Баллада о заморской бродяге

***

      Их занятия стали практически ежедневными — промозглая осень ещё не добралась до солнечной Королевской Гавани, и погода позволяла подолгу тренироваться под открытым небом. Поначалу у Солейн ныли мышцы, горели руки, спина, но она не сдавалась. Ей нравилось сражаться, пусть пока и не по-настоящему. Однажды она уговорила Бронна на поединок с завязанными глазами, но проиграла: он подставил ей подножку, выбил алебарду из её рук, и спустя миг растерянная Солейн почувствовала прикосновение холодного металла к своей шее. — Это было подло, — прошептала она, боясь шевельнуться. — Тебе надо бороться честно или выжить? — Бронн, похоже, ухмылялся — настолько довольно звучал его голос. — Выжить, — она сорвала с головы полоску ткани и впилась в него гневным взглядом. Бронн, в отличие от неё, не успел снять повязку, но Солейн подозревала, что его глаза смеялись под ней, как бы он ни пытался изобразить серьёзное лицо. — Честно дерутся только рыцари на турнирах, сказочница, и то не всегда. А на войне, как известно, все средства хороши. — Он разрезал ткань, чтобы не возиться с узлами, и спрятал нож в кобуру. Кусок плотного чёрного материала спланировал вниз и шлёпнулся на каменную плиту. — Уберите это, Бронн, — попросила Солейн. — Ты права, Беспамятная, — неожиданно согласился он, — нам нельзя оставлять следы.       Ей захотелось стукнуть его лбом в грудь, укусить до крови, затеять потасовку, чтобы отомстить за себя, но она сдержалась. Бронн — мужчина, он сильнее, опытнее, хитрее, и своими глупостями Солейн ничего не добилась бы, кроме очередной порции ехидных замечаний. У неё с собой тоже был нож — маленький, острый, который она теперь всегда носила в сапоге; Бронн, наверное, знал об этом. Как бы Солейн ни сопротивлялась, он видел её насквозь. Она объясняла это тем, что через его постель прошёл целый легион женщин, и со временем он научился читать каждую из них ещё до того, как она открыла бы рот и заговорила.       По вечерам Солейн вертелась около мутного зеркала и придирчиво рассматривала своё отражение. Она солидно прибавила в весе — нарастила мышцы, и подаренная сиром Джейме одежда стала ей мала: жала в плечах, спине и бёдрах. Волосы Солейн зачёсывала назад и заплетала в низкую косу, чтобы они не путались. Постепенно, шаг за шагом, она приспосабливалась к жизни в многолюдной столице. Походы на рынок, в пекарню или кузницу уже не казались такими страшными: Солейн даже рисковала поторговаться, если видела, что товар не слишком хорош, и могла прикрикнуть на кого-нибудь из тех, кто нагло лез поперёк очереди.       Её хрупкое благополучие рухнуло в тот день, когда Бронн явился домой не один. Он держал под руку девушку — хорошенькую, с волнистыми светло-каштановыми волосами, вздёрнутым носиком и лёгкой россыпью веснушек. Та была одета, как благородная леди — воздушное нежно-розовое платье, тяжёлая пушистая шаль, кожаные туфельки… Солейн, увидев её, словно хлебнула перчёного вина: к лицу вдруг прилила кровь, ладони вспотели и задрожали. — Привет, Алебарда, — Бронн жестом пригласил гостью внутрь. — Не волнуйся, мы тебе не помешаем. Занимайся своими делами. — Вы что, — Солейн глубоко вздохнула, — пришли сюда... трахаться? — последнее слово она прошипела сквозь зубы. — Ну… да? — он пожал плечами. — В чём проблема? — Вы сдурели, Бронн?! — её бросило в жар. — Почему? — не понял он.       Разъярённая отчего-то, Солейн ребром ладони смахнула пустую тарелку со стола. Та со звоном стукнулась о стену; осколки брызнули в стороны. Девушка взвизгнула, нервно поправила шляпку и спряталась за спину Бронна. Он вытаращился на Солейн в недоумении — явно не ждал от неё такой реакции. — Эй, эй, Беспамятная, тише, — Бронн примирительно поднял руки, — всё в порядке. Хочешь, перепихнёмся втроём? Меня на вас обеих хватит — чем больше девчонок, тем веселее…       От злости у Солейн потемнело в глазах. Она поражалась своему поведению: то ли её так задела непристойность предложения, то ли в ней внезапно проснулась уязвлённая гордость. С диким, отчаянным криком она кинулась вперёд и ударила Бронна кулаком в лицо. — Ай, вот же зар-раза! — он согнулся. — Алебарда! Какого хуя ты творишь?! — Предупредили бы, что Вас дома ждёт ревнивая жена, сир! — фыркнула девушка. С опаской поглядывая на Солейн, она пятилась прочь — осторожно, крохотными шажками, чтобы не застрять каблуком в выбоине и не вывихнуть лодыжку. — Она мне не жена! — простонал Бронн. — Стой!       Но незнакомка, доковыляв до поворота, ловко подобрала юбки и исчезла за углом. Солейн прижала дрожащие руки к щекам и застыла: на неё с опозданием обрушилась вся нелепость и трагизм ситуации. — «Если сир Джейме узнает, что я напала на его наёмника… Он точно меня убьёт!» — Бронн, — испуганно забормотала она, — Бронн, Вы целы?.. — Что мне будет, — он кое-как выпрямился и ухватился за дверной косяк. Его левая скула уже начала наливаться угрожающей синевой. — Не алебардой пизданула — и то хорошо. — Я не знаю, что на меня нашло. — От страха её замутило, жар сменился ознобом. — Пожалуйста, Бронн, простите меня. Вот. — Солейн подвинула к нему табурет, — присядьте. У Вас кружится голова? Тошнит? Чем я могу... — Да угомонись ты, Беспамятная, — в его голосе прорезались нотки раздражения. — Я солдат, помощник лорда-командующего королевской армией, а не хрустальный бокал. Почему ты не сказала, что тебе неприятно видеть шлюх в доме? — Он всё-таки обвалился на табурет и взглянул на Солейн снизу вверх — одним глазом; второй, ушибленный, Бронн прикрывал ладонью. — Я... я не думала, что так получится. — Она наполнила стакан водой и залпом осушила его. — Раньше Вы их не звали... — Правильно Ланнистер на тебя поставил, — проворчал он. — Бей своих, чтоб чужие боялись, а? — Нужно приложить что-нибудь холодное, — засуетилась Солейн. Она лихорадочно, спешно рылась в подручных предметах, но ничего полезного на кухне не завалялось. Посомневавшись немного, она взяла нож, которым нарезала хлеб до прихода Бронна, и аккуратно прислонила лезвие к его щеке. — Ты не закончила, мстительница? Собираешься ещё и глаз мне выколоть? — Ш-ш, — она опёрлась на стол, чтобы рука не тряслась от напряжения. — К утру он заплывёт, скорее всего, но... — Но что? — Но... — Солейн запнулась, краснея, — пока я скажу Вам, что у вас красивые глаза, Бронн. Оба. — Подлизываешься, Алебарда? — удивился он. — Нет. — Твои тоже довольно симпатичные, — он мягко отвёл её запястье с ножом от своего лица. — Но мне хотелось бы остаться целым. — Вы сейчас уйдёте, — догадалась Солейн. — Угу, не жди меня ночью. Запри дверь и ложись. — Вы расскажете сиру Джейме... — она смиренно опустилась на колени. — Что именно я должен ему рассказать? — Ну... — залепетала Солейн, — что я Вас ударила... сильно... из-за проститутки... — У Ланнистера и без нас с тобой проблем хватает. Поешь, поспи, погуляй по берегу. Море успокаивает нервы. Главное — не бросайся на рыбаков, а то вдруг попутаешь гарпуны с копьями? Мало ли. — Бронн... — Я вернусь завтра. Без шлюх, — хмыкнул он. — Сир Леннистер... — от волнения Солейн опять не сумела совладать с акцентом. — Алебарда, — Бронн встал и тут же покачнулся. — Тебе скоро придётся не просто драться, а убивать людей — врагов короны. Если ты так реагируешь на фонарь под глазом, то в первом же бою ты либо помрёшь от страха, либо Ланнистер уволит тебя, трусиху. Закаляйся. Лёгкой жизни больше не будет — я ещё в Близнецах тебя предупредил. — Вы совсем не понимаете, да?.. — она прикусила губу до боли. — Не особо. — Врагов мне не жалко, — Солейн покачала головой, и её волосы растрепались. — Вы ведь... Вы — это другое дело, Бронн. — У тебя не должно быть любимчиков, сказочница. Тем более, я наёмник. Меня могут перекупить, и тогда мы с тобой окажемся в разных лагерях. — Я не выйду сражаться против Вас, — честно ответила она. — Зато я выйду. — Вы так легко меня убьёте?.. — усомнилась Солейн. — Зависит от цены, — Бронн пожал плечами. — Надеюсь, я стóю зáмка, — она поднялась с колен, отвернулась и скрестила руки на груди. Вся её вина и стыд испарились без следа. Бронн ушёл, аккуратно притворив за собой дверь. Солейн навесила на неё замок изнутри, задёрнула шторы и отправилась к себе в спальню. — «Я не буду мучиться совестью из-за человека, который за горсть монет вспорет мне глотку, как скотине, — мысленно сказала она своему едва различимому отражению в зеркале. — Приведёт шлюху снова — подобью второй глаз. Мне наплевать».       Последняя фраза прозвучала омерзительно лживо даже при том, что Солейн не произнесла её вслух.

***

      После этой ссоры ей стало тревожно и неуютно в доме, к которому она привыкла, и Солейн никак не могла понять, почему. На первый взгляд, всё вокруг было прежним — та же мебель, вид из окна, те же шумные соседи... тот же Бронн. Догадка настигла её внезапно; Солейн вздрогнула и выронила только что вымытое блюдце из похолодевших рук.       Чувство защищённости исчезло.       Вместо него, как и раньше, она ощущала лишь беспросветное, тоскливое одиночество — куда бы ни пошла, чем бы ни занялась.       Заметая осколки, Солейн громко и надрывно хохотала. Она не верила, что могла так сглупить — назначить на роль героического рыцаря на редкость неподходящего человека и расстроиться, когда тот вдруг оказался... самим собой. — «То, что Бронн однажды спас меня от изнасилования, не значит совершенно ничего, — твердила себе она. — Мы оба служим Джейме Ланнистеру, он просто прикрыл напарницу. А я, тупица, нафантазировала себе, будто кому-то тут нужна! Сир Джейме платит Бронну и за наши тренировки, и за то, что он приучает меня к жизни в большом городе. Если Ланнистеры разорятся, Бронн вышвырнет меня за дверь в ту же секунду. Ещё и спляшет от облегчения: никаких дурацких боёв на алебардах, запасная кровать для проституток — красота!»       Подавленные душевные терзания искали выход: воспоминания, которые являлись к ней во снах, превратились в кошмары. Лес горел, лодка — тоже, вода у побережья обагрилась кровью; глаза Солейн слезились от едкого дыма. Издалека до неё доносились отчаянные вопли умирающих людей, колеблющийся в воздухе густой жар мешал дышать. Ярко-рыжая белка, что раньше бегала по сосне, лежала теперь безжизненным комочком в опалённой огнём траве. Солейн нащупывала свой меч с красивой рукоятью — тщетно, ножны на её поясе были пусты. — «Играй в опоссума! Играй...»       Она просыпалась от собственного крика и мигом прикусывала подушку, чтобы не разбудить Бронна. Избавиться от жутких видений ей не помогало ни вино, ни капли от местного мейстера. Более того: вскоре Солейн начала ходить во сне. Она обнаруживала себя то на кухне, то в кладовке — влезла бы и к Бронну в спальню, наверное, но тот предусмотрительно запирался по ночам. Солейн ничуть не осуждала его, потому что с удовольствием отгородилась бы от себя сама. Она, наоборот, радовалась, что он не следил за каждым её шагом. — «Как только Бронн увидит и доложит обо всём сиру Джейме — мне конец...»

***

      Однажды вечером она, разделавшись с домашними хлопотами, задремала под мерный шум дождя. Во сне ей привиделось, что она тонула, прикованная ржавыми железными цепями к деревянной лодке. Солейн барахталась из последних сил, пыталась позвать кого-нибудь на помощь, держаться на плаву, но груз был слишком тяжёлым для девичьего тела, и её неумолимо тянуло вниз, в глубину. Звуки постепенно становились тише, отдалялись, растворялись в дымке, сливались в монотонный гул... Измотанная бесплодной борьбой, Солейн закрыла глаза и приготовилась к смерти. Вода с радостью поглотила её, сомкнулась над головой, забилась в нос, уши...       Внезапно что-то холодное коснулось её плеча. Вскрикнув, она очнулась и в панике заметалась по сторонам — не сразу поняла, где очутилась. Под её босыми ногами теснились сырые, скользкие после дождя булыжные камни. Солейн провела ладонью по шершавой стене за лозами и ахнула. Каким-то образом она, не просыпаясь, открыла замок ключом, выбралась на улицу, добрела до угла и запуталась в зарослях дикого винограда. Она обхватила себя руками и кое-как растёрла замёрзшие плечи. Её била крупная дрожь — не то от холода, не то от ужаса. — Я сошла с ума, — прошептала Солейн, — по-настоящему.       Возвращаться в дом было страшно. Стараясь не скрипеть дверью, она осторожно скользнула внутрь. Бронн, похоже, спокойно спал в своей комнате — его сапоги, как всегда, валялись у входа, а куртка висела на вешалке. Солейн напряжённо принюхалась, но не уловила запаха чужих женских духов. Она обмыла грязные ступни, потом села за стол, налила себе вина... Её упорно клонило в сон — глаза щипало, кружилась голова. Солейн зевнула, встряхнулась и плеснула себе в лицо полкружки холодной воды. Струйки резво побежали вниз; тонкая ткань ночной сорочки намокла и противно прилипла к коже. — «Нужно рассказать Бронну, пока я не убила кого-нибудь во сне».       Печально вздохнув, она поднялась со стула. Пол под ней качнулся, и она уцепилась за край столешницы — от усталости, вина и накатывающей волнами тревоги её шатало, как пьяного матроса. Медленно, держась за стену, Солейн приблизилась к заветной двери. Немного потоптавшись на месте, она робко постучалась. — Бронн, Вы дома? — её голос дрожал. — Вы спите?       Он не ответил, и она постучала снова — уже требовательнее и громче. — Бронн, пожалуйста... — Алебарда?.. — заспанный, удивлённый, он приоткрыл дверь и вытаращился на Солейн. — Что такое? — Помогите, — пробормотала она. — Что случилось? — Бронн моргнул и растёр лицо ладонями. — Ты чего так трясёшься, эй? — Я хожу во сне. Помогите мне. — Каким образом, Беспамятная? — он вскинул брови. — Покараулить, чтоб никто не трахнул тебя во время прогулок? — Не знаю, — Солейн замотала головой. — Не стой на пороге, — Бронн поманил её внутрь. — И прикройся, а то у меня холодно. Вот, возьми одеяло. — Спасибо, — она шмыгнула носом и набросила одеяло себе на плечи. — Сначала я просто видела кошмары... — Иди сюда, — Бронн присел на кровать и похлопал ладонью по матрасу. Солейн смущённо примостилась рядом с ним. — Потом я стала просыпаться то на кухне, то в прихожей — где угодно, кроме своей постели, — монотонно, будто говоря о постороннем человеке, продолжила она. — Сегодня ночью я ушла на улицу и застряла в винограднике на углу. — Ты жаловалась кому-нибудь ещё? — уточнил Бронн. — Ланнистеру, например? — Нет. Только Вам. — И давно ты так чудишь? — Не очень. Меньше недели. Я попросила у мейстера капли для сна... но от них только хуже. Картинки ярче. — Вино будешь? — Я уже выпила, не нужно...       Бронн издал короткое «гм» и вдумчиво потёр подбородок. Солейн замерла — дожидалась его ответа. Из оконного проёма, окрашивая всё вокруг в разные оттенки серого, лилось серебристое сияние луны. — Нам бы завязать с алебардами, — после длинной паузы произнёс он. — Попробуем перейти на мечи? — Почему?.. — изумилась она. — О Безликих я знаю не очень много, — Бронн отхлебнул что-то из своей фляги, — но магии вас точно учат. — Я не понимаю... — Вряд ли ты помнишь, как мы ехали из Риверрана в Близнецы. — Вообще нет. — У тебя был дикий жар, ты бредила, — он повернулся к Солейн. — Звала каких-то ребят, ревела, задыхалась. — Что за ребята?.. — напряглась она. — Хер знает, я не прислушивался, — отмахнулся Бронн. — Суть не в них, а в том, что потом ты чётко спросила, где твоя алебарда. Сколько алебард ты видела с тех пор, как мы поселились в Королевской Гавани? — Две?.. — Солейн засомневалась. — У стражников, которые охраняли городские ворота. — Редкая, неудобная в бою хуета. Кто в здравом уме заставил бы бабу драться алебардой? Издевательство над обеими. — И Вы передали мои слова сиру Джейме... — Да. Сказал ему, что ты алебардистка — ну, или караульным прикидывалась. Мы посовещались и сошлись на том, что тебя отправили убить кого-то другого, не его, а башкой ты треснулась уже после. — Поэтому он решил меня спасти, — сообразила она. — Вылечил, вынудил присягнуть ему на верность... — Ты неплохой боец, — Бронн снова хмыкнул, — для девки. Но вместо мозгов у тебя овсяная каша. — Простите, — Солейн нахмурилась, — я не улавливаю связи между алебардами и хождением во сне. Потрудитесь объяснить? — Сдаётся мне, что память ты потеряла не от удара, а от какого-нибудь зелья из храма Безликих. Нарочно, нечаянно... кто теперь рассудит. На тренировках ты отрабатываешь привычные для тебя движения, но вокруг-то всё незнакомое — не твой лес, не Браавос. Вот тебя и штормит. — Тогда останавливаться нельзя, — отрезала Солейн. — Я хочу знать, кто я, откуда, и зачем приплыла в Вестерос. — Ну, броди под луной на здоровье, что тут посоветовать, — он зевнул и улёгся на спину, скрестив руки за головой. — Обувайся перед сном и бери с собой алебарду. — Бронн... — Чего, сказочница? — ...можно мне остаться здесь? — Где? — его глаза округлились. — Здесь... с Вами, — она, наверное, покраснела, потому что щекам стало горячо. — Вы почувствуете, если я зашевелюсь, проснётесь, поймаете меня... — Ты собралась спать со мной, Алебарда? — Бронн широко ухмыльнулся. — Спать, — эхом повторила она. — Просто спать, ничего... такого. — Зараза ты беспамятная, — проворчал он. — Ночевать рядом с красивой бабой — и не трахаться! — ...можно или нет? — Ложись, ладно уж. Но я привяжу тебя за ногу, — предупредил Бронн. — Как козу? — с губ Солейн слетел лёгкий смешок. — Как тебе угодно. — Хорошо.       Бронн сдержал обещание: он действительно обвил верёвку вокруг её щиколотки и затянул узел. Солейн кивнула в знак благодарности, залезла под плотное пуховое одеяло, пригрелась, однако сонливость внезапно покинула её. В голове закипели мысли — о Безликих, Браавосе, таинственном храме и миссии, которую она выполняла перед тем, как лишиться памяти. — Ты это, растолкай меня, если вдруг передумаешь и настроишься на поебушки, — сонно пробормотал он. — Непременно, Бронн, — пользуясь тем, что он её не видел, Солейн закатила глаза. — Доброй ночи, Алебарда, — он повернулся к ней спиной и практически сразу уснул.       Какое-то время она лежала в темноте и прислушивалась к окружающим её звукам. Она не мёрзла, но её по-прежнему потряхивало. Бронн был тёплый, и Солейн невольно придвинулась к нему ближе. Он дышал глубоко и редко, как любой крепко спящий человек; его непоколебимое спокойствие понемногу передалось и ей. Закрыть глаза она отважилась далеко не сразу: сон сморил её, когда на горизонте уже занимался рассвет.       Верёвка не понадобилась. Кошмары пощадили Солейн — заблудились, должно быть, по дороге, испугались опустевшей кровати, и их развеял сквозняк.

***

      Они попытались потренироваться с мечами, как предлагал Бронн, но те ни капельки не вдохновили её. Солейн всё норовила ухватиться за маленькую, гладкую рукоятку двумя ладонями, а не одной, рубануть, будто топором… С мечами ей было некомфортно: тонкие, хрупкие какие-то и, на её взгляд, несолидные, они не будили в ней боевой азарт. — В твоих руках, Беспамятная, и хуй — алебарда, — мрачно подытожил Бронн.       Солейн расхохоталась, ничуть не обидевшись. Потасовка из-за проститутки осталась в прошлом, подзабылась, и между ними вновь начало зарождаться подобие дружбы — разумеется, с учётом того, что Бронн был наёмником, способным за приличную сумму зарезать её во сне или продать кому-нибудь. Солейн прекрасно понимала это и принимала его таким, как он есть — нет, не за неимением выбора, просто её всё устраивало. Каждую ночь Бронн по её же просьбе привязывал её к кровати. Солейн справилась бы и без этого — ощущение, что она больше не одна в этом жестоком, чужом для неё мире, гнало кошмары прочь, но ей нравилось, что у них появился общий ритуал, пусть и бесполезный, смехотворный.       Через несколько дней Бронн явился домой в компании самого сира Джейме. Солейн настолько растерялась, завидев их, что опять, как когда-то — в Близнецах, рухнула на одно колено. — Тебе не обязательно делать это каждый раз, — иронично подметил Бронн. — Здравствуй, Солейн, — сир Джейме перебил его. — Как твоё самочувствие? — Великолепно, спасибо, милорд, — забормотала она, склонив голову. — Встань, — скомандовал сир Джейме, — и выслушай меня. — Да, милорд, — Солейн торопливо поднялась и отряхнула подол потрёпанной домашней юбки. — Мы выдвигаемся на Хайгарден. Глава дома Тиреллов, которой принадлежит замок, предала нашу семью и государство. Увы, но единственный выход — это война. — И я... — она нахмурилась, не веря своим ушам. — Ты отправишься с нами и будешь биться в авангарде. — Ланнистер! — Бронн зашипел, как масло на раскалённой сковороде. — Рано! Она не в том состоянии, чтоб сражаться всерьёз! — Мне что, урезать твоё жалование? — сир Джейме прищурился. — Разве я плачу тебе не за то, чтобы ты её подготовил? — Есть вещи, которые я исправить не могу, — скривился Бронн. — Я уже говорил Вам. — Всё в порядке, милорд. — У Солейн похолодели руки, но она расправила плечи и гордо вздёрнула подбородок. — Я вспомнила, как драться. Я защищу Вас. — Везёт Вам на верных баб, — с тоской вздохнул Бронн. — Что Бриенна Тарт, что эта... А ведь Вы им не то что замок не обещали — даже денег не даёте. — Ещё одно слово... — предупредил сир Джейме.       Бронн поднял руки и вышел из комнаты; на его лице читалось нечто между усталостью и презрением. Солейн не знала, имела ли она право предложить сиру Джейме разделить с ними трапезу, поэтому промолчала. Тот предупредил её, что к королевской армии присоединятся солдаты дома Тарли, и войско расширится, разделится на лучников, копейщиков, всадников с мечами...   — Я поеду верхом? — поинтересовалась она. — Или с алебардой только пешком... — Верхом. Бронн! — А? — он, будто ничего не случилось, высунулся из-за дверного косяка. — Солейн нужна лошадь и специальное крепление под алебарду. Позаботься об этом. — Как прикажете, Ланнистер. — Тогда до скорой встречи, — попрощался он. — Боишься, Беспамятная? — полюбопытствовал Бронн после того, как сир Джейме, придирчиво оглядываясь, покинул их дом. — Боюсь, — честно ответила Солейн. — Если упадёшь с коня, прячься куда-нибудь и играй в сурка. — В опоссума, Вы хотели сказать?.. — она закусила кулак, чтобы не засмеяться и не рассердить его. — В труп, Алебарда. Не геройствуй, оно того не стóит. Я передал Ланнистеру, что у тебя беда с головой, но ему трижды по хуй. Знаешь, — в сердцах выпалил он, — если заменить его полупустую спесивую башку на стальную, как руку, то особой разницы не будет. — Бронн! — возмутилась Солейн. — Нельзя оскорблять лорда-командующего! — Пока его тут нет, — он придвинулся к ней и подмигнул, — его и отпиздить не грех.       На этот раз сдержать рвущийся наружу хохот у неё не вышло.

***

      Солейн досталась молодая, юркая гнедая кобыла по кличке Гвоздика. Они быстро поладили: та не брыкалась под ней, не фыркала гневно, не пыталась сбросить наездницу или лягнуть её из вредности. Конечно, лошадь не одобрила наличие на своей спине ещё и алебарды, но Солейн просила прощения, гладила её, расчёсывала, кормила вкусными яблоками, и Гвоздика смилостивилась. Знакомясь друг с другом, они скакали по заброшенным полям у Королевской Гавани; солёный прибрежный ветер развевал волосы Солейн, и она счастливо, беспечно улыбалась. — Славная девочка, — она ласково хлопала Гвоздику по холке. — Хорошая девочка. Умница.       Но удача на этом закончилась. Командир войска Тарли, старый лорд Рендилл, отнёсся к Солейн крайне враждебно. Он несколько раз — так, чтобы все вокруг обязательно услышали — переспросил у сира Джейме, точно ли ему нужна иноземная женщина среди солдат. Его сын со смешным для вестеросского уха именем Дикон вёл себя мягче и вежливее, но выглядел едва ли не более потерянным, чем Солейн. — Милорд, — негодовал сир Рендилл, — Вы утверждали, что нам следует объединиться перед угрозой вторжения из-за моря, но при этом подпустили к себе чужестранку? — Её зовут Солейн, — не терпящим возражений тоном парировал сир Джейме, — и она — не захватчица, а вольная наёмница из Браавоса. — Из Браавоса, — сир Рендилл поджал губы, — города, возведённого потомками рабов-убийц. Женщина. Женщинам не место на поле боя! Они должны сидеть дома, рожать и воспитывать детей.       У Солейн возникло желание срочно огреть старшего из Тарли по голове алебардой, чтобы все убедились в её способностях и прекратили спорить. Её остановил лишь красноречивый взгляд Бронна. — Он тебе завидует, Беспамятная, — почти одними губами прошептал тот. — Не обращай внимания.       Солейн ухмыльнулась и крепче сжала бока лошади ногами. Поддержка пришлась весьма кстати: приободрила её, немного подняла скверное настроение. Дорога, по которой маршировало войско, носила поэтичное название — Розовый Тракт. Чем южнее они смещались, тем теплее была погода, и вскоре замученная жарой Солейн решила снять алый ланнистерский плащ. Щиты, знамёна, части доспехов — всё грозно пестрило красным. Ей казалось, что она — под предводительством сира Джейме — лично несла колкий осенний холод в этот чудесный, пахнущий цветами и луговыми травами, зеленеющий до сих пор уголок Вестероса. Солейн вспомнила пекаря из гостиницы на перекрёстке и оброненную им фразу — «жаль, что Вы выбрали их сторону, миледи». Она осознанно не расспрашивала Бронна о Ланнистерах, потому что боялась услышать что-то, что уничтожило бы её морально; у неё ведь, в отличие от него, не было возможности распрощаться с сиром Джейме и наняться на службу к кому-нибудь ещё. — «Может, я и вправду ошиблась?» — в её груди закопошилось дурное предчувствие.

***

      Сражения как такового не случилось: едва завидев многочисленную армию, солдаты Хайгардена побросали щиты с нарисованными на них цветами и сложили оружие. Некоторые, особо прыткие, ринулись в атаку, но их сопротивление было моментально задавлено силами захватчиков. Солейн даже не успела пролить вражескую кровь и опробовать новую алебарду — пока целилась, примерялась, готовилась, мятежников уже перебили. Яростнее всех, как ни странно, мечом размахивал молодой Дикон Тарли. — «Мечтает, чтоб папа гордился им? От такого сухаря дождёшься одобрения, конечно...» — Солейн с неприязнью покосилась на лорда Рендилла.       Пока солдаты убирали тела, чтобы позже сжечь их на погребальных кострах, и распихивали по карманам трофеи, сир Джейме отправился наверх, в высокие башни из светлого камня. Солейн тенью последовала за ним, но Бронн ухватил её под локоть и оттащил к стене. — Я обещала защищать... — возмутилась она. — Ему надо побеседовать с леди Оленной наедине. — Сир Джейме убьёт женщину?.. — ахнула Солейн. — Сам? — Старушку, — уточнил Бронн. — За что?! — За государственную измену, Алебарда. Тебе нравится Хайгарден? — он внезапно сменил тему. — Да, он большой, — осторожно ответила она, — и красивый. Столько цветов... — Если бы Ланнистер отписал его мне, я бы их выкопал к херам собачьим. — Почему?.. — удивилась Солейн. — Вы не любите цветы? — Они бесполезные. — Прямо как я в сегодняшнем бою, — вздохнула она.       Бронн подавился смешком, но быстро вернул себе равнодушно-лихой вид. Солейн пощупала кустарник с широкими, мясистыми листьями, заглянула в пустую деревянную бочку, сорвала розу, общипала лепестки... Где-то рядом затрещали поленья, и по саду поплыл омерзительный запах обугливающейся плоти. Солейн затошнило. Она оглянулась и вздрогнула: отступать было некуда. Повсюду суетились солдаты — и Ланнистеров, и Тарли. По приказу лорда Рендилла они выносили из замка ценности и грузили их в телеги. — Это ещё не всё, — предупредил Бронн. — После смерти леди Оленны мы поедем отбирать урожай у её крестьян. — Зачем? — прошептала, стараясь не дышать носом, Солейн. — Сир Джейме не говорил мне... — Дом Тиреллов — ну, Хайгарден, много лет вывозил в Королевскую Гавань бóльшую часть своего урожая. Теперь замок принадлежит Ланнистерам. Выходит, что и крестьяне — тоже, а впереди долгая зима. Людям и лошадям нужно что-то есть, чтоб не окочуриться от голода. — Ясно. — Она жалела, что оставила плащ за воротами: плотная ткань хоть чуть-чуть уберегла бы её от этой вони.

***

      Сир Джейме спустился с лестницы с таким лицом, словно таинственная леди Оленна напоследок вонзила ему нож под рёбра или прокляла его род до десятого колена. Бронн скорчил любопытную гримасу, но промолчал. Солейн, прихватив алебарду, безмолвно побрела за ними. Внизу, за крепостными стенами, лорд Рендилл уже выстроил солдат в шеренги. Побледневший Дикон маячил за спиной отца; в его глазах плескался ужас, а руки лихорадочно стискивали поводья. — «Его первое сражение? Почему он волнуется, а я — нет? — Солейн растерялась. — Я что, уже участвовала в боях?» — «Ты убийца без лица и имени, — услужливо напомнил ей внутренний голос. — О чём тебе беспокоиться?» — Мы готовы, милорд, — отчитался сир Рендилл. — Повозки собраны. Придётся двигаться медленнее, чтобы доставить всё в целости и сохранности. — Благодарю, — глухим, будто бы не своим голосом отозвался сир Джейме. — Всё в порядке, милорд? — не вытерпела она. — Отправляемся, — скомандовал сир Джейме. — У нас ещё много работы.       Солейн укоризненно покачала головой и вскарабкалась на лошадь. Близился закат, но она сомневалась, что сир Джейме позволил бы им разбить палаточный лагерь этой ночью. Когда они отошли на приличное расстояние, Солейн оглянулась. В лучах розовеющего солнца Хайгарден смотрелся величественно, будто целый город, а не замок, принадлежавший одной-единственной семье. — «Сир Джейме ни за что не подарит Бронну такую огромную крепость, — подумала она. — Даже если он воспитает из меня идеального воина. Вестерос — несправедливое место: кровь и фамилия здесь важнее, чем достижения. Глупость».