Путь Кайсэй

      Конан уже не раз пыталась найти рациональное объяснение недавним событиям, но по-прежнему безуспешно. Глубокой ночью, практически сразу после случившегося, они внимательно осмотрели мертвых шиноби — ничего. Трое взрослых мужчин упали замертво в одно мгновение без видимых насильственных ран. Это было так странно, что пришлось прибегать к помощи кукловода.       Со слов Нагато, других шиноби рядом не было, а сам он никаких действий не предпринимал. Просто не успел. Что-то убило их, пока Окино билась в истерике, яростно пытаясь вырваться из его рук. Убило, не создав никаких колебаний в технике контролирующего дождя Нагато.       И с этой загадкой им придётся разбираться самостоятельно. Расспрашивать Окино было бессмысленно: она была напугана в моменте и несколько дней после, да и по силе она не превосходила и цыплёнка.       Сасори провозился с телами несколько дней, но к разгадке не приблизил ни на шаг.       — Все смерти ненасильственные — обычная остановка сердца, — меланхолично подытожил Акасуна.       — Интересно, что обычная остановка сердца случилась у троих молодых шиноби почти одновременно, — мрачно выдавил Нагато, обшаривая взглядом трупы. — Яд?       — Нет… По крайней мере из тех, что мне известны, — задумчиво ответил кукловод.       «А неизвестных ему ядов не существует в принципе. Как такое возможно? Одна внезапная смерть ещё ладно, но три… Никаких, даже почти невидимых, следов или гематом на телах. Разве что…»       — У одного из них есть свежие признаки обморожения по всему телу. Первая, может быть, вторая стадия.       Все прекрасно понимали, что температура в Амэгакурэ никогда не опускается ниже нуля. Нагато знал, что на шиноби никто не нападал, а до Страны Снега несколько дней пути.       

***

      Даже спустя полгода жизни в Амэгакурэ я всё ещё чувствую себя чужой. А иначе и быть не может: мои постоянные проколы в бытовых традициях и местной истории оправдать можно лишь моей принадлежностью к далёкой, изолированной Стране Снега. Моя легенда держится только на надёжных контактах Конан, качественных документах и средней актерской игре. Мне приходится тратить немыслимое количество времени в книгах и свитках для того, чтобы узнать о быте жителей Страны Снега. Продавцы книжного узнают меня в лицо и иногда откладывают интересные экземпляры на мою излюбленную историческую тематику, особенно если она относится к Юки но Куни, трогательно восторгаясь моей тоске по родине, на которой я никогда не была.       Невероятными усилиями мне удаётся убедить Конан отправиться в Страну Снега при первой же возможности и взять меня на какую-то неопасную миссию для того, чтобы я на собственном опыте чуть больше узнала о мире, в котором теперь живу.       Приближается зима, и в Амэгакурэ начинают задувать холодные ветра. В остальном же все времена года для жителей деревни одинаковы. Привыкнуть к постоянному дождю я так и не смогла, но адаптироваться просто обязана — дождевики, ветровки, кепки, сапоги и зонты теперь составляют базу моего гардероба. За десятки лет жителям Амэ удалось перехитрить стихию — всё, что не продаётся в «непромокающем» варианте, становится таковым с помощью различных влагоотталкивающих спреев, купить которые можно даже в продуктовом.       В поисках творческого вдохновения и в попытке сохранить рассудок я возвращаюсь к рисованию — да, возможно заменить рабочие чертежи на пейзажи не лучшая идея, но ничего оригинальнее я не придумала. Я начала рисовать ещё в детстве, и тогда это был единственный оптимальный для меня способ выражать свои мысли и чувства. Затем бумага стала проводником моей фантазии и хранителем воспоминаний наряду с фотокамерой. Эти двое вместе с любовью к путешествиям и музыке спасали меня от депрессии на протяжении всей моей жизни, и лишиться всего этого было равносильно маленькой смерти.       Благо, всё необходимое несложно найти — в Амэгакурэ несколько магазинчиков с разными мелочами для самых разных мастеров: от художников и музыкантов до резчиков по дереву и создателей заводных игрушек.       Помимо воспроизведения своих собственных воспоминаний на бумагу я, переосмысляя, переношу сюжеты местного фольклора, который так отчаянно изучала, пытаясь вписаться в окружение.       Вторым моим хобби становится вязание. В каждую свободную минуту мои руки чем-то заняты. Постоянная тревога разгоняет мысли до такой скорости, что выцепить из потока даже одну не представляется возможным. В прошлом я привыкла не обращать внимания на фоновый стресс и реагировала лишь на что-то из ряда вон выходящее, но тут это не работает — моё пребывание здесь в принципе и так является чем-то из ряда вон выходящим. Бывают моменты, когда мне не удаётся понять собственные желания: одновременно хочется плакать, веселиться, спать, закидываться сладким и на ручки. Мне определённо плохо, но найти одну конкретную причину не получается. С Конан мы это не обсуждаем, хотя куноичи и так всё прекрасно видит и старается помочь.       — На следующей неделе я отправляюсь на пару дней в Страну Рек. — И, заметив мою задумчивость, девушка интересуется: — Хочешь присоединиться?       — Спрашиваешь? Я уже думала, что не покину пределы Деревни никогда. — Я отрываюсь от ноутбука, улыбаясь, и поворачиваюсь к куноичи. Уже несколько часов пытаюсь найти в архиве своих фотографий хоть что-то, что могло бы запустить моё вдохновение.       В моей голове Страна Рек представляется завораживающей: реки, ручьи, водопады извиваются вокруг горных ландшафтов. Это соседняя страна, которая по размерам в два раза превышает Страну Дождя, и граница её протяжённее. Войны шиноби никогда не затрагивали Страну Рек, хотя именно там зародилась чакра и располагалась Страна предков, где выросли дети Кагуйи. За тысячелетия на месте Страны предков почти ничего не осталось, и всё, что можно было захватить, захватила Ка но Куни. Помню, как смеялась, впервые услышав название… Страна Того, соседствующая со Страной Этого. Древние люди абсолютно не запаривались над названиями. Конечно, я хочу присоединиться. Это же просто местные майя.       — Рюка можем взять с собой, — с теплом в голосе продолжает Конан, когда тот возобновляет попытки заставить кого-нибудь поиграть с ним. — Ничего опасного. Нужно будет просто собрать информацию.       Рюк не отходил от меня ни на шаг с того самого дня, как мы познакомились. Щенок отправлялся со мной на работу, спал на коленях дома и засыпал исключительно в моих объятиях. Казалось даже, что период адаптации происходил именно у меня, а не наоборот. И хотя пару дней поначалу щенок осторожничал, до конца не доверяя происходящему, то позже настолько уверовал в свою неприкосновенность и всеобщее обожание, что приглядел себе собственное место на диване и отвоевал стул на кухне.       Его сверхспособность влюблять в себя людей забавляет. И если обожание со стороны доброго Ичиро или комичного Тору было ожидаемо, то мягкость вздорного Танаки удивляла, если не шокировала.       Несмотря на то, что Танака в целом держал планку и продолжал будоражить своими поступками каждый день, я к нему уже адаптировалась и даже начала понимать. При всей его этажности он предлагает довольно адекватные, нестандартные решения, является перфекционистом до какой-то запредельной стадии, граничащей с психическим расстройством, внимательно слушает, хоть и не показывает этого, и старается не конфликтовать, если его не трогают. Вероятно, в щенке он находил отдушину, непосредственность, присущую исключительно животным и детям.       В действительности же, своей искренней заинтересованностью Рюком удивляет Нагато, время от времени заглядывающий его проведать. По крайней мере другой причины его появления я не вижу. Во время таких встреч он обычно молчит, лишь изредка переговариваясь с Конан. А в остальном рыжий неплохой гость. Уже после второго моего испуганного крика в ответ на его внезапное появление на кухне, он стал покашливать, шуршать и приветствовать, как только слышал мои шаги. Из нас троих в дверь, как все нормальные люди, захожу только я.       Разговаривать с ним непросто. У Нагато в голосе всегда такая назидательная, нравоучительная нотка, что мне постоянно кажется, будто передо мной сидит сам Далай-лама и снисходительно делится со мной, ну, как минимум, секретами бытия. Раздражает это до жути. В такие моменты из глубин моей души поднимается разъярённый Балрог, и мне приходится прикладывать титанические усилия, чтобы его сдержать. Иногда это получается, иногда — нет.       Дождь сегодня льёт как из ведра, и в совокупности с грозой, молнией и холодным ветром делает этот день просто отвратительным. Мало что может помочь от косого дождя, так что на работе я сижу полностью мокрая, постукивая зубами. Если в квартире холодно, то на работе и того хуже: отопления тут нет, как и во всей Деревне в принципе, и все спасаются обогревателями. Но помогает откровенно плохо: приходится надевать под свитер футболку или сидеть весь день в мокрой куртке. Дома я сплю под двумя одеялами в тёплой зимней пижаме, которую чудом нашла в случайном магазине.       Неудивительно, что я простыла; удивительно, что только сейчас. Голова раскалывается, а каждое движение отдаёт болью в теле. На работе кто-то постоянно болеет, так что имбирный чай, мятные леденцы и мёд всегда под рукой. Правда, это не особо помогает, но хотя бы позволяет держаться на ногах. Да и вариантов нет: обычные люди прибегают к народной медицине, а шиноби просто реже болеют.       — Окино-сама. — Звонкий голос и звук приоткрывшейся двери заставляет меня принять «здоровый вид». — Я принесла вам горячий куриный бульон. Мы тут все переживаем, что Страна Дождя подкосила снежную шима-енагу.       Так ласково называть меня стали из-за светлых волос и принадлежности к стране Снега. Услышав это в первый раз, я неловко улыбнулась и тем же вечером бросилась искать информацию. Шима-енага оказалась синицей, обитающей только в самых северных регионах Японии и похожей на маленький комок снега. Противиться этому я не стала, отмечая, как же нравится местным жителям придумывать прозвища: Бог шиноби, Демон кровавого тумана, Жабий мудрец, Ангел… и шима-енага. Ну, не Юки-она, уже хорошо.       — Шайори, не стоило… И спасибо.       — Да бросьте, Окино-сама. Может, вам взять пару выходных и отлежаться? Никто не будет против.       — Меня и так не будет пару дней на следующей неделе.       — Отправляетесь куда? — любопытствует шатенка.       — Если не разболеюсь окончательно, то в Страну Рек… Доводилось бывать там?       — В детстве я жила какое-то время с дедушкой в стране Этого. Родители и Юзуки тогда разбирались с последствиями Второй Мировой Войны Шиноби, — спокойно отвечает девушка. — Хорошо, что он не дожил до этого дня. Иоши сказал, что Акацуки помогли Ка но Куни захватить Страну Этого — последний оплот древнего царства принцессы Кагуйи.        — Мне не понять эти бессмысленные войны и захваты. — Я отпиваю горячего супа из термоса. — Так, значит, твои родители родились не в Амэ? Такое редко здесь встретишь.       — Это мне в вас и нравится. Несмотря на суровый климат и тяжёлые условия жизни жители Страны Снега никогда не участвовали в конфликтах и самостоятельно, мирно решали свои проблемы, — с нотками восторга произносит Шайори. — А родители… До войны Амэгакурэ процветала и несмотря на погодные условия, люди сюда стекались. Всё это построили очень сильные и талантливые шиноби. Это потом уже две, идущие почти подряд, войны заставили деревню полностью изолироваться от внешнего мира.       — Шайори …       — О клане Ооцуцуки сейчас не услышишь ничего хорошего. Кагуйя установила мир во всём мире на долгие годы, никаких войн и насилия, — нахмурившись, продолжает шатенка. — Да, все говорят, что она сошла с ума, и её собственным детям пришлось убить её. Как складно… Дедушка всегда говорил, что братья принесли в мир намного больше ненависти, чем принцесса. А потом исчезли, оставив нас вариться в ней.       — Они умерли, Шайори. Все мы смертны вне зависимости от того, насколько сильны.       — Со слов Юзуки, у Ками-самы Амэгакурэ глаза Бога Шиноби. Он восстановил мир в деревне, надеюсь, восстановит везде.       — Что за глаза Бога Шиноби?       — Точно не знаю, но других таких нет. Именно эти глаза помогли победить принцессу Кагуйю, даровать людям чакру и создать хвостатых зверей.       — Для не шиноби ты слишком много знаешь, Шайори, — удивлённо произношу я, переходя на кашель. — Лично мне нравится быть простым человеком. Я бы не хотела постоянно чувствовать такой груз ответственности на своих плечах.       Разговор прерывают громкие крики из коридора. Быть руководителем непросто, а быть руководителем творческой команды самых разных людей ещё сложнее.       «Наверняка опять Танака», — устало думаю я, поднимаясь из-за стола. Но нет, сегодня главное действующее лицо не он: Иоши стоит и громко обвиняет в растрате, лицемерии и каком-то убийстве Юзуки. Та же обманчиво спокойно улыбается и молчит, наблюдая за инженером.       Правильный и порядочный Иоши подозревал и недолюбливал Юзуки с самого начала. Он был против того, чтобы в команде были личности, хоть как-то связанные с преступной деятельностью. Я понимала его опасения, но фактически Юзуки просто поддерживала порядок. Она была старше, опытнее и успела даже поработать с бывшим Каге — Ханзо, так что уважали и боялись её отнюдь не беспочвенно. Да, я знаю, что «Тоши» и её подчиненные ведут делишки на стороне, но пока это никак не влияет на работу, меня это не касается. Юзуки крайне полезна, к тому же её кандидатуру предложила Конан, в чьём решении я не сомневаюсь. И сейчас конфликт между этими двумя обострился и начинал создавать реальные проблемы.       — Окино-сама, — заметив моё присутствие, гневно бросает Иоши, — я не собираюсь работать под одной крышей с убийцей.       — Можешь не работать. Я разрешаю, — со стальными нотками в голосе отвечает Юзуки.       «Господи, помоги мне, а. Почему я должна решать конфликт двух взрослых людей, которые старше меня?»       — Иоши, — устало начинаю я. — Зайди на минутку, пожалуйста. Юзуки-сама, вас прошу пока не куда не уходить. Спасибо.       Стоило нам только остаться наедине, как мужчина вспыльчиво принялся доказывать мне, что Юзуки ненадёжный член нашей команды. Видеть вечно спокойного, рассудительного Иоши таким, непривычно.       — Иоши, — перебиваю я, — ты помнишь, что Тенши-сама поручилась за Юзуки. А ещё я каждую неделю сама проверяю все бухгалтерские документы, и ничего подозрительного пока не нашла.       — Во времена Ханзо она…       — Времена Ханзо давно прошли, Иоши. Все шиноби убивали в те времена, и ты в том числе. Сейчас важно лишь то, что Ками-сама дал шанс вам обоим, — добавляю я, прекрасно зная, что Иоши предпочитает забыть ту часть своей жизни.       — Она монстр, Окино. Эта женщина подставляла, обманывала и убивала целые семьи по приказу Ханзо, а может, и того хуже — Корня Конохи. А сейчас мы лицемерно всё забыли и делаем вид, что это нормально, — злобно бросает мужчина. — Я не горжусь своим прошлым, но гражданских я никогда не убивал.       — Иоши…       — Окино, присмотрись к ней. Больше ни о чём не прошу, — глядя прямо мне в глаза, просит он, поднимаясь.       Я долго обдумываю его слова, но в голове никаких мыслей не появляется. Убеждения Иоши близки мне и, вероятно, являются единственно верными, но не в этих реалиях. Что могла сделать семнадцатилетняя Юзуки, зная, что любое её решение отразится на собственных родителях и сестре? Не думаю, что будь она настолько жестоким человеком, Конан и Нагато оставили бы её в живых.       Голова трещит, и кажется, поднялась температура. Я набрасываю сверху куртку, и пододвигаю обогреватель, стараясь согреться.       — Юзуки-сама, — устало начинаю, как только девушка вошла в мой кабинет. — Я не лидер, а архитектор. И если откровенно, то понятия не имею, как решать такие конфликты.       — Никто не знает, как быть лидером, — улыбаясь, говорит та. — Но пока у тебя получается неплохо.       — Ваши с Иоши моральные разногласия могут принести проблемы? — Решаю спросить её прямо в лоб. — У меня нет причин подозревать вас в чём-то, но и расставаться с инженером я не хочу.       — На самом деле у нас нет моральных разногласий. Много лет назад я убила его учителя, потому что тот передавал планы деревни в Сунагакурэ. Иоши, конечно же, в это не верит, и справедливо меня ненавидит. Вопрос времени, когда он решится меня убить.       Насилие порождает насилие, и нет выхода из этого замкнутого круга — к таким выводам я прихожу, стоит «Тоши» покинуть мой кабинет и оставить в одиночестве.       «Такое не решить. Даже если Иоши убьёт Юзуки, Шайори захочет ему отомстить. Да, она не шиноби, но способ расквитаться с убийцей родной сестры найдёт обязательно».       Я возвращаюсь к работе, пытаясь разобрать почерк Ватанабэ, пишущего отчёты от руки. Письменный японский даётся мне не так просто: за полгода я так и не научилась в совершенстве понимать написанное, а записи Тору я и вовсе не понимала. Ни одного слова. Предприняв несколько отчаянных попыток разгадать древний текст, я, окончательно разуверившись в себе, отправляюсь домой. Состояние ужасное, а один отгул никак не повредит моей работе. Не хочется видеть в своём свидетельстве о смерти в графе причина — «кароси».       На дрожащих ногах я плетусь домой, не забыв прихватить с собой Рюка. Ливень с утра так и не прекратился и даже наоборот — усилился. Вода не успевает уходить, и по улицам текут самые настоящие реки.       «Жаль, я не прихватила с собой гондолу».       По пути захожу в овощную лавку и покупаю ингредиенты для борща. Вместо привычной картошки — батат, но всё лучше, чем ничего. Вечно есть лапшу и водоросли — частые составляющие японских супов и блюд — я не могу.       Единственное существо в нашей паре, искренне радующееся дождю, это Рюк. Пёс обожает валяться в грязи и бегать по лужам, чем невероятно меня расстраивает. Из-за постоянного дождя собаку и так приходилось мыть ежедневно, а грязевые ванны в разы всё усложняли. Вот и сейчас мои предостерегающие вопли никак не действуют на собаку. Пёс выбирает быть счастливым.       Часть пути до дома я и вовсе не запомнила. На автомате раздеваюсь, присаживаюсь на диван и на пару часов проваливаюсь в беспокойный, но увлекательный сон. Снилось, как я с сумкой краденных денег убегаю от наркоторговцев. Погоня, перестрелки, пытки и в конце, как вишенка на торте, какой-то пафосный монолог от главы сицилийской мафии. Неудивительно, что после пробуждения я чувствую себя хуже, чем до: считай воскресла. Поднявшись, оглядываюсь в поисках собаки, представляя тревожные картины, как она мокрая и грязная обошла всю квартиру и улеглась на кровать. Мне повезло: Рюк лежит в коридоре недалеко от входной двери. Пожалел меня.       Помыла собаку и поставила суп. Спать нельзя ещё как минимум час, так что кутаюсь в одеяло и начинаю читать книгу об основателях мира шиноби, которую купила сразу, как только Конан сказала, что возьмёт меня в Страну Рек. Тучи за окном тёмные, почти чёрные, и я включаю свет, чтобы хоть что-то видеть. За следующие полчаса успеваю прочитать лишь десять страниц, хотя честно пыталась сфокусировать рассеянное внимание на тексте. И хоть получалось паршиво, но мне удаётся найти подтверждение словам Шайори — Хагоромо действительно обладал уникальными глазами. Владельцы «Глаз Сансары» посланы с небес, чтобы установить в мире равновесие или же свести всё в ничто.       «Так похоже на детские сказки, но глаза Нагато обычными точно не назовёшь. Даже по меркам мира шиноби, где мне встречались красные, фиолетовые и жёлтые глаза. Но и ничего общего с шаринганом и бьякуганом тоже нет. Как же много ненужной, сложной информации мне приходится узнавать, чтобы понять это место».       Тихое постукивание костяшками пальцев по дереву внезапно прерывает мои мысли, и я оборачиваюсь на источник шума, бросив помешивать суп. Рюк просыпается сразу же и резко подрывается к гостю, приветствуя.       «Рыжеволосый. Но почему так рано? И как он узнал, что я дома?»       — Привет, что-то случилось? — спрашиваю я, не узнавая свой голос — прозвучала, как шестидесятилетний старик.       — Конан сегодня не придёт, поэтому попросила проведать тебя.       — Не знала, что лидер Акацуки стал нянькой, — серьёзно говорю я, выключая огонь.       — С Конан сложно спорить, — хмыкнув, отвечает рыжеволосый.       — Она в порядке? Снова работает за семерых? — тяжело вздыхая, спрашиваю я, шмыгнув носом. — Вы двое умрёте от инфаркта и переутомления раньше, чем от куная врага.       Он ничего не отвечает, окидывая меня серьёзным взглядом.       — Я могу помочь.       — С чем? — непонимающе смотрю на него.       «Что такого произошло, раз Нагато предлагает мне свою помощь? Эти двое всё-таки поубивали друг друга во время моего отсутствия?»       — Поправиться.       Я перевожу на него полный недоверия взгляд, но послушно сажусь на стул в ожидании новой магии. Шиноби подходит ближе и касается моего плеча, заглядывая в глаза.       «Ну вот, на что я подписалась. Одна «Авада Кедавра» — и конец моего жалкого существования».       Голова вдруг тяжелеет, и по телу медленно начинает растекаться жар.       «Доигралась. Наверное, температура под сорок уже».       С каждым мгновением становится только хуже, и накатывает противная тошнота. В попытке хоть как-то держаться, я опираюсь на плечо наклонившегося ко мне шиноби с мыслью: «Если выживу, больше никогда ему не дамся».       Сложно сказать, сколько прошло времени, пока я так и сидела, стараясь выровнять дыхание и не потерять рассудок, прежде чем начала замечать улучшения. Открыв глаза, прислушиваюсь к телу: голова уже не болит, ломота исчезла, и я чувствую себя… нормально. Я отстраняюсь и, искренне, но осторожно улыбаясь, говорю:       — Я думала, ты меня убьёшь. Честно.       Шиноби насмешливо хмыкает, увеличивая расстояние между нами.       — Суп в любом случае не помешает, — выдаю я, задумчиво оглядывая кастрюлю. Опять много наготовила, так что по доброте душевной решаю угостить и Нагато. — Голодный? — И, видя его замешательство с желанием отказать, настойчиво добавляю: — Ты такое никогда не пробовал, так что иди, мой руки и возвращайся.       Рыжеволосый несколько секунд внимательно смотрит на меня, видимо, пытаясь понять, откуда во мне появилась такая смелость. Но не спорит и следует моим строгим указаниям.       Нагато ест суп осторожно по нескольким причинам: о моих кулинарных способностях он не осведомлён, а суп со странным сочетанием ингредиентов доверия не добавляет. Я же, не обращая на него внимания, в наслаждении закатываю глаза.       — Спасибо, — произносит шиноби, отставив пустую тарелку в сторону. — Это вкусно… и необычно, — заметив мой выжидающий взгляд, добавляет он.       Я довольно улыбаюсь и решаю задать волнующий меня вопрос:       — Нагато, твоя магия… это из-за глаз?       — Можно и так сказать, — чуть погодя отвечает шиноби сухо, но ничего в его интонации не говорит о том, что ему неприятна эта тема.       — Это что-то клановое? — стараясь звучать непринуждённо, уточняю я. — Я читала о Кеккей Генкай.       — Никаких упоминаний ринненгана в клане Узумаки. Единственным известным владельцем ринненгана был Мудрец шести путей.       — То есть, ты его реинкарнация? — спрашиваю с целью узнать, верит ли он сам в это.       — Я был человеком и стал Богом. Став Богом, я увидел то, что не дано видеть людям. Теперь я могу такое, что никогда не сможет повторить человек.       «Ну, ё-маё, опять завёл свою шарманку. Как же сложно общаться простым смертным с Богами. Хотелось бы с ними вообще не общаться».       — Да-да. Я помню, — мягко прерываю я. — Получается, ринненган был с тобой с самого рождения?       — Да, сколько себя помню.       — Он никак не влияет на зрение?       — Хуже не делает.       — А как ты научился пользоваться ими, если никаких книг и свитков нет? Интуитивно? — задаю последний вопрос, понимая, что слишком долго удовлетворяю свою любопытство.       — Да, — ровно отвечает шиноби. — Поначалу я даже не понимал, что использую его. Боялся силы своих глаз.        Я благодарно киваю, про себя убеждаясь в правдивости моей территории, что Нагато — местный Гарри Поттер, на которого все надеются и боятся одновременно.       — Мне было не больше пяти, когда началась война, — бесцветным, ровным голосом начинает Нагато. — Страны Огня, Ветра, Земли и Молнии решили, что Амэгакурэ будет отличным полем боя. Все боеспособные шиноби были посланы на фронт и начался хаос. Не было и дня, чтобы мы не натыкались на трупы. Все голодали. Мои родители спрятались подальше, на окраине. Но это им не помогло.       Я слушаю внимательно, стараясь никак не показывать свою реакцию. Слишком часто я слышала от жителей Страны Дождя похожие истории. Вторая Мировая Война Шиноби была особенно бесчеловечной, а те, кто спаслись в ней — погибли в Третьей или затем в гражданской.       — К нам ворвались двое шиноби из Листа. Они были истощены, искали еду. Родители даже не препятствовали, просто хотели уйти. Сложно сказать, что повлияло больше: голод, усталость, постоянный страх смерти… Они убили их. А потом попытались извиниться… — после затянувшейся паузы добавляет Нагато. — Я убил их, тогда не осознавая, но убил. И сам похоронил родителей.        — Именно тогда ты впервые воспользовался ринненганом? — осторожно спрашиваю я.       Нагато задумчиво кивает и вдруг интересуется, сталкивалась ли я хоть раз со смертью.       — В моей семье умер только дед. От старости, — отвечаю я. — Ушёл мирно, красиво, собрал нас всех вместе и оставил каждому напутствие на жизнь.       — Что досталось тебе?       — Ничего конкретного. «Не падай в грязь лицом, не подведи семью», — прибавляю я. Моментально уточняю: — Я же единственная девочка среди своих двоюродных братьев. Девочки у нас всегда были редкостью.       — Сколько тебе было? — спрашивает Нагато.       — Лет пятнадцать, наверное… Я даже не поняла сначала, осознание пришло намного позже, когда поняла, что больше не могу с ним поговорить.       Тишина затягивается. И я не нахожу, что сказать. Мой опыт даже близко нельзя поставить рядом с тем, что пережил Узумаки и большинство жителей Дождя.       — Окино, я не жду, что ты поймёшь меня или мои идеи. Ты выросла и жила в абсолютно другой среде.       — Нагато… — аккуратно произношу я, одаривая его сочувственным взглядом.       — Ты называешь искусство ниндзя магией, а меня — волшебником.       «Как он узнал, чертяга?» — недоумевающе думаю я и тут же слышу, как шиноби хмыкнул.       — Но ты никуда не вмешиваешься и стараешься сделать это место лучше, чем оно есть, помогаешь.       — Ты возвращался в свой дом? Когда вырос? — стараясь переменить тему, задаю не самый удачный вопрос. Но вышло, как вышло.       — Нет.       — Но почему? Прошло столько лет. Может, там сохранились вещи твоих родителей? Или твои?       «Какая же ты глупая, а. Сколько бы ни прошло лет, рана потери не затягивается. А ты предлагаешь ему вернуться туда, где закончилось его детство».       — Я не думал об этом.       Больше мы в тот вечер не разговариваем, и Узумаки спустя время покидает квартиру, оставляя меня одну. Я же залезаю в горячую ванну, решив, что не помешало бы погреть косточки на горячих источниках, которые есть, видимо везде, кроме Страны Дождя. Конечно, есть целая Страна Горячих Источников, но в моей ситуации подойдут любые.       Уже перед сном я по привычке заворачиваюсь в два одеяла, и вдруг понимаю, что совсем не мёрзну.