Ойхон

      Оказывается, что солнце в центре Сибири совсем не ласковое. Оно нещадно жарит так, что из-под кепки катятся ручейки пота и затекают прямо в глаза. Нос за пару дней краснеет, и с него даже начинает слезать сгоревшая кожа. Дышать тяжело от того, что жар выжигает весь кислород из атмосферы. Особенно тяжело становится после полудня, когда существовать можно лишь в тени.       Поэтому Антон уже минут двадцать не шевелится, развалившись на лавочке под навесом небольшой беседки. Сережа тем временем уже раскладывает по тарелкам рагу, которое он успел приготовить из остатков овощей и тушенки. Из-за жары совершенно не хочется есть, но это последняя остановка до самого вечера, когда они по плану должны спуститься в поселок Узуры, поэтому Антон уныло смотрит в свою тарелку и собирается с силами, чтобы просто взять ложку в руки. Диму, кажется, жара не смущает, и он с жадностью накидывается на аппетитно пахнущую еду.       Сережа выкладывает остатки в четвертую тарелку и кричит:       — Арс! Иди есть!       Арсений стоит недалеко от беседки, повернувшись к Байкалу. На его голове нет кепки, и его кожа за все время пути ни капли не покраснела, оставаясь все такой же молочной. Видимо, солнечный жар тоже не страшен шаманам.       Арсений не сразу разворачивается на голос, а когда поворачивается, Антон замечает его встревоженное лицо.       Он не успевает спросить, что случилось, потому что откуда-то вдруг раздается размеренный нарастающий гул. Антон хмурится и выглядывает из-под крыши, чтобы разглядеть на небе пролетающий истребитель. Но гул все нарастает, чайки, которые с любопытством гуляют недалеко от их привала, начинают тревожно кричать и стаей взлетают. Деревья шелестят, вопреки тому, что воздух застывает без единого дуновения ветра. Антон переводит взгляд на стол и смотрит на стакан, который стоит на столе, а чай внутри него плещется от стенки к стенке.       — Чего?       Антон поднимает вопросительный взгляд на застывшего Сережу. Тот держит в руке пустую кастрюлю и, замерев, одними глазами озирается по сторонам, прислушиваясь к скрипу крыши над их головами.       — Так. Все оставляем и выходим.       От серьезного и сосредоточенного голоса Сережи становится не по себе. Антон, столкнувшись с испуганным взглядом Димы, подскакивает вместе с ним на ноги, и они в два шага выбираются из беседки. К моменту, как они оказываются под палящим солнцем, гул начинает затихать и через пару секунд растворяется, словно его и не было. Птицы в соседних кустах опять начинают безмятежно петь.       — Что это было?       — Землетрясение, — отвечает Арсений, подходя к ним.       Антон удивленно пучит глаза, переглядывается с таким же удивленным Димой. Сережа удивленным не выглядит, скорее, сосредоточенным.       — Как-то сильно было, — обращается он к Арсению.       — Кажется, просто где-то недалеко от нас.       Арсений произносит это вскользь, но уверенно, Антон почти не удивляется тому, что он умеет определять очаг землетрясения.       — Думаешь, еще будет? — спрашивает Сережа.       Арсений озирается по сторонам, останавливая свой взгляд на каких-то только ему понятных деталях. Антон тоже оглядывается, чтобы попробовать угадать, что тот видит, но для него все остается прежним — порхающие бабочки, щебечущие птицы, шумящая листва.       Но Арсений, видимо, что-то замечает, потому что уверенно отвечает:       — Еще будет, да. Сейчас.       И как только он это говорит, со всех сторон опять надвигается устрашающий гул. Лес шумит, ложка, оставленная Димой в тарелке, бьется об ее край. Движимый любопытством, Антон опускается на корточки и прижимает ладонь к земле — она горячая от раскаленного солнца, с колючей выжженной травой, и Антон чувствует, как откуда-то из недр исходит тот самый нарастающий гул. Размеренной вибрацией сквозь кончики пальцев и через центр ладони проникает под самую кожу.       — Охренеть, — одними губами шепчет он.       Рядом с Антоном на корточки опускается Дима, тоже прикладывает ладонь к земле и тут же озвучивает свою крайнюю степень изумления.       — Хера себе.       Антон хихикает, переглядывается с ним, согласно кивает.       Арсений с Сережей возвышаются над ними, Сережа немного снисходительно улыбается, а Арсений напряженно хмурится, вслушиваясь в гул.       Антон опускает взгляд в землю, смотрит на тыльную сторону своей ладони и пытается понять, действительно его покачивает или ему кажется. Но не успевает он окончательно определиться с ощущениями, как гул начинает стремительно затихать, и спустя секундную молчаливую паузу природа будто делает глубокий вдох и возвращается к обычной жизни, сбросив оцепенение, словно ничего и не было.       Дима выпрямляется, отряхивая руки:       — Я как-то по-другому это представлял.       Пока Арсений все еще разглядывает в природе вокруг них возможные признаки еще одной волны, Сережа отвечает Диме:       — Ну да, на открытой местности и без городского шума оно немного странно ощущается.       — Так долго еще?       — Это хорошо, кстати. Обычно, если волна долго идет, она слабее получается, и эту уже в городе никто не почувствует. Думаю, даже здесь в эпицентре было не больше пяти, да, Арс?       Арсений все еще настороженно озирается и с опозданием согласно кивает:       — А? Да, да, не сильно страшно. Просто где-то недалеко от нас было, кажется.       Он выглядит напряженным. Антон, особенно теперь зная о его глубокой связи с островом, тоже напрягается. Дима, даже без всех дополнительных знаний, тоже наверняка чувствует себя неуютно от столкновения с природным явлением.       Сережа, оглядывая всех и считывая общее настроение, пытается немного успокоить:       — Так, только спокойно, пацаны, не переживайте. Говорю же, это нормальное явление тут. Даже хорошо, что сейчас землетрясение произошло, потому что значит, что из земной коры ушло накопленное напряжение, и в ближайшие дни ничего подобного не повторится. Да, Арс?       Арсений открывает рот, чтобы согласиться, но ничего не говорит. Оглядывается на Антона, на Диму, опять смотрит на Антона.       И без дополнительных пояснений Антон догадывается, что землетрясения имеют какой-то символизм. И как-то так получилось, что Дима в их компании до сих пор остается единственным, кто не в курсе способностей Арсения, и тот, видимо, переживает, как Дима может отреагировать на то, что Арсений хочет сказать.       Антон помогает ему, вместо него озвучивает висящий в воздухе вопрос:       — Ты переживаешь, что это плохой знак?       Арсений бросает на Диму короткий взгляд, считывая его реакцию, поворачивается к Антону, отвечая ему:       — Не прямо плохой. Просто странное совпадение. Звук был со стороны котловин — это самые глубокие места Байкала, тот самый разлом в земной коре. И они находятся недалеко от Ижимея, то есть землетрясение было почти у подножья горы, на которую нам завтра подниматься.       — Ты думаешь, там что-то с тропой? — спрашивает Дима. — Или это больше про символизм?       Сережа отвечает вместо Арсения:       — Вряд ли там что-то с тропой случилось, толчки не такие сильные были. Просто мы привыкли тут верить во всякие совпадения, а это определенно одно из них.       Дима жмет плечами и машет рукой:       — Не, я же согласился с вашими условиями, и если вы верите, что это может быть плохим знаком, то без проблем, давайте не будем подниматься. Вернемся в Хужир и съездим на тот залив с теплой водой, про который вы говорили. Да, Шаст?       Антон согласно кивает.       Он и не сомневался, что Дима может ответить что-то другое. При своем научном складе ума Димка не глупый человек и имеет критическое мышление, так что, скорее всего, он уже сам давно догадался, что Арсений с Сережей не просто так рассказывают все эти легенды, и они совершают всякие маленькие ритуалы по всему их пути через остров.       — Да, вообще без проблем, если ты считаешь, что лучше не подниматься, то не будем.       Арсений еще раз оглядывается, хмурится, задумчиво заламывает пальцы, потому что по сути сейчас за ним стоит окончательное решение о дальнейшей судьбе их похода.       — Смотрите, по легенде гора была домом великого шамана Нагре-боо, и сейчас его дух продолжает ее охранять. Я думаю, что землетрясение — точно какой-то знак, но это может быть либо угрозой, либо проверкой. Потому что восхождение на гору поэтому и считается сложным, потому что дух Нагре-боо ставит разные испытания, чтобы проверить всех, кто приходит к нему, и если помыслы человека чисты, то ты пройдешь его проверку и сможешь подняться на вершину.       Дима разводит руками:       — Слушайте, ну мои помыслы точно чисты. Я, как вы этому учите на всем пути, с уважением отношусь к местной религии и этим местам, поэтому считаю, что мои помыслы точно чисты. Насчет себя я уверен, а как вы — сами решайте.       Антон, глядя на Арсения, тут же вскидывает ладони, словно капитулирует перед всеми потенциальными вопросами:       — Ты знаешь, что я тоже.       — Ну что тогда? — спрашивает Сережа. — Восхождение в силе?       Арсений поворачивается к нему и через небольшую паузу отвечает:       — Да. Думаю, да, все будет хорошо. Я на всякий случай еще сегодня ночью ритуал один сам проведу, чтобы точно нам никакие медведи не встретились.       — Медведи?       — Тут есть медведи?       Антон с Димой одновременно испуганно вскрикивают, и Антон вспоминает все разы, когда он беспечно по ночам бегал поссать в кусты, наивно думая, что самая большая опасность здесь — это суслики.       Арсений мягко улыбается их реакции и качает головой.       — Нет, медведей на острове нет. Просто очередная легенда, что гору охраняет дух бурого медведя, и якобы его здесь видели.       — Господи, сколько тут вообще этих легенд… — ворчит Димка и, вытирая пот со лба, поворачивается в сторону беседки. — Все? Можно же обратно вернуться в тень? Я сейчас отключусь уже от жары, кажется.       После этих слов Антон ощущает, как по спине катятся капельки пота вдоль позвоночника.       — Да, конечно, давайте доедать, — оживляется Сережа, подгоняя всех в сторону беседки. — Нам выдвигаться скоро, нас там ждут уже. На секунду Антону становится немного грустно, потому что это последний вот такой походный ужин на свежем воздухе. Но потом он вспоминает, что их ждет баня в поселке, и грусть тут же отступает.