Путь Кайсэй

      «Про узкие специализации здесь не слышали», — думаю я, пока мы с Тору пробираемся через жуткое месиво из грязи, чтобы проверить западный участок противопаводкового коллектора. Когда-то здесь была дорога, и даже приличная, но сейчас постоянно стоячая вода изменила её до неузнаваемости, превратив в бесконечную лужу. Ливневая канализация здесь не справляется, и найти причину было нашей целью.       Изначально, в силу ограниченности штата, Ватанабэ решил обследовать всё самостоятельно, и только моя проснувшаяся совесть не позволила ему отправиться туда в гордом одиночестве. Своими добровольными переработками и перфекционизмом часть моей команды дошла до стадии «пациент потребность в сне отрицает, враждебен, отказывается сотрудничать, опасен для окружающих», и я всеми силами старалась исправить это, насильно выгоняя всех после пяти, устраивая совместные перерывы на обед и подключаясь к проектам лично.       Вместе с болезнью закончилась, кажется, и моя депрессия, которая, похоже, началась намного раньше недавних событий. Иначе объяснить возвращение детского азарта, резкий приток сил и исчезновение глубоко уставшей старухи из моего тела нельзя. Мир многое теряет, пока Узумаки просиживает штаны в Акацуки, а не занимается врачебной практикой на постоянной основе. Хаюми заливисто смеялась, когда я в первый раз назвала Нагато доктором и разыграла сценку «на приёме у врача». Доктор, еле сдерживая улыбку, с серьёзным видом пытался слушать мои жалобы, подперев кулаком подбородок. Премиум ДМС так сказать.       Так что, я сейчас нахожусь на стадии мании, и в мою голову приходят сомнительные планы, как раз такие, как эта вылазка к чёрту на рога. В этой части деревни проживает не так уж и много людей: небольшие домики держатся друг от друга на приличном расстоянии в таком хаотичном порядке, что создаётся впечатление, будто местоположение участков выбрано случайно и полностью неожиданно для владельца. Резиновые сапоги спасают лишь отчасти, но этот чертовски неприятный факт абсолютно нас не останавливает.       Мы шли не меньше часа прежде, чем добрались до входа. Но внутри не сильно лучше: отсутствие грязи компенсируется острым дефицитом света и затхлым воздухом. По всем техническим показателям свет должен быть, но если исключить коллективную слепоту, то единственным источником освещения служат тусклые солнечные лучи в конце некоторых туннелей. Если черепашки-ниндзя всю жизнь прожили в подобном месте, то я им искренне сочувствую.       — Ватанабэ, что конкретно искать? — спрашиваю я, освещая фонарём стены туннелей.       Чем дальше мы углубляемся, тем сильнее чувствуется запах плесени и чего-то кислого. Временами дышать становится так тяжело, что я начинаю понимать тех шиноби, которые не снимают респиратор в деревне.       — Всё, что выглядит очевидно сломанным и повреждённым. — Голос Тору звучит громко, эхом отражаясь от серых стен. — Этого мерзкого запаха здесь быть не должно. Ощущение, словно сюда свалили тухлую рыбу со всей Амэ.       По мере углубления в этот лабиринт тревога во мне подкидывает самые разные кадры из фильмов ужасов. Под ногами хлюпает, и иногда можно заметить быстро исчезающие в темноте мышиные хвостики, а может, и мелких ящериц. Бетонные тоннели такие огромные, что в них спокойно мог бы жить Василиск из Тайной комнаты, и не один. Но я искренне надеюсь, что это не наш случай.       Мы бродим вместе, разделяемся и встречаемся вновь, но так и не находим ничего подозрительного в течение часа или даже двух. Тору уже начинает раздражаться, а я уставать: нехватка свежего воздуха вызывает сонливость и головную боль. Каждый проход похож на предыдущий, но Ватанабэ уверенно идёт вперед. Трудно сказать, сколько мы ещё прошли, когда становится светлее: впереди находится огромный коллектор, куда сбрасывается вода перед тем, как попасть в ливневое озеро. Вид захватывающий: десятки тоннелей на разной высоте соединяются в огромную пропасть, дна которой не разглядеть. Упадёшь туда и кости не соберёшь. Страх высоты заставляет меня отпрянуть и отойти как можно дальше от края канала, пока Тору заглядывает в бездну.       В тишине, прерывающейся звуками воды, мы проводим минут десять. А потом она вдруг прерывается едва слышным звуком спешно удаляющихся лёгких шагов. Словно маленький воробушек прыгает по лужам. Поначалу это кажется обманом, иллюзией, и лишь спустя время мы решаемся пойти на звук. Громкое эхо путает, сбивает и затрудняет поиски.       — Это может быть заблудшее животное, — ворчливо бормочу я, едва поспевая за Тору. Нет смысла тратить на это время.       — Может, — отвечает Ватанабэ, ни на секунду не останавливаясь.       «Вот поэтому мужчины живут меньше. Такое любопытство до добра не доведёт. Что он собирается делать?»       В спешке Тору запинается и падает, утаскивая меня вниз вместе с собой. Вода грязная и холодная, а в спину впивается что-то колючее. Под громкие возмущения Ватанабэ мы поднимаемся на дрожащих ногах и осматриваемся: в воде плавают сосновые ветки, шишки и тушки мелких животных. Как это вообще оказалось здесь? Оползень? Грязевые сели?       В сапогах больше не хлюпает — там целое стоячее озеро. Фонарь я потеряла и найти его в этой грязи не представляется возможным. Внешний вид? Даже представить страшно.       — Слышишь? — замерев, спрашивает Тору, прислушиваясь к окружающей обстановке и вынуждая последовать его примеру.       И правда. Странный методичный звук «шурх-шурх» становится всё громче, словно к нам приближается кто-то в длинных одеждах. Причём бежит так быстро, как только может. В ожидании мы вглядываемся в темноту туннеля, освещаемую ярким светом фонарика Ватанабэ. В тени мелькает что-то белое.       «Журавль? — думаю я ровно до того момента, пока животное, наконец, не выходит на свет. — Это ещё что такое?».       Из темноты появляется высокое существо с длинными, спутанными тёмными волосами, в белой, изношенной одежде, с острыми, изогнутыми, почти чёрными когтями на руках. Лица не видно — только полные ненависти глаза. В неловком молчании мы уставились друг на друга, пытаясь понять, как нам действовать дальше.       «Так бы выглядела я, если бы заблудилась в этом месте. Один в один. Сколько эта бедолага здесь блуждает?» — думаю я, а вслух вкрадчивым голосом обращаюсь к незнакомке:       — Добрый день, я — Окино, а это — Тору. Мы можем помочь вам вернуться на поверхность.       — Если для вас это актуально, конечно.       Женщина осматривает нас внимательно, но молчит.       — У неё шок, — со знанием профессионала говорю я, переводя взгляд на мужчину. — Что будем делать? Я не психолог.       — Давай пойдём к выходу, а она, если захочет, пойдёт за нами следом, да? — обращаясь к потрёпанной женщине, произносит Ватанабэ.       Я согласно киваю, и мы возвращаемся, следуя обратному маршруту. Женщина позади идёт странно: выжидает, когда расстояние между нами превысит двадцать или тридцать метров, а затем быстро бежит, догоняя нас, громко топая.       — Она очень хочет вернуться, но не доверяет нам, — с уверенностью выдаёт Тору после третьего акта.       — Думаешь, нормально обсуждать её, когда она идёт позади? Хорошо бы выяснить, как она вообще здесь оказалась. Подшутил кто? И сколько бедняга бродила здесь в поисках хоть одного живого человека пока не встретила нас?       Мы добираемся до лестницы и начинаем подниматься. Ноги то и дело соскальзывают с влажного металла, а насквозь мокрая одежда неприятно холодит. Женщина, цепляясь за перекладины, следует за нами почти до самого выхода, но в последний момент соскальзывает и летит вниз. Полный возмущения и ужаса крик разносится страшным эхом по всему помещению, и мы решаем спуститься за ней, освещая пол фонарём. И тут же перестаём дышать.       Женщина, нечеловечески изгибаясь, пытается подняться, тем самым открывая своё злое, полное ненависти лицо. В яростном порыве она трясёт лестницу и энергично, как паук, ползёт вверх.       Решение мы принимаем без обсуждения: стремительно подрываемся и бежим к выходу. Так быстро дверь я не закрывала никогда в жизни — нам приходится навалиться, чтобы закрыть люк и повернуть замок. И едва мы это сделали, как тут же слышим протяжный недовольный вой за стеной.       На поверхности всё так же дождливо и грязно, но светло, и мы можем лучше рассмотреть друг друга. Выглядим примерно одинаково плохо, но у Тору в придачу появились на лице многочисленные мелкие царапины от веток. Я внимательно оглядываю пятна грязи на своей куртке и штанах и раздосадованно вздыхаю.       «Хорошо хоть не в дерьме. И на том спасибо».       Обратно мы добираемся намного быстрее и всю дорогу ловим на себе полного отвращения взгляды редких прохожих. По пути заглядываем в штаб шиноби, и Тору подробно рассказывает о застрявшей женщине и указывает её точное местоположение. Учитывая увиденное, помочь ей смогут только они. Военные, полицейские, проверяющие в аэропорту и охранники в магазинах всегда заставляли меня чувствовать себя некомфортно, будто я сделала что-то противозаконное. От местных шиноби исходит точно такая же аура, и всё это время я стою молча.       Только попав в свой кабинет, я переодеваюсь и, стараясь согреться, решаю залиться горячим чаем. Остаток рабочего дня проходит без происшествий и, собираясь домой, я захожу к Танаке, чтобы забрать Рюка. Ещё вначале Акихира забрал себе кабинет и часть здания с высокими панорамными окнами, что были несвойственны архитектуре деревни. Здесь ботаник организовал зелёную оранжерею, где экспериментирует с растениями. Кабинет его представляет собой небольшое хозяйственное помещение по типу теплицы, где на рабочем столе пишутся отчёты, согласовываются планы и пересаживаются растения. Ест Танака там же.       В оранжерее влажно, а в воздухе витает запах хвои. Если верить финансовым отчётам, то только одной сосны здесь не меньше четырёх видов: красная, чёрная, мелкоцветная и горная. В оранжерее растут фатсии, аукубы, пушистая молиния, дербенник, орхидеи, магнолия, вероничник и самые разные виды колокольчиков, и благодаря работе с Акихирой часть из этого я могу определить самостоятельно. А что-то даже взять отростками домой.       «Если у нас закончатся деньги, можно будет водить экскурсии в ботанический сад», — думаю я, пока взглядом пытаюсь выцепить старика.       Мой пёс находит меня раньше — подбегает ко мне сзади, радостно гавкнув. На мой взгляд, Рюк растёт слишком быстро, но, возможно, для собак это нормально. Рыжие полосы кое-где уже потемнели, придавая ему более дикий вид. Коротко потрепав собаку по спине, я отправляюсь искать ботаника.        Танака с пульверизатором носится над кустом гортензии, обрабатывая его чем-то. Несмотря на то, что эти цветы любят влажные почвы, сильные, сквозные ветра Амэгакурэ для них не подходят. Именно поэтому мы не можем использовать их для благоустройства. В прошлой жизни на своём участке я сажала гортензии, пионы, анемоны и лилии. Как же я скучаю по этому.       Перебросившись парой фраз с Танакой, я наконец-то выхожу с работы. На самом деле мне нравится работать. Более того, отдыхать я предпочитаю строго ограниченное количество времени: не больше двух недель за раз.       На пути мне встречается нелепая старая, видавшая виды повозка с таким же эффектным мужчиной на ней, заставив меня испытать когнитивный диссонанс. Да, продукты и товары в деревню завозят как раз на таких повозках. Обычные люди тоже используют лошадей, но в сочетании с небоскрёбами и общей технологической развитостью это смотрится так необычно. Словно кто-то выбрал, какие компоненты будут в этой игре, абсолютно игнорируя противотечения.       «Интересно, а как добираться до дома, если ты пьян? Если маршрут лошадь и запомнит, то комфорт явно будет уступать такси. Можно легко свалиться на полпути или на скорости распрощаться с содержимым желудка».       Будучи уже почти дома, я захожу к швее забрать заказ и на улице натыкаюсь на светловолосую макушку, обладатель которой, яростно возмущаясь и совершенно не стесняясь в выражениях, что-то доказывает своему собеседнику. Тот выглядит чертовски уставшим и абсолютно незаинтересованным в дискуссии. Усмехнувшись, я незаметно прошмыгиваю мимо.       «Каждый член Акацуки — наёмный убийца, преступник ранга S. Конан рассказывала, что многие из них агрессивны, жестоки и вспыльчивы. Ни Конан, ни Нагато не показывают мне эту сторону своей личности, а Хидан и Дейдара были терпеливы, выручив в безвыходной ситуации. Иногда я забываюсь, но всегда ли так будет? А если я скажу что-то не то, и меня просто убьют? Чем они вообще занимаются? Не хочется делать из них монстров, но я бы предпочла вообще не сталкиваться с шиноби».       Ожидая подъёмник, я натыкаюсь на выходящего из дверей лифта Иоши, с которым мы бегло обмениваемся удивлёнными взглядами. Дома я ещё раз примеряю вещи, списывая обострившийся шопоголизм на острое отсутствие зимних и осенних вещей. В принципе, это правда. За осень я успела связать себе два свитера и купить пару штанов, что никак не может составлять весь гардероб.       «Сейчас бы включить какой-нибудь сериал, — набирая петли, с досадой думаю я. — СТОП. Так в чём проблема? У меня как минимум скачана серия новогодних фильмов, Гарри Поттер, Игра престолов и парочка комедий для перелётов. Возможно, даже ещё что-то найду».       Зажгла свечи, приготовила вишнёвый пирог и весь вечер провожу, наблюдая за Старками. Рюк повалялся на полу, потом со мной, но свой выбор останавливает на созерцании улицы, утыкаясь носом в окно. Сидим мы так долго, вплоть до позднего вечера.       Услышать стук в такое время я никак не ожидала, и, испугавшись словно маленькая девочка, несколько секунд провожу, затаив дыхание. Пёс реагирует моментально: гавкает и с любопытством бежит в прихожую. Я на цыпочках пробираюсь следом, надеясь, что этот кто-то просто исчезнет и прекратит. Ко мне прийти никто не может, так как я не афишировала свой адрес, да и друзей, пользующихся дверью, у меня нет. К Конан никто и подавно бы не пришёл. Незнакомый мужчина на лестничной площадке настроен решительно и тарабанит ещё полчаса, пока я, прислонившись к стене жду, когда он перестанет и уйдёт. Открывать я не планирую, но если он начнет взламывать дверь, может, и успею что предпринять.       В моей прошлой жизни у меня уже был случай, когда глубокой ночью двое мужчин пытались взломать мою дверь. Повезло, что не спала. Но те, даже услышав шум за дверью, всё равно не остановились. Полиция взяла их на месте. Тут, конечно, полиции нет, и надежда только на собственную сноровку и собаку.       — Привет, — раздаётся тихий голос в метре от меня. — Кто там?       — Какой-то непонятный мужик, — шёпотом отвечаю я.       Так мы и стоим следующие полчаса, пока поздний гость не прекратил. Куноичи выглядит обманчиво расслабленной, а я, очевидно, встревоженной.       — Видела сегодня Хидана, — начинаю я, когда мы возвращаемся на кухню. — Был чем-то очень недоволен.       — Он всегда всем недоволен, — усмехаясь, произносит Конан. — Сейчас Акацуки находятся в Деревне полным составом. Это бывает нечасто, потому время несколько… напряженное.       — Не представляю, как вы с Нагато держите их в узде. Я со своими-то иногда не справляюсь, что уж говорить о… — Я намеренно опускаю слово и возвращаюсь к ноутбуку.       — Общие цели и хорошие навыки убеждения, — ровным тоном говорит куноичи, но мы обе понимаем, что она подразумевает под «навыками убеждения». — Что смотришь?       — Сери… многосерийный фильм, но он не на японском, — зевая, отвечаю я.       Хаюми расстроенно поджимает губы и уходит переодеваться. Возвращается уже с зелёной маской на лице и ложится рядом. Она быстро пристрастилась к моим привычкам. Немного краткого экскурса, и девушка втягивается в сериал, абсолютно не понимая язык. Как истинные киноманы, засыпаем в два ночи.             

***

      Выходные проходят насыщенно. Мы с Хаюми устраиваем себе СПА-день, который, к моему удивлению, первый в жизни куноичи. Сначала у неё не было денег, потом времени и подходящей компании. Я же истосковалась по массажу, да и в целом из любопытства хотела посетить онсен. Так сказать, сделать пробную вылазку перед походом на природные горячие источники в Стране рек. Конан приходится несколько изменить свой внешний вид, чтобы избавиться от повышенного внимания, а я иду как есть, потому что мне скрывать нечего.       Здание онсена выполнено в традиционном японском стиле. Сложные резные карнизы, увенчанные керамическими черепицами, возвышаются над массивными деревянными колоннами. Вход украшают две огромные лампы с тёплым светом. Если бы не надпись, маловероятно, что я поняла бы, что это за место.       Помещение не новое, но в хорошем состоянии. Внутри уютно и тихо. Либо мы пришли слишком рано, либо жители не часто посещают это место. В глубине находим стойку регистрации, сделанную, как и всё здесь, из тёмного дерева. Женщина, облачённая в кимоно, приветствует нас низким поклоном, и мы легонько киваем в ответ. Онсен я забронировала приватный, так что нас никто не побеспокоит.       Коридор украшен бумажными фонарями и портретами посетителей или бывших владельцев, а в воздухе витает аромат розы и лаванды. Помещение самого онсена простое, но большое и светлое: небольшой холл, где можно снять вещи, комната с душем и просторная купель, из которой идёт пар. В сравнении с погодой за окном место кажется уютным раем. Не Мальдивы, конечно, но что имеем.       Как человек, предпочитающий мыться в воде, температура которой равняется температуре адского котла, я более чем довольна происходящим. Расслабившись, как японские обезьяны в горячих источниках Нагано, мы начинаем перемалывать косточки всем бедолагам, рискнувшим когда-либо испортить нам настроение.       От Хаюми я узнаю, что вчера члены Акацуки разнесли половину своего логова, устроив погром. Хидан расстроился, что вместо решения вооружённого конфликта в Ивагакурэ, должен отправиться через полмира сопровождать важное лицо из Страны Когтя в Страну Болот. Не стесняясь в выражениях, порекомендовал отправить на задание более профильных специалистов в этом деле — Дейдару-чан и Гомунэ. Так я и узнаю, что в организации есть кукловод, использующий в сражениях боевые марионетки. Я, затаив дыхание, перевожу полный ужаса взгляд на куноичи, понимая всю щепетильность ситуации.       — Что с ним будет? Он бессмертный, — с тяжёлым, даже несколько досадным, вздохом бросает она в ответ. — Теперь у нас панорама на Деревню прямо из кухни. И нет кухни…       — Какой кошмар… И погода такая… неподходящая, — медленно произношу я, понимая, что в Амэгакурэ другой и не бывает.       Подруга переводит на меня полный понимания взгляд и добавляет:       — Сейчас ходят в идзакая или покупают готовую еду. Пусть делают, что хотят.       — А что Нагато?       — А что Нагато? Для Хидана Нагато не авторитет. Иногда я жалею, что предложила ему вступить в наши ряды, хотя он и помог решить вопрос с Какудзу.       — А мне он показался таким милым и ответственным, — серьёзно говорю я. — То, что ты рассказываешь, прям шок для меня.       — Его родная деревня заплатила нам за его убийство, потому что тот в порыве эмоций истребил половину населения. Узнав, что он бессмертный, я предложила ему стать членом Акацуки.       — Почему он согласился? Сомневаюсь, что он проникся вашими мирными идеями.       — Я так и не смогла понять, — задумчиво отвечает Конан. — Скорее всего, у него просто нет цели, и с нами ему пока комфортно. Одному всегда сложнее, даже если тебя невозможно убить.       Массаж нам делают тоже женщины. Плавные, мягкие движения временами вызывают такую боль, что хочется встать и убежать. Шея, спина, ноги словно каменные, у Хаюми такая же ситуация. При посторонних мы уже ничего не обсуждаем, и просто лежим, ожидая, когда маски для лица вернут нам сияние.        — Заглянешь со мной в штаб сейчас? Мне нужно понять, можно ли починить стену, и если да, то как, — спрашивает подруга, пока мы одеваемся в маленьком холле. Опасаясь заболеть, сегодня я решила надеть вязанный костюм и берцы. Хаюми в удлинённом свитере с вырезом и трикотажных брюках. В общем, максимально расслабленные.       — А ничего, что я…       — Там никого нет сейчас. Они не любят сидеть в логове.       Мы благодарим персонал и покидаем онсен, сразу же встречаясь с прохладным уличным воздухом. Хватаюсь за подругу, стараясь не смотреть, как бумажные оригами подхватывают нас и уносят. С моим страхом высоты это просто ненужная информация.       За всё время пребывания в Амэгакурэ не прошло и дня, чтобы я не обращала внимания на башню Пейна. Слишком уж выделяется из общего фона Деревни. Эти страшные, огромные лица… Здание навевает что-то жуткое, неестественное и опасное. Туда не то чтобы внутрь, даже рядом проходить не хочется.       В башне не меньше тридцати этажей, но со слов Конан, подъёмником пользуются редко.       «Тут у всех карманный телепорт или есть какие-то альтернативные способы перемещения? Ещё, конечно, среди них могут быть любители лестниц. Исключать нельзя».       Внутри всё так, как я себе и представляла: бетонные неокрашенные стены, такой же ничем не покрытый пол, даже свет далеко не везде. Кухня находится на одном этаже с кабинетом Нагато и комнатой Конан. Остальные же располагаются на любых понравившихся этажах и комнатах (вероятно, бывших кабинетах резиденции).       Штаб действительно пустует: нам никто так и не встретился. Дыру в стене не заметить невозможно — более того, взрыв задел и верхний этаж, прорубив кому-то и пол, и окно.       — Что скажешь? — спрашивает куноичи, внимательно наблюдая за моей реакцией.       Я застываю в полном ужасе и неверии, пытаясь найти хоть что-то, к чему можно было бы пристроить стену и хоть как-то выйти из положения. В моей практике такого ещё не было.       — Ну, с полом попроще будет. Протянем арматуру и как-нибудь зальём. А со стеной… — Стараясь не смотреть вниз, я выглядываю и трогаю оставшееся бетонное полотно на наличие выступающий арматуры или стыков. — Я могу Иоши набрать?       Конан кивает и я звоню Кобаяси. Юзуки достала нам маленькие кнопочные телефоны, которые по принципу действия больше походят на рацию и действуют в границах определённого расстояния. Пока идут гудки, я замечаю вошедших в комнату двух высоких мужчин с перечёркнутым знаком Деревни Скрытого Тумана на лбу.       — Окино-сама, что случилось?       — Иоши, привет. Извини, что отвлекаю в выходной, но вопрос сложный, — быстро проговариваю я. — Чисто теоретически, мы можем восстановить часть наружной стены в многоэтажном доме?       — Насколько всё плохо? — уточняет мужчина после продолжительной паузы.       — Комната где-то семьдесят квадратных метров. Дыра метра два-три в ширину до потолка, отсутствует целая плита. На верхнем этаже у плиты отколот кусок и нет части бетонного пола. — Попросив Конан придержать мену за руку, отклоняюсь спиной назад, чтобы рассмотреть фасад. — Трещин на фасаде нет, визуально других повреждений тоже нет.       — Как это произошло?       — Собственник говорит, взрыв, — вернувшись в помещение, отвечаю я и тут же обращаю внимание, что люди прибавляются. Конан стоит рядом и внимательно смотрит на меня. — Не уверена, что кирпичная кладка не обрушится. Да и непонятно, как она высохнет и закрепится в такую погоду. Можем попробовать вставить арматуру, зашпаклевать или как-то умудриться вписать плиту по швам.       — Никогда с таким в практике не сталкивался, — загробным голосом произносит инженер. — Можем попробовать. А где это?       Я перевожу вопросительный взгляд на куноичи, и та согласно кивает.       — Башня Пейна. В понедельник тогда займёмся. Спасибо большое, Иоши. — благодарю я, завершая звонок.       Тяжело вздыхаю, и с губ срывается нервный смешок. Поджав губы, осматриваю помещение. То, что осталось от кухни — единственную тумбу — перенесли в противоположную сторону. Мужчины уже исчезли, видимо, разочарованные её отсутствием. Конан предлагает мне заглянуть и посмотреть её «апартаменты», пока мы будем обсуждать, во сколько Акацуки выльется ремонт.       Комната подруги просторная и уютная. В отличие от квартиры здесь действительно видно, что кто-то живёт. Кровать, пара шкафов, рабочий стол и невероятный вид из окна. Башня — самое высокое здание в Деревне, а комната Конан выходит на северную сторону, позволяя заглянуть выше всех существующих зданий и увидеть мелькающий вдали густой лес.       «А это даже не последний этаж. Там определённо сшибающий с ног ветер, но вид должен быть ещё лучше».       К комнате прилегает небольшая ванная, что не может не радовать. Создать какой-то уют в бетонной коробке непросто, но синеволосая справилась. Высматриваю у неё четыре милые фигурки зелёных лягушек или жаб и вспоминаю о её сенсее.       «Как эти маленькие дети выжили, как справились?»       Домой Конан-Airlines меня доставляют прямо из «апартаментов». Чертовски хочется спать, но мне ещё нужно зайти к Кирико, чтобы забрать Рюка, от безысходности оставленного на временное попечение. Пёс мог побыть дома и один, но они прекрасно ладят с Ичиро.       Переложив на тарелку часть вишнёвого пирога, я выхожу из квартиры и в дверях сталкиваюсь с Иоши. Инженер мнётся с букетом цветов у открытой двери Кирико, приглашая ту… на свидание? Другого развития событий я просто не могу предположить. Ведь вряд ли кто-то пришёл бы в свой выходной к человеку, чтобы просто поблагодарить.       Я быстро прячусь обратно, оставив тарелку на столике рядом. Сама же попеременно смотрю в глазок и прикладываюсь ухом к двери. Расслышать слова мне не удаётся, но ожидающий подъёмник Иоши стоит уже без букета и выглядит вполне довольным.       Хитро улыбнувшись, я направляюсь к соседке, как только мужчина скрывается из виду. Кирико выглядит смущённой и радостной, открывая дверь. Рассказывает, что это не первая попытка Иоши позвать её на свидание, но ответа он добился только сейчас.       Я слушаю сбившийся рассказ Кирико, сидя по-турецки, предвкушая, как буду разминать затёкшие ноги. Моей соседке и всем заведениям в Деревне удавалось заставить меня с ростом сто шестьдесят сантиметров чувствовать себя Гэндальфом в доме Хоббита. Местные великаны выше ста восьмидесяти дискомфорт почему-то не ощущают.       — Окино, он слишком спокойный, не показывает эмоций. Меня это пугает немного.       — Отец Ичиро был весёлым и добрым с твоих слов, и что? — укоризненно спрашиваю я.       Брюнетка тяжело вздыхает и мрачнеет буквально на глазах.       — Кирико, не скажу, что я всю жизнь была душой компании, но вокруг меня всегда было много людей: мои братья, друзья, однокурсники или соседи. Я, как и ты, предпочитала открытых, ярких, эмоциональных и активных людей, а к спокойным и тихим относилась либо с настороженностью, либо с жалостью. По итогу, мой спокойный сосед, не будучи шиноби, стал одним из лучших ниндзя-медиков в стране и помогал мне во всём пока я… не уехала.       Другой мой тихий однокурсник стал учеником одного из известнейших архитекторов и теперь работает над грандиозными проектами. А в академии я его не замечала несмотря на то, что его лучший друг был звездой академии и постоянно попадал в передряги. Мы изредка общались, но я не понимала, как ему удавалось идти со мной ноздря в ноздрю, оставаясь в тени.       — А что случилось с его лучшим другом? — с любопытством интересуется брюнетка.       — Ничего. Его не взял ни один учитель после академии, и сейчас он работает разнорабочим, кажется. А ещё, когда я уже училась у своего наставника, иногда работала с другими молодыми архитекторами, и среди них я отчётливо помню двух тихих и спокойных. Тоже не общалась особо, внимания не обращала, а в итоге самые классные проекты к окончанию обучения были у них. Более того, эти парни всегда отзывались на помощь и не грубили. Так что зря ты так про Иоши. Я знаю его, как хорошего человека, не думаю, что он скрывает что-то серьёзное.       — Может, ты и права, — обречённо вздыхая, отвечает Кирико. — И стоит посмотреть на кого-то нетипичного.       Рюк ловко влетает в комнату и внимательно всё обнюхивает и осматривает. Эти двое снова играют в прятки. Под вопросительный взгляд собаки мы разводим руками, показывая, что Ичиро здесь он не найдёт, и подсказать ему мы не сможем. Пёс, находясь в полном кураже, убегает и спустя время находит Ичиро в ванной, откуда и доносится детский смех.       Разговор возобновляется и плавно переходит на меня. Брюнетка мягко интересуется, приглянулся ли мне кто-то за полгода жизни в Амэгакурэ и планирую ли я здесь оставаться. Я отшучиваюсь, понимая, что у меня нет ответа на второй вопрос, а над первым я и не думала вовсе.       «Боже, Кирико, о чём ты говоришь? Ты не знаешь меня, никто не знает меня. Я играю роль в истории, которая ко мне не относится. Я не сирота, но мои родители умерли, и к этому времени у меня не осталось ни родственников, ни даже старых знакомых в Стране Снега. Это при том, что Страна Снега не участвовала ни в каких войнах в принципе. Кто-то внимательный обязательно заметит это, а строить отношения на тотальной лжи — изначально провальная затея, — усмехаясь, думаю я. — Единственный человек, с которым я могу встречаться и быть собой это Конан».       Окончательно забыв о времени, я сижу у соседки почти до пяти, и громко восклицаю, когда бросаю беглый взгляд на часы. Приходится возвращаться в квартиру, где меня уже ждёт подруга. Куноичи так и проходила с техникой маскировки целый день, пока я не сказала ей об этом.       В воскресенье у нас в планах поесть рамен. Мы не часто выходим куда-то вместе, а чтобы посидеть где-то, тем более. Основная часть заведений в Деревне по типу баров — идзакая, традиционных ресторанов — рётэй — намного меньше. Сегодня рамен будем есть как раз в последнем по совету Юзуки, а она в еде разбиралась. Да, если Юзуки предпочитает решать и обсуждать свои дела здесь, то можно не беспокоиться о приватности.       Так что мы решаем переодеться во что-то традиционное, но не слишком бросающееся в глаза. Куноичи предпочла удлинённую трикотажную тунику с длинным рукавом и вырезами по бокам, поддев под неё брюки изумрудного оттенка. Я рискнула надеть короткое платье с объёмными рукавами-фонариками, завернувшись в длинный кардиган и плащ.       Собираемся мы долго, и я совершаю ошибку, включив для настроения музыку, и впадаю в такую жуткую ностальгию, что не сразу могу взять себя в руки. Спасает только любопытство куноичи: ни один язык ей не знаком, а японскими исполнителями я не увлекалась никогда. Половину утра выступаю для неё синхронным переводчиком и параллельно театрально отыгрываю всё, потому что сидеть неподвижно под любимые песни невозможно вне зависимости от того, радостные они или нет. Синеволосая и раньше видела меня подпевающей в наушниках за работой над картинами, скетчами или молчаливо наблюдающей в окно.       С досадой думаю, что, будучи полиглотом в своём мире, никогда не учила японский. Сейчас это здорово облегчило бы мне жизнь. Но ни один бог не предполагал, что я попаду в такую передрягу. Рюк остаётся дома в гордом одиночестве, но, кажется, сегодня он не против.       Мы идём пешком, неловко напевая песни вдвоём, и по дороге я узнаю, что, возможно, к нам присоединится Узумаки. Со слов Конан он, как и она, никуда не ходит. Развлекаться и отдыхать тут не принято в принципе, но под предлогом «узнать, как живут люди» эти двое готовы на многое. Энтузиасты.