Согрей меня в своих ладонях

523 слова       – Так ты говоришь, что друзья должны были к ночи приехать?! – Ая стояла у окна, задумчиво глядя, как за пределами их маленького домика все еще беснуется стихия. – То есть, догнать нас в дороге…       – Да, мы с Сашкой и Дроном договорились еще неделю назад, что приедем все сегодня к вечеру, – Константин возился у плиты, пытаясь приготовить что-то съестное. Понимал, что от нее сейчас пользы в этом деле будет по меньшей мере ноль и не навязывался. Даже сразу не заметил, что она посерела и нахмурилась, словно грозовое небо, – жены их тоже согласились. Наверное, их метель задержала.       – К вечеру доползли мы! – Айгула достаточно красноречиво глянула на него, но сразу взрываться не стала. – Ты же понимаешь, что они не приедут!       – Ну, Раменский от своих планов редко отказывается. Думаю, до утра доедут или когда метель немного утихнет.       – Костя, не надо меня обманывать, пожалуйста! – взгляд ее удивительных глаз снова метнул молнии, а по телу прошла невольная дрожь. – Зачем мы здесь?!       – Ая, прекрати! – Константин, что копался до этого над плитой вдруг выпрямился и повернулся в ее сторону. – Я тебя не обманываю! Просто поговорить…       И осекся, поняв, что лишнее ляпнул. Она побелела от злобы и нахлынувших волн ужаса. Так и стояли, сверля друг друга просто прожигающими взглядами. Айгулу бросало в холод, даже несмотря на то, что в домике было уже относительно тепло. В последнее время она вообще не могла согреть своё тело и дело было даже не в мерзлячести. Ей было действительно не очень хорошо сейчас, от осознании, от боли и обиды. Так вот зачем?! Поговорить он хочет. Разбередить старые раны. А она, как та простушка, купилась на его рассказы о тихом уютном отдыхе за городом, в кругу друзей. Ну зачем это все?!       Константин заметил ее состояние, поэтому расстегнул толстовку, стягивая с себя и внезапно накинул ей на плечи. Ая невольно обхватила плечи руками и отступила на шаг.       – Ая, пожалуйста! – зашептал едва слышно, все так же держа руки с теплой одеждой на ее плечах. – Я знаю, сколько боли доставил тебе, я знаю, как ты тяжело пережила…       – Не надо об этом, Кость, пожалуйста! – ее глаза блеснули и повлажнели. – Я уже пережила это, переварила, не береди…       – Айгула, мне больно видеть, как ты увядаешь на глазах. Уже полгода почти прошло.       – Да, пол года и я уже пережила! Все пережила! – и вдруг сорвалась на истеричный крик. – Понимаешь?!       И он вдруг сделал быстрый шаг вперед и заключил ее в объятия. И Ая заплакала. Тихонько, словно обиженный ребенок, что потерял что-то очень дорогое, но слишком горд для того, чтобы лить слезы.       – Мне ее тоже не хватает, – шепнул тихо-тихо, с хрипом и надрывом, – я понимаю, как тебе больно, мне тоже, а глядя на то, как ты самоуничтожаешься морально, еще больнее. Она была нашей частичкой!       – Нет никаких нас и не было никогда! Та дурацкая ночь была самой большой ошибкой, – прорычала Айгула, крепко сжала кулаками его футболку на плечах, – была только она. Я ее чувствовала, ждала, любила…       – Поплачь, просто поплачь, – продолжал шептать Константин, пропустив мимо ушей обидные фразы.       Она же пригрелась в его руках, продолжая едва слышно изливать ему свою боль, ту, которую так долго прятала очень глубоко в надтреснутом сердце. Костя говорил что-то успокаивающее и боль потихоньку тупела, ей становилось все спокойнее и теплее в эту ненастную, морозную ночь.