Хелейна Несчастная

Хелейна шла медленно, слегка ссутулившись, держа детей за руки. Каждое её движение было нервным, будто она старалась не пропустить ни одного шага, как если бы каждый мог стать решающим. За спиной, в руках Лили, лежали документы — её надежда. Символ того, что у неё есть силы и влияние, что её голос мог быть услышан в мире, где женщины редко допускались к власти. Документ был составлен осторожно, с опорой на древние обычаи. Хелейна несмотря на сугубо андальское воспитание матери всё же росла на рассказах о королеве Алисанне Доброй, великой королеве Джейхейриса Мирного. Она сама, будучи драконорожденной принцессой и любимой женой Джейхейриса I, обладала огромной властью: полноценный член Малого совета, дипломат, представитель короны. Впоследствии она помогла своей дочери Алиссе получить полномочия сродни её братьям. Хелейна также знала о Положении статуса крови Таргариенов, принятом ещё Эйнаром Острожным, отцом Дейнис Сновидицы. Рождённые с кровью Таргариенов всегда могли получать поддержку семьи, но особый статус имели принцы-драконовластители, принцессы-драконовластители, принцы и принцессы. Обладание драконом было своего рода привилегией, признанием силы отпрыска древней Валирии, но в последние годы этот обычай был забыт. Алисса погибла, остальных, кто мог поддержать статус политически сильной принцессы, не осталось. Оставшиеся принцессы были слабы: монахиня Мейгель, глупая Дейла, порочная Сейра, греховная Визерра, слабая Гейль… После смерти Алисанны и Джейхейриса королем стал слабовольный Визерис, а его королевой — дочь Дейлы, Эймма Аррен. Эймма прекрасно разбиралась в искусстве, музицировала, танцевала, была исключительно добра и мила, однако она воспитывалась по андальским традициям, искренне верила в Семерых, боялась крови и насилия, остерегалась драконов и плохо читала. Эймма, выросшая в доме Арренов, считала своим долгом лишь рождение наследника, бытие хранительницей домашнего очага. Ей были чужды управление замком, экономика, политика, ей была чужда власть. После трагичной гибели Эйммы к власти пришла Алисента Хайтауэр. Воплощение «религиозного благочестия» и женской покорности в духе традиций её дома. Хайтауэры — блюстители веры в Семерых. Её воспитание строго следовало вере и убеждению, что женщина не может быть равной мужчине ни в правлении, ни в решении важных вопросов, ни в семейном воспитании. Дед Хелейны, Отто Хайтауэр, манипулировал Алисентой, подчиняя её волю своим амбициям и прививая ей жесткие, ограниченные представления о мире. Она была куклой в руках отца, что лепил из неё фигурку, которая была бы угодна лишь ему. В её представлении, подлинное достоинство женщины заключалось в молчаливом послушанием мужчине, а её единственное предназначение — быть верной женой и матерью. Эти убеждения привели её к активному участию в интригах, направленных против Рейниры, чьи права она не признавала, считая притязания незаконными и предосудительными. Рейнира, в отличие от неё, была своевольной принцессой, любимой отцом и народом, она была иной. К ней Алисента относилась с мягкой терпимостью со скрытой вуалью презрения, усматривая в её меланхолии и «странностях» нежелание следовать её примеру. Для неё любая независимость дочери скорее была дерзостью, а потому она стремилась утвердить её лишь в роли тихой принцессы и матери, тем самым подтверждая «приемлемую» судьбу в глазах окружающих. Она не могла позволить, чтобы её дочь была похожа на Рейниру. По крайней мере, так ей казалось. Но Хелейна знала, что её голос был важен. Она имела права и обязанности, в её силах было осуществить мечты и защитить семью. Она подготовила два документа: первый был призывом принца Дейрона в столицу — её младший брат должен был вернуться домой, туда, где его место, она мечтала увидеть его, уже выросшего принца. Второй документ касался её собственной судьбы — признания полномочий принцессы Таргариен. Она хотела больше, чем просто быть на обочине судьбы, прошлое не должно было повториться. Это был её шанс восстановить своё имя, свою роль в семье и в политике. Она должна воспользоваться состоянием отца. Хелейна остановилась перед дверями его покоев. Сердце сжалось в груди. Король Визерис всегда был плохим отцом, он не мог защитить её, да и в целом был далёк от детей, особенно это касалось сыновей. Но он всегда был сдержанно добр к ней и безумно любил Рейниру, наследницу, даже когда их разрывала пропасть противоречий. Принцесса Хелейна надеялась, что его любовь, странная привязанность к своим дочерям, сможет помочь ей сегодня. Она тихо вдохнула и вошла в покои. Дети держались за подол её платья, чувствуя напряжение момента, и были молчаливы. Первым, что она почувствовала, был запах. Тяжёлый, гнилостный аромат макового молока, смешанный с кислым запахом разлагающейся плоти. Король Визерис, её отец, лежал в полумраке, укутанный и заваленный покрывалами, которые казались слишком тяжёлыми для его измождённого тела. Чёрные пятна болезни проступали на коже, как чума, медленно забирая его жизнь. Каждый его вздох был мучительным, как хрип, а глаза — туманными, потерявшими былую ясность. Дети прижались к её платью. Джейхейра сжала руку матери крепче, слезливыми глазами смотря на доброго дедушку, Джейхейрис молчаливо сжал губы и сильнее ухватился за руку сестры. Хелейна на мгновение остановилась, почувствовав, как собственное тело затрепетало от внутренней борьбы. Но это был тот момент, которого она ждала. Она должна была действовать сейчас, пока её отец всё ещё жив. Пусть слабый, пусть безвольный, но всё же король, чья подпись могла изменить её судьбу и судьбу её семьи. Сердце колотилось в груди, и каждое слово, которое она собиралась произнести, давалось с трудом. Она подошла ближе, её движения были осторожными, будто любое лишнее действие могло разрушить хрупкий мир вокруг них. Дети молча следовали за матерью, держась рядом, не показывая страха, и она острее чувствовала вес своей ответственности перед ними. Король медленно повернул голову, его глаза, затуманенные болью и маковым молоком, на мгновение задержались на ней. Взгляд был пустым, но где-то глубоко в нём Хелейна уловила слабую искру сознания, и это вселило в неё надежду. В его взгляде было замешательство, будто он не до конца понимал, кто перед ним. Затем его губы дрогнули, пытаясь произнести имя. — Отец, — её голос был мягким и добрым, будто она боялась нарушить его покой. — Я днями молилась о вашем здоровье. Хелейна подняла детей и перенесла их на диван подле кровати, они любопытно заозирались, но понимающе тихо вели себя, и когда успокоились, то поздоровались с дедушкой. Удостоверившись, что дети удобно расположились, она взяла игрушки у Лили и отдала им, после чего сама села в кресло и осторожно коснулась худой ладони отца. Визерис едва шевелил губами, словно слова тонули в тягучем тумане боли. Он смотрел на неё сквозь полусон, явно не осознавая, кто перед ним. — Рейнира… — прошептал он, изломанный болью голос прозвучал глухо, как слабое эхо былого. Хелейна сжала губы, чтобы не позволить боли пробиться наружу. Её отец снова спутал её с сестрой, и хотя это было уже привычно, боль и детская обида всё ещё пронзали её сердце, но она не могла позволить себе сдаться. Она наклонилась чуть ближе, не отпуская его руки, её прикосновение было лёгким, почти невесомым. — Нет, отец, это я… Хелейна, — её голос был тёплым, умоляющим, словно она пыталась донести до него свою душу через каждое слово. — Пожалуйста, посмотри на меня. Посмотри, папа. Это я, твоя младшая дочь. Хелейна. Он моргнул, его взгляд замер на её лице, и на мгновение показалось, что туман в глазах рассеялся. Хелейна почувствовала, как сердце сжалось от надежды. Он начал понимать. Он наконец узнал её. — Хелейна… — его голос был едва слышен, но это было её имя. Теперь она знала, что он её слушает. Она мягко опустилась на колени рядом с постелью так, чтобы их взгляды встретились на одном уровне. Её руки, такие же бледные, как и его, чуть дрожали. Хелейна подала знак Лили, и та передала ей пергаменты. Она развернула их перед отцом, стараясь не смотреть на его изъеденные болезнью руки, которые дрожали, словно у старика, умирающего в боли. Хотя почему словно…? Как бы то ни было, это её шанс. И она не могла его упустить. Визерис посмотрел на документы, его взгляд пробежался по строкам, но он не мог их прочитать. Слишком слабый, слишком утомлённый, он не мог собрать мысли воедино. Но в его глазах всё ещё блестело нечто, что оставалось в нём, несмотря на годы разложения и боли — любовь. Любовь к Рейнире, к своей семье, которая ещё держала его на грани. — Отец, мне нужна твоя помощь, — тихо произнесла Хелейна, её голос стал ещё более мягким, почти молитвенным. — Ты всегда говорил, что семья — это самое важное. Ты учил нас этому с самого детства. И сейчас я прошу тебя… Как твоя дочь. Прошу, подпиши это. Её глаза, наполненные мольбой, встретились с его уставшим взглядом. Его рука с трудом поднялась к документам, дрожа от слабости, но Хелейна не торопила его. Она знала, что сейчас должна быть не просто его дочерью, но той, кто напоминает ему, кем он был когда-то — о его силе и долге, которые ещё не до конца исчезли вместе с болезнью. — Я… Я тоже хочу помочь семье. Я знаю, что могу. Я хочу быть достойной твоего имени, достойной нашей крови, твоей, папа, нашей драконьей крови дома Таргариен, — её голос задрожал, но она всё ещё говорила ласково. — Прошу, отец, сейчас я мечтаю лишь увидеть всех нас вместе, Рейниру, её детей, дядю Деймона, и… Дейрона, молю, можно ли он вернется? Визерис хрипло вздохнул, тогда как Хелейна, почти шепча, совсем склонилась к нему: — Папа, скоро приедут Рейнира и дядя Деймон, вся их семья прибудет. Я хочу достойно приветствовать их. Так, как полагается, но пока у меня нет силы, чтобы даже встретить их. Матушка и дедушка не любят их, так как мы. Только с твоим приказанием я могу быть сильной для нашей семьи. Она говорила с такой нежностью, с такой уверенностью в его милосердии, будто пыталась пробудить в нём то, что когда-то делало его настоящим королём. Её рука медленно направила его к перу, и Визерис, хрипло дыша, взял его в свои пальцы. Хелейна медленно приближалась к моменту, который мог изменить её будущее. Она знала, что только так сможет вернуть себе уважение и права, полагаясь на силу любви своего отца к семье. Она знала, что сейчас играла на его чувствах. Но это было необходимо. Её отец, хоть и был не лучшим правителем, слабым человеком и плохим отцом, всегда любил свою семью. А она часть этой семьи. Хелейна не могла позволить ему забыть о своём долге, как короля и как отца. — Семья… Да, — его голос был слабым, но в нём сквозило понимание. Он ослабил руку на документе, медленно проводя по строкам. — Всё для семьи. Визерис, ослабленный и измученный болезнью, откликнулся на её просьбы, позволив ей направить его руку к перу. Этот акт был не просто королевским приказом, но символом того, что даже в свои последние дни он оставался её отцом, готовым помочь своей дочери. Он был родителем, мужем, дедом, братом и дядей… Перо дрожало в его руках, но Хелейна осторожно направляла его, почти не касаясь, словно была лишь тенью, невидимой помощницей в этой важной миссии. Королевская подпись была неразборчивой, слабой, но её хватило, чтобы документ стал легитимным. Когда перо выпало из его пальцев, Хелейна нежно взяла его руку в свою, с благодарностью. Ведь это был не просто жест короля, но и возможно последний и самый ценный подарок от отца. После она проткнула подготовленной иглой свой палец, дождавшись, пока выйдет кровь, размазала по большому пальцу отца, и поставила им отпечатки на документах. — Спасибо, папа, — прошептала она, её голос был полон любви и благодарности. Она знала, что сделала всё возможное. Хелейна, почувствовав, как её сердце, наконец, освобождается от напряжения, вновь опустилась на кресло рядом с постелью отца. Документы были подписаны, её дело сделано. Но внутри неё ещё долго не угасало волнение, как будто в воздухе висела некая хрупкая нить, которая могла порваться в любой момент. Теперь, когда пергаменты, скрепленные лентами, лежали подле неё, она могла позволить себе расслабиться. — Отец, — её голос прозвучал снова, но теперь в нём чувствовалась мягкая забота, а не мольба. — Ты давно не видел внуков. Они уже так выросли. Она повернула голову к своим детям, которые всё ещё сидели на диване, наблюдая за происходящим с любопытством и детским трепетом. Джейхейра первой набралась смелости и подбежала к постели, её маленькие ножки едва слышно стучали по полу. — Дедушка! — её голос был светлым и звонким, разрывая тяжёлую атмосферу комнаты. — Смотри, у меня новый дракон! — Она радостно показала свою игрушку, маленького резного дракончика, которого крепко сжимала в ручках. — Он такой сильный и быстрый! Он спасает всех-всех! Визерис с трудом повернул голову в сторону внучки. Его глаза снова были затуманены болью и усталостью, но на лице мелькнула слабая тень улыбки. Джейхейра, почувствовав, что дедушка смотрит на неё, улыбнулась шире и начала вертеть игрушку перед ним, изображая, как дракон взмывает в небо. — Дедушка, а ты видел драконов? Мама говорила, что когда-то ты летал на са-а-а-мом большущем драконе! — спросил Джейхейрис, присоединившийся к сестре. Он с интересом смотрел на короля, широко раскрыв глаза. Хелейна улыбнулась, глядя на своих детей. Их беззаботность, их чистая радость наполняли комнату светом, который, казалось, прогнал тень, окутывающую Визериса. Он тихо выдохнул, его рука дрогнула, будто пытаясь ответить на этот детский восторг, но силы оставляли его слишком быстро. — Да, — прошептал король, его голос был слаб, но слышен. — Я видел их… Когда был молод… Великие… Драконы… Заполняли… Небо… Это наша суть… Наша душа… Близнецы сделали серьёзный вид, будто поняли, что сказал им дед. После чего залезли на его постель и, перелезая его, сели рядом, приобнимая. Хелейна осторожно сжала его ладонь, её сердце наполнилось теплом. Это был редкий момент, когда дети смогли достучаться до дедушки, до короля. Он был далёк, истощён, но его любовь к семье, к своим детям и внукам, всё ещё жила в нём, как слабый огонь, едва тлеющий в его груди. — Отец, — начала она, — у нас есть ещё хорошие новости. Сыну сестры, Визерису, на днях исполнилось пять лет. Говорят, уже в свои года он очень умен и проницателен, любит читать, и соревнуется во всем с братом Эйгоном. Эйгон, кстати, уже вовсю упражняется с мечом под руководством принца Деймона! При этом принцы души в друг друге не чают, некоторые даже сравнивают их с принцами Эймоном и Бейлоном. Кстати, я вам ещё не рассказала! Люцерис в честь своего пятнадцатилетия пролетел на Арраксе над Королевской Гаванью, Драконьим Камнем и Дрифтмарком, облетев их. Я с детьми сама видела его дракона, когда была на балконе около ваших покоев. Он уже совсем взрослый! Джекейрис недавно самостоятельно убил волка на охоте, представляете?.. С воодушевлением рассказывала Хелейна пересказанные слухи, что слышала на встречах фрейлин матери, помнила сама. Она хотела ободрить отца, ему явно не хватало общества дочери и её детей, да и брата он любил по-своему. Визерис, казалось, уже не жил в этом мире, а медленно угасал. Она не могла не думать о том, сколько времени у них ещё осталось. Совсем мало, шептал внутренний голос, но ей хотелось, чтобы он ушёл с мыслями о том, что их семья вновь будет единой, даже если эта надежда была лишь мимолётной иллюзией. Визерис слабо улыбнулся, его глаза едва открывались, но где-то глубоко внутри отразилась тень прежней гордости за свою семью. Он уже не был способен на яркие эмоции, лицо почти не выражало чувств, но тонкая дрожь в уголках губ и блеск в глазах короля показывали, что он слышал каждое слово Хелейны. — Мои мальчики… — прошептал он с едва уловимой радостью и гордостью. Его дыхание стало хриплым, но слова, хоть и через боль, лились неспешно, словно он хотел прожить этот миг ещё немного дольше, задержав своих близких в своих мыслях. Видимо, слухи о достижениях внуков принесли ему больше радости, чем Хелейна могла ожидать. — Они будут великими… — его слова произнесены тихо, но были наполнены глубокой гордостью. — Да, отец, — мягко подтвердила Хелейна, сжимая его руку ещё крепче, — они уже взрослеют и крепнут. Скоро они смогут защитить наш дом, как когда-то делал ты. Ты воспитал нас с мыслью о том, что семья превыше всего, и мы это помним. Она с любовью смотрела на своих детей, которые продолжили играть на постели дедушки, изображая летящих драконов, сплетая крылья из своих маленьких ручек. Джейхейра понимающе склонилась, погладила руку дедушки, поцеловав его в щеку, её детская невинность и мягкость согревали сердце Хелейны. — Дедушка, когда я вырасту, я тоже полечу на драконе! — с энтузиазмом заявила Джейхейра, её глаза блестели от восторга. — Я буду летать высоко-высоко, как мама! — Конечно, милая, — прошептала Хелейна, с нежностью проводя рукой по белокурым кудрям дочери. — И ты будешь летать, и Джейхейрис будет летать с тобой. Дедушка был бы горд видеть, как вы летаете. Дети, вдохновлённые её словами, продолжили свои игры, и комната наполнилась тихим смехом и шепотом. Визерис, хоть и был почти неподвижен, явно чувствовал их присутствие, его уставшее лицо расслабилось, будто в этот момент он вновь ощутил тепло семьи, которой когда-то правил. Хелейна, видя это, продолжила рассказывать: — Отец, а ещё я слышала, Дейрон теперь уже совсем взрослый, не мальчик, каким ты его помнишь. Он учился у лучших мастеров и рыцарей. Он сам стал рыцарем не так давно, а его Тессарион в народе называют Синей Королевой, до того она величественна и прекрасна. Все мы снова будем вместе, как раньше. Визерис слабо кивнул, его дыхание стало чуть ровнее, и на мгновение Хелейне показалось, что эти слова принесли ему покой.

***

Хелейна осторожно, почти с благоговением, склонилась над кроватью отца, её голос звучал тихо и проникновенно. Она надеялась, что эти слова, произнесённые с детской преданностью и зрелой решимостью, дойдут до сердца её умирающего отца. — Ты дал мне жизнь и дал мне силу, чтобы защитить семью, — продолжила она. — Я хочу отстоять эту семью, хочу, чтобы Джейхейрис и Джейхейра знали, что их мать не сдалась. Чтобы и они, как драконорожденные, могли гордиться этим именем. Спасибо, папа.