Ойхон

      Подъём даётся тяжело.       Во-первых, приходится проснуться, когда небо едва-едва начинает светлеть. Антон угрюмо смотрит из-под бровей на опухшее лицо Димы и секунду думает, что, если предложит прямо сейчас всё отменить и завалиться обратно спать, Поз точно не будет против. Но очень неудачно в этот момент открывается дверь, и Арсений включает верхний свет в комнате.       Во-вторых, сам подъём, как все и обещали, оказывается физически сложным. Резкий уклон вверх начинается практически с самого начала тропы, которую и тропой сложно назвать. Когда они идут друг за другом к кромке леса, это ещё можно посчитать за узкую тропинку, но как только они продвигаются в глубину под тень вековых деревьев, зелень под ногами и всевозможные кустарники вокруг просто проглатывают остатки хоть каких-то ориентиров. На что ориентируется Арсений, идущий впереди, остаётся только догадываться.       Антон переставляет ноги, слушает собственное тяжёлое дыхание, хруст веток под ногами и то и дело оборачивается на испуганное шуршание в кустах. Он поднимает голову к поющим птицам где-то среди зелени деревьев, и вдыхает глубже, когда порывом ветра приносит насыщенный запах воды от Байкала. Но идти все еще тяжело.       Атмосфера стоит немного гнетущая: лес невозмутимо дышит вокруг них, пока они, словно преступники, крадутся сквозь чащу, стараясь незаметно пробраться к вершине и не потревожить никого.       Постепенно лиственные деревья совсем пропадают; вокруг плотными рядами, прижимаясь друг к другу, вырастают высоченные ели. Под ногами становится совсем мягко, и ноги утопают в зелёном мху. Всё чаще приходится перебираться через поваленные деревья и огромные валуны, которые внезапно перегораживают путь. Воздух становится совсем влажным и плотным, кажется, что ещё чуть-чуть, и его можно будет начать раздвигать руками. Градус наклона становится ещё больше. Идти с каждым шагом становится всё труднее.       Плюс ко всему внезапно появляется очень острое желание поссать. Сначала Антон пытается его проигнорировать, но спустя десять минут мозг опять получает сигнал от мочевого пузыря, и на этот раз более сильный. Несмотря на влажность, по спине льётся пот от физической нагрузки, а от глубокого дыхания во рту становится сухо, появляется жажда. Поэтому Антон понимает, что если он будет пить сейчас, но при этом не освободит места в животе, идти ему станет совсем невозможно.       Не поворачиваясь к Сереже позади и не стараясь докричаться до Арсения впереди, Антон без конкретного обращения спрашивает:       — Пацаны, я, конечно, сомневаюсь, но мы можем остановиться на пару минут?       Позади слышится смешок Серёжи:              — Че? Уже сдулся? По плану остановка минут через двадцать. Наслаждайся красотой! Кайфуй!       Антон хочет стонать от того, как он кайфует.              — Блин, ну две минуты, просто поссать.       Сережа молчит, Арсений не оборачивается, но в затаённой лесной тишине он точно слышит его вопрос.       — Правда надо, я и так уже какое-то время терплю.       Они делают ещё пару шагов, а затем спина Поза замирает перед самым носом Антона, потому что Арсений в начале их колонны останавливается. Антон выпрямляется и оглядывается во внезапной тишине, где лишь крики чаек со стороны Байкала разбавляют их тяжёлое дыхание. Арсений разворачивается и совсем неожиданно тоже выглядит уставшим — покрасневшее лицо, взмокшие волосы и точно такое же тяжёлое дыхание.       — Быстро, — он кивает в сторону и, сделав очередной выдох, продолжает: — Далеко не уходи только.       Антон кивает, молниеносно скидывает с плеч рюкзак и делает пару шагов в сторону к ближайшему дереву. Опираясь ладонью на тёплый и немного влажный ствол большой и наверняка очень древней ели, Антон, внимательно смотря под ноги, обходит её и, не долго думая, приспускает штаны.       Он старается не думать о том, что наверняка его прекрасно слышат ребята, но ему сказано далеко не уходить, да и сам он не имеет абсолютно никакого желания сходить с тропы, которая тропой не выглядит.       Справившись действительно быстро, Антон, одёргивая футболку вниз и внимательно смотря под ноги, выходит из-за дерева:       — Блин, простите, правда… долго терпел.       Антон поднимает голову, но никого из ребят не видит.       Сердце в груди испуганно пропускает удар, Антон оглядывается, надеясь, что это просто какой-то прикол, и он не стоит посреди реликтового леса один.       — Ребят?       Голос как будто тут же душит окружающий лес, не позволяя ему распространиться слишком далеко.       — Эй! Дима! Ар…       Дыхание перехватывает от очередной попытки крикнуть. Удары сердца уже вовсю громыхают под самым горлом.       Антон всё вертится и крутится на месте, совершенно не понимая, как так могло получиться.       — Арс! Серёжа! Поз!       Он крутится вокруг собственной оси, продолжая звать ребят по именам, заглядывает за кусты и деревья вокруг него и очень скоро теряет ориентиры, путаясь в том, за какое дерево он заходил изначально.       Замерев среди удушающей лесной чащи, Антон смотрит себе под ноги и понимает, что у него начинает кружиться голова от частого поверхностного дыхания.       Среди нарастающей паники, едва услышав тоненький голос разума, Антон хватается за него, заставляя успокоиться и взять себя в руки. Усилием воли он замедляет дыхание, прикрывает глаза, делает пару глубоких вдохов и пытается ещё раз понять, что случилось.       Открыв глаза, он свежим, насколько это возможно, взглядом оглядывается, теперь точно понимая, за какое именно дерево заходил. Он возвращается к нему, придерживаясь одной рукой за ствол, Антон ещё раз заходит за ель, обходит ровно половину и упирается в куст, кажется, брусники. Он хмурится, разворачивается и возвращается обратно в ту сторону, где была тропа.       — Пиздец, — шёпот срывается с губ, когда он обнаруживает себя в прежнем месте в абсолютном одиночестве.       Глядя под ноги, Антон старается разглядеть следы, которые они оставили, пока шли сквозь лес, но вокруг нет никаких следов, кроме тех, которые успел только что оставить сам Антон, как будто и он сам не пришёл откуда-то, а просто оказался в этом месте.       — Пиздец, — ещё раз шёпотом повторяет Антон.       Уперев руки в бока, Антон задумчиво закусывает губу, размышляя о том, что делать дальше.       Ситуация максимально странная, но разбираться в том, что именно произошло, некогда. Срочно нужно решать, куда двигаться дальше, потому что Антон остался без воды, без телефона и без каких-либо ориентиров среди дикого леса.       Не различая тропу среди изобилия зелени, но ощущая, в какую сторону уходит наклон горы, Антон примерно понимает, с какой стороны они пришли, поэтому, отставив панику назад, он оглядывается ещё один последний раз и шагает в выбранную сторону, надеясь, что даже если не выйдет к метеостанции, в любом случае рано или поздно сможет выйти к какой-то дороге.       Антон спешит, под горку идти легче, плюс адреналин помогает двигаться быстрее. Но в какой-то момент он понимает, что опять идёт с каким-то усилием, и совсем скоро становится невозможно игнорировать тот факт, что он опять поднимается вверх по склону. Он оглядывается и понимает, что уже довольно долгое время поднимался вверх. Успокаивая себя тем, что, возможно, когда они шли здесь утром, он просто не обратил внимания на то, что склон горы неровный, он уверенно двигается дальше вперёд.       Кусты брусники всё плотнее обступают его, пару раз приходится проходить между ними боком, чтобы хоть как-то протиснуться. Он понимает, что вот это он бы уж точно запомнил, а значит, скорее всего, он сбился с тропы. Но он точно знает, откуда пришёл, поэтому упрямо продолжает идти в выбранном направлении.       Склон горы бесконечно поднимается всё выше и выше, на пути начинают попадаться каменные глыбы и кустарники, деревья обступают плотнее, закрывая солнечный свет, дышать становится всё труднее, но Антон продолжает двигаться.       Запнувшись то ли о корягу, то ли о камень, Антон упирается ладонью в дерево, позволяя себе небольшую передышку. Тяжело дыша, он прищуривается, глядя вперёд, и видит, что за следующим рядом деревьев возвышается огромный валун, высотой больше самого Антона. Он тяжело вздыхает, понимая, что его точно не перелезть, поэтому придётся обходить, а значит, окончательно терять ориентир.       Он медленно подходит к куску скалы, прикладывает ладонь к тёплому лишайнику и поднимает взгляд вверх, где-то среди густых еловых веток различая посеревшее небо.       — Просто потрясающе, — говорит Антон, отрывая теперь влажную ладонь от лишайника и проводя ею по вспотевшему лицу.       Валун оказывается даже больше, чем показался изначально, а Антон окончательно теряет надежду вновь вернуться на тропу, если он вообще хоть когда-то двигался по ней. Ему остаётся лишь надеяться, что он двигается в сторону поселка, или хоть какой-то цивилизации.       Обойдя препятствие, Антон размышляет, стоит ли ему начать идти прямо отсюда, или стоит всё же попробовать пройти подальше, чтобы двигаться хотя бы примерно рядом с тропой. Он за своими размышлениями не сразу поднимает голову. А когда поднимает, даже не сразу осознает то, что видит.       В нескольких метрах от него, замерев, стоит бурый медведь.       Кровь отливает от головы, в глазах на секунду темнеет от страха, а мысли со скоростью света пролетают в голове.       Во-первых, вспоминаются совсем ещё недавние слова Арсения о том, что медведей на острове нет, это всего лишь легенды про очередных духов острова. Но он точно видит перед собой медведя, и ещё неизвестно, что лучше — если это на самом деле дух, или обычный зверь.       Во-вторых, голову заполняют противоречивые воспоминания о правилах поведения при встрече с медведями. Нужно громко закричать, чтобы испугать животное? Или наоборот, лучше так не делать, потому что зверь может подумать, что на него нападают? На дерево точно не стоит пытаться залезть, кажется, медведи умеют отлично карабкаться по деревьям. Нужно притвориться мертвым! Но весь здравый смысл отказывает Антону лечь на холодную землю и позволить огромному животному приблизиться к себе.       Чего точно делать не стоит — это смотреть животному прямо в глаза.       Но именно это и делает Антон, потому что просто цепенеет от ужаса.       Время ощущается вязким киселем, и, скорее всего, проходит не больше пары секунд, но для Антона весь этот момент растягивается в вечность.       Медведь первый шевелится и заинтересованно переносит вес на задние лапы, слегка приподнимаясь.       «Господи Иисусе, какой он огромный», — думает Антон, поражаясь высоте и ширине зверя.       И как будто это самый удачный момент, чтобы прервать зрительный контакт, плавно опуститься на землю и пролежать в грязи несколько часов в надежде, что кто-то придет и спасет его.       Представляя, как будет лежать на земле и чувствовать на себе горячее и наверняка вонючее дыхание зверя, пока тот будет его обнюхивать, Антон медленно склоняется к земле. Но стоит ему едва отвести взгляд, медведь издает оглушающий вопль.       Антон вздрагивает, резко выпрямляясь. Медведь в ответ увереннее поднимается на задние лапы и еще раз громко и возмущенно что-то кричит на медвежьем.       Дыхание Антона учащается и он пятится назад, когда медведь опускается на четыре лапы и делает первый шаг в его сторону.       «Я сейчас умру», — думает Антон, мгновенно оступаясь и падая на землю.       Растущие вокруг кусты и густая трава на какое-то мгновение скрывают от Антона фигуру медведя, но он знает, что за ним идут. К своему ужасу он не думает о том, что делать и какие могут быть варианты спасения. Он очень быстро принимает всю фатальность своего положения и, как сторонний наблюдатель, думает лишь о том, что не хочет, чтобы ему было больно, когда он будет умирать.       Антон замечает сверкающие глаза медведя среди зелени, испуганно ползет по земле спиной назад, боясь, что вот прямо сейчас уткнется в дерево или камень позади себя. А зверь все надвигается и утробно рычит.       Звонкий орлиный крик заставляет вздрогнуть и поднять голову.       Подняв глаза, Антон даже не сразу замечает в тени еловых веток почти ровно над своей головой большую птицу.       Перебивая низкое рычание все еще надвигающегося медведя, над лесом раздается еще один пронзительный крик орла.       Антон вновь дергается от резкого звука и переводит взгляд на медведя, который тоже вдруг останавливается. Он уже так близко, что Антон может разглядеть, как раздуваются его ноздри, когда тот набирает в легкие побольше воздуха и, задрав голову вверх, извергает оглушающий рев.       Очень близко, очень пугающе. Антон весь подбирается, когда после короткой заминки медведь опять поворачивается в его сторону.       Но орел не отступает, опять упрямо кричит, и вместе с этим быстрая тень пикирует вниз, сразу же после стремительно взлетая обратно вверх. Медведь практически не обращает внимание на этот выпад, приостанавливается, недовольно мотает головой, но потом опять идет вперед.       У Антона перехватывает дыхание, он опять активно пятится назад, но рука попадает в какую-то лужу за спиной, Антон скользит и неловко валится на бок. Медведю остаются какие-то жалкие метра полтора, он уже заносит лапы для последних роковых шагов, Антон замирает и подтягивает к себе свои длинные ноги, в красках представляя, как совсем скоро зверь будет разрывать одежду и кожу огромными острыми когтями.       Крохотная в сравнении с медведем тень опускается перед Антоном, ровно туда, где только что были его ноги.       Медведя ведет в сторону, он недовольно рычит, приземляется немного в сторону, чтобы не раздавить птицу. Он поворачивает свои разъяренные глаза, утробно клокочет, оголяя мощные клыки, раздраженно бьет лапами по земле, мотает головой из стороны в сторону, но не решается ступать дальше.       Орел топчется на месте, сложив крылья, слегка поворачивает голову, оглядываясь по сторонам.       Антон боится дышать, наблюдая за молчаливым сопротивлением двух сил, понимая, что сейчас по сути решается его судьба, и он точно никак не может повлиять на исход.       Глаза Антона расширяются от ужаса, когда медведь поднимается на задние лапы во весь рост. Он возвышается над ним огромной скалой, своей тенью загораживая остатки солнечного света. Крик медведя разносится по лесной чаще, пробирает до самых костей, все внутренности вибрируют от силы издаваемого звука.       Крик разносится бесконечно долго, и Антон все это время, кажется, не дышит. И весь лес, кажется, не дышит тоже. Потому что как только медведь замолкает, Антона обступает липкая тишина. Ни деревья, ни животные, ни насекомые — никто не смеет шуршать под кустами, точно как и Антон, испуганно замерев.       И только орел продолжает невозмутимо стоять на месте, гордо подняв голову.       Медведь, словно немного расстроенный, что его перформанс не оценили, делает еще одну попытку шагнуть вперед, но орел немного расправляет крылья, от чего начинает казаться больше, и угрожающе наступает. Медведь недовольно ведет мордой и дергается назад. Он топчется на месте, мотает головой, пытается обойти упрямую птицу, но орел продолжает грозно распушать крылья и время от времени прикрикивать на него.              Клацнув зубами в сторону Антона и издав негодующий рык, медведь вдруг разворачивается и делает несколько шагов в глубину леса. Оборачивается, разочарованно сопит, мотает головой и, испустив последний обиженный рык, переваливаясь с одного бока на другой, быстро скрывается среди густой зелени, словно его тут никогда и не было.       Зрение, слух и осязание волнами медленно возвращаются к сознанию Антона.       Сперва он чувствует, что ладонью упирается в острый камень. Он спешит убрать руку и, убедившись, что на ладони не осталось пореза, переводит взгляд на птицу, которая продолжает сидеть перед ним.       Орел явно никуда не спешит, он разворачивается в сторону Антона и смотрит на него внимательным и каким-то слишком осознанным взглядом.       Не зная, будет ли он понят, Антон все равно тихо говорит:       — Спасибо.       Орел в ответ перебивает его своим возмущенным криком.       — Ладно, ладно, я понял, прости, просто поблагодарить хотел.       Антон поднимается на ноги, отряхиваясь от грязи, налипшей еловой хвои и мелких веток. Птица все так же продолжает сидеть перед ним, явно никуда не собираясь.       — И что дальше? Ты же мне поможешь? Не бросишь ведь меня тут одного?       Орел встряхивает головой, разворачивается, расправляет крылья и, легко оттолкнувшись от земли, взлетает на одну из елей.       — Или бросишь, — обреченно произносит Антон, отворачиваясь.       Антон оглядывается, но понимает, что совсем запутался и понятия не имеет, как долго и даже в какую сторону полз, поддавшись панике от встречи с медведем. Он поворачивается к птице на дереве, обращается к ней:       — Может, хотя бы сторону подскажешь?       Орел молчит. Невозмутимо поправляет выбившиеся перья, мотает головой.       Антон вздыхает, оглядывается еще раз, пытается по остаткам солнечного света понять, в какой стороне север, и, развернувшись в выбранную сторону, заносит ногу для шага.       Не успевает он шагнуть, как перед глазами вдруг проносится тень, а по лицу бьет поток воздуха. Антон испуганно пригибается, отступает назад и поворачивается к орлу, вновь сидящему у его ног.       — Ты чего, блин?       Орел расправляет крылья и с протяжным криком, так же, как только что наступал на медведя, теперь наступает на Антона.       — Хей! Тише! Ты чего?       Антону пятится назад от орла, и тот замолкает, складывая крылья.       Оглянувшись в ту сторону, куда его толкает орел, Антон оборачивается к птице:       — Мне туда идти?       Птица, конечно, молчит.       — Ты же понимаешь, что в ту сторону только что ушел медведь? — зачем-то спрашивает Антон.       Орел всем своим важным орлиным видом умело создает впечатление, что абсолютно не понимает Антона, будто даже не слышит его. Антону поднимает ногу, чтобы попробовать шагнуть в другую сторону, но орел мгновенно фокусирует на нем все свое внимание и, распушив крылья, возмущенно кричит.       — Все, все, тихо! Я понял, понял. Мы идем за медведем.       Не обязательно хорошо ориентироваться в пространстве, чтобы понять, что Антон двигается точно не в ту сторону, откуда начиналось восхождение и куда ему нужно идти, хотя бы потому что он идет вверх по склону. Но Антон механически переставляет ноги, почему-то доверившись птице, которая указывает ему направление. Орел уверенно и молчаливо перелетает с одного дерева на другое, а Антон послушно передвигается следом, окончательно запутавшись и понятия не имея, куда он вообще двигается.       Но в какой-то момент деревья перестают давить со всех сторон, вдруг становится легче дышать, солнечного света становится больше, а под ногами все чаще попадается не мох, а скалистая порода.       Орел, будто тоже почувствовав изменения, начинает подгонять Антона, быстро перемещается с одного дерева на другое и нетерпеливо покрикивает каждый раз.       — Да иду я, иду, — Антон даже сбивает дыхание в попытке успеть за птицей. — Куда ты меня так торопишь?       Когда деревья внезапно расступаются, показывая ясное небо и обнажая скалистую вершину, Антон понимает, куда орел его вел и почему так спешил.       Сложив ноги по-турецки, закрыв глаза и слегка покачиваясь из стороны в сторону, на одном из камней недалеко от самой вершины сидит Арсений.       Позабыв про отдышку, про уставшие ноги и про птицу, Антон кидается вперед, едва различив знакомый силуэт.       Забравшись вверх по покатым камням, уже протянув руки к Арсению, почти прикоснувшись к нему, вдруг рядом с ним приземляется орел и протестующе кричит.       Едва не свалившись вниз, Антон отшатывается и переводит взгляд на птицу. Орел еще раз издает какой-то короткий писк, а потом разворачивается к Арсению и мягко прикусывает его руку, которая лежит у того на колене. Антон переводит взгляд вниз и только сейчас замечает потемневшую ткань и красные капли на светлом камне.       — Блять! Еб твою мать! Арсений! Блять, да что же ты…       Антон возмущенно бубнит под нос, оглядываясь по сторонам, замечая и белые капли от молока на камнях, и красные капли крови рядом, и окровавленный нож, и орлиные перья.       Арсений продолжает покачиваться из стороны в сторону с закрытыми глазами, не замечая появления Антона, будто все еще пребывая в каком-то глубоком трансе.       Антон осторожно прикасается к его руке:       — Арс? Арсений?       Арсений не реагирует, когда Антон берет его за руку и аккуратно переворачивает ладонь вверх. На запястье обнаруживается широкий поперечный порез, из которого продолжает сочиться кровь. Глаза Антона расширяются, и он поспешно зажимает рану ладонью, мгновенно пачкаясь в чужой крови.       — Блять, Арсений! Вообще не смешно!       Пережимая рану одной рукой, Антон осторожно трясет его за плечо другой рукой.       — Арсений, пожалуйста, очнись. Арс…       Он переносит ладонь к теплой щеке, но Арсений никак не реагирует и на это. В поиске хоть какой-то помощи Антон поворачивается к орлу, который продолжает сидеть рядом на камне и внимательно наблюдать за всеми действиями Антона.       — Что смотришь? Что делать-то? Глупая птица…       Глупая птица в ответ зло щелкает клювом и оглушающе кричит.       Арсений вздрагивает, шумно выдыхает, Антон переводит на него взгляд и внимательно смотрит на то, как быстро трепещут у того ресницы, как открываются глаза и как долго фокусируется его взгляд.       — Антон?       Он выглядит искренне удивленным, более осознанно моргает и тянется вперед, стараясь ухватить Антона за плечи.       — Все хорошо? Ты цел? Как ты…       — Тихо, тихо, — Антон крепче сжимает окровавленное запястье, уворачиваясь от захвата, не позволяя Арсению шевелить поврежденной рукой. — Я в норме, это ты тут кровью истекаешь.       — Ох…       Антон убирает руку, позволяя увидеть глубокую рану. Арсений морщится и спешит собственной рукой пережать запястье.       — Тут где-то должен быть бинт, — он оглядывается по сторонам. — Видимо, упал куда-то.       И действительно, в расщелине между камнями Антон быстро находит запакованную пачку стерильного медицинского бинта.       — Давай…       Арсений тянет руку, все еще пережимая на ней запястье, но Антон мотает головой и скользкими от крови пальцами сам вскрывает пачку.       — Прости.       Антон останавливается и поднимает удивленный взгляд.       — За что?       — Ты весь в крови.       Антон опять мотает головой и возвращается к распаковке, а потом под руководством Арсения делает ему давящую повязку, использовав почти весь бинт.       Заняв руки, Антон фокусирует внимание на первостепенной задаче — сохранении жизни другого человека, и все произошедшее отходит на второй план.       Голос Арсения неожиданно возвращает его в реальность:       — Как ты здесь оказался?       Антон на секунду останавливается в перевязке и поднимает на него глаза. Смазанным пятном перед глазами проносится и отчаянное блуждание по лесу, и пугающая встреча с медведем, и подъем на вершину вместе с птицей.       Антон кивает в сторону орла, который все так же топчется рядом и внимательно следит за всеми действиями.       — Он привел.       — Клювик? Тебя привел Клювик?       Арсений умиленно улыбается, разворачивается к птице и осторожно проводит пальцами здоровой руки по клюву орла. Орел позволяет к себе прикоснуться и даже будто довольно жмурится.       — Ты называешь его Клювик?       — Да. Иногда. Хан Шубу-Нойон как-то слишком официально. Клювик ему больше подходит.       Орел позволяет еще раз провести по клюву, а потом отпрыгивает на камень повыше.       — Он… Он меня, вроде как, спас. Я медведя встретил в лесу.       Арсений поворачивается и коротко кивает.       — Да, я видел.       Антон поднимает брови, окончательно закрепляя повязку и отпуская руку Арсения.       — Я сразу понял, что что-то происходит, когда ты только зашел за дерево. Почувствовал. Пошел за тобой, но тебя там не оказалось. Парней отправил обратно в поселок, а сам побежал сюда на вершину, чтобы связаться с духами, потому что испугался, что Нагре Боо что-то может сделать с тобой. Прости. Нам не стоило подниматься.       Он виновато тупит взгляд, теребит только что закрепленный узелок на повязке. Антон спешит его успокоить:       — Все хорошо, Арс, я в норме. Ну, я, конечно, пересрался пиздец, но на мне вообще ни царапины даже.       Арсений перебивает его, горько качая головой.       — Нет, ничего не хорошо. Я ошибся и подверг опасности нас всех, и тебя в первую очередь.       Антон делает очередную попытку успокоить.       — Арс, прекрати. Это не твоя вина. Вы же с Сережей объяснили все риски, но мы все равно сделали этот выбор, и сделали его вместе. Ты не мог знать наверняка, что землетрясение в итоге все же окажется плохим знаком.       — В том-то и дело, что знал.       Антон растерянно моргает, смотря на него, решив, что это просто ветер задувает в уши, и он неправильно его услышал.       — Что?       Арсений тяжело вздыхает и отвечает таким тоном, которым говорят, когда не хотят раскрывать какую-то тайну.       — Точнее, я предполагал, что, скорее всего, это все же угроза. Причем конкретно для тебя.       Новые детали удивляют Антона, и его брови взлетают вверх.              — Меня?       Арсений выглядит виноватым и нехотя все объясняет.       — Ты не то чтобы не нравишься духам острова, они просто смотрят на тебя с подозрением. Потому что… Потому что ты занимаешь слишком много моих мыслей.       Такого поворота Антон точно не ожидал. Ему опять кажется, что ему послышалось что-то не то, и он хочет переспросить, но Арсений, словно боясь этого, продолжает говорить быстрее.       — Все местные божества — древние создания, живущие вечность, для них время идет по-другому. Они не любят изменения. Им не нравится скоротечность человеческой жизни и тот факт, что им постоянно нужно находить новых шаманов. А тут еще и ты появился.       Ветер путает волосы Арсения, он устало убирает пряди с лица, а внутри Антона что-то дрожит, потому что ему страшно предположить, почему именно Арсений говорит об этом с таким сожалением.       Арсений поднимает на него печальный взгляд, словно он сдается перед ним, раскрывая все карты.       — Я не выбирал жизнь на острове. Это духи выбрали меня. И они знают про все мои сомнения и желания, знают, что я не готов и не хочу посвящать всю свою жизнь острову. И они это принимают. Но ты… С тобой опасность становится серьезней. Вдруг однажды я уеду на большую землю и решу больше не возвращаться.       Возможность того, что Арсений покинет Ольхон навсегда, кажется такой же невероятной, как и то, что Арсений ему сейчас фактически признается в своих чувствах. Причем, судя по всему, в каких-то сильных чувствах. Антон удивлен, смущен и из-за этого не готов признавать то хрупкое и теплое, что испытывает он сам.       — Разве это возможно? Чтобы ты уехал навсегда?       Арсений как будто немного расслабляется, словно он даже благодарен, что Антон не стал акцентировать внимание на его признании.       — Не думаю, связь с островом все же двусторонняя, мне всегда хочется вернуться, когда я не здесь. Но духи все равно переживают, что такое может случиться.       Орел все еще сидит на соседнем камне, с любопытством поглядывает в их сторону, и создается полное впечатление, что он внимательно их слушает. Антон точно не хочет жить, зная, что его недолюбливают какие-то боги, пусть и незнакомой ему религии, поэтому спрашивает:       — С этим что-то можно сделать?       — Тебе уехать с острова и не возвращаться сюда никогда.       Арсений выделяет первое слово голосом и озвучивает это предложение с такой горечью, что сразу становится ясно, что сам он такого варианта не хочет. А потом, оглянувшись на орла, делает другое предложение.       — Или можно дать им время. Пусть они посмотрят на тебя, привыкнут, поймут, что никакая ты не угроза. Пусть это будут не просто твои слова.       Надежда зарождается внутри Антона, расцветает там весенними цветами. Но Арсений сам очень быстро рушит эту иллюзию следующей фразой.       — Только… Бессмысленно это, вы же уезжаете послезавтра. Можешь не беспокоиться, в Москве ты перестанешь быть угрозой и они тебя не достанут. Да и забудут они тебя быстро, когда ты уедешь.       «А ты?», — хотел бы спросить Антон, но ему не хватит смелости, потому что любой из ответов сделает ему больно.       А Арсений, видимо, в голове себе на этот незаданный вопрос отвечает, потому что опять становится печальным.       Но через мгновение он выпрямляется, оглядывается и начинает подниматься на ноги.       — Так, давай выдвигаться, скоро стемнеет, и мы не хотим пробираться сквозь лес по темноте.       После встречи с медведем Антон в принципе не хочет в лес, потому что сейчас его испугает, кажется, даже писк суслика. Особенно если это будет писк суслика в темноте.       Поэтому он поднимается следом и хочет уже отступать назад вниз по покатым валунам, но его взгляд цепляется за вершину, до которой он так и не дошел.       Арсений замечает его взгляд и спрашивает:       — Хочешь подняться?       Если бы Арсений спросил это несколько минут назад, Антон бы согласился, но сейчас он сомневается, потому что, кажется, местные духи его недолюбливают, так стоит ли ему в очередной раз их провоцировать?       Но Арсений принимает молчание Антона за согласие, берет его за руку и тянет за собой наверх.       На самой верхней точке, балансируя на крошечном выступе, возвышается небольшая стопка из плоских камней — обо. Похожие каменные пирамидки они уже встречали в путешествии через Ольхон, и Антон теперь знает, что их строят для исполнения желаний. Там же, между этой искусственно созданной башней и трещинами в скале, криво торчит толстая палка, видимо, символизирующая сэргэ, вся покрытая растрепавшимися от ветра атласными лентами. Тоже повязанными для исполнения желаний.       Если так подумать, людям только и подавай исполнения желаний. А что люди дают духам острова в ответ?       С самой верхней точки открывается такой головокружительный вид, что Антону приходится опереться о сэргэ одной рукой, потому что перед глазами начинает немного плыть от высоты и крутого, покрытого густым лесом, обрыва, который, в самом низу, бесконечно далеко от них, врезается в синеву вод Байкала.       — Круто? — тихо спрашивает Арсений.       Он стоит совсем рядом, прижимается плечом к плечу Антона, потому что на самом верху не так много места, где можно стоять устойчиво.       — Круто, — с придыханием соглашается Антон.       Именно с этой точки, где видно, как бескрайне далеко на горизонте синяя вода сливается в единое целое с небом, Антон видит и чувствует на себе всю устрашающую силу и мощь священного озера.       Он вздрагивает, когда бесшумная тень орла оказывается над головой и, балансируя, садится на вершину сэргэ, за который он все еще держится.       Птица несколько мгновений сидит наверху, величественно распушает перья, подставляя их порывам ветра. А потом, издав короткий, почти боевой клич, расправляет крылья и стремительно планирует вниз с вершины, пока Антон долго смотрит ей вслед.