оставшийся на зелёной траве. Шлейф сухой, выжженной земли, превратившейся в песок и пыль, тянулся от ног некроманта до большой ивы метрах в десяти. С мёртвого теперь дерева медленно отходила кора и сыпались не успевшие развернуться почки.       — Грегор, — тихо сказал Рэнделл, — от тела Бриджит ничего не осталось, ты даже кости сжёг. Как теперь её вернуть? А что я скажу её родителям?..       Рэнделл хотел в досаде развести руками и вдруг заметил, что поменял форму. Очертания деревьев вокруг истаивали, холмы и дали живописного пригорода исчезали, сменяясь до боли знакомым видом линии горизонта, из-за которого вставали башни вечного Города Крепостей.       Некромант смотрел на него не то, чтобы с ненавистью, нет. Скорее в его глазах не было ничего, кроме холодного гнева, но за его взглядом Рэнделл уловил мрачное злорадство демона-Привратника, что паразитом сидел у Грегора в сердце.       — О, нет… Только не отправляй меня назад! — взмолился Рэнделл. — Грегор! Даже не смотря на благословение здесь жить, мне непросто будет вернуться в этот мир, для этого понадобятся годы! Одумайся, прошу тебя!       Рука некроманта, державшая связку ключей, дрогнула.       — Грегор, — продолжил Рэнделл проникновенно. — Всё хорошо. Ты переволновался за парнишку, это понятно. Я и сам, признаться, испугался, но теперь всё нормально. Никто не умер! Никто больше не умрёт! Пожалуйста, Грегор, закрой Ворота.       Он подполз к Грегору близко, вплотную, и позволил ему прижаться лицом к мягкому серому меху, что оторачивал массивную, рогами увенчанную голову. Почувствовав опору, Грегор обмяк почти сразу. Огонь его угас, и колдовские ключи, бессильно звякнув, упали на траву. К всеобщему счастью, на траву его, Рэнделла, лужайки перед крыльцом, а не на прах адской пустоши.       — Всё хорошо, мальчик… — проговорил Рэнделл машинально, уже понимая, что некромант после нервного срыва потерял сознание. — Только не надо показывать всё, что умеешь… К такому даже я не буду готов.

***

      — Почему ты добил её? — спросил он, и Грегор с изумлением услышал в голосе этого древнего могучего создания совершенно искренне недоумение и боль. — Тебе так сильно жаль эту девочку? Поэтому?       Грегор снова сидел в гостиной перед камином, и стопка с бехеровкой слегка дрожала в его руке. Он поднял взгляд на Рэнделла, что стоял, облокотясь на резной фронтон камина и смотрел в огонь. По несчастным глазам демона было видно, что он действительно не понимает, как не понимает своей вины кошка, наловившая кучу мышей и птичек, и всё это свалившая хозяину прямо на подушку.       — Всех жаль, — проговорил Грегор бесцветно.       — Я вот думаю, — помолчав, сказал он, всё глядя на стопку. — Парень этот — безнадёжный человек, моральный калека. Ему ещё двадцати не стукнуло, а он уже такой матёрый еретик, каким даже я в его годах не был.       — Он так хотел получить одобрение! — воскликнул Рэнделл. — Я дал ему дело, дал службу… я дал ему столько любви, сколько он хотел! Разве я в ответе за те предпосылки, что заложили до меня?       Грегор проглотил бехеровку, стукнул стопкой о столик и в бессилии закрыл лицо руками.       — Ему и так в жизни не повезло, он не познал, что такое здоровая семья, так теперь и нормальная любовь — что плотская, что платоническая — для него извращена. Для него нет ничего святого.       — И это ты говоришь? — укорил его Рэнделл с довольно легкомысленной улыбкой. — Ох, не говори о том, во что не веришь!       Грегор замер, и блеск в его глазах потух. Рэнделл пожал плечами. Ужас Грегора не мог его переубедить.       — Вы правы, — проговорил некромант глухо после минуты молчания. — О чём я?!.. Я убийца. Я не могу вас судить. Ох, и почему я подумал, что смогу быть нормальным, жить, как все приличные люди?!.. Я в услужении у демона… О чём я думал?!..       Его взгляд пал на небольшую гравюру в чёрной резной рамке. Это была известная иллюстрация Луи Бретона из «Словаря преисподней». Он показал пальцем на гравюру.       — Это же Вельзевул, не так ли?       — Да, — ответил Рэнделл несколько растерянно. — По крайней мере, тот, кто рисовал, так думал...       — Расскажите мне о сиде, — перебил Грегор, сцепив руки в замок, и Рэнделл, отлепившись от камина, пошёл к креслу напротив и сел.       — Одна ваша кровь не даст такого преображения, — продолжал Грегор. — У вас четыре крыла, а не два, на древе рода вы скорее троюродный родственник тому, кого звали повелителем всего нечистого. Два крыла, прозрачные, как стекло, говорят, что это существо — плоть от плоти владыки демонов Вельзевула.       Рэнделл усмехнулся.       — Тебе известно, что владыка ада Вельзевул дарует память о прошлых телесных воплощениях? — спросил он и, поскольку Грегор промолчал, продолжил: — Он не пользуется ключами, он ломает замки. В своё время фамилия Гедзов распространяла среди князей-чародеев Вельдена его культ. Да, волшебник может черпать силу и знания из собственных кладовых памяти, представь — пропасть заклинаний, которые ты выучил не в нынешней, а в прошлой жизни — это получше, чем найти собственную потерянную заначку с монетами. Однако иные неудачливые люди могут и помешаться, увидев в своём прошлом когти и лапы вместо рук! Так Адриан Гедз получил свою звероформу. Когда-то давно он был чудовищем, и, вспомнив это своё воплощение обрёл способность оборачиваться им…       Рэнделл умолк. Он смотрел на огонь в камине, и в его синих глазах плавали фиолетовые искры.       — Давным-давно…       — Когда свиньи пили вино, а мартышки жевали табак, а куры его клевали? — угрюмо перебил Грегор.       — Твоё счастье, что я такой сентиментальный, — отозвался Рэнделл. — Но не советую дёргать кошку за усы, даже если она кажется такой мягкой пушистой и добродушной. Спрашивал, так слушай и не перебивай!       Мрачно настроенный Грегор закатил глаза, но подпёр голову ладонью, показывая, что готов слушать.       — Так вот. Это было давно, чародей. Так давно, что здесь, на срединной земле на месте Стромвальдского леса в те времена бушевало море…