Солнечные блики в твоих медовых глазах

Декабрь подходил к концу. Близились зимние каникулы, и к тому времени я стал чаще, чем прежде, бывать в доме Амано. Но Рин внезапно начал приглашать и Тачибану, и Курамору, и остальных. Вернее, он приглашал нас всех одновременно, наверное, чтобы мы быстрее друг к другу привыкли. Поэтому мы с Рином практически не оставались наедине, и я все никак не мог подобрать момент, чтобы поговорить с ним о его планах после выпускного. Об этом я перестал переживать, подумал, что пока нет смысла беспокоиться. Все-таки мы еще даже не окончили среднюю школу. Впереди — три года в старшей школе и миллион шансов на то, что Рин может изменить свое решение. Посиделки в доме Амано проходили довольно бесцельно, обычно мы ничем не занимались. Тачи, Курамору и Имаи, как правило, рубились в приставку, пока мы с Амано за ними наблюдали, а Сакамото читал очередную книжку, сидя в кресле-мешке. Иногда мы все вместе смотрели фильмы, валяясь на огромном диване в общей гостиной. Канья приносила нам поесть. Гуляли мы крайне редко — в такое время года не возникало желания прохлаждаться на морозе. Госпожа Рёко, к слову, часто отсутствовала. Рин объяснял это тем, что она часто уезжает по своим личным делам на несколько дней. Со временем я поймал себя на мысли, что мне куда больше нравится проводить время в доме Амано, чем где бы то ни было. Если поначалу дом, несмотря на свою эффектность, казался мне несуразно большим, оттого и несколько неуютным, то вскоре я перестал это замечать. Должно быть, госпожа Рёко и Канья хорошо следили за ним, поэтому ни в одной комнате не чувствовались пустота и холод. Я любил этот дом. Тогда я стыдился признаться в этом самому себе, мне казалось, что это делает меня жалким. Но тогдашнего себя я теперь хорошо понимаю. Ведь я был всего лишь ребенком, не знавшим ни тепла, ни любви. Никогда не имевшим места, где можно ощутить себя в безопасности. Я словно долго-долго брел по холодным пескам безжизненной пустыни, дрожа от холода и скучая по солнечному свету, до тех пор, пока не наткнулся на ярко и живо горящий посреди темноты костер. И, пригревшись у пламени, больше не мог от него оторваться. Поэтому да, я любил дом Амано всей душой. Мне нравилась каждая деталь интерьера, каждая картина на стене. Нравилось, проходя мимо столовой, подмечать, какая цветочная композиция выставлена посреди стола на этот раз. Нравился звук собственных шагов по деревянному полу. Мне нравилось даже то, как звучит щелчок, с которым отворяется дверь домофона — звук приглашения, означающий, что я могу быть здесь. Иногда я представлял — и этой мысли тоже стыдился — что живу в этом доме. Что просыпаюсь утром в кровати Рина, но кровать эта моя. Долго нежусь в теплой постели, лениво наблюдая за тем, как солнечные лучи постепенно пробираются в комнату, осторожно огибая края штор. Затем спускаюсь вниз в столовую и сажусь за стол, а горничная подает еду. Я неторопливо завтракаю, любуясь видом на сад и лужайку, который открывается мне из огромного панорамного окна. Почему-то в этих мечтах я не видел ни Рина, ни госпожи Рёко. Даже место Каньи занимала некая безликая женщина. Я убеждал себя в том, что когда-нибудь все это будет у меня. У меня будет такой же дом и такая же жизнь, что я смогу все это себе позволить. Но все же во время таких фантазий меня обжигало чувство стыда — словно где-то в глубине души я хотел все это у семьи Амано отнять. Конечно, это все были просто мечты. А мои визиты в этот дом, время, проведенное там, казались неловкими попытками к этим мечтам прикоснуться. Поэтому каждый раз, когда приходилось собираться домой, на душе у меня безжалостно скребли кошки. Я изо всех сил скрывал это чувство от ребят, но, когда видел спокойствие, с которым они покидали дом Амано, становилось только больнее. Что касается ребят, то я постепенно к ним привык. Их присутствие больше не тяготило, хоть сначала я ощущал укол разочарования, когда в очередной раз видел, что Рин пригласил домой не только меня. Последовав совету Рина, я стал тянуться к ним сам. С Курамору мы часто сидели вместе на уроках. Сакамото бескорыстно помогал мне с учебой, если видел, что я где-то отстаю. Даже Имаи будто стал теплее. Одного только Тачи я все не мог разгадать. Радовало только то, что он перестал разбрасываться неоднозначными фразочками. Кажется, ему надоело надо мной подшучивать. Иногда, правда, он бросал в мою сторону странные взгляды, особенно, если на уроках я садился рядом с Рином. Чем ближе я становился к компании Амано, тем сильнее отдалялся от Мабучи. Не сказать, что наше общение совсем оборвалось. В школе мы болтали, время от времени мы играли по старой привычке в автоматы или ходили в магазин манги или просто болтались по Кайто. Но я стал чувствовать, что совместное времяпрепровождение с ним меня тяготит. Играя с Мабучи в Street Fighter, я часто продувал, и вовсе не потому что он наконец-то решил выбрать кого-то другого вместо Хибики, вовсе нет. Просто я потерял интерес. Я стал отклонять его предложения увидеться, особенно если вместо этого мог больше времени провести с Амано. Я не испытывал чувство вины, да и сейчас не считаю, что поступил плохо. Наша дружба с Мабучи была удобна, только и всего. Рано или поздно мы бы разошлись насовсем. В целом, все шло хорошо. Кроме того, что Рин встречался с Киритани. Он часто уходил в конце наших посиделок, чтобы встретиться с ней, то и дело заглядывал в телефон, чтобы ответить на ее сообщения, и каждый раз, когда это происходило, я не мог заставить себя не расстраиваться и злился на самого себя. Я пытался убедить себя в том, что меня их отношения в общем-то волновать не должны. Я заставлял себя не обращать внимания. И у меня даже получалось. Я наконец-то приблизился к Рину. Год назад я об этом не смел даже мечтать, только наблюдал тихонько издалека. А теперь я мог и звонить, и писать ему, и приходить к нему домой, и садиться рядом на уроках. Я мог спокойно назвать себя его другом. И если для этого необходимо терпеть Киритани, видеть, как развиваются их отношения, то я был на это готов. Такой стала моя жертва. С их отношениями мне оставалось только смириться. И я написал Аяно, прервав долгое молчание между нами. Я понимал, что в каком-то смысле использую ее, чтобы отвлечься от Амано. Думал, это сработает. Аяно больше не выходила на связь после того провального свидания, а в школе мы очень редко пересекались. Когда это происходило, только сдержанно здоровались. Она не выглядела расстроенной или обиженной, мне даже казалось, что ей вообще все равно, поэтому я удивился, когда она ответила на мое сообщение. В тот вечер мы переписывались, а потом встретились еще пару раз. Просто прогуливались по Кайто, пока выдавались теплые дни. По крайней мере, ни я, ни она не называли это полноценным свиданием, и это ощущалось легче. Словно само это слово странно на меня давило. Таким образом, мы стали чаще общаться с Аяно. По переписке мы разговаривали с ней гораздо чаще, чем вживую, ну, в основном, из-за ее занятости, поэтому, когда она сама подошла ко мне в школе, я немного опешил. Это случилось за пару дней до зимних каникул. Я искал в шкафчике учебник, как вдруг неожиданное громкое привет, прозвучавшее за спиной, заставило вздрогнуть, да так, что я ненароком выронил свой телефон. — Ой, прости, напугала? Аяно подняла телефон, быстро осмотрела и вручила его мне. — Вроде цел. — Аяно прижимала к груди книгу, на лице было виноватое выражение. Ее длинные волосы были собраны в высокий аккуратный хвост, а в ушах поблескивали маленькие сережки в виде полумесяцев. — Прости, пожалуйста, больше не буду так подкрадываться. — Все нормально, я просто задумался, — поспешно ответил я, захлопывая дверцу шкафчика. — Привет. — Телефон, кажется, не сломан, но если будет глючить, дай знать, ладно? Все-таки ты его уронил из-за меня. — Не переживай. Мне правда не хотелось, чтобы Аяно чувствовала себя виноватой из-за такой мелочи. Телефон не разбился, так что ничего страшного не произошло. Аяно кивнула в ответ, хотя все еще выглядела обеспокоенной. — Я как-то раз о ней говорила, помнишь? — протянула она и вручила мне книгу, которую держала в руках. На обложке я прочел «Поезд убийц» автора Исака Котаро. — Я решила ее тебе подарить. Мне кажется, тебе она придется по вкусу. Обсудим, как прочтешь? — Что ты, не стоило. Аяно засияла. — Бери, бери. — Хорошо, — улыбнулся я, принимая подарок. — Я тебе тоже что-нибудь подарю. Правда, я пока не знаю, что тебе нравится. — Это необязательно, — отозвалась Аяно, чуть зардевшись. — На самом деле, я еще хотела спросить... За ее спиной, чуть поодаль, я заметил переговаривающихся Тачи и Амано. Поймав мой взгляд, Тачи склонился к Рину и активно что-то зашептал ему на ухо. Рин посмотрел на меня. И они вместе уставились на нас. Сомнений не было, что обсуждают нас. С трудом я оторвал от них взгляд и снова посмотрел на Аяно. — Да? Девушка улыбнулась немного смущенно. — Не хочешь сходить сегодня в кино? — А? — переспросил я, заморгав. — Ну, вышел «Робот Джи», — продолжила она с нажимом в голосе. — Очень хочу посмотреть, а подруги все заняты. Вот я и подумала, может ты захочешь составить компанию? Вспоминая этот разговор сейчас, я понимаю, что при других обстоятельствах отказался бы не раздумывая. Не потому что не хотел. Просто близились каникулы, а это означало, что Рин, скорее всего, уедет или будет занят, и мне хотелось побольше времени провести с ним. Я знал, что в тот день у Тачибаны и Сакамото были дополнительные занятия, а Имаи лежал дома с простудой. Я надеялся, что после уроков, после кружка, я поеду в Такэру к Рину, мы посмотрим фильм или послушаем его пластинки. Насчет планов Курамору я не знал, но надеялся, что он не вздумает приехать тоже. То есть, это был первый за долгое время шанс остаться с Рином наедине. И я бы отказался от предложения Аяно, однако... Именно в этот момент я снова мельком взглянул в сторону друзей и испытал досаду, когда увидел, что рядом с Амано стоит Киритани. Амано и Тачи больше не смотрели в мою сторону. Они стояли втроем и разговаривали. Когда она появилась, я не заметил. Да это было неважно. Важно было то, как близко она стояла к Рину, как он положил руку ей на предплечье, приобнимая, как она потянулась и поцеловала его в губы. При Тачибане. При всех. Совершенно не стесняясь. Легонько, буквально коснулась своими губами его. Это даже не выглядело как настоящий поцелуй. Но этого хватило, чтобы меня охватило жгучее раздражение. Так я себя чувствовал, стоило мне увидеть Киритани Асами. Я заставил себя подавить это чувство. Ничего удивительного в увиденном не было. Она ведь все-таки его девушка. И тогда я сказал Аяно: — Да, давай сходим. Мы договорились о времени и месте, и затем Аяно ушла в свой класс. После я потоптался немного у своего шкафчика, потому что Киритани все не уходила, и подошел к ребятам только после того, как она пропала. — А вот и герой-любовник, — пропел Тачибана, пихнув меня локтем в бок, едва я подошел. — Ну, давай колись, что она хотела? Вполне ожидаемо. Я почему-то не смел поднять глаза на Амано. Вместо этого принялся запихивать врученную мне Аяно книгу в рюкзак, словно желал скорее ее спрятать. — Да просто книгу подарила, — будничным тоном ответил я, и, понимая, что от Тачи мне просто так не отделаться, добавил: — И мы идем в кино. — О, свиданка! — Тачи одобрительно кивнул, а затем, как-то хитро взглянув на Амано, сказал: — А вот Рин тоже сегодня видится со своей. Может, устроите двойное свидание, а? У меня вырвался нервный смешок. Наконец взглянув на Рина, я почувствовал, как сердце ухнуло вниз. Он вперил в меня серьезный взгляд, без тени улыбки, и будто в задумчивости слегка прикусил губу. На миг мне показалось, что он вообще не услышал, что сказал Тачибана. И тут расстояние между нами резко сократилось, а все потому что Тачибана сгреб в охапку нас обоих: Амано — левой рукой, меня — правой, и подтолкнул ближе друг к другу, так что мы чуть не столкнулись лбами. Затем он сказал, скорее даже прошептал, словно эти слова предназначались только для нас двоих: — Только не забывайте, парни. — Его голос звучал вкрадчиво. — О своих спутницах. В этот момент я смотрел Амано прямо в глаза, а в ушах раздавался гулкий стук сердца. — О чем ты... — начало было я, справившись с собой, но договорить не успел. Рин внезапно звонко рассмеялся и вывернулся из хватки друга. — Отвали, — расслабленно протянул он, шутливо отталкивая Тачи в сторону. Они принялись в шутку колотить друг друга, а я наблюдал. Рин не казался смущенным, в отличие от меня. Хотя, как мне показалось, кончики ушей у него слегка покраснели. Вот как он выходил из таких ситуаций. Оборачивал в шутку, смеялся. Наверное, мне стоило поучиться у него. Я только и мог, что заикаться и краснеть, не зная, что сказать. Это я не любил в себе. — Наверное, двойное свидание — не очень хорошая идея. — Вдруг послышался чей-то голос. Я обернулся и не без раздражения заметил появившегося рядом Мабучи. С тех пор, как я отдалился от него, в школе он стал часто таскаться за нашей компанией и встревал в разговоры. — Учитывая твои чувства к Кирита... Мабучи осекся, поймав мой взгляд. Тачи и Рин перестали драться, неловко замерев с удивленными выражениями лиц. В воздухе повисло напряжение. — Чего? — голос Тачибаны резко изменился, глаза у него чуть не выпали из орбит. Он быстро помотал головой, переведя взгляд с меня на Мабучи и обратно, и наконец уставился на меня. — Какие еще чувства? Не знаю, чего мне хотелось в этот момент больше: провалиться сквозь землю или запинать Мабучи. Наверное, второе. Особенно, при виде его виноватого выражения лица, которое он корчил всякий раз, когда выдавал очередной мой секрет. — Нет, это не совсем то, — залепетал он, больше обращаясь к Рину, чем ко всем остальным. — Просто...видишь ли... — Никакие, — перебил его я, пока он не усугубил ситуацию. — Это было давно. Не берите в голову. Мельком я посмотрел на Амано. Он просто молча наблюдал за мной. Разозленным не выглядел. Больше ничего говорить я не стал, а затем прозвучал звонок, и мы поторопились в класс. Амано сел рядом с Тачи, а я позади рядом с Курамору. За весь урок Рин ни разу не обернулся. Я смотрел ему в спину, чувствуя неприятное волнение. Все последующие уроки Рин словно старался на меня не смотреть. Меня переполняли размышления. О чем он думает? Стало ли ему неприятно от того, что он узнал? Или ему все равно? Поговорить с ним наедине и прояснить все или оставить, как есть? К концу занятий я так и не принял решение и отправился в кружок, пообещав себе, что поговорю с ним в другой раз.

***

Когда занятия в кружке завершились и все разошлись, я остался. Хайтани ушел в кафетерий, и я остался в кабинете один. До встречи с Аяно еще оставалось время, а мне хотелось завершить свою работу. Я как раз наводил последние штрихи, когда Рин появился в дверях и постучал по дверному косяку, оповещая о своем присутствии. Я невольно вздрогнул, увидев его, потому что совсем не ожидал. Почему-то вспомнился тот день, когда я сидел на лестнице и появился Рин. Тогда он меня искал, просто так. Просто потому что я показался ему расстроенным. Наверняка в этот раз то же самое. — Привет, не помешаю? — спросил он осторожно. — Садись, — тут же отозвался я и пододвинул к себе ближайший стул. Он неторопливо проделал путь от двери до меня, попутно оглядываясь. Заинтересованным взглядом он скользнул по мольбертам, всему художественному скарбу и остановился на моем рисунке. На холсте был изображен крадущийся белый тигр. — Как красиво, — оценил Амано, опустившись на стул рядом со мной. Я смущенно улыбнулся, но промолчал. Меньше всего сейчас хотелось обсуждать рисование. Рин ведь зачем-то все-таки пришел. Неужели сам решил поговорить о произошедшем? Рин посмотрел на меня и медленно, словно собираясь с мыслями, сказал: — Слушай, я хотел кое-что с тобой обсудить. Я отложил в сторону карандаш и уставился на него, внимательно слушая. Выходит, так и есть. А я-то допускал мысль, что ему все равно. Выходит, что эта ситуация беспокоит Рина. — Это насчет Киритани, — продолжил он, подтверждая мои догадки. — То, что сказал Мабучи, это правда? Я невольно сглотнул, отчаянно думая о том, что бы ответить, чтобы и не нагло врать, но и не говорить правду. А правда в том, что я никогда не был влюблен в Киритани, но ведь сказал об этом Мабучи, чтобы...скрыть кое-что другое. Сказать это Рину — все равно что открыто признаться ему в том, чего он понять не сможет. Поэтому мне пришлось делать то, что я так не любил — лгать ему. — Да, — ответил я, склонив голову. — Но, как я и сказал, это было давно. Амано помолчал, призадумавшись. — Понятно. Значит, сейчас ты не... — Я не испытываю каких-либо чувств к Киритани. Не беспокойся об этом. — Просто я...ну, мы с ней вместе, — смущенно произнес Амано, неловко теребя в руках лямку сумки. — Я не знал о твоей симпатии к ней... Что-то в его голосе, в том, как он нервничал, подсказывало, что он мне не поверил. Наверное, он думает, что я все еще якобы влюблен в Киритани. Я отчаянно хотел переубедить его, поэтому старался изо всех сил, чтобы мой голос звучал уверенно: — Я знаю, что вы вместе. Но, поверь, все нормально. Это было до того, как вы начали встречаться. — Я поднял глаза на Рина и добавил: — К тому же, я сейчас, вроде как, общаюсь с Аяно... После этого Рин заметно расслабился и даже улыбнулся. — А, хорошо. Я рад, — выдохнул он и немного нервно запустил пальцы в свои волосы. — Хорошо, что мы это обсудили. Просто я бы не хотел, чтобы между нами была подобная недосказанность, понимаешь? — Да, понимаю. — Ты ведь мой друг. — Рука Рина, хлопнувшая меня по плечу, отчего-то показалась мне непомерно тяжелой. — Да, друг, — просто повторил за ним я. После я начал собираться, машинально складывая свои принадлежности в рюкзак. Пальцы слегка дрожали, я не сразу заметил, что запутался и бросил карандаш в рядом стоящую урну, а карандашные стружки — в сумку. Рин, к счастью, этого не заметил, иначе бы сразу понял, что я немного не в себе. Просто я не мог думать о чем-то другом, кроме того, что в районе грудной клетки как-то странно и глухо саднит. Я убеждал себя в том, что мне душно — два часа дышал запахом красок — и нужно скорее выйти на свежий воздух. В дверях мы столкнулись с Хайтани. Тот держал телефон в одной руке, а в другой — кофейный стакан. Увидев Рина, куратор странно округлил глаза, словно увидел старого знакомого. Смотрел ли Хайтани на меня вот так? Кажется, нет. В нашу первую встречу он еле как оторвался от своего скетчбука, словно мое появление его ничуть не заинтересовало. — У нас гости? — протянул куратор, встав в дверном проеме. — Это мой друг, Амано Рин. — сказал я. — Хайтани Юджи, — представился он и вперил в Амано взгляд своих вызывающе накрашенных глаз. Тот, в свою очередь, тоже любопытствующе разглядывая нового знакомого, произнес: — Рад знакомству. — Хочешь вступить к нам? — не церемонясь, спросил Хайтани, выгнув бровь. — Неа, — просто ответил Рин, улыбнувшись. — Я пришел друга навестить. А вообще, клубы — это не мое. — Это ты сейчас так думаешь. Когда будешь поступать в универ, поймешь, как это важно. Универы на этом заостряют внимание. Я нахмурился. Что это за напутственный тон? И почему он так странно пялится на Рина? — Японские — да, — усмехнулся Амано, сунув руки в карманы. — Вот как, — протянул Хайтани, прислонившись к дверному косяку. — За границу собрался? В какую страну? — Штаты. Я легонько подтолкнул Рина, незаметно для Хайтани, хотел намекнуть, что нам пора. На самом деле, внимание Хайтани к Рину меня несколько напрягало, как и бестактные вопросы. Впрочем, Рин уязвленным не казался. — Вот как, — повторил Хайтани. — Хм, ну знаешь, тогда зависит от конкретного университета. Я был там по обмену, на третьем курсе, и у меня осталось много знакомых. Могу узнать, как сейчас с этим обстоят дела, если хочешь. После этих слов губы Хайтани растянулись в широкой улыбке, обнажающей белые зубы и пирсинг на уздечке. Улыбка показалась мне неприятной и плотоядной. Я снова чуть подтолкнул Рина. — Вы были в Штатах по обмену? — переспросил Рин, не обратив на меня внимание. — А можно узнать, где именно? — Эм... — Хайтани на миг призадумался, будто не мог вспомнить, потер висок. — В Чикаго, школа Института Искусств. — А здесь вы учились... — Университет Тохоку, — гордо выпятив грудь, сказал Хайтани. — Правда? У вас прекрасное образование, сенсей. — Рин едва заметно усмехнулся и даже поклонился, Хайтани от этого почти что раздулся, как индюк, однако мне показалось, что поклон был какой-то неискренний, словно Рин издевался. — Что же привело вас преподавать в столь неприметном месте, как Кайто? Вопрос явно застал куратора врасплох. Он на миг обомлел, нервно засмеялся, но быстро взял себя в руки и ответил: — Ах, должно быть, это действительно вызывает вопросы. — Он приподнял брови и откинул назад крашеные пряди. — Дело в том, что меня сюда пригласили. Один очень хороший знакомый. А я, видишь ли, люблю преподавание само по себе, а искусство — это моя жизнь. Мне, в общем-то, без разницы, где преподавать, и я уж точно не гонюсь за престижем. Мне просто стало интересно, какие таланты могут скрываться в подобных...эм, неприметных школах, понимаешь? — Я понял вас, сенсей, — отозвался Рин. — Вряд ли в таком месте, как эта школа, стал бы преподавать человек с таким блестящим образованием, а значит ученики упустили бы возможность научиться действительно передовым вещам. Это очень благородно с вашей стороны. Я украдкой взглянул на Рина. Он доброжелательно улыбался, хоть и взгляд у него оставался предельно сосредоточенным и внимательным. — Ох, что ты. — Хайтани снова хохотнул, но глаза его забегали. — Что ж, я, пожалуй, пойду, мне еще нужно...поработать. Всего доброго! Рад знакомству! Как только Хайтани скрылся за дверью, мы с Рином вышли на улицу. Потихоньку темнело, в школе и на территории практически никого не осталось. Рин выглядел странно: словно он был раззадорен, но и несколько раздражен. Я гадал, не связано ли это с Хайтани. Чего это куратор так разнервничался? И почему так яро заинтересовался Рином? К чему была эта малоприятная улыбка? Мне почему-то не хотелось знать ответ на этот вопрос, но любопытство подстегивало. — Как тебе Хайтани? — осторожно спросил я. — А? — отозвался Рин, словно я вырвал его из размышлений. Мы вышли за территорию школы и остановились на парковке. — Хайтани? — переспросил он и усмехнулся. — Интересный тип. — В каком смысле? — В прямом. — Рин вдруг рассмеялся, и я заметил, что его щеки слегка покраснели. — Тебе ничего не показалось странным? — Я покачал головой, искренне не понимая, что он имеет ввиду, а Рин продолжал: — Помнишь, я говорил, что он много болтает? Кажется, я оказался прав. — Ну да, он такой, — неуверенно произнес я. — Я немного о другом. Рин многозначительно приподнял брови, словно пытался навести меня на какую-то мысль. — Думаешь, он врет? — Я недоверчиво взглянул на него, в ответ он кивнул. — Да ну, зачем ему это? — Это просто догадка, — пожав плечами, сказал Рин. — Может, и правду говорит. Просто странно это все. А его слова о приглашении сюда звучат как отмазка. Я молча наблюдал за Рином, он стоял, сунув руки в карманы куртки, и носком ботинка бездумно чертил узоры на свалявшемся снегу. Мне почему-то совсем не верилось, что Хайтани мог врать о себе и своем прошлом. И вправду зачем ему это? Он ведь взрослый человек, учитель, пусть и выглядит и одевается, как солист хэви-метал группы. Зачем ему обманывать учеников? Какие могут быть мотивы для такого вранья? — Не думаю, что он лжет, — возразил я. — Он странный, это правда. Но все же он хороший учитель. Я многому научился у него за последнее время, если честно. И он действительно горит своим делом. Разве не может быть такого, что ему и вправду неважно, где преподавать? — Может быть. Может, я ошибаюсь. — Рин снова пожал плечами и вдруг как-то посерьезнел. — Просто...знаешь, ты еще столько лживых людей повстречаешь в жизни. Есть люди, которые все что угодно скажут, чтобы добиться своего. Мне пока кажется, что Хайтани может быть одним из них. В этот момент в глазах Рина снова появилась та неясная грусть, причину которой я тогда не мог понять. — Но, конечно, выводы ты должен делать сам, — заключил Рин, улыбнувшись и хлопнув меня по плечу. Я кивнул, размышляя над его словами. — Ну что? — снова заговорил Рин. — Может, погуляем? У меня планы отменились. Домой не хочется. Тогда я спохватился, ведь вспомнил, что Аяно наверняка уже ждет меня в кинотеатре. Чтобы успеть на фильм, пришлось бы бежать. — Не могу, я в кино, с Аяно, — ответил я на предложение Рина. — А, точно, — сказал он. — Я забыл, извини. Тогда хорошо провести время. Распрощавшись, я побежал к автобусной остановке, стараясь прогнать из головы образ Рина и его расстроенное лицо. Мне неимоверно захотелось остаться. Хотелось написать Аяно, попросить перенести встречу на другой день и надеяться, что она еще не купила билеты, или притвориться больным. Но обещание я ей уже дал. К тому же, одновременно с желанием остаться с Рином мне безумно хотелось оказаться как можно дальше от него. Ведь все еще в голове я слышал отголоски сказанной им фразы. Ты мой друг.

***

Во время фильма я продолжал думать о случившемся. Просто не мог вытравить мысли из головы. Меня несильно беспокоило то, говорил ли Хайтани правду о себе — я не мог найти причин, по которым он мог бы обманывать. Меня больше волновало то, как Хайтани оживился при виде Рина. То, как смотрел на него и улыбался. Он явно пытался произвести впечатление. Но зачем? Неприятная и к тому же невероятная догадка терзала меня, но даже подумать о таком было странно: Хайтани учитель, а Рин — ученик, между ними разница в возрасте порядка десяти лет. Но все же я не мог перестать думать о том, как блестели глаза куратора, когда он смотрел на Рина. Может быть, он просто, как и все остальные, попал под так называемый эффект Амано? Вполне может быть. Слова Рина о вранье и лживых людях тоже не шли из головы. Его убеждения, уверенность, с которой он говорил, его взгляд... Все это указывало на то, что для него это не просто слова. Словно он сам, на собственной шкуре, убедился в том, какими лживыми могут быть люди. Но это и неудивительно. Такой человек, как Амано Рин, всегда и всюду окружен людьми. Даже его мама упоминала об этом — Рин был в центре внимания с самого детства, всегда. Красота, харизма, статус семьи, из которой происходишь — словно мед, на который слетаются пчелы. Многих людей это и привлекает. Все это, кроме непосредственно самого Рина. Наверное, поэтому он научился распознавать фальшь. Поэтому и подпустил меня к себе. Мне не нужно было ничего из того, что у него есть. Только он сам. К слову, на фильм я успел, но вот Аяно пришлось меня ждать. Фильм она смотрела с упоением. Такое свидание мне вполне нравилось — не нужно лихорадочно искать темы для разговора, да и после сеанса можно обсудить фильм. Я не мог сказать точно, придерживается ли Аяно такого же мнения. Казалось, ей вообще не в напряг, что я такой молчун. После фильма я вызвался проводить Аяно, так как уже довольно сильно стемнело. По дороге мы обсуждали фильмы, а когда подошли к ее дому, разговор плавно перетек к учебе и школе. — Мне понравилось, было классно, — бодро заявила Аяно. — В последнее время редко куда-то выбираюсь. — Из-за учебы? — Ага. Прихожу домой поздно, пока сделаю домашку, время остается только на ужин, а о нормальном сне могу только мечтать. Она слабо улыбнулась, было заметно, что выглядела она достаточно уставшей: под глазами залегли легкие тени, которые она явно пыталась спрятать под слоем макияжа. Уходить домой Аяно не спешила. — Нужно хорошо спать, несмотря на нагрузку в школе, — сказал я, пытаясь поддержать разговор. Хотя кто бы говорил, сам я каждый день засиживался допоздна. — Ложись сегодня пораньше. — А, ничего, скоро каникулы, тогда и высплюсь, — беззаботно махнула рукой Аяно и добавила с некоторой надеждой в голосе: — Может, постоим немного? Я кивнул. — Спасибо, что согласился сходить со мной в кино, — произнесла Аяно, прерывая повисшую тишину. — Мне этого не хватало. Ну, знаешь, сходить куда-то, развеяться. — Наверное, тебе стоило отдохнуть вместо похода в кино. — Нет, что ты, я не об этом. Сложный выдался год. — Что-то случилось? — осторожно спросил я. — Ну. — Она закусила губу и опустила взгляд, будто обдумывала, стоит ли говорить дальше. — Ничего особенного. Рассталась с парнем весной. Мы были три года вместе, а потом он переехал. — Вот как. Три года — это довольно долго. Тебе было тяжело? — Ну, — протянула Аяно, задумавшись. — Вообще-то это не было неожиданностью. Его родители работали здесь по контракту, и мы знали, когда он заканчивается. Мы обычно не обсуждали, что будет потом. Я, наверное, надеялась, что не расстанемся. Ну, отношения на расстоянии и все такое...Но он решил иначе. Так что это просто выбило меня из колеи. Даже из дома выходить отказывалась. Хорошо, подруги мне помогли. — Далеко он уехал? — В Гонконг. И вроде как на пару-тройку лет точно. Вот так. В груди вдруг странно кольнуло, ведь через несколько лет это случится и со мной. Я вдруг отчетливо представил, как Рин улетает. Не в Токио, не в Гонконг, не в любой другой город Японии, а буквально на другой край света. — А что ты...чувствовала тогда? — спросил я вдруг, не подумав, что вопрос может ранить Аяно. Она чуть замешкалась, но все же ответила: — Пустоту. Пустота — это, наверное, хорошее определение для того, что я почувствую, когда Рина не будет рядом. Такое знакомое. Я испытывал это всю свою жизнь, ровно до того дня, когда встретил его. Кажется, до Рина была только пустота. — Но, знаешь, — продолжила Аяно, и ее голос стал более оживленным. — Я думаю, что все к лучшему. Раз он так решил, что ж, ладно. Мне остается только пожелать ему счастья. И постараться самой быть счастливой, верно? — И ты на него не злишься? — Нет, ни капли. Раньше — да. Но...что толку злиться? Лучше сохранить хорошие воспоминания. К тому же... Ее щеки залились румянцем, а сама она несмело взглянула мне в глаза. Так как я был выше ростом, она смотрела на меня снизу вверх. Ее глаза блестели в сумерках, как и губы. Я и сам покраснел и почувствовал, что становится тяжело дышать. Аяно сделала несколько несмелых шагов ко мне и оказалась совсем близко. — Настоящее мне нравится гораздо больше, — прошептала она. Я понимал, что в следующий момент может произойти, но не мог двинуться с места. В голове сумбурным потоком проносились мысли, которые я никак не мог собрать в кучу. — Не знаю, почему... — Я вздрогнул от легкого прикосновения ее холодных пальцев к моим, но не отдернул их. — Но с тобой мне так спокойно. — Словно в замедленной съемке, я видел, как она слегка прикусывает уголок губы, как белеет место на мягкой розовой губе, куда давит ее зуб. В этот момент думать было катастрофически сложно, но почему-то я сосредоточился именно на этом. Словно я видел что-то похожее совсем недавно, но не мог вспомнить, и от этой навязчивой мысли хотелось отделаться скорее. Хотелось, чтобы уже что-то произошло. Что-то, что вытеснит лишние мысли. Я закрыл глаза прежде, чем губы Аяно коснулись моих. Поцелуй оказался невесомым, легким, словно ненастоящий. Ее губы были мягкими, нежными, она двигала ими очень медленно, а затем чуть провела языком по моим губам, словно хотела попробовать меня на вкус. — Расслабься, — усмехнулась она, лишь на миг оторвавшись от меня, а затем снова поцеловала. Я приоткрыл глаза и наблюдал за происходящим. Лицо Аяно в такой сумасшедшей близости от моего. Так близко, что я видел каждую ее пору, каждую ресничку, видел разводы нанесенного тонким слоем тонального крема, то, как подрагивали ее прикрытые веки. От нее приятно пахло: сладкой парфюмерной водой, мятной жвачкой и еще чем-то едва уловимым. Может быть, шампунем. Я невольно задался вопросом, чем же пахнет от меня: наверное, просто улицей и поп-корном, который я ел в кино. Когда язык Аяно настойчиво вторгся в мой рот, я вздрогнул, а по спине пробежался холодок. Раньше я думал, что целоваться вот так должно быть приятно, но ожидание не совпадало с реальностью. Я не мог отделаться от мысли, что в рот лезет скользкое щупальце. Аяно продолжала целовать меня очень смело и раскрепощенно. Ее руки обвили мою шею, от прикосновения холодной кожи к загривку у меня по телу пробежали мурашки. Сам я держал руки на ее предплечьях — ну а куда мне их еще девать? Не знаю, сколько мы так простояли, может, минуты две. Но вскоре у меня начала болеть челюсть. Я вдруг подумал, а как вообще люди разрывают поцелуй? Ну, то есть, просто отрываются друг от друга и все? Как понимают, когда пора остановиться? В настоящий момент меня вернуло то, что Аяно плотнее прижалась ко мне, и я только тогда понял, что в штанах стало тесно. Отстранившись от Аяно, я отвернулся и быстро поправил штаны, надеясь, что в полумраке она ничего не заметила. Да и смотреть ей в глаза теперь было стыдно. У меня щеки, должно быть, предательски пылали. Впрочем, сама Аяно тоже покраснела. Отвернувшись, она поправляла волосы. — Ну, я... — начал я, стараясь прервать неловкую тишину, а, когда понял, что не знаю, что сказать, выпалил первое, что пришло в голову: — Пока. Аяно не успела что-либо ответить, потому что я тут же ретировался под ее наверняка ошарашенный взгляд.

***

— Ты чего такой взмыленный? Бежал, что ли? — спросил Рин, протягивая мне банку спрайта, когда я, предварительно позвонив, пришел к нему. — Ну, не совсем, — промямлил я и машинально прижал холодную жестянку к горящему лбу. Сам не знаю, что на меня нашло, но после случившегося я, улизнув от Аяно, первым делом направился в Такэру. — Что-то случилось? — Рин нахмурился и, плюхнувшись в кресло-мешок, открыл свою колу. — Нет, я просто... Мое внимание привлек небольшой беспорядок в постели Рина и пижамные штаны с безразмерной футболкой на нем самом. — Ты собирался спать? — Неа, фильм смотрел. Рин кивнул на ноутбук на прикроватной тумбе. — Все нормально? — с нажимом спросил он. — Выглядишь неважно. Не заболел? — Нет-нет. Все хорошо. Ну, может быть, немного поднялась температура, — добавил я в конце, заметив недоверие во взгляде Рина. — Оставайся на ночь. — Ч-что? Рин в ответ пожал плечами и поднялся с кресла. Сказал это так просто, словно я уже сто раз у него оставался. — Просто уже поздно. Попрошу Канью подготовить тебе комнату. Он ушел, оставив меня одного, но вскоре вернулся и показал гостевую, в которой мне предстояло провести ночь. Это была соседняя комната, намного меньше его собственной, но с большой двуспальной кроватью посередине. — Если что, я ее еще не носил, — сказал Рин, вручив мне пижаму. Затем он стал суетиться: поправил покрывало, чуть ближе к кровати подвинул торшер, плотнее запахнул шторы. В этот момент он казался чуть смущенным. — Уборная в другом конце коридора, но ты можешь заходить вообще куда угодно. И...может, лекарство выпьешь, раз у тебя температура? Или, может, я попрошу Канью сварить рамен? Тебе стоит съесть что-нибудь острое. — Спасибо, — улыбнулся я. — Но не стоит. Не переживай так. В голосе Рина, в его словах и действиях и в том, как он на меня смотрел, во всем этом сквозила легкая нервозность. Неужели он так переживал, как бы я не заболел? Или причина была в чем-то другом? — Тогда. — Рин снова встал в дверном проеме. — Завтра последний день перед каникулами. Пойдем вместе в школу, хорошо? — Да. Уходить Рин не спешил. Наоборот смотрел на меня, снова с этим своим серьезным выражением лица, выжидающе, почти незаметно прикусив губу. И я внезапно вспомнил то, о чем думал, глядя, как Аяно закусывает губу. То, как она это делала, сильно напомнило мне то, как это делал Рин. Один в один. Произошедшее недавно волной заполонило мои мысли, и вдруг в голову пришла совершенно очевидная, но такая запоздалая мысль — сегодня я впервые целовался. Не знаю, что заставило меня рассказать об этом Амано. Какая-то часть меня не желала, чтобы Рин вообще об этом хоть что-то знал, а другая...наверное, в глубине души мне хотелось, чтобы он знал, хотелось, чтобы, слушая меня, он представлял себе это в голове — то, как Аяно целует меня, то, как проводит языком по моим губам. Мне хотелось, чтобы, представив это, он что-то почувствовал. Хотелось увидеть на его лице отражение его чувств. Но едва я закончил свой рассказ, он просто сказал: — Здорово. Выражение лица было непроницаемым. Нейтральным. Что он чувствовал? Не мог понять, зачем я ему это все рассказал? А, может, разозлился? Я хотел, чтобы это оказалось именно так. — Ну, я рад за тебя. Пойду, наверное, спать. Вот что он сказал после. И опять безо всякого выражения. Словно ему и вправду было плевать. Я не хотел это признавать, поэтому попытался еще раз и выпалил: — Я совсем не знал, что делать. — А? — Рин приподнял брови. Удивление — уже хорошо. Всяко лучше, чем холодное безразличие. — Я не знал, что делать, — уже смелее повторил я. — Она целовала меня, а я просто стоял. — Ну, знаешь, — чуть помедлив, ответил Рин. — Наверное, это нормально, ну, когда опыта мало... — Наверное. Просто я никогда раньше... — промямлил я, коря себя за то, что не обладаю умением вовремя заткнуться. — Никогда не целовался? — переспросил Рин, сделав шаг ближе. Я неосознанно отступил назад, в груди бешено билось сердце. Взгляд Рина, прямой, внимательный, гипнотизировал. Я старался его выдержать, не взглянуть ненароком ниже, на губы. Губы, что в следующий миг произнесли: — Научить тебя? Вопрос был словно удар под дых. Дыхание перехватило, в легких словно образовался вакуум, сделать вдох казалось невозможным. Я ведь не сошел с ума? Он правда только что это сказал? Он же это не всерьез? Или... Еще один шаг в мою сторону. — Научить тебя целоваться? — Ч-что? На какое-то время воцарилось молчание. На какой-то миг, всего на долю секунды я подумал о том, что это возможно. Позволил себе представить, что будет, если отвечу да. Затем Рин рассмеялся. Точно так же, как утром, когда Тачи пошутил про двойное свидание. Ну, конечно. Конечно, он не всерьез. — Я пошутил, — все еще посмеиваясь, сказал Рин. — Прости, дурацкая шутка. — Пошутил, — тупо повторил я и посмеялся тоже, не заметив, как сильно вцепился в выданную мне пижаму, словно за спасительный круг. — Я...так и понял. — А если серьезно, — улыбаясь, продолжил Рин. — Не переживай насчет этого. Просто...ну, нужно больше практики. — А, — протянул я, небрежно бросив пижаму на кровать. — Да, наверное. Пожелав спокойной ночи, Рин ушел, а я еще долго не мог уснуть, несмотря на уютную и теплую постель и абсолютную тишину. Сердце все еще колотилось, в горле пересохло, лоб горел. События дня проносились в голове. Так бывает, когда лихорадит. Еще я снова был возбужден. Хуже всего было то, что я не мог ничего с этим поделать. Жар ощущался сквозь тонкую ткань белья и пижамных штанов. Штанов Рина. А там за стенкой он. Даже если делать все тихо, все равно ужасно. Как потом смотреть ему в глаза? Попытки успокоиться и уснуть оказались бессмысленными. Воображение не желало оставить пытки, все подкидывая мне то, от чего жар распространялся по всему тему. Почему-то сначала я пытался думать об Аяно. Представлял, как она приближается ко мне, как сияют ее глаза. Она закусывает губу, за ней мелькает ряд белых зубов, как один из них впивается в розовую нежную кожу, сильно, будто вот-вот проткнет ее. На молочной коже проступит кровь, тонкой красной дорожкой потечет по подбородку. Можно размазать ее пальцами по лицу, провести алые линии от рта до веснушчатых щек, а потом провести по ним своим языком, слизать, словно сок. Не в силах сдерживаться, я запустил руку в штаны, ощутил влажность ткани. Стараясь не думать о том, что я буду делать с этим утром, я, зажмурившись, принялся ласкать себя. Для мыслей в голове словно не осталось места. Здравый смысл улетучился. Оставалось только одно нерушимое правило — не издавать ни звука. Я весь превратился в оголенный нерв. Внизу болело от того, что разрядка никак не наступает, но вместе с тем я безумно не хотел, чтобы это заканчивалось. Словно отдалять себя от удовольствия еще приятнее, чем это самое удовольствие получить. За теменью опущенных век то, что я бы ни за что не представил, будь я в адекватном состоянии. Рядом, в нескольких миллиметрах от моего лица — посверкивающие в темноте медово-золотистые радужки, подернутые пеленой возбуждения, тяжелое дыхание, обжигающее мое лицо, окровавленная губа, вся красная и опухшая от моих жадных поцелуев. Внизу — ласкающая меня рука — не моя. Моя — в черных шелковистых волосах, сжимает, отпускает, снова сжимает и тянет, насколько позволяют короткие пряди. Вторая — на таком же возбужденном, налитом кровью члене. На его члене. — Рин... — сдавленно прошептал я и сжал ладонь у основания. Дрожь пробежала по всему телу, разлетевшись искрами к кончикам пальцев. Я с силой закусил губу. Теперь уже свою, чтобы сдержать стон. В ладони стало мокро и горячо. Придя в себя, я тихо собрался и уехал домой, захватив с собой пижаму. В ту ночь я так и не смог уснуть.