Путь Кайсэй

      Проходим в маленький частный двор через бамбуковые ворота и оказываемся перед малоэтажным зданием, выполненным в традиционном стиле. Двор вымощен камнями, а листья многочисленных кустов фатсии блестят от дождя. Со двора поднимаемся по металлической лестнице на второй этаж, где нас уже ждёт девушка, облачённая в бело-золотое кимоно.       Ресторан впечатляет: в интерьере преобладает светлое дерево, коридор и комнаты украшены красными бумажными фонариками и икебаной. В холле несколько бонсаев и «каменный сад», а высокие потолки, такие несвойственные японским идзакая, добавляют ещё больше воздуха в помещение.       «Я и не знала, что в Амэгакурэ есть такое атмосферное место».       Это не типичная идзакая: здесь каждый клиент сидит в отдельной комнате, чтобы ничто и никто не помешало его трапезе. Девушка открывает нам бумажные сёдзи, и мы оказываемся в небольшом уютном помещении, устеленном татами, маленькими красными подушечками в центре и большим столом. Несмотря на погоду, в комнате тепло: по углам стоят большие лампы-обогреватели, которые сразу же привлекают всё моё внимание. Освещает комнату большое круглое окно в плетённую сетку.       «Ресторан небольшой, уверена, что здесь не больше пятнадцати столов, но для Амэгакурэ больше и не нужно».       Конан довольно оглядывается, и мы, предварительно снимая обувь и верхнюю одежду, присаживаемся (я вытягиваю ноги и облокачиваюсь к стене, а Конан, как истинная японка, сидит на коленях) и рассматриваем меню. Заказываем всего и побольше. В ожидании обсуждаем наше предстоящее путешествие в Страну Рек, и я прошу Конан по возможности заглянуть на территорию Страны Того или Этого, силясь вспомнить, какая из них ещё существует.       «Кто придумал такие названия? Это как Улица Того, Перекрёсток Этого, Угол Вон Того! Настоящий маразм!»       Хаюми ничего не обещает, но не отказывает. Её цель рядом с Деревней Ремесленников. Нам приносят еду, которая едва помещается на стол: окономияки со свининой, два рамена, морепродукты темпура, жаренная курочка, якитори, суши и закуски из водорослей.       «Даже не представляю, что мы будем делать, если Узумаки не появится. Умрём от панкреатита?»       Плавно от обсуждения работы и Акацуки переходим к забавным ухажёрам и всем странным людям, когда-либо заглядывающих в нашу жизнь.       — Помню, как Кьюсуке передавал мне любовные записочки. Нам было по пятнадцать, и мне было так неловко ему отказывать, мы же были как одна семья. Последнюю перехватил Яхико и так взбесился, что потом, когда мы уже были вместе, постоянно хватал меня за руку, стоило Кьюсуке показаться на горизонте. От этого мне становилось ещё более неловко, — смеясь, рассказывает Конан.       — Это так по-детски мило, — выговариваю, улыбаясь. — Удивительно, как Яхико не ревновал тебя к Нагато.       — Ревновал ещё как! — возмущённо восклицает Конан. — Но он доверял и мне, и Нагато. Так что со временем успокоился.       Куноичи прерывается на полуслове, отвлекаясь на открывшиеся сёдзи. Нагато всё же нашёл время в своём расписании и решил порадовать Конан.       — Так ты всё-таки отпросился пораньше, — язвительно приветствую Узумаки, делая театрально-шокированное лицо, и добавляю: — Рада тебя видеть, на самом деле.       Узумаки со скептицизмом оглядывает наш стол, видимо, раздумывая, заказали мы это всё для себя или с расчётом и на него тоже. Снимает обувь и плащ и присаживается на татами.       — Изучал отчёты шиноби, — мрачно начинает Узумаки, откусив мою любимую курочку. — Женщина, которой вы хотели помочь в ливневых стоках, оказалась ёкаем.       — С чего ты взял? — недоверчиво поднимая бровь, спрашиваю рыжеволосого. Конан непонимающе смотрит то на меня, то на Нагато.       — Она напала на шиноби, попыталась их убить, и ей это почти удалось.       «Очень странно. Наверняка они первые на неё напали, а потом выставили так, что это её вина. И даже если и напала, всё равно как они определили, что это ёкай?»       — Но на вас она не нападала, — скорее утверждая, чем задавая вопрос, говорит Нагато. — Что-то могло её напугать?       — Ну, точно не я, — отвечаю я, разглядывая Узумаки. — Тору, конечно, парень нестандартный… — Прикладывая два пальца к виску, добавляю: — Но внешне это никак не заметить.       — Значит, нашла себе единомышленников?       Я тяжело вздыхаю и перевожу наигранно возмущённый взгляд на Узумаки.       «Кто бы говорил, рыжий. Это не у меня в офисе дыра в стене».       — Думаю, мы просто вели себя доброжелательно и учтиво в отличии от шиноби Амэгакурэ.       — Как вообще ёкай оказался в стоках? — встревает Конан.       — Ещё во время войны люди бежали из Деревни, использую ливневую канализацию. Неодушевлённой энергии требуются десятки, а иногда и сотни лет, чтобы превратиться в живого духа, но такое не редкость. Появление чего-то подобного было вопросом времени, — отвечает серьёзным голосом Узумаки. — В любом случае, сейчас ёкай запечатан и не причин никому вреда.       Возникшая тишина никак не прерывается и отвоевывает себе всё новые и новые минуты в попытке испортить нам выходной. Пришлось нарушать неловкое молчание не менее неловкой историей.       — Недавно на улице ко мне подошёл молодой парнишка и спросил мой адрес, потому что Ками-сама давно и безрезультатно ищет потерянного ангела.       — Что-о? — смеясь, выговаривает синеволосая.       — Вот и я удивилась, что Нагато меня потерял, — недоумённо хлопая ресничками, выговариваю я. — Ведь я здесь, всегда рядом.       Мы с куноичи переглядываемся и хихикаем, пока Узумаки одаривает нас нечитаемым взглядом.       — Узумаки, давай рассказывай. За тобой когда-нибудь приударяли девушки?       — Нет, — кратко бросает рыжеволосый.       — Почему? Это всё из-за пирсинга?       Шиноби требуется пара секунд, чтобы выстроить причинно-следственные связи. Кажется, эта мысль его даже поразила.       — Единственной девочкой в моей жизни долгое время была Конан. Потом ещё была Кёко, но мы были товарищами. Ничего романтичного.       — А мужчины?       — Нет.       — А хотел бы?       Наступает секундная заминка на осознание, и Узумаки поднимает на меня грозный взгляд, а Конан едва сдерживает смех.       — Расслабься, Нагато. Просто шутка. У вас же в Акацуки одна Конан.       — Это сделано не специально. Просто, так вышло, — бросает Нагато. — У меня нет предубеждений касательно пола.       — И это правильно! — выговариваю я, замечая внимательный взгляд шиноби. — Что такое? У меня что-то на лице?       — Вы похожи чем-то… — комментирует рыжеволосый. — С Яхико. Такие же эмоциональные, временами ворчливые, временами забавные.       — То есть я тебя забавляю? — задаю вопрос, замечая, как Конан прыскает.       — Временами, — уклончиво отвечает Узумаки.       Конан не выдерживает и смеется в голос. Я одариваю их напускным возмущённым взглядом и какое-то время играю оскорблённую невинность, но в конечном счёте не выдерживаю и улыбаюсь в ответ. Медленно расслабляемся и выдыхаем, абстрагируясь на время от суровой реальности. Пару раз Узумаки словно удаётся угадать мои мысли и креветки темпура, жаренная свинина и водоросли незаметно оказывались на моей тарелке быстрее, чем я успевала открыть рот. Вот это наблюдательность.       — Чем вы будете заниматься, когда добьётесь своей цели? — спрашиваю, пытаясь рассмотреть в окно, насколько сильный воскресный ливень сегодня. — Ну, ещё сколько лет? Пять? Десять? А потом? Вы же не собираетесь вечно быть шиноби… Вам будет потом очень тяжело… У вас же даже нет хобби, нет ничего, чем бы вы занимались в свободное время.       — Свободное время мы проводим с тобой, — отвечает Конан.       — В Деревне всегда будет, чем заняться. Как и в мире. Поддерживать порядок придётся вечно, и это не просто, — хмыкает Узумаки. — Но вопрос интересный. Никогда о таком не задумывался.       — Я не собираюсь вечно быть главным архитектором. Сразу говорю, — ворчливо начинаю я. — Свою старость я вижу подальше от этого места, в доме на берегу моря. Буду заниматься садом, растить цветочки и загорать на солнце. Даже нет, не старость. Я готова начать так жить хоть завтра.       — Мне нравится делать что-то своими руками, — начинает Хаюми. — Если исключить оригами, то я, наверное, хотела бы попробовать что-то лепить. Ещё мне нравятся дети. Может, была бы учителем. Какие вообще бывают хобби?       — Ну-у, есть спортивные. Например, я пробовала заниматься верховой ездой, плавание, теннис. Напоминает чем-то игру ханэцукэ, но вместо волана используется маленький плотный мяч. Поле делится на две части, между игроками натягивается сетка. Игроки стоят намного дальше друг от друга, чем во время ханэцукэ, потому что мяч развивает бóльшую скорость, чем обычный волан.       — И в неё играют взрослые? — со скептицизмом в голосе спрашивает рыжеволосый.       — Да, это уважаемый вид спорта. Соревнования даже проводят, ничем не хуже сумо.       — А ещё?       — Да много их. Люди путешествуют, собирают антиквариат и старинные украшения, делают посуду, вяжут и рисуют. Кто-то делает ювелирные украшения и потом их продаёт, а кто-то открывает свою кондитерскую или пишет книги. Некоторые играют на музыкальных инструментах.       — Я создаю техники шиноби. Это считается за хобби? — неуверенно спрашивает Узумаки.       — В каком-то роде, наверное, — отчаянно выговариваю я.        Чувствую себя огромной бочкой, которая не может сделать и вздоха, когда наконец-то поднимаюсь. Напоследок прошу Узумаки временно остановить дождь в парочке участков: фасадные работы на первых этажах, а их в дождь проводить нельзя. До сих пор удивляюсь, как людям удалось построить здесь целый город и дома, когда ни один материал и смесь в дождь просто не засохнет, не схватится. Третий месяц мы меняем фасады зданий, по возможности помогаем с планировкой и перепланировкой общественных заведений, у владельцев которых финансовые возможности ограничены. Мы не можем предложить каждому из них уникальное решение, но сделали широкий каталог типовых. Первые разы Нагато соглашался неохотно и смирился только от безысходности.        Мне безумно сильно хочется взяться за окраины и Страну Дождей в целом, но бюджета Амэгакурэ впритык хватает только на Деревню. Деньги Акацуки идут на реализацию целей Нагато, а на всё остальное берут из хранилища Ханзо. Подозреваю, что Юзуки оставили в живых только из-за её фантастической способности находить возможности и получать прибыль. Других причин не было, учитывая, что со слов Иоши, Узумаки уничтожил всех клиентов, родителей, родственников, даже дальних, личную стражу и приближённых Хандзо. Сделал всё, чтобы ничего никогда не напоминало миру о Хандзо Саламандре — одном из самых сильных шиноби в мире, одолеть которого не смогли даже великие санины. Жестокость Узумаки меня поразила, оставив неприятный осадок, особенно если учесть геноцид его родного клана.       Я слишком добрая и наивная для этого места. Стоило мне остановиться и задуматься о том, что я окружена убийцами — становилось плохо. Мои единственные близкие люди могут, не раздумывая, убить. Ещё хуже становилось от осознания, что бежать некуда: это мир шиноби, в каждом уголке мира людям приходится убивать, защищая свою жизнь, мстить за смерть близкого или выполнять долг на благо деревни. И как-то в их картине мира они могли взвесить и сравнить важность одной жертвы и неважность другой, называть великими шиноби людей, которые нападали на детей и обычных мирных жителей, разделять наёмных убийц, убивающих таких же преступников, от шиноби, миссией которых было уничтожение целых деревень.       Тем же вечером разбиваю уже любимую кружку, случайно задев рукой. Конан расстраивается больше меня и удивляется моей спокойной реакции, подозревая, что я пытаюсь сдержаться. Приходится рассказать, что с момента покупки я переживала и боялась, когда же всё-таки её разобью. Тревожилась. Вся эта постоянная тревога выматывает, и когда навязчивые фантазии становятся реальностью, жить становится чуточку легче, и ты выдыхаешь. Конан задумывается над моей пессимистичной философией, но обещает купить новую кружку. Засыпаю я звёздочкой на диване с соскучившимся Рюком в обнимку.       В понедельник Конан сопровождает меня прямо до работы, и я отдаю Иоши с парочкой ребят ей во временное попечение. Удивительно, как в жителях Амэгакурэ уживались безграничное уважение к Ками и Акацуки вместе с липким страхом и тревогой. Причём боялись в основном шиноби, а не обычные жители.       На той же неделе делаю обход всех объектов. Благо их не так много, и Деревня не такая большая. Да и людей столько нет: численность Амэгакурэ не больше тридцати тысяч человек. Сравнивать на предмет визуальных отличий между проектом и фактом, делать пометки в блокноте и держать зонт в свободной руке непросто, но я справляюсь. Почему стоя под дождём? Потому что бдительный Узумаки останавливал дождь строго в радиусе метра от дома, ну иногда в двух, а чтобы рассмотреть картину в целом — всегда нужно отойти подальше.       Если первую половину дня мне везло, то во второй была запланировала проверка нервов. Рабочие по кличке «Тупой и ещё тупее» прикрепили фасадные панели с характерным геометрическим узором и ровной поверхностью в двадцать сантиметров внизу, следуя своим собственным представлениям об оформлении, а не чертежу. Их эстетические предпочтения я сразу же поставила под сомнение, так как ни один здравомыслящий человек не додумается переворачивать и чередовать через один стройный геометрический узор. Эстеты долго доказывали мне, что я заблуждаюсь, но всё же сдались и начали переделывать.       — О-окино-чан, давно не виделись, — слышу я сбоку знакомый голос. Оборачиваюсь и вижу двух мужчин в плащах Акацуки с каса на голове. Узнавание происходит лишь тогда, когда один из них чуть приподнимает шляпу, показывая свои пепельные волосы и странный амулет.       — И не говори, Хидан, — улыбаясь, произношу я, действительно радуясь встрече, и киваю в качестве приветствия его напарнику. — Без тебя как без рук.       — Вот видишь, мать твою, Какудзу, насколько я незаменим. А ты не ценишь! — возмущённо выговаривает шиноби напарнику, напоследок обращаясь ко мне: — Если договоришься с лидером, ты же знаешь, я всегда рад помочь.       — Хидан! — устало рявкает его напарник.       — Это Какудзу, — серьёзно кивая на напарника, выдаёт Хидан. — Если есть лишние деньги, обращайся. Он их прикарманит.       Напарник блондина никак не реагирует на колкость, легко кивая мне и внимательно разглядывая.       «Интересно, какой у него рост? Он на две головы выше Хидана, а мне вообще приходится задирать голову».       — Буду иметь в виду, — слегка опешив, неловко бросаю я. — Но пока лишних нет.       В ответ Хидан ехидно смеётся. Оборачиваюсь на противный громкий звук, раздающийся со стороны строительных помостов. Стоит мне отвлечься, как эти «собаки сутулые» снова неправильно устанавливают панели, теперь делая одну половину в одном направлении, а другую — в противоположном.       «Да вы издеваетесь, твою мать!»       — Вы совсем дурные или что? Я же объяснила и даже показала, как надо! — возмущённо кричу я, желая встряхнуть их как можно сильнее. — Если я отвернулась, это не значит, что я ослепла!       Поначалу я не замечаю никакой реакций. Один из них лениво, нехотя оборачивается, делает вид, что не расслышал меня, и продолжает неправильно укладывать панели.       — Жить надоело, парни? Так я крестная фея! — Хидан вытаскивает из-за спины косу и, оскалившись, поглядывает на строителей.       Оборачивается уже другой, и спустя секунду промедления тот уже нервно дёргает за плечо второго, что-то шепчет ему и оба судорожно начинают наконец-то снимать неправильные панели.       — Спасибо, — спокойно выговариваю я, с опаской поглядывая на косу.       Хидан сначала широко улыбается, но, заметив мой взгляд, убирает косу за спину и смотрит с оскорблённым выражением на лице.       — Да брось, Оки. Я же не маньяк-убийца какой-то.       Какудзу хмыкает, пытаясь сдержать смешок.       — Иди-к ты нахер, Какудзу! — рявкает шиноби и отвлекается на собаку, обвивающую мою ногу. — Твоя животинка?       — Да. Рюк, — погладив, выговариваю я. — Идёте обедать? Конан сказала, что у вас временно нет кухни.       — Да, этот ненормальный взорвал кухню к чёртовой матери, а отдуваемся теперь мы все. Но справедливости ради, я и так там почти никогда не ел. А потом в Страну Клыка… Скукота смертная.       — Там так плохо?       Какудзу, не привыкший тратить своё время зря, коротко кивает на прощание и уже собирается уходить. Кажется, они и так с Хиданом порядком задержались.       — Что? Какудзу, мать твою, куда ты собрался? Я тут с людьми разговариваю! Старый маразматик! — возмущённо начинает пепельноволосый, пытаясь не потерять напарника из виду. — Хуже, чем здесь — нет нигде! Просто миссия полное дерьмо!       

*несколькими часами ранее*

      — А можно посмотреть все задания? — недовольно спрашивает мечник.       — Джузо. Ты знаешь эти места лучше других.       — Я готов уступить Кисаме.       — Кисаме, ты и Итачи отправляетесь в Страну Воды. Выходите завтра.       — Какого хрена он может выбирать, а я нет? — впрягается Хидан.       — Хидан, заткнись!       

***

      — Никогда не была в Стране Клыка. Привезёшь мне магнитик? — с улыбкой спрашиваю я. — А так, увидимся в следующий раз? Если будет время, заглядывай ко мне в офис. Ты же помнишь, где он находится?       — Да без вопросов, — ровно кивает Хидан. — Засранец. — Выругавшись, он начинает догонять своего напарника. А я спокойно отправляюсь в штаб.       К всеобщему удивлению оставляю за главную Шайори, и весь вечер выбираю, какие вещи возьму с собой. Много брать нельзя, так как рюкзак я буду нести на себе. В итоге беру с собой дополнительный свитер и футболку, не забывая прихватить перекус и воду. Конан предлагает какие-то части маршрута идти пешком, чтобы я смогла больше увидеть и поснимать. Куноичи выяснила, что это моё хобби, рассматривая многочисленные снимки и видео из моих путешествий.       Отправляемся рано, буквально в пять утра. Даже блёклые солнечные лучи ещё не успели прорваться сквозь завесу утреннего тумана, и лишь отдалённые силуэты деревьев вырисовываются в этом сером полумраке. Кое-где, между деревьями, мелькают неясные образы болотистых участков, скрытых под слоем низкорослых кустарников. Рюк бежит рядом, засовывая любопытный нос в каждую канавку.       Полчаса пути — и Конан приводит меня к маленькому дому на окраине, и ей не приходится ничего говорить. Понимаю всё сразу, как только вижу деревянное строение из её рассказов о детстве. Внутри одна большая комната с кухней, разделённая занавеской от маленькой коморки, которая, видимо, была когда-то спальней для сирот.       — Не была здесь очень давно, — с лёгкой улыбкой начинает куноичи. — Удивлена, что он ещё стоит нетронутый.       Синеволосая рассказывает, как за этим столом они ели огромную рыбу, пойманную Жабьим отшельником, и, впечатлённые, попросили научить их рыбачить. Он учил их всему, что знал сам, но лучшим учеником стал Узумаки: он освоил каждую технику Джирайи в совершенстве. Подруга с грустным смехом вспоминает, как санин стриг их, а потом эта миссия перешла к синеволосой, и она была главным парикмахером Акацуки. На этой важной должности осталась до сих пор.       — Я скучаю по тому времени. Как бы ни было тяжело, мы были вместе. Как и времена первого состава Акацуки, — с нотками ностальгии в голосе произносит Конан.       Всё идёт грустно, но терпимо ровно до момента, когда куноичи поднимает взгляд на узкую полку с маленькими каменными табличками с изображением лягушки и именами. Смутно вспоминаю что-то про систему безопасности Джирайи: когда кто-то из них был дома, то табличка переворачивалась другой, красной стороной; если же человек уходил — оставалась белой стороной. Эта банальная схема помогла им защититься от проникновения шиноби, применяющих технику перевоплощения. Перевожу вопросительный взгляд на подругу и с ужасом понимаю, что она беззвучно плачет.       — Конан… — дрогнувшим голосом произношу я, понимая, что глаза начинает щипать.       Подрываюсь и обнимаю куноичи, а та обнимает в ответ и в попытке сдержаться старается дышать глубже. Получается только первое время, а потом она обмякает.       Мы сидим на полу, погружённые в тишину, нарушаемую лишь сбивчивым шёпотом подруги с невыносимой болью в голосе. Она не в силах понять, почему всё это случилось с ними, почему Джирайя исчез и никогда не возвращался, чтобы навестить их. Слышу, как она надрывным голосом обвиняет себя и свою глупость в смерти Яхико, Акацуки и состоянии Узумаки. Говорит, что если бы она погибла первой, то все были бы живы. Эти слова, полные ненависти к себе, бьют меня в сердце, и я рыдаю сильнее её, осознавая, как долго эти мысли разъедают её душу.       — Конан, ты ни в чём не виновата! Всё было подстроено, ты не могла знать!       Часы, проведённые в истерике, не проходят бесследно: куноичи успокаивается, но её взгляд остаётся стеклянным и туманным, как у фарфоровой куклы. Видя подругу, я даю себе слово никогда не напоминать о прошлом, не спрашивать о том, что причиняет ей страдания, и избегать мест, способных вызвать такую истерику.       Стоит отойти чуть дальше от Амэгакурэ, и мы углубляемся в лес, прерывающийся время от времени быстрыми ручейками и большими полянами, на которых можно увидеть малочисленные домики. Многие покинули Деревню ещё во времена войны и так и не вернулись, предпочитая жить обособленно.       Леса на территории Страны Дождя кажутся нескончаемым зелёным океаном, где дубы, клёны, сосны и кедры растут в самых причудливых комбинациях и оттенках зелени. Ноябрь здесь не напоминает о приближающейся зиме — его влияние затеряно под густыми лиственными покровами деревьев. Кажется, что лето прочно обосновалось здесь, заполнив пространство тёмными зелёными тонами, которые отказываются уступить мрачной, голой зиме. Ни намёка на осень. Кроны деревьев образуют такой плотный купол, что даже дождь, пробиваясь сквозь листву, превращается в мягкие моросящие капли, которые едва касаются земли. Этот купол из зелени и ветвей охраняет нас от непогоды, оставляя за пределами леса серый, дождливый мир.       Рюк после произошедшего в хижине не отходит от Конан ни на шаг, заставляя её обращать на него внимание. Развлекаю куноичи своими познаниями в ботанике, параллельно удивляясь хорошей памяти, ведь она меня всю жизнь подводила.       — Если ты видишь незнакомое тебе дерево в Стране Дождя, и оно совсем не похоже ни на что, что ты видел раньше, смело называй ивой. Здесь их двадцать пять видов — больше, чем где-либо.       Или делюсь воспоминаниями, стараясь поднять ей настроение.       — Знаешь, как прошла моя первая рыбалка? — бодро начинаю я, привлекая внимание Конан. — Мне было лет пять-шесть, когда дядя и брат взяли меня рыбачить. По какой-то причине они не могли оставить меня дома, и я поплелась с ними. Ловили рыбу они то ли на приманку, то ли на прикормку: взяли с собой червей, чёрный хлеб и мух. На меня периодически поглядывали, но особо внимания не обращали — сидела я тихо… и жевала тот самый хлеб. Когда они в итоге это заметили, шуточно предложили доесть и червей, чтобы отправиться обратно уже налегке. Рыбу они так и не поймали.       На лице Хаюми мелькает лёгкая улыбка, и я сама начинаю сиять в ответ.       Делаем небольшой привал на упавшем дереве и жуём пирожки с яйцом и луком пока Рюк с интересом изучает и обнюхивает каждый куст, распугивая местных, ещё не замёрзших, насекомых и грызунов. Слышим шорох и замечаем пятнистого лесного кота, внимательно наблюдающего за нами с ветки дерева. Кот лежит и смотрит таким презрительным и удивлённым взглядом, словно никогда в своей жизни не встречал таких безобразных и нелепых существ, как люди.       Непродолжительные гляделки прерывает пёс, начиная быстро карабкаться по дереву к лесному жителю. Я в шоке, Конан в шоке, да что уж там — и кот в шоке. Усатый агрессивно шипит и залезает выше, но Рюка погоня скорее забавляет, чем расстраивает. Пара подходов — и кот в отчаянии прыгает на соседнее дерево, а затем на другое, в надежде, что его сумасшедший противник отстанет, но пёс настроен решительно. Останавливает Рюка только команда: «Ко мне», спуская с небес на землю. Уверена, что кот облегчённо выдохнул вместе со мной.       «Надо же, Узумаки не зря разучивал с ним команды. Но в лес без поводка пёс уже не пойдёт».       К вечеру добираемся до Страны Рек и заселяемся в небольшую гостиницу на вершине горы, где оказываемся единственными постояльцами. Где-то внизу слышен шум водопада, который мощным потоком спускается со скалы, но звук не такой громкий, чтобы быть совсем невыносимым.        С собакой пускают неохотно, предлагая оставить пса ночевать на открытой террасе, и я злюсь на себя за то, что заранее не задумалась об этом. Приходится оставить кругленькую сумму сверху, чтобы обеспечить любителя яблок тёплым спальным местом, а учитывая высокую стоимость номера, это начинает походить на грабёж. Теперь я понимаю, почему люди тут не путешествуют: мало того, что небезопасно, так ещё и безбожно дорого.       «Хотя, может быть, это мне в Амэгакурэ мало платят», — с досадой думаю я, когда мы заходим в номер.       Внутри всё довольно традиционно, а немногочисленная мебель выполнена из тёмного дерева. Есть кровать, хоть и низкая, но для меня всё, что не футон, уже было пределом мечтаний.       Заглядываю в открытое окно: у подножия гор раскинулись рисовые поля, переливающиеся на заходящем солнце золотисто-жёлтыми и коричневыми оттенками. Они уже собраны и оставлены отдыхать до следующего сезона. Там же рядом расположена небольшая деревушка. Тусклый, тёплый свет из окон маленьких деревянных домов создаёт приятную атмосферу, навевая мысли о чём-то родном и близком. Деревню со всех сторон окружают горы, покрытые жёлто-зелёным, красным плотным покровом.       К комнате прилегает небольшая ванная, куда я сразу направляюсь, чтобы помыть маленькому скалолазу лапы. Впервые в жизни замечаю тень усталости на его морде и из любопытства открываю шагомер в телефоне — мать твою, двадцать километров! А если учесть, что в отличии от меня пёс не отдыхал ни минуты, то эту цифру можно спокойно умножать на два. Конечно, в Амэгакурэ мы бы ни за что столько не прошли! Но я, к своему удивлению, усталости почти не чувствую. Как и холода: температура внутри не сильно отличалось от той, что была снаружи.       Встреча Конан состоится завтра, так что у нас есть ещё полноценных полдня-день, чтобы всё осмотреть. Ужинаем жаренной скумбрией и рисом с каштанами, любезно приготовленными владелицей гостиницы.       

***

      Слышать про японские красные клёны это одно, видеть — совсем другое. Множество оттенков красного и жёлтого создают ощущение, словно лес охвачен тёплым огнём. Мы идём по берегу реки, слушая приятный шелест листьев. Вода в реке ярко-бирюзовая, местами зелёная и, переливаясь на солнце, делает краски в отражении ещё насыщеннее. То и дело попадаются медленно плывущие небольшие лодки с навесом, укрывающим товар от непогоды.       К середине дня оказываемся в когда-то давно известной Деревне Ремесленников — из книг знаю, что сотню лет назад местным мастерам не было равных в изготовлении оружия. Две войны шиноби породили массовый спрос на оружие и огромные финансовые проблемы для всех стран. Мастера физически не справлялись, и в деревнях стали появляться собственные кузнечные мастерские, которые в итоге и вытеснили Такуми. Сейчас же к местным ремесленникам обращались редкие клиенты разве что за изящным и необычным оружием.       Но многие забывали, что Такуми состояла не только из кузнечных мастерских: в Деревне жили талантливые плотники и столяры, портные, ювелиры и керамисты. Глаза разбегаются, и я уже готова скупить и унести всё, что здесь есть, но похоже единственное, что мне нужно купить — это книгу «Как перестать тратить то, чего у меня нет», и я покупаю на рынке жаренные каштаны с сиропом, чтобы заесть своё горе.       Чуть не теряю свою кепку, когда резкий порыв ветра застаёт нас поднимающимися на гору. Когда-то давно на вершине было святилище богов, которым уже никто не поклоняется, но ступени сохранились. Клёны стоят плотно, и солнечный свет едва проникает сквозь кроны, чтобы осветить нам путь. Мы выходим к развилке: одна тропинка идёт на вершину, другая уходит вглубь леса, а рядом стоит небольшой домик или лавка, двери которого открыты. С интересом заглядываем внутрь, вдыхая лёгкий аромат апельсина с нотками чего-то свежего, травянистого. Внимание привлекают причудливые украшения и ожерелья, некоторые из которых излучают лёгкое, едва заметное сияние. Погружаясь в уютную атмосферу лавки, мы замечаем, как солнечный свет, пробивающийся сквозь густую листву, играет на поверхности драгоценных камней, заставляя их переливаться всеми цветами радуги. Тишину нарушает лишь приглушённый скрип деревянных половиц под нашими шагами.       Владелица лавки появляется откуда-то сбоку, приветствует нас, и я внимательно рассматриваю её: зелёное кимоно подвязано широким белым поясом, медные волосы, тронутые сединой, сзади стянуты белой атласной лентой, а шею украшает ожерелье с чёрными каменными бусинками в форме запятых.       — Ищите что-то особенное? — уточняет хозяйка лавки, одаривая нас с Конан приятным, тёплым взглядом.       Мы переглядываемся и объясняем, что просто решили зайти. Женщина понимающе кивает и приглашает нас рассмотреть коллекцию амулетов. Она рассказывает истории о происхождении и значении каждого омамори. Особенно впечатляет талисман, гарантирующий божественную защиту от несчастий и демонов: изображённый в неописуемой ярости бог из любого сделал бы заику.       — Этот поможет достучаться до истины и не свернуть с пути. Возьми, — произносит женщина, протягивая куноичи белый талисман с красным вышитым снегирём. — Все старые печали он не унесёт, но постарается не добавить новых.       Я ничего не смыслю в амулетах и талисманах — в моей семье предпочитали приметы и знаки, но внимательно разглядываю стол в поисках чего-то подходящего. Решаю взять сразу несколько, чтобы не прогадать.       — У тебя уже есть всё, что нужно. И даже больше, — насмешливо протягивает хозяйка лавки, видимо, имея в виду синеволосую в плаще Акацуки и подросшего пса, лежащего у входа.       — Подстраховка никогда не помешает.       Женщина усмехается, показывая рукой отложить все омамори, и направляется к высокому шкафу, стоящему в самом углу. Из нижнего ящика появляется шкатулка из панциря черепахи, в которой аккуратно лежит браслет, состоящий из чередующихся миниатюрных резных камней, каждый из которых обрамлён в золотую оправу и украшен рисунком: золотая бабочка на молочном, оранжевый карп на голубом, цветок вишни на жёлтом и белый журавль на тёмно-красном. Камни чередуются, но рисунки не повторяются: стрекоза на тёмно-красном, пион на жёлтом, лягушка на голубом и паук на молочном. Ничего подобного я ещё не встречала — слишком уж нетипичное для Японии украшение. Не сразу замечаю странный циферблат с мелкими иероглифами вместо цифр, и выпуклой тонкой палочкой вместо часовой стрелки. Назвать этот сложный механизм часами язык не поворачивается.       — Это редкий талисман, сделанный как украшение, — говорит она, протягивая браслет. — В древности люди делили сутки на две части: шесть дневных часов — кролик, дракон, змея, лошадь, овца и обезьяна, и шесть ночных промежутков — петух, собака, свинья, крыса, бык и тигр. Но самое интересное скрыто в браслете. Заказчик так сильно хотел притянуть удачу, что решил собрать все её символы вместе, но, как это не прискорбно, забрать его не успел. Возможно, тебе он действительно принесёт удачу.       Стоимость у браслета оказывается такой же внушительной, как и его история, но я покупаю, впечатлённая его внешним видом. Поблагодарив владелицу, мы выходим из лавки и продолжаем путь. Несмотря на крутой подъём, решаем подняться на вершину. Тропа постепенно сужается, становится извилистее, а деревья, растущие вдоль неё, кажутся ещё выше и величественнее.       Мы поднимаемся всё выше и выше, и вдруг перед нами открывается потрясающий вид: на фоне багряного леса простирается синяя гладь реки, и не одной, а где-то вдалеке, за цепью холмов, виднеются очертания других гор. Наслаждаемся тишиной и спокойствием. В такие моменты понимаешь, что ты маленькая песчинка в огромном пространстве и мир движется в своём собственном темпе.       — Почему ты хочешь отправиться в Страну Предков? — спустя время спрашивает Конан.       — Тебе с Нагато удалось найти что-то о перемещениях в пространстве? — вопросом на вопрос отвечаю я.       — Мы перерыли всё, но ничего стоящего не нашли, — опуская взгляд, выговаривает она. — Окино, мне так жаль!       — Я так и думала, — спокойно бросаю я. — В некоторых источниках я нашла информацию, что принцесса Кагуя прилетела со звезды. Это может быть полным бредом, но я хочу проверить. Вдруг хоть что-то сохранилось.       — Сейчас эти земли принадлежат Стране Того. Ты знаешь, где конкретно располагалась главная резиденция Ооцуцуки в Стране Предков?       Раскрываю карту и пытаюсь найти большое древнее озеро, рядом с которым по легенде находилась резиденция последнего императора Тенджи. Именно из-за него перед самым появлением Кагуи разгорелся конфликт между Страной Того и Страной Предков, сопровождаемый начавшейся войной.       — Приблизительно здесь. — Конан внимательно смотрит на указанную точку и кивает.       Отправляться нужно сейчас. Беру Рюка в охапку, и мы растворяемся в бумажном вихре. Хаюми перемещает нас на небольшую возвышенность, с которой можно хорошо осмотреть всю местность. В низине, аккурат между гор, раскинулось огромное озеро, вокруг которого когда-то кипела жизнь. Водная гладь ярко поблескивает под лучами осеннего солнца.       Древние дома, некогда гордо стоящие на этих плодородных землях, теперь обросли мхом и дикими лозами, их стены покрыты трещинами, а крыши прогнулись под тяжестью лет. Поля, когда-то аккуратно ухоженные, превратились в болота и дикорастущие сады, в которых едва можно различить контуры прежних рисовых террас. Вода в старых каналах теперь мутная и затянутая ряской, а единственными обитателями этого места стали птицы и мелкие животные, прячущиеся в густой зелени.       Синеволосая внимательно проверяет местность на наличие хоть какой-то крупной живности и людей поблизости и, не найдя ничего, с беспокойным сердцем всё же решает оставить нас на время: миссию никто не отменял. Мы договариваемся увидеться рядом с резиденцией. Точнее тем, что когда-то ей называлось.       Высокая трава, временами доходившая мне до пояса, усложняет спуск. Приходится идти медленно, чтобы ненароком не оступиться. Пёс, переполненный радостью, осторожностью не отличается и носится как ни в чём не бывало, распугивая мелких полевых мышей. То и дело я теряла его в высокой траве и окликала.       «Вид жуткий. Такое ощущение, что жители побросали свои дома и ушли восвояси, лишь бы поскорее убраться из этого места. Сомневаюсь, что найду здесь хоть что-то. Да и где искать?»       На пути к резиденции замечаю покосившуюся водонапорную башню, за которой скрывается ещё одно, не уступающее по размерам первому, озеро. Удивительно, что его совсем не видно с вершины. Подхожу ближе и не могу отделаться от странного чувства дежавю.       «Каменистый берег, чёткая правильная форма… Точно! Оно напоминает мне озеро в Амэгакурэ. Но нет причин выкапывать и создавать ещё одной озеро в этой местности… Тогда что? Кратер?»       Узнать наверняка теперь уже не получится, но какие сильные и продолжительные тут должны быть дожди, чтобы оно до сих пор не высохло? Это же не Страна Дождей! Кажется, божественное древо росло именно на этом месте.       Резиденция заметно отличается от всех остальных построек: здание выглядит более массивным, а крыша покрыта знакомой чёрной черепицей. Поднимаюсь по ступеням к главному входу и, приоткрыв тяжёлые резные двери, оказываюсь в большом зале, который с равным успехом могли использовать как для приёмов, так и для тренировок. Внутри царит полумрак, но по мере того, как глаза привыкают к темноте, на стенах и перегородках проступают едва сохранившиеся изображения природы, а на кое-где провалившемся полу можно заметить какой-то узор — кажется, комната была разделена на квадраты и секции.       Я исследую комнату за комнатой, в итоге оказываясь на втором этаже. Помещения обманчиво похожи друг на друга, и понять их истинное предназначение сейчас почти невозможно. Отличаются лишь размеры и планировка. Многочисленные длинные коридоры запутывают, а половицы предательски скрипят под ногами, и я держу Рюка строго рядом с собой, опасаясь, что он провалится. Здесь явно холоднее, чем внизу, и в поисках источника захожу в просторную комнату, отодвигая сёдзи: прохудившаяся и обвалившаяся в этом месте крыша даёт доступ внутрь свежему осеннему ветру, который затем и разгуливал по всему этажу.       «Ни-че-го. Абсолютно ничего, что могло бы объяснить и сказать, как Кагуя прилетела на Землю. И как её сын отправился на Луну, основав там другую ветвь клана. Если это, конечно, правда».       В полумраке по лестнице спускаюсь особенно осторожно, пропуская пса вперёд. На половине пути что-то идёт не так, и деревянная половица с треском ломается прямо подо мной. Соскальзываю, испуганно вскрикнув, но удивительным образом успеваю среагировать и не проваливаюсь. Доски с грохотом падают вниз, и я понимаю, что путь на первый этаж закрыт: вся оставшаяся часть лестницы просто обвалилась, создав в полу огромную дыру, открывая взору подземный этаж. Пёс заливается лаем, но я шикую, успокаивая.       «Сейчас придет Конан, и всё будет в порядке. Нужно просто немного подождать».       В образовавшейся тишине с ужасом замечаю, что кто-то там, внизу, пытается выбраться из-под завала.       «Откуда там люди? Неправильный вопрос! Зачем там подземный этаж? Надеюсь, этот кто-то в порядке, не хотелось бы, чтобы из-за моей оплошности кто-то серьёзно пострадал».       — Эй, вы живы? Вам нужна помощь? — громко кричу я, аккуратно заглядывая в дыру.       Обзор совсем небольшой, и мне почти ничего не удаётся разглядеть. Но, кажется, услышав мой голос, этот кто-то начал выбираться с ещё большим энтузиазмом, чем прежде.       Ответа я не получаю ни спустя десять, ни спустя двадцать минут. За это время мой тревожный мозг успевает нарисовать полные ужаса картины, в которых по моей вине умирает ни в чём не повинный человек, оказавшийся в этом богом забытом месте.       «А если у него семья, дети? Я оставила детей сиротами! А если это женщина? Почему-то от этой мысли на душе еще хуже».       Так и сижу в ожидании подруги, то и дело поглядывая на дыру и на лежащего пса, грустно наблюдавшего за хозяйкой. Конан громко окликает откуда-то с первого этажа. Её встречает Рюк, а мне остаётся лишь громко кричать в ответ.       — Конан, я здесь. Наверху.       — Ками-сама, что случилось? — с тревогой в голосе спрашивает Хаюми.       — Лестница обвалилась, но я в порядке. Ты можешь меня спустить? Кажется, внизу человек.       Подруга хмурит брови, но ничего не происходит.       — Что такое? — обеспокоенным голосом уточняю я.       — Здесь очень плотная чакра и перемещаться у меня не получается, — с досадой выдыхает куноичи. — Мне даже не удалось почувствовать, внутри ты или нет.       — Это нормально?       — Я не знаю, — таким тихим голосом выдаёт куноичи, что мне не удаётся расслышать. — Окино, ты можешь спрыгнуть? Я поймаю.       Я недоверчиво оглядываю пространство, прикидывая сколько здесь метров. Помимо высоты пугало наличие совсем рядом дыры, в которую упасть мне точно не хотелось.       — Хорошо, — стараясь сохранить спокойствие выдыхаю я, подступая к краю лестницы.       Прыгнуть не получилось, и я просто сделала шаг в пустоту, чувствуя, как сжимается сердце. Синеволосая успешно меня ловит и опускает на землю.       — Спасибо! Конан, ты можешь посмотреть, что внизу? Ты потом сможешь подняться?       — Не уверена, — недовольным голосом отвечает куноичи, заглядывая в дыру. — Внизу небольшая спальня, выглядит давно заброшенной. Больше ничего не вижу, мешают доски, но не похоже, чтобы под ними кто-то был.       — Эй, там! Если вы живы, подайте какой-то знак! — громко, почти крича, спрашиваю я и прислушиваюсь в ожидании ответа.       Рюк в унисон громко гавкает, усиливая эффект. Тишина. Только едва слышный шелест ветра раздаётся с верхнего этажа. Выходим мы подавленные, каждый по своей собственной причине. Лишь перед самым перемещением мы обмениваемся парой фраз:       — Ты нашла что искала?       Я расстроенно мотаю головой и задаю встречный вопрос:       — Миссия прошла успешно?       — Да, но всё… пошло немного не по плану. Мне нужно встретиться с Нагато.       

***

      — Акияму задержали местные шиноби и устроили ему проверку, хотя с собой у него ничего не было. И из деревни его выпустили спокойно.       — Что им могло понадобиться от Акиямы?       — С его слов ничего конкретного, — отвечает Конан и помедлив, добавляет: — Будто цель была именно задержать его, чтобы задержать… меня.       — Это бессмысленно и… невозможно. Никто не знал о твоей миссии. Ты рассказывала что-то Окино?       — Нет, ничего. Да и она не интересовалась. Своим она сказала, что мы отправляемся в Страну Рек, но без конкретики.       Рыжеволосый задумчиво кивает, и каждый пребывает некоторое время в своих мыслях.       — Нагато, это может быть неважным, но… — робко начинает куноичи. — Перед встречей с Акиямой, я оставила Окино в Стране Предков, рядом с резиденцией Ооцуцуки. В округе никого не было, я проверила. Когда я вернулась, первое, что меня удивило, так это то, что я не почувствовала Окино. Даже внутри здания. Использовать чакру внутри можно очень ограниченно, я не смогла перемещаться.       — Это действительно странно, — мрачно отзывается шиноби.       — Под Окино обвалилась лестница, и она не могла спуститься, — быстро выговаривает синеволосая. — Но важно не это! Внизу оказался подземный этаж и комната, которая не выглядела слишком уж опустевшей. Её оставили совсем не давно! Я заметила небольшой подземный ход из комнаты, но спуститься побоялась. Со слов Окино, когда лестница обрушилась, внизу кто-то был и пытался выбраться.       Узумаки поднимает на синеволосую серьёзный взгляд.       — По тому, как быстро он выбрался, можно предположить, что он оказался там не впервые. Но это не то место…       — …Где можно оказаться случайно, — бросает синеволосая. — Если он боялся, что его раскроют, то почему не убил Окино?       — Если только он не знал, что ты была рядом.       — Думаешь, он её ждал уже внутри? Но кому могла понадобиться Окино?!       «Думаю, дело совсем не в Окино, Конан. Кто-то хочет навредить нам, чтобы потом было проще управлять. И я даже подозреваю, кто…»       

***

      — Я и не знал, как бывает тяжело убить обычную девчонку.       — Слышал, дуракам везет.       — Третьего провала быть не должно! Ты узнал что-то?       — История слеплена быстро, но складно. Кто-то приложил руку, — уверенно отвечает собеседник. — Но я пока не вижу причины убивать её. Под ногами не мешается, никуда не лезет. Слишком подозрительно будет убивать её сейчас, тем более Конан всё ещё подозревает нас в причастности к смерти Акацуки.       — Людьми без привязанностей проще управлять.       — Мы всегда так делаем, но, возможно, управлять людьми, зная их слабые места ещё проще? Ради исключения.       — Как бы твои эксперименты не вышли нам боком.