Солнечные блики в твоих медовых глазах

Пока я наблюдал за развернувшейся передо мной картиной, все хорошее, что случилось со мной за последнее время, стало казаться незначительным. Потому что все меркло по сравнению с тем, что я видел. Тогда я понял, что Амано вовсе не у нашего кабинета стоял. Должно быть, в этом крыле был урок у класса Киритани.  Он пришел повидаться с ней, несмотря на то, что звонок уже давно прозвенел. То есть, целенаправленно отпросился и пришел сюда, чтобы постоять вот так с ней. От этой мысли внутри меня зрело очень темное и нехорошее чувство. Киритани стояла рядом с Амано так близко, что, кажется, она вот-вот приподнимется на цыпочках и поцелует его. Это было бы чересчур. Даже думать об этом мне было противно. Но этого, к счастью, не произошло. Она только взяла его за руку, за ту, что не была в гипсе, а он не сопротивлялся. Ее рот шевелился, уголки губ то и дело изгибались в улыбке — наверняка отчаянно флиртует. Амано тоже улыбался и говорил что-то, но без этого раболепного обожания, которое было во взгляде девушки. Тем менее, это было...больно. Я словно прирос к полу. Разумнее было бы спрятаться, чтобы они меня не увидели, или развернуться и пойти другим путем. Но какая-то часть меня хотела, чтобы они меня заметили. Чтобы чертова Киритани смутилась и убежала в свой класс, а Амано объяснил бы мне…А что он мог мне сказать? С чего я вообще взял, что он должен что-то мне объяснять?  Впрочем, очень скоро Киритани наконец-то отлипла от него и ушла, скрывшись за дверью кабинета, а он развернулся и неторопливо побрел в другую сторону, на урок.  Несколько минут спустя я отправился следом. Войдя в класс и быстро извинившись перед учителем за свое опоздание, я направился к своему месту, глядя целенаправленно в пол. Однако не удержался от того, чтобы перед тем как усесться, мельком оглядеть класс и столкнуться глазами с Амано.  Он сидел на предпоследней парте, рядом с Тачибаной, и почему-то смотрел прямо на меня, прямо мне в глаза. Будто наблюдал за мной с того самого момента, как я появился. Глядел пристально, но лицо не выражало каких-либо эмоций. Возможно, взгляд бы он отвел. Или не отвел. Я этого не узнал, потому что отвернулся, не в силах выдержать зрительный контакт. Потом я еще долго чувствовал спиной, как обжигает меня его взгляд. И не только его. Мабучи тоже на меня пялился, но молчал и за весь урок, к счастью, ничего не спросил. Должно быть, заметил, что я в скверном расположении духа. Весь урок я был, скажем так, на грани реальности. То есть, я присутствовал, слушал учителя, выходил к доске и все такое, вот только из головы никак не шла увиденная в коридоре картина.  Что меня так поразило и удивило было неясно, ведь я и до этого видел, как Киритани бегает за Амано. Нужно быть слепым, чтобы не заметить, как она смотрит на него, как вешается, так и норовит дотронуться при каждом удобном случае. К Киритани я испытывал легкое раздражение с тех пор, как впервые увидел ее рядом с Амано, но постепенно раздражение переходило в жгучую ненависть. И я совру, если скажу, что не завидовал ей. Потому что, ну, Киритани Асами — красотка, каких поискать. Стройная, миниатюрная, с длинными блестящими кудрями, белой фарфоровой кожей, большеглазая и улыбчивая. Нориаки, например, тоже красивая, но не такая эффектная, как Киритани. Они с Нориаки не пройдут коридору, не собрав ни одного восхищенного взгляда. Ладно, внешность. Но Киритани, как ни крути, классная девчонка. Веселая, открытая, приятная в общении.  Вот такая девчонка подходит Амано. Невозможно представить рядом с ним кого-то, вроде заносчивой и нагловатой Тсукасы или неприметной мышки Хасабы Юрико. Амано был безупречен, и рядом с ним мог быть только тот, кто ему под стать. И это непременно должна была быть девушка. Я это понимал. Но все равно не мог с этим смириться. В обеденный перерыв кусок в горло не лез, но идти сразу в класс не хотелось, поэтому я поплелся с Мабучи в кафетерий. Он уже привычно трещал, однако не доставал меня вопросами, потому было легче.  Я мрачно разглядывал аккуратно выставленные на витрине бенто, пока Мабучи расплачивался за свой, когда за спиной раздался взрыв смеха.  Я обернулся и увидел, как к нам с Мабучи вразвалочку подбирается компания Амано. Судя по всему, Тачибана только что отвалил какую-то шуточку, потому что Курамору был красный от смеха, Сакамото смеялся беззвучно, прижимая ладонь к животу, а Амано едва ли не сгибался в три погибели. Не было только Имаи.  Я тут же немного напрягся. Возникло необоснованное, но неприятное ощущение, что смеются надо мной. — И я говорю, блин, вы хотя бы таблички повесьте! — рассказывал Тачибана, складываясь от хохота. — Ну кто знал, что женская часть онсэна ничем не отличается от мужской? Пришлось убегать. Хорошо, что полотенце с собой было, а так засветил бы все стратегически важные места. — Тачи, ты идиот, — покачал головой Сакамото.  — Ребят, в онсэн с ним не идем, — громко сказал Амано, тыча пальцем в Тачибану.  Я сунул руки в карманы и продолжил разглядывать прилавок. Мне было немного неловко, будто я подслушал чужой разговор, но что поделать, если Тачибану слышно за версту? Ребята выстроились в очередь за мной, продолжая подшучивать над Тачи. Здороваться мы не стали, потому что, ну, уже виделись. Амано же вдруг неожиданно подошел ко мне. — О, я тебя как раз искал. Сердце на миг пропустило удар. Искал? Меня? Для чего?  — Пойдем обедать с нами, — внезапно предложил он. — Я с Мабучи, — неуверенно проговорил я. — Бери его с собой, — незамедлительно предложил Амано, улыбнувшись.  Мабучи удивился, но от неожиданной компании не отказался.  Спустя несколько минут мы устроились за длинным столом в дальнем конце кафетерия, почти у входа. Я не ел, только пил воду, в разговоре участия не принимал и старался не встречаться с Амано взглядом. Во мне все еще бурлил водоворот неприятных чувств. Я боялся, что, посмотрев на него, случайно их раскрою. Благо рядом не было Киритани, наверное, тогда от злобного взгляда в ее сторону не удержался бы.  Тачибана снова рассказывал какую-то историю из своей жизни. Мабучи, сидевший рядом со мной, активно поглощал свой омурайсу, слушал его и громко ржал. Вскоре подоспел Имаи — был он чуточку запыхавшийся и взмыленный — и рухнул на стул рядом с Тачи. — О, явился, — поприветствовал его Тачибана и насмешливо фыркнул. — Ага. — Успели хоть? — Чего? — Имаи недоуменно вскинул брови. — Полобызаться успели, говорю? — Ебет тебя? — Имаи ухмыльнулся и бесцеремонно стащил с тарелки Тачибаны картошку фри, наверняка, специально, чтобы побесить.  Мабучи вперил в Тачибану непонимающий взгляд. Остальные тихо хихикали — явно понимали, о чем речь.  — У Юко подружка появилась, — объяснил Тачибана, заметив взгляд Мабучи, и издевательски пихнул Имаи в плечо. — Таинственная незнакомка. — А прикиньте, это Тсукаса, — предположил Сакамото и сделал страшные глаза.  — Да не, — покачал головой Курамору, поправляя очки на носу. — Он же всегда плохо говорит о Наоми-чан. — В том-то и дело, — глубокомысленно изрек Сакамото. — Нравится она ему, потому и цепляется.  — Не понял, — растерянно ответил Курамору.  — Вырастешь — поймешь. — назидательным тоном сказал Тачибана и шутливо щелкнул его по носу. — Но нет, точно не Тсукаса. Она встречалась со мной, а значит, у нее есть вкус, так что…Юко, для Тсукасы ты в пролете. — Да похуй, — пожал тот плечами, снова воруя картошку у Тачибаны.  — Так ты скажешь, наконец, кто она? — потеряв терпение, проворчал Тачибана и попытался отодвинуть поднос подальше от загребущих рук друга. — Я заебался гадать. Может, ты вообще это все придумал?  — Может, когда-нибудь. — Имаи снова пожал плечами. Тачибана заметно надулся. Я молча наблюдал. Выходит, у Имаи есть девчонка. Теперь понятно, почему он постоянно пялится в экран мобильника — наверняка переписывается с ней. И не то что бы мне было дело, но представить Имаи рядом с девушкой было сложно. Он обычно был грубоватый, независимо от настроения, неважно с кем, даже при девочках, так что мне даже стало интересно, кто эта бедняга. Внезапно Мабучи пихнул меня в бок и кивком указал куда-то в сторону входа.  — Смотри, кто тут. Я вскинул голову и увидел Аяно, которая только что зашла в столовую в окружении стайки одноклассниц. Она мельком оглядела столовую и ожидаемо глазами столкнулась со мной. Я думал, как лучше поступить: улыбнуться, помахать рукой или подойти. А потом вспомнил о том, что до сих пор не ответил ей, и мне вдруг стало очень стыдно. Аяно же коротко улыбнулась, отвела взгляд и отвернулась. Ничто в ее поведении не выдало неловкость или даже обиду из-за неотвеченного сообщения. Вскоре они с подругами ушли, и тогда я заметил, что за нашим столиком на нее смотрели абсолютно все. Должно быть, Мабучи слишком громко обратил внимание на ее появление. — Ты так и не ответил ей? — с паникой в голосе зашептал мне Мабучи, но от шепота было одно название — за столом была тишина, поэтому это услышали все. Я коротко повертел головой, не желая привлекать к этой теме такое пристальное внимание. Однако было поздно, потому что все, кто только что пялился вслед Аяно, теперь пялились на меня. — А это кто был? — хлопая глазами, спросил Тачибана. — И почему мы все уставились на нее, как придурки?  — Это старшеклассница, которая на него запала, — ухмыльнулся Мабучи, кивая в мою сторону. — Пишет ему, а он выебывается и не отвечает.  В этот момент с желанием треснуть Мабучи по голове было тяжело бороться. Ну кто тянул за язык? — Да ну? — Конечно же, Тачибане только дай повод. — А она хорошенькая. Почему игноришь? Я неохотно взглянул на него, краем глаза увидев Амано.  — Времени не было ответить. В общем-то, было все равно, поверит он или нет. Ведь так или иначе это мое личное дело. На Мабучи я посмотрел зло — пусть знает. Я бы соврал, если бы в этот момент не мечтал прочесть реакцию по лицу Амано, хотя здравая моя часть говорила: ему вообще без разницы, что там у тебя с этой Аяно. — Да что там отвечать-то, — тараторил Мабучи, не заметив моей злости. — Взять и черкануть две строчки. Она же тебя не жениться зовет. Пока ты тормозишь, ты теряешь шанс. Думаешь, у таких красоток нет других вариантов? — Я думаю, — процедил я сквозь зубы. — Что ты лезешь не в свое дело. Мабучи запнулся и не нашелся, что ответить. Только закусил губу и посмотрел как-то виновато, должно быть, ему стало совестно и неприятно, что я осадил его при всех, но я позлорадствовал — так ему и надо. Я надеялся, что на этом все, и к разговору об Аяно никто вернуться не осмелится. Однако Тачибана снова подал голос. — Мабучи, ну ты чего наседаешь, — неожиданно благоразумно подметил он. — Может, ему нравится кто-то другой?  С этими словами он вперил в меня свой взгляд, тот самый, с которым постоянно болтал этот двусмысленный бред. Отвечать я ничего не стал — надоело. Достал мобильник и сделал вид, что занят, так что вскоре он пялиться на меня вроде перестал. Болтовня за столом возобновилась, все до сих пор пытались отгадать, что за таинственная пассия появилась у Имаи, в основном, любопытствовал Тачибана. И когда очередная попытка узнать имя девчонки провалилась, он начал канючить. — Блять, ну что за херня? — ныл он, в растерянности ероша свои волосы. — В этом году все как с цепи сорвались. Нормально же всё было, нет, вам всем приспичило встречаться! Имаи издевательски хохотнул и надул шарик из жвачки. — Не парься, Тачи, и тебе приспичит. — И тут Имаи улыбнулся, к моему удивлению, и поддерживающе хлопнул друга по плечу. — Ну, если, конечно, Тсукаса захочет. — Причем тут она? — Тачибана густо покраснел и отпихнул руку смеющегося Имаи от себя. — Ты и твоя загадочная баба, Рин и Киритани, даже у нашего Пикассо есть девчонка! Вот так и пропадают пацаны... — Мы с Киритани не вместе, — вдруг прозвучал спокойный голос Амано. Я оторвался от своего телефона и несмело взглянул на него впервые за все это время. Этого я явно не ожидал. Думал, он кивнет словам Тачибаны, посмеется или просто ничего не скажет. И вот тогда я, надеясь, что это было не явно и не заметно, выдохнул, и даже тугой узел в груди у меня заметно ослаб. — Как это не встречаетесь? — удивился Тачибана, и я был рад, что он это спросил. — Ну, вот так, — просто ответил Амано, улыбаясь, и коротко посмотрел на меня. — Давайте поторопимся, не то опоздаем. — Ох, вы с Юко такие дохуя загадочные, — проворчал Тачибана, закатывая глаза и поднимаясь вместе со всеми из-за стола. Сказанное Амано дало мне надежду, хотя умом я понимал, какой она была глупой. Да, они не встречались, но держались за руки явно не по-дружески. Не встречаются сегодня, но могут начать завтра. Амано сам говорил, что Киритани милая, а значит, она ему симпатична, так что начало их отношений — лишь вопрос времени. Это было горько осознавать, но все же... То, как он смотрел на меня, когда я вошел в кабинет, то, как посмотрел за обедом, именно тогда, когда сообщил, что не встречается с Киритани. Что-то во всем этом не сходилось, и это сводило меня с ума. Мабучи меня бесил, поэтому я решил пока от него дистанцироваться. Думал, устроюсь подальше, посижу один, но в кабинете Амано, заметив это, пригласил меня сесть с ними, ну, то есть, с Курамору, потому что сам он сидел, как обычно с Тачибаной, а Имаи — с Сакамото. Отказаться я не мог и не хотел. В голову пришла приятная мысль: тот ужин в Юдзуке все-таки не был разовой акцией, Амано все чаще проявлял инициативу и зазывал в свою компанию. Мабучи изредка бросал на меня виноватые взгляды, которые я игнорировал. На уроке учителя Такеучи болтать, даже шепотом, было крайне опасно — сенсей предпочитал проводить урок в абсолютной тишине и, не церемонясь, выставлял болтунов за дверь, поставив низкую оценку, поэтому с Курамору мы не разговаривали. Все следующие уроки мы также просидели с ним вместе. Курамору со мной был вежливый и дружелюбный, впрочем, как и всегда, но чувствовалось, что со мной он пока не так свободно общается, как с друзьями, и это было объяснимо — Амано, как ни крути, навязал им всем мою компанию. Своей задачей я определил следующее: постараться подружиться и с ними тоже и не показаться придурком. И если с Курамору, Сакамото и Имаи это представлялось возможным, то вот с Тачибаной были определенные проблемки. Все еще не было ясно, как он самом деле ко мне относится — хочет дружить, ревнует Амано ко мне или догадывается о моих не совсем дружеских чувствах к Рину? Курамору, Сакамото и Имаи — простые и прозрачные, что на уме, то и на языке. Тачибана — улыбка до ушей, ходячий сборник анекдотов, смех которого слышно за сотню метров — вовсе не был таким глупцом, каким, возможно, хотел казаться, и я это чувствовал. Почти такой же, как Амано, по сути — разве что внешне проявлялись они по-разному. А так оба — омут неразгаданных мыслей и неясных мотивов. Пока Тачибана был относительно нейтрален по отношению ко мне, но я чувствовал, что затишье это временное. Может, его Амано попросил лишний раз меня не дергать, кто знает. В любом случае, я решил использовать это время, чтобы получше за ним понаблюдать. Может, в итоге окажется, что за словами Тачи вовсе не было скрытого смысла? После уроков мне нужно было забежать к учителю Кусакабэ — дозаполнить какие-то бумаги по вступлению в художественный кружок, поэтому, распрощавшись с ребятами, я сходил к учителю, а после отправился в закуток под крышей в старом крыле. Домой в гости нагрянули родственники дяди и наверняка задержались бы до позднего вечера, поэтому я решил послоняться, ну, чтобы не пересекаться с ними. Двоих представителей семьи Масуда мне позарез хватало. Погода была сырая и дождливая, поэтому я решил остаться в школе. Устроившись на ступеньках, я надел наушники, вынул из рюкзака альбом и карандаш, а из кармана брюк — пачку сигарет и зажигалку. Закурив, посмотрел на чистый белый лист и начал обдумывал свой очередной рисунок. В ушах звучала песня от Muse, под названием Undisclosed Desires. Появившегося внизу Амано я увидел внезапно и тут же стянул наушники. — Вот ты где, — произнес он, поднимаясь по ступенькам. Сердце забилось чаще, а внутри разлилось тепло — как всегда, когда я оставался с ним наедине. — Ты меня искал? Амано кивнул. Он поднялся на еще одну ступеньку, и теперь я смотрел на него снизу вверх. — Зачем? — Я выгнул бровь, не задумавшись о том, что вопрос прозвучал грубовато. Амано, казалось, стало немного не по себе. Он как-то растерянно потер затылок. — Да просто так. Я помешал? И тут до меня дошло, что я сейчас выгляжу, как идиот, и веду себя, как идиот. Сижу, ощетинившись, будто появлению Амано вовсе не рад. — Нет-нет, садись, — сказал я поспешно, пытаясь сгладить грубость, и убрал в сторону свой рюкзак, чтобы освободить место на ступеньке. Амано устроился рядом. Лестница была довольно широкая, поэтому сидели мы поодаль друг от друга, коленями случайно соприкоснуться точно не смогли бы, и я был этому рад — не хватало раскраснеться именно тогда, когда он смотрит на меня в упор. — У тебя… — начал он, но не договорил, указав на сигарету в моей руке. Та уже совсем истлела, потому что я, увидев Амано, про нее совсем забыл. Окурок я потушил об пол и предложил Амано сигареты, но он отказался. Значит, не покурить пришел. — Я тебя еще утром хотел к нам позвать, но учитель тебя увел, — произнес он осторожно. — А потом ты какой-то расстроенный был. Это из-за него? Был неприятный разговор? В этот момент его голос был таким непривычным. Нет, он всегда был приятным, но в нем появились какие-то нотки, которые прямо таки ласкали слух. А может дело было не в том, как он говорил, а что говорил. Выходит, он обо мне беспокоился. Мне было непривычно, но очень приятно слышать подобные слова от него в свой адрес, поэтому я улыбнулся. — Нет, нет, все в порядке. Я, наверное, просто не выспался. Вот так. Если Амано переживает за меня — во что было безумно сложно поверить — то лучше я сделаю так, чтобы причин не было. Мне не хотелось доставлять ему никаких проблем. Он в ответ лишь кивнул, пристально глядя мне в глаза. А меня вдруг снова посетила та мысль, которая появилась в моей голове после разговора с учителем Кусакабэ. Ну, о том, что Амано меняет меня, и мне хочется становиться лучше. Сказать это я не смел, но не поделиться радостной новостью просто не мог. — Я вступил в художественный кружок, — коротко сообщил я. Губы Амано растянулись в улыбке, а глаза, взгляд которых был спокойный, загорелись. Он чуть подался вперед, уперев локоть здоровой руки в бедро. — Правда? Здорово, отличные новости. Я за тебя рад. — Спасибо, — скромно ответил я и невольно отвел глаза, якобы смотрю на свой рисунок (на пустой лист, то есть). Амано спросил: — Это учитель Кусакабэ тебя надоумил? — Да нет, я сам решил. Хотя, наверное, в каком-то смысле, да. Я ведь раньше подобными вещами не интересовался. Он не настаивал, просто предложил. Учитель ведь и вправду не настаивал. И про университет говорил как-то уклончиво, будто намекая на то, что я мог бы связать с искусством дальнейшее образование и может даже жизнь. — Учитель Кусакабэ такой, — кивая, заметил Амано. — Он мне нравится. Он такой ненавязчивый. — Согласен. А ты в каком клубе состоишь? Амано откинулся назад, прислонился к стене и отрицательно покачал головой. — Ни в каком. — Понятно. С минуту мы просто молчали. Но на этот раз тишина не казалась напряженной, по крайней мере, для меня. Мне с Амано было непривычно уютно. Вдруг мне в голову пришла идея, и я просто не удержался, чтобы не озвучить ее: — А хочешь тоже в художественный? Там руководит какой-то Хайтани. Я с ним еще не знаком, но, когда познакомлюсь, могу поговорить с ним насчет тебя. Мысленно я уже ругал себя за поспешность. Наговорил, наобещал, а сам еще даже ни разу в кружок не сходил и этого Хайтани в глаза не видел. Откуда знать, вдруг этот парень, кем бы он ни был, вредный и просто так кого-то не примет? Однако Амано тут же, не думая, отказался. — Нет, что ты, — ответил он и тихо рассмеялся. — Мне там нечего делать, я же ни разу не художник. Рисовать немного умею, но до тебя мне далеко. Сказанное заставило меня смутиться. Я опустил взгляд, начал нервно вертеть в руках карандаш. Как мог Амано — идеальный безупречный Амано, которому все дается легко — говорить, что ему далеко до меня? — Этому ведь можно научиться, — начал я и вдруг вспомнил про Амано Рюсэя. — Тем более, твой отец художник. Может, ты пошел в него и унаследовал его талант, только еще не раскрыл его? Амано внимательно на меня посмотрел, в глазах у него вдруг проскользнула некая грусть, но всего на миг, а потом он рассмеялся — на этот раз громче. Я молчал — не мог понять, почему он смеется, не сказал ли я что-то глупое? — Мне часто такое говорят, — наконец объяснил он. — Якобы я должен стать, как он, должен стать похожим на отца. Я и сам этого хочу. А у меня все никак не получается. Я не знал всей ситуации в семье Амано, не знал, какие у него отношения с отцом и что скрывается за этими словами, но только что случилось кое-что очень важное: Амано…стал мне открываться? Я подозревал, что большего он мне не расскажет, но мне безумно хотелось его как-то поддержать. — Брось, ты, наверное, просто не пробовал, — попытался подбодрить его я. — Уверен, у тебя есть задатки. Амано улыбнулся и усмехнулся себе под нос. — Там…все не так просто. Но спасибо. Я вдруг, не подумав, выпалил то, что вообще говорить не собирался: — Знаешь, что забавно? Ты хочешь быть похожим на отца, а я не хочу быть похожим на своего. И у нас обоих ничего не выходит. И тут мы оба засмеялись. Хотя оба не были в курсе семейной ситуации друг друга и рассказывать все в красках не спешили. И пока мы смеялись, я почувствовал, что несмотря на это, несмотря на недосказанность, Амано понимает меня, а я понимаю его. Это трудно объяснить. Будто между нами пролегает невидимый мост, и только мы оба знаем о его существовании. Такого не было со мной раньше, и я безумно желал, чтобы подобного не было и у него — ни с Тачибаной, ни с Курамору, ни с Киритани, вообще ни с кем. Смех постепенно стих, потом Амано посмотрел на мои наушники. — Что слушаешь? The Smiths? Я сразу протянул ему один наушник. Шнур был короткий и едва бы достал до противоположной стороны лестницы, и я хотел было сесть ближе, но Амано меня опередил. Устроившись рядом, он сунул наушник в ухо, а я нажал на Play. — Вот. Muse. Недавно о них узнал, — немного смущаясь, объяснил я, потому что, ну, боялся, что ему не понравится. — Хотя вряд ли тебе понравится такой жанр. Амано лишь молча слушал, а потом заключил: — Приятная песня. И, знаешь, мне все жанры нравятся. Я вообще всю музыку люблю. Особенно на виниле. — Тут он задорно глянул на меня и посмеялся. — Тачи говорит, что я красуюсь, но это не так. Просто на виниле музыка будто оживает, понимаешь? На виниле я музыку в жизни своей не слышал, да что там, даже к проигрывателю не прикасался, поэтому промолчал, и Амано добавил: — Заходи ко мне как-нибудь. Послушаешь. Дыхание на миг перехватило, и я надеялся, что из-за звучащей в ушах музыки Амано этого не услышал. — Правда? Амано уверенно закивал и улыбнулся. — Да. Я же говорил, приходи, когда хочешь, ну, главное, сообщи заранее. — Круто, — только это я и смог вымолвить. А потом подумал, что, наверное, можно договориться о визите прямо сейчас. Я бы, если честно, прямо отсюда и пошел, прямиком домой к Амано. С удовольствием провел бы с ним время по дороге в Такэру. Но звук сообщения, пришедшего на телефон Амано, отвлек нас обоих. Он коротко посмотрел в экран, я почему-то смутно догадывался, кто отправитель сообщения, и моя радость утекла, как вода сквозь пальцы. — Извини, я на сообщение отвечу, — пробормотал он, и мне даже показалось, что он был немного расстроен, только не мог поверить — неужели расстроился, что сообщение отвлекло от разговора со мной? Он разблокировал телефон и стал что-то быстро печатать в ответ. Я честно отвел глаза, хотя так и подмывало заглянуть в экран. Но смотреть на Амано все же было приятнее, чем в его телефон. Я всегда невольно отводил взгляд, когда мы разговаривали, все боясь, что выдам себя, а тут я мог беззастенчиво за ним наблюдать, прямо как тогда, в те дни, когда в мире Амано меня вообще не существовало, и я только и мог, что смотреть на него издалека. И вот он рядом. Со своими шелковистыми черными волосами, которые уже невозможно отросли и касались плеч, чуть загибались кончиками вверх. С медовыми глазами, с длинными ресницами, тонким профилем. Печатает в телефоне, одной рукой, чуть хмурится, сосредоточенно закусывает нижнюю губу. Я сжал руки на альбоме и заставил себя снова уткнуться взглядом в белую гладь альбомного листа. Потому что, ну, кончики пальцев зудели, от дикого желания дотронуться. До чего именно — до волос, щеки, губ — не знаю, наверно, просто опустить руку на его плечо было бы достаточно для счастья. А потом момент был испорчен окончательно, и я почти физически ощутил, как невидимый мост между нами рушится. Потому что Амано отдал мне наушник и поднялся, закинув на плечо сумку. Теперь я смотрел на него снова снизу вверх. — Это Киритани, — объяснил Амано, повертев в руке телефон. — Мы договорились с ней сходить в кино. — Ага. Что еще я мог сказать? Не уходи? Даже думать об этом было стыдно. Амано чуть постоял, будто ждал, что я еще что-то скажу, затем медленно произнес: — Ладно, я… я пойду. Увидимся. Я кивнул. — Удачи, — сказал я, и он, посмотрев мне в глаза и слегка улыбнувшись, ушел. Удачи…Вот идиот. Это я подумал уже после того, как стих звук удаляющихся шагов Амано. Песня уже давно закончилась, следом заиграла следующая, но я музыку уже не слышал. Желание рисовать тоже пропало. Машинально я потянулся к сигаретам и закурил снова. Внутри расползалось гнетущее чувство. Поразительно было то, как сильно на меня влиял Амано. Стоило ему лишь появиться, как мне становилось хорошо, стоило ему уйти — меня охватывала скребущая внутри тоска. Особенно, когда он уходил к Киритани. Киритани и Амано. Наверное, совсем скоро начнут официально встречаться. Может, даже сегодня. Поцелуются на сеансе, сидя на последнем ряду. И я с этим вообще ничего поделать не могу. Поэтому я, вопреки всем доводам разума, вынул из кармана телефон, нашёл нужный чат и нацарапал: «Привет, прости, что долго не отвечал. Я не против, давай прогуляемся.» Немного поколебался, но затем нажал отправить.