Рысь в мешке

— Он типичный Козерог! — Алинка, как только я дожёвываю, предусмотрительно затыкает мне рот ещё одним маленьким кексиком. — Упрямый и тихий. С виду адекватный, а на самом деле… Саня вот наоборот! Очень явный Скорпион! У него наверняка и асцендент в Скорпионе, во сколько он родился, не на рассвете? Охеревше проглатываю суховатое тесто и даже почти успеваю ответить: — Мы не настолько близкие друзья, чтоб я всё поминутно зна… А это чудище суёт теперь эклер, чуть ли не целиком мне в рот запихивает! Нашла, блин, новое увлечение в почти двадцать лет… С тем, что Даня упрямый и тихий, я поспорить не могу, но вряд ли это со звёздами связано. А насчёт Саниной скорпионности вообще судить не берусь: из астрологических предрассудков кроме козерожьей упёртости знаю только, что Рыбы и Раки — нытики, а Дев все по какой-то причине ненавидят. И всё это в башке от одной клиентки, которая потом в таролога переквалифицировалась и, пока я бил ей на икрах какую-то тоненькую веточку, Анжеле что-то там гадала… И мне разложила, но пояснить, что Король кубков и Колесо фортуны несут уже не успела — закончили всё. — Вот ты Телец, — продолжает сестра, помешивая свой напиток в кружке-тыкве, — а видят тебя все Раком. — и сама же давится смешками. Реально давится — брызги красные на меня летят. Уже буквально кровь она там пьёт, что ли? — Потому что ты вылез четырнадцатого мая в девять утра. — Это ты у матери спрашивала? Не подсаживай её на это, мне народной магии хватает… Бегаю взглядом по родной кухне. Изменилось тут всё: прихваток цветных на ручке духовки уже нет, подсвечники и фигурки под потолок переставили, на шкафчики. Зато домовой на месте — недобро как-то пялится на меня, уже чужака, своими кукольными глазами, будто веником своим отпиздить хочет. Сестра ставит мне чашку в виде круглого бородатого карлика — то ли Дед Мороз, то ли просто гном, у которого под синей крышкой-колпаком обнаруживается вонючий красный чай. Но мне уже похер, чем конкретно запивать, лишь бы язык поскорее отмыть от заварного крема. — Нет, я альбом твой младенческий нашла, там всё-ё-ё написано. — отмахивается и кладёт себе в тыкву щепотку сахара… Нахера вообще такое количество? А, это не сахар, опять какая-то диетическая хрень. Поворачиваю к себе баночку… Стевия. — Луна у тебя тоже в Тельце, вроде… Короче, ты для всех такая заботливая черепаха: за панцирем всё прячешь, нужное и ненужное, всегда всем поможешь, очень терпеливый! Но иногда истеришь без повода. Кстати! Так резко ставит кружку, что оттуда выплескивается… Сука, в моём окружении вообще никто не умеет пользоваться посудой? — Лина, блин, почему ты Водолей ещё и буквально? — Мы с Гошей хотели завести черепаху! Но-о-о… Тянет и барабанит ноготками прямо по красной лужице на столе. Так, надо к чему-то морально подготовиться. — Но?.. — спрашиваю, хотя очень не хочется. Хоть бы хомяк или попугайчик… Прислушиваюсь: никто, кроме моей кукухи, вроде не чирикает. А Алина предвкушающе лыбится и уже трясется, взорвётся сейчас. — Питона взять решили? — Почти! Таксу! — Чего, блин? — Ну, они тоже длинные… — Я понял… — хмурюсь, прогоняя в голове. — Куда вам собаку?! Вы оба хер пойми где катаетесь каждый месяц, ты учишься, Гоша вообще с утра до ве… Вот ладно ты, — сам себя перебиваю от возмущения, — он чем думает? — Вот! — Алина тычет в меня пальчиком с каким-то огромным пятнистым кольцом. — Истеришь без повода! Без повода?! Вот сейчас как раз, блять, повод ещё какой! Будто не знаю, что при первом же ЧП, когда обоим куда-то приспичит, когда зачёт, командировка или болезнь, сразу скинут животное на меня! И я ведь не против прийти покормить домашнее, но собака… Собака вообще, нахуй, не домашнее ни разу — с ней гулять надо, играть и воспитывать! Ещё один ребёнок… Но спорить уже бесполезно, остаётся только взмолиться: — Почему не кошка? У нас собачников никогда в семье не было! — У нас и Козерогов никогда в семье не было, и чё? — Я буду только чесать ей пузо и бросать палку. Всё. — Ты её полюбишь! Щас покажу, каких смотрим! В питомнике, но там двух из приюта отдают: подростка и старую. Мы хотим первую, но сказали, про неё уже какая-то другая семья спрашивала… — тянется к телефону, тыкает там что-то. — Ой! Вот ещё, забыла! Матрица судьбы! Демонстрирует мне какой-то клубок с цветными цифрами, похожий на натальную карту, которую мне до этого лицезреть «посчастливилось». — Так, давай лучше собак. — Нет, это тоже интересно! Тут есть на совместимость, я уже у всех посмотрела, кроме вас с Даней! — Лина, блин, либо таксы, либо я домой… — Ну хотя бы не совместимость, а кармическую цель отношений по дате знакомства, это быстро! Когда вы встретились? Вздыхаю, отпиваю ещё чая и открываю уже рот, чтобы ответить, раз деваться некуда, но вдруг понимаю: — Не помню… — Ну Фуня! Всё ты помнишь! — В конце августа, вроде… Какого я вернулся? — Ты не помнишь, когда вы познакомились?! — аж через стол перегибается. И прямые сегодня волосы в меня летят, и какой-то цветочный запах. — А когда начали встречаться? Нервно смеюсь, потому что вот этот вопрос вообще мимо кассы. — Тут как-то вообще не было конкретного дня… — Да это ты просто нифига не знаешь, я у Дани спрошу! — и тут же начинает Рысику печатать. А тот, походу, отвечает сразу, потому что Алинка тупо щурится в экран, даже ближе к лицу его подносит. Разочарованно вздыхает и уставляется в меня со смешной обречённостью в светлых глазках: — У вас, мужчин, генетические какие-то проблемы с датами? — Что он сказал? — Он не знает! Тут уже телефон жужжит у меня в кармане, не удаётся даже злорадно похихикать. Достаю, привстав на стуле, чтоб из джинсов вытащить…        — «Саша        А когда у нас годовщина        Или что-то такое        ?»        Не могу сдержать улыбку. А потом замечаю время рядом с сообщениями и подрываюсь — бежать уже пора! Через полчаса клиент, минут десять как в салоне надо быть! — Опять заболтала меня своим этим… Этим! — кручу у виска и вскакиваю из-за стола. — Всё, я опаздываю. На улице всё ещё держится крепкий минус. Давно таких долгих морозов не было, со школьных времен не помню. Но мне на удивление нравится… Будто вообще всё трещит, стоит нос на улицу высунуть: и под ногами, и в воздухе, и под кожей. И в носу. И сияет всё, застывшее, покрытое морозцем — даже стены домов искрятся, ярко так, будто волшебной пыльцой из какого-то мультика намазали. Нереально. Только вот греть заёбывает. Не только машину, даже самого себя — замерзаю быстро, отмерзаю… Ощущение, что вообще сейчас не отмерзаю, всю неделю, хотя от отопления, которым нас в доме всех потравить, походу, хотят, уже и рожа постепенно отшелушивается, и с рук кожа пластами лезет. А всё равно не жарко, только сухо и воду галлонами в себя лить приходится.

      

— «придумаем потом»

      

Отвечаю про годовщину, пока жду. Даже прикидывать один не буду, как-нибудь уж определимся, по диалогам найдём дату, если не вспомним. И добавляю ещё, пока мысль не ускользнула…

      

— «напомни мне вечером, что увлажнитель надо купить»

На стойке в салоне опять дохрениллиард непонятных вещей, в которых надо как-то по-быстрому разобраться… Тупо переставляю всё из стороны в сторону после леворукой — не в контексте неуклюжести, реально левши — Леры и думаю, как давно я тут совсем один не был… Бросили меня все в первый рабочий день: эта бестия рыжеволосая, которая, сука, уже третью щётку купила, чтоб чиститься от своей собаки, бабку по больницам и городским достопримечательностям возит до четырнадцатого, Марина выйдет только послезавтра, а у Рысика экзамены. Самому не то чтобы тяжело, скорее просто заёбисто туда-сюда бегать… Проще было в самом первом помещении, где для всего одна просторная комната. Распечатываю картриджи и по привычке с ног до головы дезенфицируюсь, вспоминая в процессе, что встречать и отмечать этого Лебедева К. Н. на пятнадцать тридцать придётся мне. Так что бесполезно сейчас обтираться. Мужчина, как я почему-то решил из-за инициалов и закрытого профиля с фамилией в нике, оказывается парнем едва ли старше меня. И роста почти моего. И с волосами в похожем хвосте, только тускло-рыжими. Пугающе бледный, с выпирающим… Всем. Не со стояком, в смысле, а с носом-клювом, выехавшей вперёд верней челюстью и торчащими во все стороны от худобы коленками и локтями. Ещё и бить на рёбрах будем, которые, уверен, тоже у него из грудной клетки норовят вырваться… Несладко придётся, короче. Зато не сильно много разговаривает, стискивая зубы. Хотя он, вроде, не особо и собирался со мной болтать — стесняется вообще всего, футболку еле снял, дрожа так, будто я тут резать его собираюсь. Мне тыкать-то в такое страшно! Даже опираться на него жутко, пока латинские буквы из строчек какой-то песни вывожу, будто бы одно случайное нажатие и всё треснет. Зато результатом этот Лебедев — Константин, как выяснилось — остался доволен, даже в глаза мне на секунду посмотрел своими огромными бледно-голубыми. Но лучше бы без этого: такими всегда, будто в душу, даже у Славика при определённом свете похожий эффект, которым мы, сероглазые, обделены. Даня отвечает, когда провожаю этого рыжего и наполняю стаканчик в кулере.        — «Угу        Нас ещё не впустили только        Не знаю когда освобожусь        Часа через два» Собираюсь домой медленно, даже ещё почаёвничать надумываю, обнаружив в служебке распечатанные конфеты с ликёром. Чайник промываю — опять никто остатки воды слить перед уходом не додумался, воняет уже, чуть ли не цветёт… Старенький и шумный дугообразный кран тоже чищу за компанию, зеркало бумажным полотенцем оттираю от пары засохших неровными кружочками брызг. Домой не хочется, пока там никого нет. Тупо пялюсь в стену и раскусываю шоколад, вертя в руке телефон с открытыми вариантами увлажнителей воздуха на маркетплейсе, и, когда на языке разливается горьковатая сладость, ощущаю кончиками пальцев вибрацию. Тыкаю на уведомление от Леры.        — «Тоже культурно просвещаетесь?)»        И за сообщением фотки… Из театра, походу. Нихера не понимаю сначала, а зачем замечаю парой рядов ниже знакомую волнистую макушку Рысика. У которого кто-то лежит на плече. Кто-то явно мужского пола, как видно на следующем изображении, где чужая рука Даню по тому же плечу то ли гладит, то ли в него толкает. Какого хуя? Закидываю в рот ещё конфету и очень быстро выхожу, чуть не спотыкаясь, сука, о диванчик у входа. Какого, блять, хуя? Часа через два он освободится! Минут двадцать прошло… Приближаю фотографию ещё раз, уже наматывая шарф… Точно он, сто процентов — рюкзак выглядывает, кофта вообще моя огромная, не спутать, хоть только рукава и видно. Вдыхаю морозный воздух и немного трезвею, пока набираю быстро немеющими от холода пальцами сообщение.        — «Дань        ты где сейчас?»        Жду ответа уже в машине, пожирая щёки изнутри… Губу уже покусал, аж разошлась до крови, болит. От чего я вообще так нервничаю? Ну, подумаешь, в театре он оказался. Может их туда вместо экзамена и отправили, пугающе огромный у рекламщиков разброс мероприятий, один их этот Барышкин куда только не водит… А предупредить просто не успел. И знает, что я работаю, не хочет отвлекать. И этот липнущий к нему тип какой-нибудь его одногруппник. Или друг. У него же есть друзья, Алинка даже их видела и теперь знает. Тупо же у неё спрашивать, что это может быть за хер в капюшоне? Как и Лере писать, что это не я, и просить сфоткать поближе. Блять, это вот так ощущается ревность? Всё внутри зудит, во лбу жар, кишки будто скручиваются не то от страха, не то от злости. Никогда такого спектра эмоций от подобных пустяков не испытывал. Блять… Только вот башка, точнее, какая-то весомая её часть, не понимает, что это пустяк. И Дане я доверяю, разумеется… Это ведь не он трогает, а его! И вот от этого всё скрежещет. Делаю пару глубоких вдохов, таких, что лёгким больно, и выезжаю. Выезжаю домой.

***

— Чё тебе дать-то?.. Плов есть, суп грибной… Пивас? — холодильная дверца, открытая с гулким скрипом, придерживается Саниным плечом, а сам он скорее не предлагает, а удивляется обнаруженному напитку. — А, бля… Вот хули они огромный «ноль» тут не рисуют? Не отличишь же от нормального, милипизерными буквами написали, ещё и не по-русски… — Да я безалкогольное тоже буду, если мне Славик потом руки не отгрызёт… — Не отгрызёт, ему полегчало. Прошла адаптация, походу — и не падает, и уже выёбывается. Даже обидно, что на все свои последние выходные упиздовал… — К родителям? — К ним. — Саня, выдав мне холодную банку, высыпает в миску какие-то скрученные чипсы, а потом ещё кастрюлю достаёт. Поднимает перевёрнутую — чтоб на полку влезла — крышку, представляя моему взору слипшийся с фаршем рис. Кивает туда: — Будешь? — Не, — мотаю головой под шипение открытой со щелчком банки и подцепляю одну чипсину, — спасибо… — Так ты это… чё зашёл-то? — Да просто по пути было. Вообще нихера не по пути и нихера не просто! Ехал домой, а приехал к этому Дурдому, чтобы с мыслями своими не оставаться. Накручу опять, знаю же. — Так, Добрый, чё опять случилось? И Саня, сука, тоже знает! Отправляет свою демо-версию плова греться и падает напротив, всем видом выражая готовность слушать… Блять. Ну надо же было сразу сообразить, что идея — хуйня, что у меня всегда на ебале прямая трансляция из башки. И не хочу рассказывать, но зачем-то открываю и показываю ему эти две злосчастные фотки, переколупанные взглядом уже вдоль и поперёк. — Вот. — И чё это? — щурит тёмные глаза, взглядываясь, тупо приближает сначала какую-то женщину рядом, а только потом соображает. — Это Рысик? — Ага. — А это, — передвигает на фигуру в капюшоне рядом, — явно не ты для кадра усох… — Не я. — Нихуя себе. — Саня листает изображения туда и обратно, приближает и отдаляет, даже телефон вертит, разглядывая под какими-то другими углами. Возвращает: — Не, ну это точно натурал. И саб, скорее всего. Слишком резко и от того больно раскусываю новую чипсину — впивается в нёбо острым краем. — Чего?.. Сам всматриваюсь… Как это, нахер, можно там разглядеть? Домина с плёткой где-то в текстурах рядом с этим типом прячется? — У меня глаз намётан! — Там лица даже не видно! — Так нахуя его видеть-то? Он слишком уверенно для пидораса твоего Рысика лапает. Это раз. А вот то, что он в капюшоне в помещении — это два. — И ты как-то по этому понял, что он нижний? — фыркаю даже, поднося покрытую капельками банку к губам. И сам себя одёргиваю: — Сука, да меня вообще не это волнует! — Ну извините, блять, в контекст своей истерии ты ж не посвятил! Но по капюшону реально всё сразу ясно. — двигает к себе обратно и задумчиво складывает над экраном руки в замок, откинув ровные волосы. Одна краситься успевает неизвестно когда, этот стричься… — Типа неуютно ебалом светить, но одному его скрывать смелости хватает. И по положению тела видно, но это интуитивная какая-то хуйня, сам не ебу, в чём проявляется… Домой едет, кстати. — Кто? — Даня твой. Толкает телефон ко мне по гладкой столешнице, а я догоняю, только когда пиво проглатываю. — «Домой еду        Я в театр ходил с другом        Не увидел сразу        Прости        В магазине что то надо        ?        Напоминаю про увлажнитель»        Охереть, сколько напряжения в теле было, оказывается. И плечи разжимаются от облегчения, и челюсти, и будто бы мозги. И очень внезапно ощущаю себя круглым долбоёбом, прямо резко осознание сваливается, так же резко, как камень с души. Сука… Я ведь хуже Алинки, когда она в школе какую-то девку искала по фрагменту локтя с фотки пацана из старшей параллели, который ей тогда нравился. И нашла ведь, что самое страшное! По пуговице на рукаве блузки! — Блять… Какого хера я в ревнивую семиклассницу превратился, а ты молчишь? — поднимаю на жующего Саню глаза. — Это вообще нормально? Ржёт так же, с набитыми щеками: — Я пифдеф… — проглатывает. — Пиздец как ждал, когда ты ещё чё-нибудь чудить начнёшь! Чё он там, всё нормально? — Да, походу. Это какой-то друг. Но я так и думал, я не подозревал ничего! — Ага. Давай тогда, выметайся… У меня Лекс щас придёт, а у него на тебя странная реакция после «щенков». — Странная? — выхожу в прихожую, прихватив пиво, и снимаю с крючка пальто. — Хочет поснимать, как ты его на одно колено кладёшь, вторым ноги прижимаешь и хлещешь сложенной в три раза скакалкой. Несколько раз спрашивал. Хуй знает, сексуальная фантазия или режиссёрская идея, я ему на эту роль почему-то не подхожу. Всё, давай, короче…       

— «чай твой вроде заканчивается

      

больше ничего не надо»

       Пишу Дане уже в лифте, а потом неспешно напиток досасываю, пока мотор греется. И приезжаю домой каким-то образом раньше, успеваю даже руки помыть, поставить чайник и снять с верхней части тела одежду. И джинсы расстегнуть. Так и выхожу открывать своему укутанному с ног до головы котёнку. Обнимает меня радостно, а подтаявшие на шарфе снежинки холодят кожу и остаются на груди уже в другом агрегатном состоянии, бегут вниз. Порозовевшие руки меня не стесняясь лапают, бегают по бокам пальчиками, хватаются за край штанов и ремень — пряжка тихо-тихо звякает в тишине от касания. Дыхание со всеми шорохами тоже хорошо слышно. — Хочу тебя укусить… Но я устал. — мурчит Рысик, пока разматываю на нём шарф, притягивая за него же целоваться. Ужасно хочется. Так что остальные жалобы летят мне прямо в губы: — И замёрз ещё. И есть хочу, нифига из-за этого спектакля не успел… — Ты как там вообще оказался? Вас Лера видела, кстати… Подумала, что ты со мной, сфоткала даже со спины. — Блин… — отстраняется, чтобы снять куртку и виновато сверкает своими зелёными глазами. — Я хотел тебе написать, но мы уже опаздывали, Вадима после экзамена ещё задержали… Его бывшие одногруппники пригласили, типа первая большая постановка. Прости. Это тупо, наверно, что ты так узнал, я не отвечал ещё… Ты не злишься? Вот сейчас только жутко умиляюсь. Понятия не имею, чему, но хочется целиком затискать, прижать к себе и наговорить каких-нибудь нежностей, в которых я не очень силён. — Не злюсь. — к тисканьям всё же приступаю, прямо мну его сквозь мягкую кофту, везде наглаживаю. — Хотя, если честно, успел поревновать. Хочу добавить «немного», но прикусываю язык. Даже в таком обманывать не хочется. — Ему нравятся девушки! — Даня быстро-быстро выпаливает между моими ласковыми атаками. Расслабляюсь окончательно и отмечаю, что это Саня реально угадал. — Мы с тобой частично благодаря ему встретились… Вот теперь зависаю. — В смысле? — Он меня в БН тогда позвал… — объясняет немного растерянно. — Ну, в первый раз. Вот терпеть интересно. Может уже знаю я этого загадочного Мистера Икса в капюшоне? Вадим… Имя вообще ни о чём не говорит, хотя в клубе ими и не сильно пользуются, а лица я так и не видел. Вспоминаю ещё, с Даниных же слов, что он, вроде, знакомый Вити-жирафа. А Витя, вроде, примерно ровесник Эдика… — А ему сколько? — Двадцать два? — Даня уже топает в ванную, оборачиваясь, чтобы я не отставал, и продолжает охотно делиться. — Или двадцать три, я все время путаю, мы где-то с весны нормально общаемся. Двадцать три… Это как Славику, всё равно не стыкуется: — И он с тобой учится? — Не, не совсем со мной… Он на третьем, на менеджменте чего-то там. А до этого из театрального отчислился с последнего курса. — А, вот какие одногруппники… — теперь доходит. Смотрю, привалившись к косяку, как Даня лапки свои намыливает, трёт тщательно, распределяя пену, между пальцами прочищает. Подхожу сзади, обнимаю со спины и кладу подбородок на макушку. — Вы в универе познакомились? — Нет, мы там редко видимся, только семинары на одном этаже иногда. А познакомились… Сложная схема… Диана лежала в одном роддоме с его мамой? В одной палате, мы, передачки когда носили, виделись пару раз. Потом я после девятого класса в ботаническом саду подрабатывал, а она там какая-то заведующая… Меня узнала. И вместе с Вадимом нас поставила что-то там пилить, я только из-за него её и вспомнил. И вот этой весной снова там же встретились, он узнал, куда я поступать хочу… Ну и… Вот… Пожимает плечами. — Интересно. У тебя нет ощущения, что мы в селе на три улицы живём? Дохера вот таких случайных пересечений… — понимаю, что хочет уже развернуться, и отлипаю. Полотенце с батареи хочу дать, но… Блять, всё-равно надо сказать. Просто надо. — Дань… Мне правда было… не по себе. Но это не из-за тебя! — вижу в зеркало, что рот уже открыл для нового «прости». — Из-за ситуации. Если бы не эта вот такая же случайность с Лерой и фотками, я бы не переживал… И я… Это у меня впервые, кажется. Такое кусачее ощущение просто от мысли, что тебя кто-то другой трогает. Не с тобой впервые, а… вообще. Разворачивается и серьёзно заглядывает прямо в лицо, держа мокрые руки перед собой. Прямо мне на ступни капает. — Я постараюсь предупреждать. С кем я… — Да я не к этому! — обхватываю его за плечи и несильно трясу, ну сказал же! — Просто… Я не понимаю пока, насколько у меня адекватная реакция на такие вещи, ещё не разобрался. Поэтому извини, если я слишком выпытываю и тебе неприятно. — Всё нормально, ты же просто спрашиваешь. Я… Не знаю, мне тоже было бы не очень, если бы такое произошло. Хотя я тебе верю. — Я тоже тебе верю. Ну, то есть, у меня не было мыслей, что ты на кого-то ещё… смотришь? Скорее наоборот, что на тебя. Там ещё фотки, где он на тебе лежит, меня вот это выбесило. — выходим в коридор, откуда Даня направляется в сторону кухни, а я снова его притормаживаю. — И я хотел спросить… Узнать, что ты в таких ситуациях чувствуешь. — Не знаю… Когда как. Когда как… Так не отвечают на вопросы о чем-то исключительном, это уже рутина какая-то. Не только с тем чуваком, который мне в машине отсосал. — Ты часто меня к кому-то ревнуешь? — Да. Но это тоже тупо, это обычно мысли, которые быстрее меня. — Хорошее описание, да. — на своей шкуре сегодня испытал. — И это не тупо, хоть я и не до конца понимаю, как работает. Можешь пример привести? Рысик заметно смущается, рассматривает свои полосатые носки и бегает пальцами по шероховатостям обоев. Порывается сказать, открывает рот без звука, подняв глаза, передумывает, размышляет ещё, комкая рукав худи с тёмным случайно вымоченным краем. Решается: — Ну… Из совсем бредового — клиенты. Помнишь, когда был такой… с чёрными волосами и септумом? — Это каждый третий. — не могу сдержать смешок. Да я и не разглядываю никого обычно, кроме исключительных экземпляров, типа сегодняшнего рыжего. — Я их не запоминаю, даже если обращаю внимание. — Ладно… Не из бредового только… Тогда, в ноябре. Хотя это тоже было тупо. И Славик. Но он вот в тот день меня перестал бесить, а когда у нас жил, было хуже. И злило. «У нас» отзывается внутри приятно-горячим. Радует такое восприятие, особенно учитывая, что это скорее он тогда жил «у нас» со Славиком. — Да. — киваю то ли Дане, то ли сам себе. — Я могу представить, у меня с ним ещё какие-то тактильные привычки… Раньше и не думал об этом. Говорим ещё на кухне, пока нормальный рис с курицей жуём, и диалог всё живее и живее, бежит сам. Даня включается и расспрашивает меня про прошлые отношения… Про всё относительно на них похожее. Даже до Темы в какой-то момент добираемся, где я снова обозначаю, что если не смогу ему что-то дать, то не против, если он пойдёт к кому-то другому. А он не возражает, если мне захочется потыкать в кого-то иголки в БДСМ-ном контексте, со скрипом не возражает, правда, чем вызывает новую улыбку. В моментах, как сегодня, договариваемся говорить. Высказывать сразу, даже если кажется глупым и надуманным, как раз чтобы в этой глупости и надуманности убедиться. Вместо мозгов по-прежнему кисель, но равномерный и однородный, будто перемешали там всё, и оно куда надо залилось. Очень спокойно. И мысли такие вязкие и пластичные, что в слова их формировать одно удовольствие — не кляксами вытекают, сразу в нужном виде. — Кстати, — вспоминаю, когда Даня уже рассказывает, что брелок в виде плюшевого пса у него на рюкзаке — подарок ещё одной сестры, двоюродной, которая на год старше и учиться в Польшу уехала, — ты готов к собаке? Даня подвисает, хмурится и поднимает брови: — Я? — Алинка с Гошей почти завели таксу. По моим прогнозам она у нас будет процентов тридцать от года. — Я боюсь собак. — Я тоже, — ржу, сметая в ладошку крошки со стола. — Я вообще кошатник, мне Лериной самоедки хватило — с ног до головы меня облаяла в прошлом году…

***

Мило просто до ужаса, аж к башке приливает, и треснувшая от мороза губа опять от улыбки расходится. Алина всё-таки скинула на ночь глядя пятнистого щенка-подростка, которого они хотят взять, но штырит не от трогательной собачьей морды и её анатомически жалобного взгляда, а от новогодних фоток, про которые это чудище наконец вспомнило. Разглядываю, где мы с Рысиком вдвоём, рядом, не считая локтя лежачего Славика. И где на кухне обнимаемся — это она нас с фотиком врасплох застала, ворвавшись меня поторопить. Смешные такие, неловкие, но на одном кадре даже никто не косоглазый и ни зубы, ни слюни от вспышки не блестят… Стоим почти щека к щеке, Даня на носочках, я — согнувшись, улыбаемся. Молодые и красивые, хоть в рамку ставь. Над остальным задокументированным, где вокруг кровати все склонились, вслух посмеиваюсь. И перевожу взгляд на мою любимую фигурку в углу. Пора доставать оттуда, походу… Надо же показать. А поставил, потому что Даня сам попросил какую-нибудь лёгкую сессию. Думал через подлокотник дивана его перекинуть и ладошкой отшлёпать, но ему явно надо было больше психологически, чем физически — напереживался за день. Сначала из-за экзамена, по которому, как выяснилось, автомат у него и половины группы, сказать просто забыли, заставили пол дня перед аудиторией торчать. Потом от контролёров в автобусе они убегали, потому что ехать от универа до театра одну остановку. Целый день на ногах, не поел, замёрз по пути обратно с дальней остановки, потому что перекрыли что-то где-то опять, а потом ещё этим моим выпадом с ревностью добило. Да и мне сейчас ничего с ним руками делать не следует — тоже пока не совсем в себе, боюсь с интенсивностью переусердствовать. И не наказываю, а помогаю ему с собой справиться и не разводить новых тараканов — знает ведь, что я виноватым никого не считаю и не злюсь, а всё равно себя грызёт. Прячет, конечно, но я же вижу. Вот и отбывает на коленках между стеной и шкафом в спальне под моим не очень чутким присмотром, чтоб поразмышлять и оставить в себя в покое. Уже почти двадцать минут… Хотел на полчаса, но хер с ним — вообще спать уже пора. Как раз полежим сейчас, похихикаем вместе, досмотрим серию и баеньки. — Всё, Рысь. Иди сюда. Зову всё так же не глядя, отвечая теперь Сане по поводу сертификации и лицензии на алкашку… Мозги скоро схлопнуться, жду не дождусь, когда его Романыч из новогоднего отпуска вернётся. Надеюсь, не на зимовку укатил. Ловлю боковым зрением, как Даня медленно поднимается, разворачивается, топает пару шагов до меня и останавливается перед кроватью. И первое, что вижу — приметную такую выпуклость под его длинной футболкой. Чуть телефон из рук не выпускаю от этого неожиданного открытия… Котёнок, блин, явно не над поведением он в углу думал! Топчется передо мной, пока прошу подождать и глажу по бедру, льнёт своим желанием к руке будто бы невзначай. Мягко провожу по ягодицам. Почти не сжимаю, продолжая тыкать на уже разбегающиеся перед глазами буквы. Надо уж доразбираться, раз начал, делов-то на пять минут… Вот только Рысик, видимо, ждать не хочет: снова стекает куда-то вниз, на пол передо мной, стукается о ламинат коленками и ползёт носом по моей штанине в одно вполне конкретное место. А я только успеваю прикрепить скрин с примером заявления и предложить обойтись пивом с сидрами и без лицензии — нахера этому Дурдому в кальянке что-то крепче, если она для тематиков? Торможу чужую голову, забравшись в шевелюру ладонью, но его пальчики добираются до моего члена раньше неё. И теперь уже не только символы — экран едва различаю. — Даня! — мягко перехватываю запястье, убирая. Неожиданно строго выходит. — Подожди немного. Или в угол вернуть? Мотает головой и послушно складывает лапки мне на колено, а сверху кладёт подбородок и поднимает на меня глаза, в которых ожидание так зелёным и светится. Ярче телефона, блин, светится, все равно не могу я на него такого не отвлекаться! И, размышляя, как не сорваться сейчас его ласкать и вместо этого ещё помучать, прихожу к новому нестандартному решению… — Так, вставай. — подгоняю, утягивая вверх за локоть. Хлопаю по своим коленям: — Ложись. Чуть похмурившись этой затее устраивается… Думает, походу, что всё-таки собираюсь отшлёпать так, как маленького, хотя я не собираюсь. Но ему знать необязательно. Чувствую бедром его стояк, глажу поясницу, ножки, удобно подставленные упругие булочки. Проще так сконцентрироваться, когда никто не пялится, так что выдаю Сане все инструкции за считанные минуты. И молча наблюдаю. Слежу, как Даня едва ли не ёрзает и почти трётся, как вздрагивает, когда поднимаю руку, всё ещё ожидая удара, как касается лица, двигая макушкой с красиво подсвеченными прикроватным светильником волосами… Вьются сейчас сильнее, почти кудряшки — и шампунь наш общий поменялся на подаренные сестрой баночки, где кроме него, нового, ещё кондиционер и какая-то третья херня, и ветром в шапке не треплются, а прижимаются, походу, как надо, и оформляются в закрученные локоны. Спинка тоже очень соблазнительно выгибается, острые лопатки торчат под тканью футболки, что собрана складочками, задранная чуть выше резинки белья. И эта полосочка кожи тоже очаровательная, даже чмокнуть туда хочется, но вряд ли сам смогу так изогнуться. Медленно стягиваю его серые боксеры вниз, обнажаю бледную кожу с розовыми следами-отпечатками пяток, видимо, или на чем он там сейчас сидел? Телефон в руке опять жужжит, поэтому снова прерываюсь, так и оставляя томиться с голой задницей у меня на коленках. Надо запомнить и просто так иногда укладывать, ещё бы со связанными руками… Такая более эротическая версия угла — тоже и меня не видит, и перед носом одно одеяло. Лежи и думай, а мне вид красивый. Мну теперь не стесняясь, сжимаю, оттягиваю одну ягодицу и резко отпускаю. Провожу большим пальцем между, ощущая жёсткие, отросшие, но всё ещё немного колючие волоски, горячие морщинки входа. Массирую подушечкой среднего, тру — глажу, скорее — и вижу, что Рысик снова даже дышать перестаёт. — Хочешь пальцы? — не всегда понимаю, когда от удовольствия так замирает, концентрируясь, а когда от дискомфорта. — Да… И дальше, как в тумане: звук тумбочного ящика, в котором смазка, холод скользкого геля на кончиках пальцев, хнычущее и непроизвольно напрягающееся-расслабляющееся от ощущений тельце, когда эти самые пальцы обжигаются внутри о горячие гладкие стенки. И шлёпать всё же приходится прямо в процессе, чтобы лежал смирно и не вертелся от слишком интенсивного удовольствия, а то практически снимается, стоит мне нащупать нужный угол… Неудобно левой бить — то чересчур слабо выходит, то себе ладонь отбиваю, но в равномерно-розовый обе половинки постепенно окрашиваются. Рысику охереть кайфово, даже сам улыбаюсь. Цепляется за простынь с одеялом, сжимает и комкает, очень громко стонет, я вообще никогда такого от него не слышал! Сводит крепко колени и приподнимает задницу, когда чуть увеличиваю и силу, и темп, практически непрерывно давлю на простату. Извивается, хватает меня за руки в беспамятстве, пока ножки пытаюсь раздвинуть, и кончает, только успеваю сжать его член с яичками в охапку. Долго и ярко кончает, вздрагивая, шипит куда-то в кровать и сам себя перебивает резкими вдохами. А я придерживаю, чтоб не упал… Приятно так. Безумно доволен, что вот до такого фейерверка его довёл, даже самому не слишком уж хочется, разве что его по второму кругу поласкать. Ловлю его, маленького, когда реально чуть не валится с моих коленей на пол, осторожно перекатываю на кровать и поднимаюсь, стаскивая с его лодыжек трусы совсем. Даня смотрит немного потерянно, следит, как вытираю ладонь о свои и так изгвазданные штаны, стягиваю их целиком с себя тоже. Очухивается немного и тянет лапки ко мне, сжимает пальцы, смешно подзывая, и сразу за член хватает, когда падаю рядом. Хочет и ртом спуститься, но успеваю притормозить: — Стой-стой, давай ручками… — сползаю к нему ниже, хватаю за кисть и тяну, чтобы обхватил. — Хочу тебя целовать. И целую довольно, глажу, трогаю, нюхаю, прикрыв глаза, пока двигает рукой. Без прелюдий — сразу размеренно и быстро, как надо. Все нервы утихают, хочется по кровати распластаться и раствориться в этой охуительной сладости. Просто пиздец, как хорошо… Уже к пику направляюсь, когда Рысик внезапно останавливается. Переползает на другую сторону меня и поясняет, поймав недоумённо-недовольный взгляд: — У меня эта рука устала… Смеюсь в голос, прижимаю к себе и накрываю его левую своей, когда ей начинает трудиться. Так тоже хорошо. Изливаюсь на свой живот, всасывая в моменте чужие губы чересчур сильно — Даня даже болезненно мычит. Зализываю. И целую ещё раз пятьсот, когда он тащит в рот и облизывает испачканный в моей сперме палец… Дикость, какая-то непонятная дикость даже сейчас, когда оба кончили, никак насытиться не выходит. И шейку прикусываю, и прижимаю к себе, чтоб посильнее царапался в грудь и ловил зубами мой подбородок. Хер знает, откуда такая страсть, не из-за этой тупой ревности же? То есть, наверняка это повлияло, но точно не послужило поводом для такого… «жаркого примерения». Не ссорились же. Доверие просто ещё выросло, походу, что-то сдвинулось. Или кого-то просто надо почаще ставить в угол… Вылавливаю на ощупь штаны на полу всё для той же вытирательной цели… Вот вроде появились салфетки, а нахера, спрашивается? Перед лицом нечеткими от близости разводами темнеют чужие волосы, а от случайного взгляда под абажур в глазах летают два зеленоватых пятна. Слепит, сука, как от вспышки… — Блять, я фотки же хотел показать… — вспоминаю. — Ты как, Рысь? — Мне моргать страшно, а то сразу отключусь. Но я… Хорошо, ты очень… Очень. Фотки? Носиком теперь меня бодает, лижет в складку подмышки, лицом тычется. Лениво так… Я и сам еле шевелюсь. — Новогодние. Похер, завтра посмотрим. Надо в душ ещё… — Обязательно? — Тебя могу просто облизать. Ты вообще настроение откуда в углу поймал? — Не знаю… Мне понравилось, что ты за спиной сидишь и смотришь. И потом… И замолкает, ага. — Что «потом»? — Я… Мне кажется очень нравится, когда ты запрещаешь. — одним длиннющим словом выпаливает, без пробелов. — Не разрешаешь что-то. — Очень нравится? — переспрашиваю специально — давно ведь догадался, просто дразню, чтобы увидеть стеснительный кивок. — Я запомню. А мне очень нравится, когда ты не сдерживаешься. Очень красивый и очень сексуальный, когда дикий такой. И когда не дикий — тоже. — убираю с веснушчатого плечика волос… Свой, походу — слишком светлый, хоть и тоже волной изгибается почему-то. — Ты там с татухой как, кстати? Не набросал? Лениво перебираю складочки футболки, тепло сквозь тонкую ткань которой так и сочится. Двигаюсь вниз к животу, обвожу впадинку пупка и хочу поднять край одежды, чтобы кожу его горячую трогать, но натыкаюсь на член. Прямо в потолок смотрит, поблескивая в новом уверенном возбуждении. А Даня невозмутимо так бросает, будто не замечает моего лёгкого ахера — реально редко ему второй раз хочется, даже когда я пытаюсь ещё понежить, хоть сразу, хоть спустя время... Будто суточный лимит у его организма на количество секса. — Только в общих чертах, по композиции… — и будто не сбивается, блин, дыхание на середине фразы от того, что я головку трогаю. — Там не совсем… так… получается, как я показывал. — Ну что это такое? — ругаюсь шутливо. — Кто-то спать хотел, моргнуть боялся! — Это всё ты!