Ойхон

      Антон не может уснуть. Он чувствует себя очень уставшим, когда они сидят в комнате Сережи и Арсения и обсуждают все произошедшее. Глядя на задремавшего Димку, у него у самого начинают слипаться глаза, но как только он оказывается в темноте комнаты, лежа под тонким летним одеялом и закрыв глаза, голову мгновенно атакуют до этого почему-то заторможенные мысли.       Он никак не может перестать вспоминать пугающий образ медведя перед собой, не может не думать о том, что могло бы случиться дальше, что могло в принципе еще пойти не так. И сколько он ни успокаивает себя, что думать об этом бессмысленно, ведь все хорошо и он в безопасности сейчас, мысли по невидимой орбите вращаются в голове и из раза в раз возвращаются в сознание.       Входная дверь тихо скрипит, едва слышно щелкает дверной замок, Антон открывает глаза.       — Прости. Разбудил?       Вернувшийся из туалета Арсений тихо шепчет, замерев у двери.       Диму в итоге они решили не будить, и Арсений в эту ночь спал с ним в комнате. Возможно, это еще одна из волнительных причин, почему Антон никак не может уснуть, потому что им скоро уезжать, а между ними все еще висит какая-то недосказанность.       — Я не спал, — тихо, но без шепота, отвечает Антон.       Арсений кивает, проходит в комнату, оставляет на тумбочке между кроватями пасту с зубной щеткой. Смотрит на Антона сверху долго и молчаливо, а потом, вместо своей кровати, садится на край кровати Антона.       — Ты как?       Рука Арсения опускается ему на предплечье, мягко сдавливает. Антон сгибает руку и ловит локоть Арсения, мягко нажимая в ответ.       — Пока не спится. Как глаза закрываю, сразу этот лес и медведь на меня бежит.       Арсений виновато поджимает губы.       — Прости.       — Не надо, — Антон тут же его перебивает. — Я просто сильно испугался.       — Я тоже за тебя испугался.       Он шепчет едва слышно, смотрит испуганно. Антон и так это знал, но все равно что-то внутри сладко сжимается от чужого волнения.       Антон слабо тянет Арсения на себя, и тот поддается на едва уловимый жест, словно уже ждал его. Он укладывается Антону на грудь, обнимая. Антон опускает руку ему на спину и несколько раз проводит ею вдоль позвоночника. От веса теплого тела, которое придавило его, становится легче.       — Может, есть у тебя какой-нибудь отвар или средство, чтобы я успокоился и уснул? — глядя в потолок, шутливо спрашивает Антон.       Арсений долго гладит его руку в тишине, не отвечая на вопрос. Потом ведет ладонью выше, зарывается пальцами в волосы, массирует у корней, и Антон довольно прикрывает глаза от ласки.       Немного подтянувшись вверх и закинув голову, Арсений вдруг прижимается губами к шее Антона и замирает.       Антон распахивает глаза, боится пошевелиться, вдруг почувствовав себя как на вершине горы, откуда запросто можно свалиться, сделав лишь одно неосторожное движение. Бегая глазами по потолку в темноте, он слышит, как ускоряется его сердце, подталкивая вперед, заставляя сделать страшный шаг в неизвестность.       Но Арсений уже сделал этот шаг и наверняка в этот самый момент чувствует себя так, словно летит вниз с огромной скоростью, ожидая, когда же его подхватят.       Антон осторожно ведет рукой по спине Арсения.       Его страшный полет длится всего мгновение, а потом Арсений сжимает его волосы и еще раз целует в шею, а затем снова, поднимаясь короткими медленными поцелуями вверх. Оставив последний поцелуй на подбородке, он нависает над лицом Антона, заглядывая ему в глаза.       — Я правда очень испугался за тебя, — тихо шепчет Арсений вновь.       — Все хорошо.       Антон первым тянется вперед и коротко касается губ Арсения, успокаивая его, и сам не до конца понимает, как решился на это — просто поддался импульсу.       Оторвавшись, он успевает лишь на мгновение поймать смятенный взгляд Арсения, но тот тут же сам тянется к нему.       Сначала Арсений целует его так же коротко, осторожно, но потом он мягко захватывает нижнюю губу Антона, и от этого в животе появляются те самые бабочки.       Целоваться с Арсением оказывается естественно и приятно, и со временем поцелуй неизбежно становится глубже, а их дыхание становится все громче, разливаясь по комнате.       Арсений смелеет, поднимается чуть выше, крепче прижимаясь к Антону, целуя его более настойчиво. Антон заводится следом и его рука, словно живя собственной жизнью, скользит вниз, забираясь под свободный край футболки Арсения.       Почувствовав руку под одеждой, Арсений шумно выдыхает и выгибается, подставляясь под прикосновение.       А потом напрягается и отодвигается.       Антон замирает и вопросительно смотрит ему в глаза.       — Скажи, мы это делаем не из-за того, что вы уезжаете послезавтра?       Из-за легкого тумана в голове Антон хмурится, слишком долго пытаясь понять, что имеет в виду Арсений. Озвученные вслух сомнения отрезвляют, мгновенно сбивают нарастающий градус, и Антон тоже решает озвучить собственный страх.       — И не из-за того, что ты просто сильно испугался за меня?       Арсений, словно пойманный с поличным, бегает глазами по его лицу, испуганно замерев в полуобъятии, не зная, какой следующий шаг с его стороны будет правильным.       Антон успокаивает его, проведя ладонью по обнаженной спине под футболкой.       — Мы можем этого не делать.       Интонация выходит полувопросительной, потому что Антон сам не уверен в этом предложении, но чувствует, что так будет правильно. Да, какая-нибудь дрочка сейчас определенно помогла бы снять напряжение и быстро уснуть, но не пожалеет ли он об этом утром — другой вопрос.       Однако время не на их стороне. Антон скоро уедет, и кто знает, как сложится их дальнейшая судьба. Может быть, они больше никогда в жизни и не увидятся, так почему бы не воспользоваться ускользающей возможностью получить удовольствие?       Арсений, скорее всего, думает ровно то же самое, пока все еще загнанно дышит после длительных поцелуев, нервно облизывая губы, пытаясь в лице Антона найти решение.       Но в нем, видимо, побеждает страх разочароваться на следующее утро, потому что он сначала неуверенно и коротко кивает головой, а потом повторяет движение еще несколько раз и подкрепляет решение словами:       — Да. Давай.       Услышав это, Антон одновременно чувствует и облегчение, что не он вынес итоговое решение, и страх, потому что пугается, что Арсений уже пожалел о случившемся поцелуе, что он сейчас выскользнет из его рук и больше никогда не вернется.       Но Арсений не планирует откатываться к исходным настройкам — он тянется к губам, и весь страх отпускает Антона.       Арсений целует его мягко, осторожно, не так напористо, и словно пытается насладиться каждой секундой происходящего. Кажется, он даже немного улыбается в поцелуе.       Руки Антона все так же блуждают под его футболкой, но уже не отдают зарядами электричества — они просто ласкают теплую кожу.       Прервавшись для глотка воздуха, Арсений прижимается лбом к его лбу, и они надолго замирают так, дышат одним общим воздухом, пока в Антоне разгорается пламя, от которого становится все теснее в груди.       — Зря мы это, — шепчет Арсений ему в губы.       Антон не верит, что Арсений по-настоящему сожалеет, поэтому мягко отрывает его от себя за плечи, чтобы заглянуть в глаза.       Сожаления в них не находится — только глубокая печаль и грустная улыбка.       — Лучше бы ты уехал завтра, и я бы не знал, что может быть еще и так.       Сердце щемит от обезоруживающей честности Арсения, который после того признания на вершине горы, видимо, окончательно решил, что ему нечего терять и теперь вываливает на бедного Антона все свои чувства.       Арсений подбадривающе улыбается ему, напоследок сжимает руку и отворачивается, чтобы встать с кровати.       Антон в последний момент ловит его, и Арсений оборачивается с вопросом.       — Останься.       В полумраке видно, как Арсений хмурится, озадаченный просьбой.       — Я хочу… Ты можешь… поспать со мной? Просто поспать.       Антон, демонстрируя свое намерение, сдвигается дальше к стене, освобождая место. Кровати, кстати, в гостевом доме очень удачно оказались отличные — широкие, такие, что даже два почти двухметровых парня смогут разместиться на них без особого дискомфорта.       Арсений все еще подозрительно смотрит, но не отказывается сразу и не предпринимает попыток уйти.       — Или ты не хочешь? Если не хочешь, то да, конечно, понимаю…              — Нет, я… Я хочу, просто… — Арсений виновато поглядывает из-под бровей. — Со мной же спать невозможно, я ужасно горячий.       Мозг Антона успешно генерирует шутку о том, что Арсений горячий во всех смыслах, но он ее не озвучивает, потому что решает, что момент не совсем подходящий, и он использует ее в другой раз. Вместо этого он отвечает честно:       — Ну и отлично же! Я задолбался за последние ночи мерзнуть в палатке.       Антон тянет его на себя. Арсений торопливо сбрасывает с босых ног тапочки, и, едва он ложится на спину, Антон наваливается на него сверху. Он вжимается в него, обхватывая руками и ногами, лицом утыкаясь в ключицы, и возится, словно беспокойный пес, дорвавшийся до ласкового и терпеливого хозяина.       Арсений замирает, не ожидав такого напора, позволяет тереться об себя, и, как только Антон утихает, устроившись на нем со всеми удобствами, он аккуратно приобнимает его, одну руку запуская в волосы и начиная мягко массировать.       Антон блаженно улыбается, подставляясь под прикосновения.       — Готов спорить, что через пару минут тебе станет жарко, и ты отодвинешься к стене.       В его голосе слышна улыбка, за которой он скрывает собственную надуманную проблему.       Арсений и правда горячий. Да еще и тонкое, но одеяло не дает теплу испаряться, сохраняя его, укутывая их обоих в теплый кокон, из которого, впрочем, совсем не хочется выбираться.       — А потом ночью я опять замерзну и опять на тебя залезу. — Антон распахивает глаза, уставившись в темноту. — Ты же не против?       Арсений не прекращает почесывать его волосы, коротко хмыкает и целует в макушку, прижимая ближе к себе.       — Нет, конечно.       Получив успокоение и разрешение, Антон с чистой совестью устраивается на Арсении, расслабляясь и думая лишь о руке в своих волосах.       Никакие медведи больше не бегут на него, как только он закрывает глаза. Утомленный прошедшим днем, он засыпает.

      Как это часто бывает, пробуждение в палатке оказывается не самым приятным опытом.       Еще не открыв глаза, Антон понимает, что умирает от жары и духоты. Он чувствует, что волосы у него влажные у корней, а футболка под кофтой неприятно липнет к коже.       Он перекатывается на спину, откидывая в сторону спальник, которым был укрыт сверху. На мгновение ему становится легче, но в палатке за ночь воздух застоялся и нагрелся, поэтому это быстро проходит. Еще и матрас надувной сдулся за ночь, и поэтому в лопатку неприятно упирается острый камень.       Антон морщится, недовольно сопит, передвигаясь немного в сторону, расстегивает кофту, задирает вверх футболку и лежит с приоткрытым ртом, ожидая, пока тело хоть немного охладится.       Пока Антон лежит, он вслушивается в звуки снаружи.       Если Арсения нет рядом, значит, он где-то на улице. И сначала Антон вообще ничего не слышит, а потом различает звук ложки, бьющей по краю кастрюли. Шуршащие пакеты, тихие шаги.       Антон вслушивается в звуки, представляет, как совсем близко, за тонкой перегородкой из ткани, хозяйничает Арсений, готовя им завтрак.       Порыв ветра колышет палатку. Когда-то в детстве, когда он ходил в свои самые первые походы еще с семьей, Антона это пугало. Ему казалось, что палатка — очень ненадежное укрытие, и со следующим порывом ее обязательно вырвет из земли, и он улетит куда-нибудь вместе с ней. Сейчас таких мыслей, конечно, уже нет, но все равно резкий звук ветра иногда пугает.       А потом он слышит характерный звук капель, бьющихся о натянутую ткань.       — Да блять, — шипит снаружи Арсений.       Антон лениво приподнимает голову на звук, вслушивается в возню и кряхтение с той стороны, и все же решает подать голос:       — Все нормально?       На секунду все затихает, а потом раздается звук открываемой молнии, и Антон видит сквозь противомаскитную сетку лицо Арсения.       — Я тебя разбудил?       — Не, я сам проснулся, — Антон зевает, поднимает руки вверх, вытягиваясь настолько, насколько позволяют габариты палатки. — Помочь тебе?       — Все нормально. Завтрак готовил, а тут тучка какая-то пришла, пришлось быстро стол под навес затаскивать.       Арсений открывает палатку, забираясь внутрь, запуская поток прохладного свежего воздуха. Антон одергивает футболку вниз, но когда Арсений начинает закрывать за собой вход, Антон протестует:       — Нет, оставь приоткрытой, я весь спарился тут.       Арсений кивает, не закрывает вход, оставляет только сетку, и Антон сквозь нее видит серое небо. А потом Арсений падает на него, и Антон закрывает глаза, отвечая на поцелуй.       — Ау!       Арсений вдруг резко отрывается и вглядывается в ладонь. Видимо, уперся в тот самый камень под сдувшимся матрасом.       Лицо Арсения совсем близко. Антон поправляет его челку, чтобы волосы не лезли ему в глаза. Ему очень нравится, как Арсений выглядит с этой другой стрижкой, и он уже это ему говорил несколько раз, и скажет еще не раз, кажется, но сейчас ему хочется сказать другое.       — Все еще не могу поверить, что все получилось.       Арсений отрывается от разглядывания своей ладони, его взгляд мгновенно теплеет, и он тянется вперед, мягко прикасаясь к губам Антона.       — Я тоже.       Год назад все казалось призрачным и туманным, но словно сама судьба помогала Антону, делая все, чтобы он смог вернуться сюда. И отпуск на целый месяц ему с легкостью согласовали, и за год было несколько проектов, за которые Антону выплатили щедрую премию. И вообще все, что у них было с Арсением за год, развивалось естественно и по накатанной: онлайн-общение, созвоны по видеосвязи минимум по три часа, поездки друг к другу в гости (Антон, кстати, увидел все же Сестрорецк), совместный Новый год. Антон никогда не верил, что отношения на расстоянии возможны, но у них как-то без спешки и какого-либо давления все случилось само собой.       И вот они здесь.       Спустя год, опять на берегу Байкала, уже неделю в пути через остров, и Антон уже чувствует себя невероятно отдохнувшим и напитавшимся местной энергией. А ведь впереди его ждут еще три недели этой райской жизни. И все это — вместе с Арсением.       Чувства волной накрывают Антона, он сгребает Арсения в охапку и резко переворачивает их. Арсений пищит от неожиданности, но сразу же затихает, довольный, видимо, тем, что его придавливают сверху. А Антон целует его — в губы, нос, щеки, веки, иногда покусывая от переполняющих чувств. Остановившись на мгновение, заглянув в довольное сморщенное лицо, Антона опять капельку накрывает, он медленно, глубоко, нежно целует его, желая растянуть этот момент чистейшей эйфории.       Руки Арсения берут его лицо, отрывают от поцелуя, Антон смотрит в его глаза, слушает глубокое дыхание, трется щекой о раскрытую ладонь.       — Я тоже тебя люблю.       От тихого голоса Арсения бабочки, опять те самые неугомонные бабочки, устраивают в животе настоящее торнадо своими крылышками. Антон падает в объятия, крепко сжимает Арсения в тиски, но тот даже не ойкает от силы давления.       Целый год они оба боролись с сомнениями и страхами, но вот сейчас, оказавшись в этой палатке, Антон успокаивается. Слушая порывы ветра, звуки мелких капель, бьющихся о ткань, и размеренное дыхание Арсения над ним, Антон понимает, что он наконец на своем месте.       Руки Арсения ползут по позвоночнику вверх, сжимают грудную клетку, одна из рук зарывается в отрастающие медленно кудри.       — Завтракать пойдем?       Потеревшись о плечо Арсения, Антон приподнимается, освобождая того из плена.       — И что у нас сегодня в меню?       — Твоя любимая сублимированная гречка.       Антон недовольно морщится. Пожалуй, единственный минус походной романтики — скудный рацион питания. Да, благодаря связям Арсения, они могут позволить себе время от времени заказывать у других гидов что-то из Хужира, чтобы потом те передавали им еду, когда везут туристов, например, в сторону Хобоя, но связаться с деревней из-за плохой связи получается не всегда.       Заметив лицо Антона, Арсений выбирается из палатки и подбадривает его:       — Давай, не грусти, чай я тоже уже заварил.       А на это Антон довольно улыбается, потому что чай с местными ягодами и цветочками очень ароматный и имеет какой-то особенный вкус, если пить его, глядя на Байкал.       Антон выходит из палатки, в первую очередь отмечает насыщенный кислородом воздух и поворачивается, чтобы закрыть за собой антимаскитную сетку.

      

      Выйдя на улицу и подняв глаза, Антон замечает на столе сидящего орла.       — Ты куда уселся! — тут же шугает его Антон.       Птица издает какой-то недовольный звук, но послушно перепрыгивает с деревянного стола на перила веранды.       — Ты же знаешь, что тебе на стол нельзя, зачем лезешь?       Птица оскорбленно молчит. Антон все еще возмущен, но, конечно, безумно рад его видеть.       — А хозяин твой где?       Орел обиженно отворачивается и взлетает, и в этот же момент скрипят петли у калитки. Антон в очередной раз напоминает себе смазать их, но знает, что обязательно об этом забудет, потому что все другие мысли становятся неважными, когда во дворе их дома появляется Арсений.       Он поправляет походный рюкзак, широко улыбается, пока идет по дорожке к домику. Антон довольно улыбается в ответ, жадно разглядывает его, потому что успел за неделю соскучиться. Арсений, поднявшись на первую только ступень, бросает вещи на землю, тянется вверх и оказывается в объятиях Антона.       Антон целует его, согнувшись в три погибели, тянет за собой наверх, и Арсений магнитом следует за ним, не разрывая поцелуй, перешагивает ступени.       — Привет, — оторвавшись, выдыхает ему в губы Антон.       — Привет, — с точно такой же обезумевшей улыбкой отвечает Арсений.       — Я думал, что вы после обеда вернетесь.       — Мы как-то все раньше проснулись, водитель тоже не спал, так что мы все пораньше решили выехать.       Антон опять его целует, с силой сминает бока.       — Голодный? Устал?       — Пока не голодный, но устал.       Арсений, шагнув вниз, поднимает рюкзак с земли. Антон тут же забирает его и ставит возле входной двери, а Арсений падает на стул, вытягивая ноги.       — Как прошло все?       Арсений расплывается в улыбке, перебирая в голове воспоминания от последнего в этом году похода с туристами.       — Да круто все как обычно. С погодой еще так повезло, под дождь ни разу не попали. Все же под осень — самый кайф вот так ходить, чем как в конце июля, когда дышать от жары даже мне тяжело бывает. А ты тут как?       Антон опускается на стул напротив и тоже вытягивает ноги.       — Ты не поверишь, но я собрал еще одно ведро огурцов. И там еще завязи остались.       Арсений распахивает глаза и подается вперед.       — Серьезно?       Антон кивает, Арсений закидывает голову и начинает смеяться.       — Жесть, мне кажется, к концу зимы нас этими огурцами тошнить будет.       — Да мы столько и не съедим, мне кажется. Соседям раздавать, наверное, придется.       — Ага, и надеяться, что никто не отравится от наших неумелых закруток.       Антон криво улыбается, вспоминая вечер, когда они, насмотревшись видео в интернете и выслушав все советы от мам и соседок, все же смогли замариновать банку огурцов. Получилось, кстати, неплохо. Но Антон с трудом представляет, что будет готов есть это потом целую зиму.       Заметив немного задумчивый вид Антона, Арсений спрашивает:       — Страшно?       Антон сразу понимает, о чем речь, и неуверенно пожимает плечами.       Они уже пробовали пожить на острове зимой, в январе, как эксперимент. Антон, конечно, очумел от мороза, пронизывающего ветра и сугробов по пояс. Но то, что он физически был вдали от суетливого мира, его умиротворяло.       Остров медленно, но верно привязывал Антона к себе. В первые годы, возвращаясь в гигантскую Москву после тихого и спокойного Ольхона, он чувствовал себя неуютно среди шумного мегаполиса. И с каждым таким переходом привыкание к Москве давалось все сложнее, в то время как остров встречал его как родного, мгновенно принимая в свои гостеприимные объятия.       Арсению всегда было сложнее адаптироваться, поэтому, когда Антон предложил переехать из столицы в Иркутск, Арсений долго целовал Антона, признаваясь, что боялся предложить ему это, не веря, что тот готов сменить жизнь в столице на жизнь в небольшом провинциальном городке.       Со временем и Иркутск стал казаться шумным и грязным, и из него все чаще тянуло обратно на остров. Их пребывание на Ольхоне неизбежно затягивалось с каждым годом.       В этом году они наконец решились полноценно перезимовать на острове. И хоть квартира в Иркутске все еще осталась, и они могли уехать туда в любой момент, если вдруг «одичают» или замерзнут, этот шаг все равно ощущался как что-то очень важное.       — Никогда не думал, что сам выберу деревенскую жизнь.       Арсений улыбается и кивает, соглашаясь:       — Я тоже. Я вообще хотел стать актером. Театр, сцена, поклонники, цветы…       Он мечтательно прикрывает глаза, а перед Антоном, как яркая вспышка, возникает образ Арсения на сцене. Его засыпают десятками букетов цветов, и он, смущенно улыбаясь, принимает каждый из них.       — Поехали в Питер на Новый год? — внезапно даже для самого себя, предлагает Антон.       Арсений скептично поднимает бровь.       — Ты хоть представляешь, сколько билеты будут стоить в новогодние праздники?       Антон пожимает плечами.       — Продадим все огурцы, которые вырастили.       Арсений смеется, вставая с места.       — Надо посчитать, но я не против. Слушай, я все же пойду прилягу, ладно?       Антон поднимается следом, обвивает его талию рукой и целует в губы.       — Давай. Что тебе приготовить?       Арсений задумывается, а потом с широко открытыми глазами отвечает:       — Буузы хочу.       Антон хмурится, пытаясь вспомнить, есть ли что-то в морозилке, но даже если ему лень, он готов прогуляться до магазина, если Арсений этого хочет.       — Ладно, будут буузы.       Арсений встает на носочки, чмокает его благодарно в губы и идет в дом. Антон, подхватив оставленный у двери рюкзак, следом заходит внутрь.

      В доме сухой спертый воздух, наполненный запахом натопленной печи. Особенно резко ощущается контраст с колючим морозом и ледяным ветром на улице.       — Добрый вечер, добрый вечер, спасибо, что приехали, — хозяйка дома, Надежда, суетится, указывая, куда повесить куртки, куда поставить обувь, и торопливо подставляет тапочки.       — Конечно, — вежливо улыбается ей Арсений, сохраняя спокойствие. — Куда идти?       — Ох да, сюда, пожалуйста, — отвечает она, распахивая дверь.       Надежда разворачивается, кутаясь в свитер, оттягивая рукава и нервно пряча в них руки.       Они проходят сквозь небольшую гостиную с низким потолком, где Антон встречается с хмурым взглядом пожилого мужчины, сидящего на диване. Мужчина молча провожает их взглядом. Антон неловко улыбается, но тот никак не реагирует.       — Вот, она здесь, — говорит Надежда, открывая дверь и чуть отступая в сторону, пропуская Арсения и Антона вперед.       В совсем крохотной комнате почти все место занимает двустворчатый шкаф и полуторная кровать, на которой, укрытая одеялом, лежит совсем еще юная девушка. В комнате из освещения только слабая лампа накаливания под потолком, и даже в таком тусклом свете Антон видит покрасневшее лицо и блестящий от пота лоб.       — Когда врачи уехали? Что сказали?       Арсений с порога задает вопросы, уверенно проходя в комнату и опускаясь на колени рядом с девушкой.       — Аппендицит. Где-то полчаса, как уехали, вкололи что-то, она хоть метаться перестала. Уехали пока, сказали, что надо за раствором каким-то в больницу. В город, говорят, нужно, на операцию.       Надежда говорит тихо, спутанно, постоянно прерываясь на вздохи, глядя на свою дочь. Антон не силен в медицине, но он понимает, что при разрыве аппендицита время имеет значение. А до ближайшей крупной больницы из Хужира, даже в лучшую погоду, добираться минимум шесть часов. Сейчас же за окном лютая метель.       Липкая тревога неприятно опутывает Антона, он с жалостью смотрит на напряженное лицо Надежды, которая, кажется, из последних сил держится, чтобы не впасть в истерику.       — Надежда, — зовет он её, и она оборачивается на звук своего имени. — У вас есть молоко?       От неожиданного вопроса она как будто приходит в себя. Пару раз моргает, в её глазах появляется осмысленность.       — Молоко? — повторяет она.       — Да. Духи любят молоко, для ритуала нужно будет.       Надежда моргает ещё пару раз, оглядывается на Арсения, который уже успел раздеться до футболки и сейчас сосредоточенно вглядывается в лицо девушки на кровати.       — Молоко… Да, молоко есть, конечно, — наконец запоздало отвечает она.       — Принесёте? А ещё лучше, если подогреете. Сможете сделать?       Надежда снова растерянно моргает, натягивает и так вытянутые рукава ещё сильнее, обхватывает себя руками и кивает.       — Да, конечно. Сколько нужно?       — Немного. Одного стакана достаточно.       Надежда кивает ещё раз, идет к двери и, обернувшись напоследок, тихо выходит из комнаты.       Как только они остаются в комнате наедине, Арсений оборачивается через плечо.       — Подогреть? Зачем?       Антон немного виновато жмет плечами.       — Это её немного отвлечет. Пусть займет руки.       Арсений кивает, понимая, и снова отворачивается к девушке. Он закрывает глаза, опускает одну ладонь на её лоб, а другой рукой осторожно водит над её телом, не касаясь.       В комнате становится тяжелее дышать, а тусклый свет вдруг кажется ещё более приглушённым. Антон чувствует, как его тревога усиливается, как будто они больше не одни в комнате.       — Арс? Я пойду, да?       Арсений беззвучно кивает, не оборачиваясь.       — Молоко с той стороны оставлю, да?       — Да, хорошо.       Антон обхватывает дверную ручку и, прежде чем выйти, ещё раз оглядывается на Арсения.       Это далеко не первый раз, когда он видит Арсения за такой работой. Арсений редко помогает людям, но не из-за вредности или нежелания, а скорее из-за веры в доказательную медицину. Всё-таки они живут в двадцать первом веке. Но в таких случаях, когда помощь Арсения оказывается единственным шансом из-за удаленности от квалифицированной медицины, он делает всё возможное.       Антон и сейчас уверен, что все будет хорошо, что Арсений заберет часть жара у больной девушки на себя, попросит призванных духов поделиться с ней силами, успокоит метель за окном, и уже к утру девушка будет успешно прооперирована в ближайшей областной больнице.       А сейчас, пока Арсений выполняет свою работу, Антон должен выполнить свою — помочь растерянной семье пережить эти нелегкие часы ожидания.       Он выходит из комнаты, плотно закрывая за собой дверь.

      Антон поднимает глаза и оглядывает вершину горы, на которую за почти десять лет регулярного пребывания на острове так и не рискнул подняться снова.       Вершина выглядит почти так же, как он её запомнил в тот раз: расступившиеся деревья на небольшой площадке, несколько валунов, обозначающие пик горы, и на самой вершине воткнутая среди камней палка, символизирующая сэргэ, вся покрытая растрепанными лентами.       — Ты точно уверен насчёт места?       Они уже поднялись на вершину, и сам подъем оказался проще, чем Антон ожидал и помнил. Но воспоминания о грозном медведе так просто не проходят.       Арсений снимает с плеч рюкзак, вытаскивая всё необходимое для ритуала.       — Точно, я и без медитации подозревал, что нужно будет идти сюда. После Шаманки это самое сильное место на острове, да и с нами лично оно тоже связано. Не может быть другого варианта.       Антон соглашается с аргументами, и успокаивает себя тем, что за все время подъема, да и сейчас, не ощущает на себе пристальный давящий взгляд. Возможно, он и правда стал за все это время привычным для местных духов, и их отношение к нему давно уже изменилось. В конце концов, они и поднялись сейчас на вершину именно для того, чтобы проверить это.       Пока Арсений ходит на крохотном пятачке земли со слабо тлеющей полынью и бормочет под нос древние молитвы на бурятском языке, Антон раскладывает на земле мясо, хлеб, разливает по небольшим чашкам молоко и водку. Когда с его стороны все готово к ритуалу, он усаживается на землю и терпеливо ждет, когда Арсений закончит свою часть подготовки. Сердце Антона волнительно стучит в груди, он нервно теребит в руках белоснежную шелковую ткань хадака.       Арсений опускается на колени перед Антоном и накрывает своими ладонями его руки.       — Ты готов?       Антон нервно облизывает губы и честно мотает головой в знак отрицания.       Арсений усмехается и, сжимая его руки, наклоняется вперед, мягко целуя его.       — Мне, конечно, важно, что скажут духи, но ты же знаешь, что я в любом случае люблю тебя?       Антон проворачивает ладони и сжимает руки Арсения в ответ.       — Знаю. Я тоже тебя люблю.       Арсений очаровательно улыбается, еще раз коротко целует, а потом садится напротив Антона, так же на землю, и берет в руки небольшой бубен. Антон прикрывает глаза, слушая размеренные глухие удары. Сначала они кажутся чуждыми, но со временем сливаются с окружающими звуками природы, и сознание Антона немного плывет, теряя четкую связь с реальностью.       Арсений меняет ритм и силу ударов, добавляет тихое молитвенное пение, и Антон, хоть и сидит с закрытыми глазами, начинает настолько четко слышать и чувствовать все происходящее вокруг, словно глаза его широко распахнуты.       Удары в бубен звучат все чаще, превращаются в бесконечную дробь, от которой дрожит сама реальность, а потом раздаются два последних сильных удара, и все вокруг резко затихает.       Время словно останавливается, ветер больше не завывает на вершине, деревья неподвижно замирают, боясь потревожить тишину шорохом своих ветвей, Антон слышит только свое тихое дыхание и ощущает глухие удары сердца.       Его рук касаются руки Арсения. Его голос осторожно, но настойчиво и уверенно обращается к духам на бурятском языке.       — Духи предков, хранители рода, владыки неба, земли и воды! Ваше наставление и помощь необходимы нам. От всего сердца я обращаюсь к вам и прошу ответить: одобряете ли вы мне вступление в брак с этим человеком? Моя любовь к нему безгранична, и я прошу у вас благословения для нашей совместной жизни в мире, счастье и гармонии.       Антон плохо знает бурятский язык, куда хуже, чем Арсений, который вынужден был его выучить, чтобы проводить все ритуалы с правильными молитвами. Но значение каждого слова именно в этом обращении Антон выучил, потому что Арсений хотел, чтобы он знал, что именно будет спрашивать у высших духов.       Он сжимает пальцы Арсения с силой, чувствует, как на ладонях от волнения выступает пот.       Природа вокруг них все еще таинственно молчит, сердце Антона начинает ускоряться в томительном ожидании хоть какого-то знака.       И вдруг в полной тишине он чувствует, как ослепительный солнечный свет падает на закрытые веки. Приходится зажмуриться посильнее, чтобы лучи не били по глазам так сильно.       Через мгновение ветер опять начинает шуметь среди деревьев, птицы продолжают свои прерванные разговоры, и Антон несмело приоткрывает глаза, потому что боится, что понял что-то не так.       Но первое, что он видит, — это счастливая улыбка Арсения.       — Баярлаа, — шепчет он благодарность на бурятском языке и тоже открывает глаза.       В глазах Антона темнеет, в ушах начинает шуметь, он растерянно открывает и закрывает рот. Арсений, сжав его руки со всей силы, поднимает голову вверх и, словно обращаясь к самому солнцу, уже громче благодарит духов:       — Танда баяр хургэнэб.       — Да? Это было да? — с сомнением уточняет Антон.       Арсений часто-часто кивает и кидается вперед, набрасываясь с поцелуями, почти опрокидывая их на землю.

      Антон отступает на несколько шагов назад, пытаясь сохранить равновесие — с такой силой в него впечаталась радостная одиннадцатилетняя Аяна.       — Ого, осторожней, мелочь.       Напоследок крепко сжав в своих тоненьких ручках талию Антона, девчушка отступает на шаг и хмурит брови.              — Я не мелочь!       — Как скажешь, принцесса, — тут же исправляется Антон.       Девочка расплывается в довольной улыбке.       — А где Арсений?       Антон оборачивается и указывает себе за спину, где идет отставший немного Арсений.       — Что-то хотела?       — Да.       Она хлопает себя по карманам шорт, затем разворачивает к себе небольшую сумку-бананку и открывает её.       — Привет, Аяна, — Арсений подходит к ним.       Девочка приветливо улыбается ему и наконец находит то, что искала в своей сумке.       — Здравствуйте! У меня для вас кое-что есть!       Она вытягивает сжатый кулак, Арсений протягивает раскрытую ладонь, и в его руке оказывается темный кожаный шнурок с небольшим металлическим плоским кругом.       Брови Антона удивленно взлетают вверх, когда он узнает в этом один из амулетов Арсения.       Арсений словно тоже растерян, поднимает на девочку удивленный взгляд.       — Где ты это взяла?       Она беззаботно машет рукой куда-то в сторону.       — Там, возле пляжа вчера, когда гуляла. Под деревом что-то блеснуло, я поближе подошла, увидела и сразу вспомнила, что у вас такой видела.       Арсений садится перед ней на корточки и берет крохотные ладошки в свои руки.       — Аяна, ты знаешь, что это такое?       Она хлопает длинными темными ресницами, вопросительно оглядывается на Антона, слабо жмет плечами в ответ.       — Амулет какой-то?       — Он называется тонгор. Это специальное зеркало, которое защищает шаманов от негативной энергии во время ритуалов.       — Зеркало? Совсем не похоже на зеркало.       Арсений улыбается ей мягко.       — Да, тоже не понимаю, почему все называют это зеркалом, хотя больше похоже на какой-то щит, да?       Аяна согласно кивает, пока вертит в руках небольшой металлический диск.       — Это очень сильный магический инструмент. И я не знаю, это ты нашла его, или это он тебя, но теперь он твой. Носи его, и он будет защищать тебя от злых духов.       Глаза Аяны распахиваются, она крепко зажимает амулет в кулачке и поднимает на Арсения взгляд.       — А вы?       Арсений вытягивает из-под футболки шнурок, на котором болтаются похожие зеркала и другие амулеты.       — Я в порядке, у меня другие есть. Помочь тебе надеть?       Аяна согласно кивает, с легкостью надевает шнурок на шею, а Арсений помогает ей поправить густые черные волосы.       — Спасибо, — с улыбкой говорит она, накрывая ладонью блестящий на солнце металл.       Арсений выпрямляется и с улыбкой говорит ей:       — Приходи, если еще что-нибудь найдешь.       Аяна хихикает, обнимается с ними на прощание и, задорно размахивая руками, сбегает вниз по холму в сторону поселка.       Проводив ее взглядом, Антон поворачивается к Арсению.       — И что это было?       Арсений продолжает задумчиво смотреть ей вслед, когда отвечает:       — Возможно, стоит сходить к ее родителям. Кажется, она следующая в очереди, так сказать.       — Следующая? В смысле?       На самом деле, Антон сразу подумал об этом, увидев амулет, но все же решает уточнить.       — С тех пор как мы похоронили Юрия, сколько прошло времени? Полгода, наверное? Это в скором времени должно было случиться.       Антон оглядывается в ту сторону, куда убежала Аяна.       — Она же еще ребенок совсем, — непонятно на кого возмущается Антон.       Арсений лишь пожимает плечами и разводит руками.       — Так решили духи. Да и не факт, что уже завтра случится инициация, со мной же вот в более позднем возрасте это произошло. А может, она вообще не единственная, кого духи решили для себя отметить. Мы не знаем.       Рассуждения Арсения внезапно прерываются, когда он вдруг замирает с приоткрытым ртом, издав восхищенный выдох:       — Ого. Вау.       — Что?       Антон оглядывается, решив, что Арсений что-то увидел за его спиной, но ничего кроме привычных пейзажей и бродящих туристов, он не видит.       — Нет, ничего, просто… У тебя нет сейчас чувства дежавю?       — Дежавю?       — Да. Я просто сейчас почувствовал, как будто уже это видел, — глаза Арсения бегают вокруг, находя в окружающем пространстве какие-то детали, и он перебивает каждым новым предложением сам себя. — Точнее, мы оба это видели, да. Очень давно, во сне. Помнишь? Это Айкар.       — Чего?       Антон растерянно оглядывается, пытаясь в любых деталях вокруг себя найти признаки священного пророческого сна.       — Ты забыл уже, наверное, просто. Мы сейчас проснемся от того, что Димка будет стучать в дверь.       — Димка? Какой Димка?

      Из-за недостаточно быстрой реакции после пробуждения Антону кажется, что он сначала открывает глаза, и только потом слышит стук в дверь, хотя в реальности это, конечно, должно быть наоборот.       — Шаст! Арс! Завтракать идете?       Дверь распахивается. Антон дергается, сквозь слипающиеся веки смотрит в сторону открытой двери, где туманно различает силуэт Димы.       — Ебать. Прикол.       Вдохнув поглубже, Антон чуть более осмысленно оглядывается и приподнимается на кровати. Чувствует движение за своей спиной, когда Арсений поднимается следом.       — А, ну теперь понятно, почему вы не стали будить меня вчера вечером. Ладно, я че пришел, вы завтракать будете?       В голосе Димы нет ни капли осуждения, и даже удивление его словно ограничивается лишь первой реакцией. Антон оглядывается через плечо на сонного и растрепанного Арсения.       — Да, — хрипит он после сна. — Сейчас придем.       — Добро, — лаконично отвечает Дима и после этого закрывает за собой дверь.       Комната опять оказывается в полумраке из-за задернутых штор.       Антон садится ровнее, трет глаза основанием ладоней, а в голове вспышками проносятся образы очень длинного и очень реалистичного сна.       Пальцы Арсения опускаются ему на плечо, напоминая о том, где на самом деле проходит граница с реальностью.       Он массирует его плечо, а потом тянет на себя. Антон оборачивается, видит слабую улыбку и поддается, когда Арсений тянет его к себе.       Антон отвечает на ленивый утренний поцелуй, и его окончательно пробуждает ощущение того, насколько это похоже на то, что он только что ощущал во сне.       — Айкар, — между поцелуями произносит вдруг Арсений.       Антон замирает, открывает глаза. Арсений еще раз целует его губы и отстраняется, объясняя:       — Это был пророческий сон. Духи решили показать нам то, как может сложиться наша дальнейшая жизнь.       Антон отстраняется, заглядывая в лицо Арсения.       Ради шутки Антон, конечно, просил у своей подруги разложить ему таро, и по ладони ему гадала другая подруга, и вообще было забавно пользоваться любой возможностью якобы заглянуть в будущее и проверить, что тебя там ждет. Но никогда еще эти предсказания не ощущались такими настоящими. И оказывается, точное знание того, что с тобой случится в будущем, пугает.       Арсений, видимо, замечает растерянность на лице Антона, поэтому успокаивает:       — Не обязательно, что оно будет именно так. Будущее изменчиво и зависит от наших решений. Ты не обязан теперь жить как по инструкции.       Антон еще раз трет глаза и мотает головой, потому что для недавнего пробуждения ему нужно подумать о слишком многих вещах одновременно.       Арсений видел тот же сон? Это был не сон, а его будущее? Он так естественно ощущал себя частью той жизни, что сейчас ему даже немного неуютно от того, что он не останется в Хужире, а поедет в аэропорт и вернется в Москву. И Арсения не увидит еще сколько? Год? И вообще-то их, спящих в одной кровати, только что разбудил Димка!       — Щас. Дай мне минуту.       Антон жмурится, садится на кровать ровно, опуская ноги на пол, упираясь локтями в колени. Ладонь Арсения соскальзывает с его плеча. Еще пару раз взъерошив волосы и решив, что для начала ему нужно хотя бы выпить чай, Антон оборачивается к Арсению.       Тот сидит, прижав колени к груди, робко поглядывает на Антона.       Кажется, Антон своим затянувшимся молчанием успел напугать Арсения, поэтому он протягивает руку и опускает её поверх руки Арсения. Арсений несмело улыбается, и Антон наклоняется к нему, мягко целуя.       Шумно выдохнув от облегчения, Арсений отвечает и расслабляется.       — Прости, — отстранившись, говорит Антон. — Просто это было как-то…       — Интенсивно?       — По-настоящему.       Арсений понятливо кивает.       — Всё нормально, щас я отойду. Просто пока странно. Ты был в моем сне. Ты видел то же, что и я?       Арсений согласно кивает.       — Да, наше вероятное будущее.       — Пиздец.       В тишине комнаты разносится требовательное урчание Антонова живота. Арсений прыскает смехом, Антон хихикает следом за ним.       — Бля, всё, пойдём завтракать. Потом со всеми этими снами разберёмся.       Антон разворачивается, чтобы подняться с кровати, но Арсений вдруг останавливает его.       — Стой. Если что, просто игнорируй все шутки Серёжи.       Антон сначала не понимает, при чём тут Серёжа и о каких шутках идёт речь, а потом вспоминает, как к ним вломился Дима.       — Хорошо, — с улыбкой отвечает Антон и наклоняется для ещё одного поцелуя.       На языке после сна из будущего, будь он неладен, ещё вертится привычное и готовое вот-вот сорваться «Я люблю тебя», но нет. Арсения любит другой Антон из будущего.       Но настоящий Антон уже точно бесповоротно влюблён.