Calliope's Gift (Дар Каллиопы)

Примечание автора: Уилл приветствует Ганнибала в своём мире. Луизиана, июнь 1949 г.   Уилл чувствовал, как глаза странного мальчика сверлят его спину. Он знал, что ему следует бояться. Уилл прожил всю свою жизнь в округе Лафайет и никогда не видел мальчика с острыми скулами и затравленными тёмными глазами. Он точно был не местным. Тот факт, что он последние два дня крался по болоту, наблюдая за Уиллом, должен был вызывать беспокойство. Бо Грэм не растил дураков. Но Уилл знал, как знал всё то, чего не мог знать и не должен был знать, что мальчик не хотел причинить ему никакого вреда. Он напомнил Уиллу бездомную собаку, которую люди избили и выбросили, как мусор, но она всё ещё бродила по городу с тоскующим выражением в глазах, отчаянно нуждаясь в нежном прикосновении, но неспособная когда-либо снова быть дружелюбной. Таких собак нужно было либо приучать любить ещё раз, либо усыплять. Даже если ты снова приручишь её, иногда такие собаки забывают, что ты их друг. Они всё равно пугаются и кусают тебя, даже после многих лет общения. Это случилось прошлой весной со стариком Робишо, он потерял два пальца и больше не мог чинить лодочные моторы. Старику Робишо не хватило духу самому усыпить собаку. Пришлось поручить это шерифу округа. Даже несмотря на то, что собака целиком съела его пальцы, он всё равно её любил. Отец Уилла этого ни в малейшей степени не понимал. Но Уиллу не нужен был золотой маятник, который иногда мелькал у него в голове, чтобы понять решение старика. Маятник показал ему то, чего он не должен был знать, точно так же, как маятник бабушки Джи, который она использовала для предсказания будущего. Она могла подержать его над животом беременной женщины и узнать, мальчик это или девочка, здоров ли будет ребёнок или нет. Иногда она использовала маленькую доску, на которой по кругу был нарисован алфавит, а маятник, толстая перевёрнутая слеза, свисающая с тонкой золотой цепочки, излагал ответы на её вопросы. Она умела находить воду. Однажды, давным-давно, она нашла нефть, и человек, который нанял её обыскивать его землю, разбогател. Маятник снова качнулся, обводя взглядом болото вокруг них. Уилл мысленным взором увидел мальчика, присевшего на корточки возле кипариса с альбомом для рисования в руке. Он рисовал только лица. Уилл смотал леску. Наживка исчезла, рыбы нет. Он отложил удочку в сторону и поёрзал на своём любимом бревне, глядя прямо на незнакомца, чьи тёмные глаза расширились: «Ты можешь подняться сюда и посидеть, если хочешь, — пригласил его Уилл, хотя и немного сердито. — Думаю, это намного лучше, чем ползать там сзади». Мальчик медленно встал и вышел из своего укрытия, зажав альбом под мышкой. Он был старше Уилла которому было на данный момент 11 лет, но ненамного, подумал он. Он был бледен, как инвалид, глаза мрачно блестели, как поверхность болота, где в воде отражались деревья и небо. По словам бабушки Джи, чёрные зеркала можно использовать для общения с духами умерших. Но чаще всего демоны откликались на зов. У него были тёмные волосы, не такие тёмные, как у Уилла, прямые, как палочка, тщательно зачёсанные набок, ни одна прядь не выбивалась. На нём была парадная рубашка, короткие брюки, чулки и неудобные на вид туфли из лакированной кожи, которые совершенно не подходили для болотистой местности. Круги под его глазами были глубокими, а тело было болезненным и худым. «Что ж, давай, если ты идёшь», — сказал Уилл, вытаскивая ещё одного червяка из переднего кармана комбинезона и насаживая наживку на крючок. Он закинул поплавок на поверхность протоки, рябь ослабла, пока вода снова не стала чистой и спокойной, удвоив корявые кипарисы и отразив небеса. Уилл почувствовал, как упавшее дерево немного сдвинулось, когда мальчик сел рядом с ним с альбомом для рисования на коленях: «Если ты будешь прятаться так, тебя могут подстрелить, — посоветовал Уилл. — Здешние люди не любят, когда их трогают». Мальчик кивнул. Он так сильно сжимал свой альбом для рисования, что побелели костяшки пальцев, и дрожал, как, будто на улице было холодно. — Ты заболел или что-то ещё? Мальчик не ответил. Уилл немного подмотал крючок, но он ловил рыбу только для того, чтобы чем-то занять руки, пока изучал мальчика: «Вот, подержи это», — Уилл на мгновение протянул ему удочку. Мальчик смотрел на неё так, словно никогда раньше не видел. Уилл снова взмахнул ей, и мальчик медленно положил альбом на колени и взял удочку. Леска задрожала и затанцевала в такт его дрожи. Уилл порылся в другом кармане и достал носовой платок. Развернув его, он вытащил пригоршню свежесобранных листьев мяты: «Съешь это. Они тебя быстро вылечат», — он обменял носовой платок с листьями на удочку. Странный мальчик просто уставился на листву. Уилл раздражённо вздохнул и взял веточку мяты. Сунув её в рот, он пожевал и проглотил: «Вот так. Это поможет твоему желудку, если тебе плохо. Съешь всё, в саду моей бабушки ещё много чего есть». Мальчик скопировал то, что сделал Уилл, и быстро съел всю мяту. Вытряхнув оставшиеся стебельки, он аккуратно сложил носовой платок Уилла и вернул его ему. Уилл сунул его обратно в карман и поднял металлическую флягу, лежавшую у основания упавшего дерева, потянув за ремешок, к которому она была прикреплена. Он протянул её мальчику: «Запей это сейчас же». Мальчик выпил и вернул флягу. Уилл поставил её на землю и снова намотал. Он выругался – потерялся ещё один червяк. Чёртовы черепахи: «Извини за ругань», — быстро сказал он, пытаясь оценить реакцию мальчика. Он был похож на такого молодого человека, который не сказал бы ни одного непристойного слова. Уилл перекрестился и взглянул на небо, чтобы извиниться перед Богом, как бы запоздало подумав. Бабушка Джи не верила в церковь, но мать Уилла водила его на мессу. Он верил по привычке. И потому что это сделала бы его мать. Уилл отложил удочку в сторону и повернулся к мальчику, подогнув ногу, чтобы сесть лицом к нему на широкое бревно.  — Ты чувствуешь себя лучше? Мальчик утвердительно кивнул. Дрожь, казалось, немного утихла. — Ты только что переехал сюда? Мальчик утвердительно кивнул. — Я живу примерно в миле к западу, — сказал Уилл. — Иди по этой тропинке, и она приведёт тебя к гравийной дороге. Поверни налево, и ты окажешься у старой церкви. Поверни ещё раз налево, и это дом моей бабушки. Мой папа в Билокси, работает на верфи. Уилл мысленно увидел маятник и уловил лёгкое выражение вопроса в движение светлых бровей мальчика.  — Моя мама умерла, — сказал Уилл, взяв ближайшую палку и воткнув её в мягкую землю рядом с бревном, на котором они сидели. — На войне она пошла работать медсестрой, и в 42-м её застрелил снайпер в Северной Африке. Мой папа был моряком в Тихом океане, но когда он вернулся домой, у него было не всё в порядке с головой. Из-за мамы. Он мог бы стать инженером. Он строил мосты и всё такое, он умный, мог бы поступить в колледж, но чёртова выпивка доконала его. Ты знаешь, как это бывает. Мальчик медленно кивнул, не отрывая глаз от гладкой поверхности чёрного зеркала, пока они вызывали мёртвых. Он открыл альбом для рисования, пролистывая несколько портретов слишком быстро, чтобы Уилл мог их разглядеть. На чистой странице он написал Ганнибал Лектер и показал это Уиллу. Затем указал на себя. — Это твоё имя? Мальчик кивнул. — Ты не можешь говорить, не так ли? Дело не в том, что ты тихий - ты немой. Но ты ведь слышишь меня, не так ли? — мальчик кивнул. — Ну, тогда ладно, — он сделал паузу, наблюдая, как мальчик снова закрывает книгу. — Ганнибал, — попробовал Уилл экзотическое имя на язык. — Вот откуда родом Марк Твен. Ты когда-нибудь читал Тома Сойера и Гекльберри Финна? Ганнибал отрицательно покачал головой. — О, тебе действительно стоит это прочесть. Я принесу их тебе. Скажи, у тебя есть братья или сёстры, которые, возможно, захотят поиграть? Здесь в городе живут только дети, и они называют меня "болотной крысой" и говорят, что моя бабушка ведьма. Уилл с растущим беспокойством наблюдал, как глаза Ганнибала наполнились слезами. Это было странно, он не издавал ни звука, когда плакал, просто смотрел на Уилла, а огромные хрустальные капли текли по его щекам и стекали с подбородка. Не шмыгал носом, не двигался. Это было сверхъестественно. — Что случилось? Я сделал что-то не так? Ганнибал слегка покачал головой. — Подожди, — Уилл порылся в глубоких карманах своего комбинезона и достал веточку лаванды. — Вот, — он взял Ганнибала за руку. Ганнибал отдёрнул руку, как, будто прикосновение Уилла обожгло, затем медленно протянул руку обратно и позволил Уиллу положить фиолетовый цветок ему на ладонь. Уилл положил руку Ганнибала себе на колено и раздавил цветок лаванды в ладони. — Понюхай это, — посоветовал он. — Вот так, — Уилл зажал обеими руками рот и нос. Ганнибал скопировал движение Уилла и сделал несколько глубоких вдохов. Через минуту странные, беззвучные слёзы прекратились: — Вот и всё, — подбодрил его Уилл. — Давай, сделай ещё несколько вдохов. Вот держи, — он снова вытащил свой носовой платок и передал его. — Многие говорят, что мальчик не должен плакать, но я не возражаю. Я сам проделал изрядную часть этого, если хочешь знать чистую правду. Я никому не скажу, что ты плакал. Ганнибал вернул ему носовой платок, и Уилл бесцеремонно засунул его обратно в карман:  — Видишь? Магия. Всему подобному меня научила моя бабушка. Мальчик снова открыл свой альбом для рисования и указал на своё имя, затем кивнул в сторону Уилла. — О! Я Уилл. Уилл Грэм. Моя мама была Деверо из Лафайета, а мой папа вырос в округе Акадия, — он ждал какого-то признания. Но там не было ничего подобного. Выражение лица Ганнибала было пустым, и Уилл почувствовал его замешательство. — Ты действительно нездешний, — пробормотал Уилл. Тени над протокой становились длиннее. Уилл вытащил из переднего кармана сломанные наручные часы и проверил время:  — Ладно, мне пора домой ужинать, — он взял свою удочку и снова посмотрел на Ганнибала. — Приходи сюда снова, если хочешь. Я принесу тебе удочку для ловли рыбы и те книги. Если ты придёшь утром, там не так жарко. Мальчик кивнул, прижимая альбом к груди. Уилл вытащил из кармана ещё одну веточку лаванды и протянул ему: «В дорогу, — сказал он, повесив флягу на шею и ушёл».