Искажение

      Когда Итачи заметил мелкую дрожь в теле Сакуры и то, как её зубы скрипят от злости, он понял, что вся с трудом сдерживаемая лавина негодования прорывается наружу. Это напомнило ему их разговор с Наруто в гендзюцу — тогда джинчуурики так же яростно плевался обвинениями, чересчур пафосно и бездумно. Вылавливать кусочки правды из таких истерических спичей Итачи умел, а вот как прекращать подобный взрыв эмоций представлял лишь в теории. По опыту общения со своей взбалмошной напарницей он удостоверился, что, вероятно, она просто выплеснет свои боль и горечь на него, а после будет открыта для разговора. Но вот атаки на собственное, хоть и чужое тело он никак не ожидал — что ж, если ей это поможет, так и быть, придётся потерпеть.       Когда Сакура притихла и заплакала, Итачи стало жаль бедную девушку. В её словах было предостаточно правды, и частично эти чувства Итачи разделял. Сакура жаловалась, что вокруг неё не осталось близких людей — а разве он сам не проходил через подобное? Разве тот мальчик тринадцати лет, убивший своими руками любимых родителей, не был также напуган? По началу Итачи слабо осознавал произошедшее — сознание отчаянно противилось принимать новую реальность, как бы разум не пытался заставить его сделать это. Вся жизнь тогда изменилась настолько, что Итачи действовал словно на автомате, слабо реагируя на творящийся вокруг кошмар. И принятие догнало его уже там — в Акацки, в окружении самых опасных и кровожадных шиноби в мире. Тогда он осознал, что больше никогда не ощутит ласку материнских рук, не увидит строгий, но полный заботы и гордости взгляд отца, не почувствует тёплых братских объятий… Вокруг него теперь лишь кучка монстров в человеческом обличии, готовых загнать кунай в его спину, если того потребует ситуация. Он машинально отвечал на вопросы, растерянно извинялся, если делал что-то не так, следовал приказам, словно кукла. Казалось, будто с него содрали кожу заживо — настолько уязвимым он себя чувствовал, а значит, нужно было как можно скорее нарастить новую — шипастую и непроницаемую, иначе он не выживет и провалит последнюю миссию в своей жизни. И он вполне удачно с этим справился… Так он считал до попадания в этот причудливый мир и встречи с Сакурой.       Оказалось, чтобы сдёрнуть с него его каменную броню и обнажить давно забытые чувства, нужно было не особо много времени и усилий. А когда сегодня утром он наблюдал ворчание местного Саске, а после, днём смотрел, хоть и чужими глазами, в лицо погибшего на его глазах лучшего друга, все сдерживающие механизмы разлетелись на куски. Всё выглядело для него почти как загробная жизнь — любимые люди живы, хоть и ведут себя непривычно, однако знакомые черты часто проскальзывают в них. Каким бы самообманом это не казалось, здешний мир вызывал умиление, а сверлящие голову мысли о том, что это наказание для него, почти покинули Итачи.       Со скрипом, неохотно и через силу, но в глубине души он осознавал, что дело не только в окружающих его родственниках. И не в том, что он застрял в чужом теле — Итачи не был идиотом. Он чувствовал, что его не просто тянет прикоснуться к сидящей рядом хрупкой девушке, это как раз объяснялось очень просто. А вот желание сидеть с ней рядом, разговаривать и шутить… Или украдкой рассматривать её пронзительные зелёные глаза цвета свежей травы, или то, как отблески огня играючи скользят по её розовым волосам, будто забавляясь и пытаясь перекрасить в красный или оранжевый… Эти желания принадлежат разуму, а никак не захлёбывающемуся от гормонов чужому телу. И эти незнакомые чувства странным образом переплетались с забытыми ощущениями тепла и уюта в родном доме. Они были и чем-то похожи, и в то же время отличались, из-за чего Итачи не мог найти для них правильное место в своей голове. Одно он знал точно — ему это нравится, и он впитывает их, словно высохшая на солнце губка. Быть может, желание ещё сильнее обнажить свою мягкую сторону как раз поможет успокоить и подбодрить Сакуру?       Итачи осторожно, как только мог, развернул её к себе, подмечая дрожащие губы, красные глаза и распухший нос, и медленно заговорил:       — Что беспокоит тебя больше всего?       — Не могу выделить, всё беспокоит! — огрызнулась Сакура. — Мне кажется, я провалилась по всем фронтам, и я не представляю, что делать. Проблем становится только больше и…       — Ведь я уже говорил, что есть новый план, — Итачи старался, чтобы его голос не звучал укоризненно. — Вспомни, что говорил Орочимару о технике переноса разума. Тебе следует обратить внимание на это.       — Ну, я помню, он сказал, что в этом мире клан Яманака также специалисты в этом, и что? Предлагаешь мне теперь прилипнуть к здешней Ино? — скептически отозвалась Сакура, пожимая плечами.       — Именно так, а если не выйдет, то идти дальше, — Итачи отметил, что Сакура будто оживилась, а её глаза начали блестеть не только от слёз, но в них промелькнули и искры любопытства. — Я раздумывал над этой возможностью, и, похоже, данный вариант самый правдоподобный. Кто-то выполнил Технику Переноса Разума на тебе и местной Сакуре, либо что-то подобное.       — А даже если так, нам придётся раскрыть наш секрет ещё кому-то, тут свитки нам не помогут, — рассуждала Сакура, нахмурив брови. — Что это за техника такая мощная и как её прекратить…       — У любой техники есть слабое место, — поучительно указал Итачи. — Когда ты сможешь пообщаться с этой девушкой?       — Ну, они часто обедают всей компанией, — задумчиво протянула Сакура, приложив палец к подбородку, — наверняка завтра после тренировок снова пойдут в раменную или жарить барбекю. У нас с командой ведь тоже утром тренировка, помнишь? Хотя говорить нужно наедине, мало ли какие любопытные уши будут рядом.              — Правильно, — мягко сказал Итачи, — ты умная девушка, Сакура.              — Ага, иногда слишком умная, — устало выдохнула она и поджала губы. — Знаешь, когда я думаю об этом всём, у меня голова идёт кругом. Я — невеста, я отшила Саске-куна, — горько усмехнулась она, — шаннаро, да я даже подружилась с Учихой Итачи, — теперь Сакура прыснула в полный голос. — Слишком много потрясений за последний месяц, тебе не кажется?              — Вероятно, это твой предел, — участливо согласился Итачи, едва улыбнувшись. — К тому же, мы не знаем какие новости есть у Орочимару, поэтому рано унывать.       — Ой, я на него вообще не надеюсь, он слишком мутный. Он, конечно, гений и всё такое, но если бы знал выход, сказал бы сразу. А так напустил на себя напыщенный вид, а сам, наверное, побежал рыться в своих замызганных свитках, чтоб не опозориться перед нами, — продолжала забавляться Сакура. Итачи смотрел на её смеющиеся глаза и изгибающиеся в улыбке губы и ловил себя на мысли, что привык. Он понимал, что его сердце наполняется теплотой от одного лишь её довольного вида. То, как она по-детски морщит нос, когда иронизирует, выдавало её игривый настрой — Итачи давно подметил этот жест и подсознательно ждал его. А ведь он сам недавно предупреждал Сакуру и велел не привязываться, а что же сам?       — Не стоит его недооценивать. Он также может быть твоим шансом вернуться.       — Мне кажется, если получится, то есть когда получится, — уверенно буркнула Сакура, — я вернусь не совсем туда, откуда исчезла. Я так много всего узнала, и это… довольно тяжело — знать, какие тайны скрывает моя родная деревня.       — Я понимаю, — тихо пробормотал Итачи, с интересом наклонив голову. — Когда я поступил на службу в АНБУ, то тоже был несколько растерян от осознания некоторых вещей. Но таков мир шиноби.       — Таков мир шиноби, — передразнила Сакура и потянулась к лежащей у камина кучке дров. — Нас учат совсем другим вещам в академии, и я не привыкла к такому.       — Хочешь сказать, ты не догадывалась, для чего существуют АНБУ? — напряжённо уточнил Итачи и забрал из рук Сакуры полено, которая она принялась усердно ковырять. Он случайно коснулся её прохладных пальцев своими и с изумлением ощутил тепло на собственных щеках. Что за бред? Он же прикасался к Сакуре уже кучу раз намного откровеннее — а теперь краснеет от одного жалкого контакта?       — Одно дело догадываться о чём-то и совсем другое знать наверняка. К тому же, АНБУ ведь борются с врагами деревни, а не с собственными жителями, — ехидно процедила Сакура и схватила ещё одно полено. — То есть, я раньше так думала.       — Даже обычные шиноби убивают тех, кого прикажут…       — Но ведь плохих людей! — перебила Сакура и сжала пальцы на деревяшке так сильно, что ногти впились в мягкую кору.       — Сакура, перестань. Ты не хуже меня понимаешь, что это не так, — глухо пробормотал Итачи и подался вперёд, чтобы подбросить отнятое у Сакуры полено в камин.       — Ты так спокойно об этом говоришь! — злобно выплюнула она и уставилась на Учиху немигающим остекленевшим взглядом. Итачи видел и понимал, что Сакуру разрывают противоречия, давно проклюнувшиеся в её голове, только вот сейчас они оформляются в слова и подтверждаются другим человеком, отчего становится ещё больнее.       — Я ненавижу это, — чуть злее, чем следовало, признался он и прикрыл глаза. — Но все мы хотим защитить дорогих для себя людей от других, таких же дорогих для кого-то. Почти у каждого преступника или негодяя есть люди, которые их любят. Например, соратники или дети и родители, — с горечью заключил Итачи и замолчал. — Если бы у меня был выбор, я никогда бы не стал шиноби… — спустя минуту добавил он и открыл глаза.       Сакура лишь изумлённо ахнула в ответ, оставив, наконец, в покое несчастное полено, которое выкатилось из её рук.       — Так зачем же… хотя да, какой тут выбор, если ты родился Учихой, — сбивчиво бормотала она себе под нос, опустив глаза. — А я значит добровольно влезла в это болото… хотела стать ближе к мальчику, который мне нравится… мы принимаем решение стать ниндзя в том возрасте, когда у нас совершенно нет мозгов…       — Я не говорил, что быть ниндзя плохо, — задумчиво отозвался Итачи, и голос его опять стал мягким и глубоким. — Желание защитить то, что тебе дорого, вполне естественно. Роль ниндзя подходит для этого как нельзя лучше. Просто иногда наши цели сталкиваются с чужими такими же, вот и всё. Замкнутый круг, и как его разорвать я не знаю…       — Твоя цель защитить Саске-куна, я это помню, — усмехнулась Сакура и лукаво прищурилась. — А что насчёт того, чтобы сделать что-то приятное для себя? Почему ты так себя не любишь? Ведь тебе нравится обычная жизнь, я это вижу. То, как ты рассказываешь о вашем с Саске детстве… Не поверю, что ты был лишь наблюдателем за его радостями.       — Разве я это отрицал? Конечно, Саске мне дорог, и я люблю его. Я всё делал ради него, как уже говорил тебе. Я хотел, чтобы убив меня, он стал героем деревни, а через мою смерть очистил имя Учиха.       — Зачем? — нетерпеливо выпалила Сакура, и теперь в её глазах вспыхнул тёмно-зелёный огонёк раздражения.       — Чтобы не нести на себе грехи клана, очевидно. Чтобы не идти по моему пути… Я всю свою жизнь до ухода из деревни разрывался между кланом и Конохой, а Саске клан бы просто разжевал и выплюнул, превратил бы в послушное орудие, — угрюмо ответил Итачи. — Учиха — это всего лишь фамилия, и она не должна отпечатываться на жизни человека, я понял это слишком поздно.       — Я не согласна, — прошипела Сакура и всхлипнула, — тебе нужно было всё рассказать. Жители деревни не безмозглое стадо, они бы поняли, из-за чего взбунтовались Учиха, и спросили бы с руководства деревни!       — Что ты можешь об этом знать? — Итачи начинал злиться, ведь в глубине души ощущал частичную правоту Сакуры.       — Да по результатам можно ведь судить! Ты жизнь положил ради своей великой цели, и что? Саске герой деревни? А репутация Учиха очищена? — взвизгнула Сакура и подскочила на месте. Она упёрла руки в бока и, казалось, снова разрыдается. — Нельзя постоянно всё решать за других и делать всё в одиночку, это путь к провалу! Неужели ты не видишь, к чему привела твоя жертва? Ты погиб зря и даже не пожил нормально! — из её распахнутых глаз вырвались слёзы, которые она даже не старалась удержать. Не таким Итачи видел итог их разговора…       Бушующую энергию Сакуры, казалось, можно было ощутить кожей. Какой же тайфун эмоций, сбивающий окружающих с ног, скрывается в её миниатюрном теле? Такими темпами Сакура вовсе останется без сил, ведь Итачи планировал усмирить её, успокоить, и что же вышло?       Он не уследил за своими словами и вывалил на девушку пусть и очевидную, но весьма обжигающую правду. А сейчас удивлённо рассматривал её жалостливое лицо — она что же, плачет из-за него? Но не потому, что он обидел её или навредил ей, нет, Сакура словно бы его жалеет?.. Но разве ему это нужно? Сострадание и жалость — это то, в чём он никогда не нуждался и даже не пытался получить. Возможно, лишь в далёком детстве он косвенно искал поддержки у отца или Шисуи, но давно позабыл эти чувства. И сейчас с болью в груди осознавал, что они даже могут быть приятными и согревать, и он вовсе не против эгоистично ухватить кусочек.       Итачи медленно поднялся вслед за Сакурой и замер, приблизившись почти вплотную. Затем неуклюже наклонился, почти как тогда, когда учил её целоваться, и положил руку на девичьи лопатки.       — Что ты делаешь? — испуганно прошептала Сакура и напрягаясь всем телом.       — Ты говорила, что тебе нужны объятия, — тихо ответил он и неловко притянул её к своей груди. — Успокойся.       От её чувственного вздоха и тепла прижатого к нему тела в горле Итачи появился удушающий комок. На миг ему показалось, что эти объятья — не вынужденные или спонтанные, как раньше, а вполне осознанные — заставляют мысли течь в непривычном направлении, размывая дорожки сквозь те части его души, которые, как он считал, давно очерствели и высохли. Новые чувства, как тоненькие ручейки воды после долгой засухи, делали всё вокруг мягче и наполняли жизнью. Они напоминали ему желание позаботиться о ком-то дорогом, но лишь частично. Сакура не была его другом или родственником, она даже не была хорошей знакомой, но её образ так крепко впился в его сознание, что Итачи не мог распутать собственные ощущения. В ушах эхом звучали слова Сакуры: «Ты можешь сделать что-то приятное для себя?», и интуиция ехидно пропищала — эти объятья нужны не одной только Сакуре.       — Спасибо. Но если ты снова начнёшь читать мне нотации, я за себя не ручаюсь, — хихикнула Сакура ему прямо в грудь, сцепив руки у Итачи за спиной.       — Ты помнишь, что я джонин, бывший капитан АНБУ и член Акацки? Справишься? — глухо усмехнулся он, не разжимая объятий.       — А ты помнишь, что меня обучали такой же капитан АНБУ и одна из саннинов? — игриво буркнула Сакура, отстраняясь и заглядывая Итачи в лицо. — И с Акацки я сражалась и даже прибила одного, — гордо добавила она и мило сморщила нос.       — Это серьёзное заявление, — вкрадчиво пробормотал Итачи, бегая взглядом по её губам и глазам и понимая, что они снова стоят непозволительно близко, так, что он может разглядеть каждую слипшуюся от слёз ресничку и каждую трещинку на искусанных губах. — Кхм, наверное, мне пора, — Итачи переменил тон в мгновение ока и отпустил Сакуру, резко отвернувшись и пригладив волосы.       — Нет уж, у меня остался ещё один вопрос. Я так понимаю, причины, почему ты наврал про Саске, мне не выпытать? — скептически пробурчала Сакура, прихватив Итачи за рукав. Учиха бросил на неё серьёзный взгляд, немного удивившись ослаблению напора. Что это с ней? Обычно Сакура прёт как таран, почуяв в Итачи слабину, а тут решила отступить? Словно бы её не слишком волнует тот факт, что возлюбленный к ней неравнодушен. Допрос о Саске отменяется? Или же она задумала очередную хитрость?       — Я не врал, просто не стал говорить об этом. Возможно, в следующий раз. Мы и так общаемся слишком долго, — сухо и осторожно отозвался Итачи.       — Я быстро, я быстро! Просто это натолкнуло меня на одну мысль. Раз ты можешь посмотреть чужую память, а память хранится в мозге, это я как медик тебе говорю, — начала тараторить Сакура, — может, ты мог бы шаринганом заглянуть в мозги этой Сакуры? — она провела ребром ладоней от шеи и до пояса. — Это было бы полезно для меня, чтобы лучше играть свою роль.       — Можем попытаться, но насчёт мозга не всё сходится. Как в таком случае мы с тобой осознаём собственные личности? Здесь всё намного сложнее...       — Ну да, это так, знаю, здесь замешана и чакра, и много чего ещё, — не прекращала распинаться Сакура. — Но мы же ни чем не рискуем, Итачи! Давай попытаемся, пожалуйста! — она сцепила руки в замок, прижав их к груди, и с надеждой заглядывала Итачи в глаза.       — Попробуем, — ободряюще бросил он и слегка улыбнулся. — Ты правда очень умная девушка, — Итачи усмехнулся и опустил голову. — Обязательно попробуем, но мне пора, — добавил он и скрылся в глубинах чужого сознания, оставаясь сторонним наблюдателем.       Это состояние нельзя было назвать комфортным, все органы чувств, кроме зрения и слуха, будто отключались на мгновение, да и происходящее доходило до него будто бы с задержкой. Чужие эмоции смешивались с его собственными, а физические ощущения притуплялись. Он чувствовал лёгкую дрожь чужого тела, досаду другого Итачи из-за того, что сознание снова покинуло его, и непреодолимую тягу к стоящей напротив Сакуре. Впрочем, ничего нового. Однако после сегодняшних загадочных событий он уже не был уверен, что эти чувства принадлежат только его двойнику…       Он видел вымученную улыбку Сакуры чужими глазами, он слышал её фальшивый смех чужими ушами — неужели хозяин тела настолько ослеплён любовью, что не замечает этого? «Всего несколько минут назад Сакура улыбалась совсем не так…» — немного самодовольный вывод пришёл к Итачи будто из ниоткуда. Так значит, рядом с ним Сакура может позволить вести себя естественно? Вот такая она настоящая — взбалмошная, озорная, но одновременно внимательная и действенная? Итачи не переставал удивляться её эмоциональному диапазону. Как можно мгновенно переключаться от сердитой, капризной девчонки к собранной профессиональной куноичи, иногда перетекая в режим взбешённой фурии? Должно быть непоседливому Наруто и холодному, строгому Саске было непросто уживаться с ней в одной команде. Однако именно это, вероятно, и зацепило в Сакуре его младшего брата…       Неожиданно перед глазами пронеслась мутная картинка: бежевое пятно с очертаниями человеческой фигуры, погруженное во что-то голубое. Картинка обретала чёткость, и пятно преобразилось в полулежащую в горячем источнике Сакуру. Она опиралась лопатками в деревянный бортик, прикрыв глаза и погрузившись в воду до самых ключиц. Но откуда эта вспышка? Из чужой памяти? Раньше Учихе не удавалось проникнуть в воспоминания этого Итачи, да он и не особенно пытался делать это, опасаясь выдать себя. Что же могло произойти теперь? То, что «переключение» и длительность контроля как-то связаны с испытываемыми телом эмоциями, Итачи догадался давно. Но похоже, что и его собственные чувства тоже как-то влияют на это. Неужели умиротворение и осторожная радость Итачи сумели пробить брешь в ментальной защите его копии? Быть может, стоит мягко приоткрыть завесу чужого сознания, раз уж отголоски чужой жизни сами нашли Итачи…       Учихе сотни раз приходилось проникать в чужой разум. И по пальцам можно было сосчитать, в скольких случаях это было не для причинения страданий, а наоборот. Хоть он отлично знал, что работа предстоит ювелирная — всё же перед ним такой же Учиха — вспыхнувший интерес и желание принести пользу перевешивали. Чуждый для Итачи азарт подстёгивал его «взяться за инструмент» — использовать свою врождённую способность во благо, а не во вред, ведь в памяти хозяина тела может храниться что-то, что приблизит его к разгадке появления Сакуры в этом мире. На крайний случай он добудет информацию об их романтических отношениях, которой так не хватает напарнице.       В то же время Итачи осознавал, что вбитые в голову с детства вежливость и моральные принципы заставляют его колебаться. Имеет ли он право врываться в настолько личные интимные воспоминания другого человека, пусть и с благими намерениями? Что ж, он столько раз в своей жизни переступал через себя, что этот случай кажется совсем безобидным. Да и жертва Сакуры выглядит на фоне задуманного им аморального плана куда весомее. Ей приходится тесно общаться с посторонним человеком против воли, нарушать свои личные границы — физические и душевные, притворяясь, что она любит его. Это никак не сравнимо с неожиданно воспалившейся совестью Итачи — строить из себя святую невинность уже очень поздно. Следует привычно заглушить взывающие к морали мысли, как он делал всегда, и воспользоваться своим природным даром как должно.       Если бы кто-то спросил, как происходит процесс смешивания мыслей, Итачи явно не сумел бы это объяснить. Все происходило на подсознательном уровне — будь то наложение гендзюцу, погружение врага в Цукуёми или обычное чтение мыслей. Одно он знал наверняка — слишком грубое воздействие может быть замечено, а значит, придётся просачиваться постепенно. К тому же, его собственная память вовсе не неприступная крепость — его воспоминания прорывались в сны двойника незаметно для Итачи! Нужно действовать предельно осторожно. И, быть может, изучив этот механизм поглубже, он даже сумеет внушить ложные воспоминания своей копии. Тогда у Сакуры будет на одну головную боль меньше — ей не придётся выводить местного Учиху из ступора и вешать ему лапшу на уши после «потери сознания».       Итачи мягко проник в чужую память — процесс выглядел так, словно он наблюдал события со стороны. Он мог передвигаться в воссозданной сознанием обстановке, словно призрак, привязанный к хозяину воспоминаний, заглядывая через плечо.       Сейчас он вновь видел ту же картину — блаженно прикрывшая глаза Сакура отмокала в горячем источнике, словно не замечая гостя. Он оглядел своё-чужое тело — из одежды лишь полотенце на бёдрах и ещё одно влажное на голове, тогда как на Сакуре, похоже, вообще ничего нет. Хотя и разглядеть сквозь белёсую минеральную воду онсена было ничего нельзя, голые плечи Сакуры и лежащее на бортике влажное полотенце вариантов не оставляли. Она слегка приоткрыла глаза, ничуть не смутившись, и по-кошачьи прищурилась.       — Ну, чего застыл? Забирайся сюда, вода сказочная, — промурлыкала она и легонько пустила волну в сторону Итачи. Похоже, она ни чуть не смущалась такой откровенной близости и даже поддразнивала Учиху.       Итачи согласно усмехнулся и не спеша начал погружаться в горячую воду, не сводя глаз со своей возлюбленной. Но вместо того, чтобы разместиться у противоположной стороны, он медленно начал двигаться в сторону порозовевшей от жара Сакуры. А она же игриво отгоняла его, ударяя запястьем по поверхности воды и рассыпая вокруг фонтанчики молочно-белых брызг.       — Я выиграл, — прошептал Итачи, в мгновение ока оказавшись возле Сакуры, и прижал её блестящее от влаги тело к своей груди.       Видимо, об этом моменте он и говорил после обморока. Когда же это было и зачем? Судя по всему, ещё до появления Итачи в этом мире… В любом случае, ничего полезного в этом отрывке явно не было, и нарастающая неловкость заставляла Учиху покинуть воспоминания о таком откровенном моменте. «А ведь он наслаждается жизнью и делает много приятного для себя…» — Итачи задумался лишь на миг, но быстро оборвал мешающую делу нить рассуждений. Стоило зарыться поглубже, да вот только сознание хозяина противилось этому. Либо он настолько поглощён воспоминаниями о походе в онсен, что они заполнили разум целиком, либо неосознанно сопротивляется вторжению.       Итачи попробовал просочиться в другие отрезки памяти, действуя виртуозно, словно фокусник, но увидел лишь пару неинтересных для себя моментов — разговор с напарниками о миссии по выслеживанию преступника и беседу с Саске о необходимости починить крыльцо. Естественно, попытки полистать другие страницы из чужой жизни Итачи прекращать не планировал, стоит лишь запастись терпением и осторожностью. Благо и того и другого у него было в избытке.