Рысь в мешке

Мысленно благодарю Леру, что трансфер распечатала заранее, как просил, когда залетаю в салон за пять минут до сеанса. Начинаю быстро тачку собирать и всё вокруг перематывать, иглы достаю, колпачки для краски. От спешки всё из рук валится, благо что запечатанное… Бросаю взгляд на эскизы, хмурюсь: люстра со свечами и капающим на связанную под ней женщину воском… Даже до работы добралась эта БДСМ-ная херота. Ещё и детальная, двухцветная — красный с чёрным. Хоть не реализм, и на том спасибо. Слышу скрип нашей непутёвой двери, когда сижу уже во всеоружии, на столике рядом одноразовая бритва и пенка. Хоть бы не сильно волосатая грудь попалась… Порог переступает Эдик. Удивляюсь сначала ему, а потом и своему удивлению — мог бы догадаться, что настолько фанатичных тематиков у нас раз-два и обчёлся. А уж воск и верёвки вообще этого уникума дредастого сразу выдают: в клубе, Саня рассказывал, вообще граффити с его портретом забацали в зоне для шибари. Да и на эскизе у женщины под винтажным светильником обвязка далеко не базовая, если приглядеться: над сиськами переплетение в виде трикселя. — Доброго дня, Сок. — свитер сразу стягивает и ложится. Будто каждый день сюда захаживает. — Не знал, что ты здесь трудишься. Это и есть ваше с Саней детище? — Ага, — киваю ему на три разных размера эскиза, раз такой понятливый, — только я мать-одиночка, Саня за хлебом ушёл. В Тему. — Да-а, — пальцем в нужный тычет, примерив все на глаз, — сплошная безотцовщина… Пометки ставлю, перевожу и приступаю. Сначала общий контур. — Как шкаф, стоит? — интересуюсь, а Эдик морщится под планомерное жужжание машинки. Злорадно про себя хихикаю — наконец ему хоть что-то не похер, бесит рожа вечно без эмоций. — Стоит. — шипит в ответ, и даю всё-таки небольшую передышку. Знаю, грудь — неприятное место, не так невыносимо, как на рёбрах, конечно, но ощутимый дискомфорт имеется. — А у тебя чего случилось? Нерадостный совсем. — Да так, не выспался. — вторую машинку подключаю. — И погода херовая. Красные столбики свечей вывожу и рассуждаю мысленно, что надо сразу на люстре мелкие подтеки обозначить, пока контур цел… Сама-то она никуда не расплывётся, а они, мелкие, потеряться могут. — У меня тоже бурная ночка была… Жутко тематическая. — отвечает, а я хмыкаю. Как раз соски красные обозначаю на пышной, пережатой верёвками груди. — Но исключительно в творческом контексте — фотосет организовали. Подвесы, воск и девочки в балетных пачках. — Круто. Меняю иглу, ручку обратно заматываю… Добавляю в колпачок чёрного пигмента и, приступив к проработке мелких деталей внутри основной фигуры, рассказываю свои новости. Обобщённо и без имён. Эдик в ответ что-то выспрашивает, так минут сорок и бубним, пока добиваю. Вооружаю зеркало на подставку, даю полюбоваться. Рассматривает с тем же лицом, что и собранный шкаф, чешет приличную тёмную щетину на подбородке… — Красота. — выносит лаконичный вердикт. — Благодарствую. — Ага. — улыбаюсь. Интересная вышла картинка, даже не сильно пошло на нём выглядит. Клею плёнку и памятку вручаю: — Пять дней не снимать, остальное там почитаешь… — Почитаю. А чем тебе погода не угодила? Солнечно же, бабье лето. — Не люблю такое. — вздыхаю. Ни солнечное, ни бабье. Жалюзи пальцами раздвигаю и выглядываю наружу — стемнело уже. — Хотя вечера сейчас отличные. — Да вообще песня… Песня… Сука! Колонку же надо Сане вернуть к девяти! На неделе вообще из башки вылетело, утром мне трезвонил, напоминал… Смотрю на часы. Так, если сейчас выеду, то успею до прихода Лесовика… А надо ещё от горла что-нибудь купить — странное сегодня, сохнет неприятно. Заворачиваю сразу в ближайшую аптеку, когда выезжаю, таблетки беру шипящие на языке, которыми мать меня с детства пичкает, и пластыри — кожу на пальце утром содрал, корка в перчатках размокла и щиплет теперь от всей санитарной химии. Доезжаю, только двери блокирую, как Рысик из Саниного подъезда выскальзывает. Киваю ему. — Привет… — здоровается, разглядев меня под светом фонаря. Уставший такой, но непривычно расслабленный. Не подходит даже, а подплывает. Хорошая, видать, была порка… Невольно представляю его покрасневшую задницу. Не жутко фиолетовую, как тогда видел, а именно аппетитно-розовую. Горячую… Так, всё. Пора отвисать. — Привет. — отвечаю. И странно как-то сразу после приветствия прощаться, а лимит на обсуждение погоды у меня уже исчерпан, так что спрашиваю про пирсинг: — Нормально заживает, заклеивать не забываешь? — Нет, но… сейчас пластырь в душе намок, пришлось снять, а он был последний. Болит немного… — У меня в тачке есть, могу дать. — предлагаю, потому что… Да блин, просто хочется понаблюдать за ним таким разомлевшим. Глаз радуется. — Дать? — Давай. — Остальное с собой? — Только антисептик. — Так, что-нибудь найдём сейчас… — снимаю сигнализацию, свет включаю. Нащупываю в бардачке между таблетками для горла и презиками свежеприобретенную упаковку, ватные диски из своего рюкзака достаю. — Можешь тут и заклеить, пока я хожу. Мне только вещь отдать. — Хорошо… Ныряет в машину, прикрывает осторожно дверцу. А я свой ключ к домофону прикладываю — от подъезда есть, а от квартиры не выдали пока, стаж дружбы, походу, не дожал. В лифте еду, привычно себя разглядывая: колонка эта дебильная в руках, волосы какие-то растрёпанные, футболка под распахнутой ветровкой мятая… Хер с ним, в темноте не видно. — Здорово, — тянет Саня руку. Не поздороваться, а чудо техники своё забрать. — Спасибо. И всё. Не порядок… — Случилось что-то? — спрашиваю в лоб. Выглядит уставшим, круги под тёмными глазами нарисовались, в лице даже будто схуднул. И слегка сутулится — это вообще редкое явление, меня даже по спине лупит за эту обусловленную ростом привычку. — Да чё-то заработался. — отмахивается и натягивает очень неубедительную улыбку. — Утром в шоп гонял, только проводку дочинили, щас пацан тот был… Он сосок проколол! Я в ахуе, полчаса гадал, как его уложить, чтобы не тёрся там ни обо что… В итоге согнуть пришлось в три погибели, он на спине ноги держал под коленками, улетел даже. Ну ладно, мне некогда… Давай, короче. И выгоняет ещё… Ну и не буду рассказывать, что это я Рысика продырявил, обойдётся. Спускаюсь обратно, волосы по-нормальному собираю. Футболку тяну и приглаживаю. Парнишка так и сидит с пластырем и всем остальным в руках. — Помочь? — спрашиваю, а то домой уже хочу. Спать пораньше лечь, эту лягушку-путешествинницу с самолёта теперь встречать надо. В пять утра. — Тут люди ходят, мне неловко… — Так назад бы пересел. — киваю в темноту позади него. Там и тонировка, и через лобовое не видно. — Пойдём. Перемещаемся оба, и сначала помогаю ему кофту задранную держать, а потом плюю и сам у него флакон из трясущихся рук выхватываю. Ну только что ведь такой спокойный был, а снова как лист осиновый. Меня, что ли, боится? Промакиваю аккуратно, глядя на чуть покрасневшую и припухшую ареолу — ничего критичного. Фиксирую ватный диск двумя пластырями крест-накрест… Касаюсь случайно чужих костяшек, смотрю в мордашку его покрасневшую. Встревоженный. Как бы не дропнуло, раз улетел… Подвезти его, может? Прямо интересуюсь: — Тебе куда? — Мне… Замолкает и губы кусает… Спинку кресла перед собой рассматривает дохера интересную, внимательно так. Серая. С минералкой Алинкиной недопитой в кармашке. Сука, ну он издевается? Опять? — Не говори, что снова никуда… — сердито шепчу, гася свет. И не говорит реально, молчит. — Блять, ну это нормально, по-твоему? Ещё и после сессии снова! — Прости, я пойду. Тянется к ручке, дверцу открывает и ногу уже на улицу высовывает… — Да куда, блин, Даня?! — ловлю за локоть. Вздрагивает и замирает то ли от этого, то ли от имени. — Я же не прогоняю! — Ты снова позовёшь к себе! — всхлипывает. Не нравится мне, что опять всхлипывает. — Я не хочу так… Я не напрашиваюсь. — Да не в этом проблема! Сука… — отпускаю наконец его руку. — Напрашивайся, пожалуйста, хоть через день ночуй, мне не жалко. Но понимаешь ведь, что это пиздец, когда выбор у тебя — мой диван, если повезёт, или лавочка. — Понимаю. — сдавленно шепчет. И правда хорошо в темноте. Ни футболки моей мятой, ни его слёз не видно. — Всё, поехали. Не реви. Хлопаю дверцей сначала задней, потом своей. Двигаемся молча, не считая редких шмыгов, как-то быстро даже доезжаем. Накладываю ему дома рис с овощами, чаем отпаиваю с шоколадкой — покупаю теперь ореховые. Зачем-то. Вешаю новое полотенце, приношу ему то же самое бельё, свежевыстиранное, даже стелю сам. Рысик сидит на стуле в углу, который я для шмоток выставил из-за своей тупой привычки на нём их складировать, но вот как поставил, так и появилось желание сразу в шкаф всё аккуратно убирать. И он в этот пустой стул как-то очень органично вписывается, даже уюта добавляет. Будто всегда здесь был. — Тебе зубную щётку может купить? — говорю и обнаруживаю, что улыбаюсь. Пытаюсь не улыбаться, а потом вспоминаю, что в шутку же спрашиваю, не серьёзно, улыбаюсь обратно. Пиздец какой-то. — У меня есть… Хрипит безучастно. Морщится сам от своего голоса, касается лба, и понимаю, что реально пиздец. Всё-таки дропнуло. — А где чистишь, если по улице бродишь? — В каком-нибудь туалете. — Ну да. — тупой был вопрос. И не хочется сейчас снова начинать, настроение портить, но есть ещё тупее. — Слушай, я… Можно личный вопрос? — Не знаю… — не только глаза на меня поднимает, но и голову. Незнайкин, блин. Я же всё равно спрошу, для подготовки моральной поинтересовался. — Ты себя как сейчас чувствуешь? Физически. — Как-то… Устало и разбито немного. — Давай конкретнее. Вздыхает хмуро, но видит, что не отъебусь. Начинает отрывисто перечислять: — Голова болит. Мышцы ломит. Знобит немного. — И ты вот так вот ходишь по улице всю ночь? В сентябре? — Так только после сессий. Я всегда хожу, когда плохо… Хотя в последнее время от этого ещё хуже. Но утром легче — сил не остаётся. — И зачем тебе Тема тогда? — наконец добираюсь до нужного вопроса. Зависает на несколько секунд и ламинат на полу разглядывает. Он же тоже интересный у меня, прямоугольный, из дерева песочного с прожилками. — Мне это помогает. — В чём? В попытках сделать себе хуже? — повышаю не громкость, но интонацию. Сразу сжимается весь. Помогает ему, ага. Вот Шлюшке помогает, довольный всегда выпархивает, Лесовику, со слов Сани, сильно помогает — блаженный летает потом месяц и пить перестаёт. А у Рысика результат какой-то отрицательный, дроп сильнее и дольше спейса. Наводит на мысли. — Ты специально из дома уходишь именно в эти дни? Когда идёшь туда? — Я… — вскидывается, будто разоблачаю его, но потухает сразу. — Да. Наверное. Чтобы быстрее прошло. — Что прошло? — Мне хорошо после… Но я не хочу так, я не для этого туда хожу. Поэтому стараюсь устать потом, чтобы отпустило. — Это наоборот должно работать, ты в курсе? — Я знаю! Но мне так легче… — В чём? — Во всём. Я думал, что мне это… Что Тема не подходит, когда первый раз попробовал, потому что после сначала было приятно. Но потом плохо, как я хочу. Всегда становится. — Это дроп называется. Ты же знаешь? Саня предупреждал? — Да, но… мне так надо. Я специально. Пиздец, кромешный и полный. Что там за тараканы у него и какого они размера? Чем больше слушаю, тем крупнее выползают. Это надо вообще додуматься темачить ради отката после, бродить убитым по холоду и страдать, чтоб к утру сил на это не осталось. И утверждать, что «так легче», но всегда без раздумий соглашаться поспать на моём тёплом диване. У него там шарики за ролики у самого не заезжают? — Я не психолог, я уже говорил. Но со стороны это выглядит так, будто ты пытаешься заменить БДСМ-ом тягу к самоповреждению, но в итоге намеренно нарушаешь правила, чтобы это стало ещё более изощрённым способом самоповреждения. И говоришь, что хочешь этого, но идёшь ко мн… — Я не знаю! — перебивает громко. В глазах зелёных слёзы снова стоят. — Я сам разберусь… — Хорошо. — подхожу ближе осторожно. Не хотел же доводить, вообще начинать не хотел. — Хорошо, я знаю. Извини. Чай будешь ещё? Выдыхает, когда тему перевожу, и кивает. Ложиться мне уже пора…

***

— Ты чего не спишь? Выхожу посреди ночи воды попить, а Рысик на кухне сидит, поставив одну ногу на стул и обхватив коленку, и в окно смотрит. Светильник над плитой включил. На микроволновке синие циферки показывают час сорок два. — Не знаю… — отвечает тоже шёпотом и своей любимой, походу, фразой. — Просто. Просто. Ладно хоть не в темноте тут шкерится, не напугали друг друга. На небе половинка луны сквозь тучи проглядывает, оранжевая такая. Полукруглый бра, подсвечивающий мои конфорки, со своим тёплым светом походит на её вторую потерянную часть. Сам не знаю, зачем на это залипаю. Тоже «просто». — До утра тут будешь? — интересуюсь, перед тем как стакан наполнить, чтоб слова не перебило журчанием. — Можешь пожевать, что найдёшь. Чайник поставить… Разберёшься? Шепчем оба, походу, чтобы домового не разбудить. Не могу найти другой причины. — Да. — наверно про чайник соглашается. — Я не знаю… Мне спать хочется, но как-то… тревожно. Тревожно ему… Конечно, блин, на чужой кухне среди ночи молча в окно пялиться после порки, сабдропа и практически нервного срыва. Мне бы тоже было не по себе. Хотя мне и так не по себе, только вот понятия не имею, как ему помочь. — Телик можешь включить тихонько. — советую вообще невпопад. Ещё бы овец посчитать предложил. — Мне не мешает. — Хорошо. Ухожу обратно, на морщинистую простыню падаю… Как-то и мне теперь вот вообще не спокойно, как гирей по башке прилетает осознание, что у меня рандомный восемнадцатилетний пацан на кухне просто сидит. Просто с багажом в виде бед с башкой, какими-то травмами и совсем нездоровыми способами всё это вывозить. Как-то нихера это не «просто» — совсем мозги после сна разгоняются. Он же реально три месяца назад только школу закончил. Или два, если от выпускных считать. Торчит у меня — едва знакомого почти уже мужика с двумя работами и собственной хатой. Просто, блять. И нравится же мне. Не это вот всё, а он сам. Тоже «просто» — такое нехитрое щекочущее тепло в груди, которое ни с чем не спутаешь. Ни с физическим, ни с платоническим, хотя они там тоже огоньками рядом внутри переодически разгораются. И в мыслях я могу себе в этом признаться, когда в темноте один под одеялом лежу, а в жизнь это вытаскивать… Шесть лет. Вроде и нормальная разница, почти не чувствуется, если меня взять и… Леру, например. Ей в июле тридцатка стукнула, нормально работаем. Не корёжит меня от её миллениальности, она меня за мелкого пиздюка не держит. Хотя даже мать не держит с тех пор, как я её лет в четырнадцать перерос. А с Рысиком всё равно эти шесть лет пропастью ощущаются. И я это сам для себя решил и придумал — мы ведь даже не общались толком — но это тоже мой от самого себя пододеяльный секрет. Я его просто по-человечески выручаю. Любой не обделённый эмпатией бы так сделал, а моя знаменитая в кругу близких сердобольность меня вообще когда-то либо с ума сведёт, либо сразу в могилу. Это ведь так со стороны и выглядит? Что я просто парнишку жалею, как котёнка с улицы. Рысёнка. Не прям маленького слепыша, которого от рук потом не отучишь, а такого уже диковатого дворового подростка, который и жевать умеет, и голубей ловить, просто морозы ему надо переждать где-то. А приручать не надо. Не надо, но он сам же тянется. Знает ведь, что я гей? Наверняка же догадался, у меня-то на него радар пищит. Может, поэтому и тянется… Спал бы лучше. Что там сейчас в голове у него? Почему сидит вообще, а не лежит? Мне вот в горизонтальном положении вроде ничем не хуже думается… Сука. Лучше б вообще не думалось, надо спать. Просто вот глаза захлопнуть и забить хер. Сидит и сидит, не драгоценности ведь мои там тырит по-тихому, а значит нечего переживать. Незачем. Да и кухня у меня вполне уютная. Вообще вся квартира — сплошной островок безопасности. Хочешь лежи, хочешь сиди в любом углу. Мебель удобная. Кровать вон подо мной — мягкая и прохладная. Вокруг тихо и темно, даже машин под окном не слышно. Тихо и темно. Я расслабляюсь и засыпаю. Засыпаю. Засыпаю… А если бы мне лет сорок было? Вот меня бы после порки случайный взрослый кент моего Дома развязал, я бы ёбнулся со страху. Тоже тревожно было бы, особенно, если радар пищит. И не попёрся бы я к такому домой, а если бы и да, то не спал бы тоже. Или с ножом под подушкой. На всякий случай, даже если просто по-человечески выручает. Блять, а спал вообще Рысик в первую ночь и во вторую? Когда от Сани тогда привёз — он ведь собирался уже куда-то во всю, когда я раздуплился. Попрощался сразу и за дверь прошмыгнул, как увидел мою опухшую морду. Даже не позавтракал. После пирсинга та же история, только чай попил, залпом выдул и убежал. Вдруг так же и сидел десять часов? Хотя зачем тогда вообще соглашаться… Или я на него давлю? Не давлю же? Вообще ни разу, сука, не давлю — просто говорю «поспишь на диване», он сразу идёт. Послушно. Как по приказу, хотя не хочет ведь, сам сказал, в тепло и покой, пострадать хочет, вымотаться. Может и тут этим занимается? Вместо улицы просто на табуретке сидит, накручивает себя. Не шагает, а только болтает ножками. По приказу… А если он меня из-за Сани тоже слушается? Даже на «вы» ведь обращался… Вдруг сам не осознает и не может этому сопротивляться? Есть же такие, у которых вроде Тема без лайфстайла, но только со стороны Доминанта: он никак саба не контролирует, пока не видит, хотя тот готов в любом месте в ноги падать, независимо от обстоятельств. Просто потому что это не отключается. Просто. Саня обычно таких сразу выгоняет. Ему из-за отца вообще беречь надо репутацию на людях, даже не спит ни с кем в открытую… А я-то какого хера не сплю, если полчетвёртого вставать?! Закрываю резко глаза, даже звук шлепка век о глазные яблоки мерещится. Но ни в одном сна теперь нет. Вообще ни слуху, ни духу. Ворочаюсь, ворочаюсь, ворочаюсь… Руки свои же мешаются. Горло сохнет и чешется опять, реально, походу, разболится. Снова за водой идти? Таблетки в машине забыл. Время смотрю — два пятнадцать. Не, нахер это питьё, надо подремать как-то этот жалкий с копейками часик. Просто лечь удобно и думалку свою мысленно молотком расхерачить, чтоб ни звука больше, ни образа, ни картинки. Сразу вырубит. Переворачиваюсь на бок, руку под подушку засовываю. Одеяло прохладное в ногах. Дыхание своё слышу, пульс в подушке. Сглатываю. И опять эти ёбаные колючки в миндалинах! Вздыхаю и с тихим стоном встаю. — Ещё раз привет. — шепчу. Рысик на месте до сих пор, но теперь хоть с телефоном. Менее жутко. — Так спать и не пытался? — Нет. Всё равно не получится. — Из-за чего тревожишься? Почему бы и не поболтать ещё, раз такое дело. Отпиваю один глоток… Надеюсь, он не думает, что я тут вселенскую жажду изображаю аж второй раз, чтобы просто проведать. Слышал же, наверно, как кряхчу и кашляю… — Не знаю. У меня давно такое, когда нервничаю… Даже снотворное выписывали, но у меня после него совсем сил нет и тошнит. — Ты не можешь заснуть или не хочешь засыпать? — И то, и другое. — признаётся. А потом добавляет, каким-то образом убавляя даже шёпот, почти беззвучно: — Больше другое. Не, зря я спросил. Надо обратно откатываться. — Тебе утром куда-то нужно? — Домой к десяти. — Значит, выспишься ещё, ложись. Мне сестру через пару часов встречать, — вижу, как заметно напрягается, — потом вернусь и разбужу, не нервничай. Закину тебя по пути, мне тоже к десяти на работу. — Я не смогу… — Ты даже не пытаешься! Ну что ты, как маленький? — сердито повышаю шёпот. Должно подействовать, стыдно же ему казаться ребёнком. — Сам сказал, что хочешь спать. Успокаивайся и ложись. Может, сказку тебе почитать? — А ты можешь? Стопарюсь немного… Это такой манипулятор из меня херовый? Смотрю на него, а там, в свете от экрана, глаза красные, слипаются, нос морщится веснушчатый от яркости… Рысик уже где-то не здесь и не там, еле сидит и явно не собирается свою взрослость доказывать. — Могу. — отвечаю ровно. Могу же реально, уровень абсурда это не сильно поднимет. Да и со сказками дело иметь уже приходилось — Алинка про корову любила, которая отбилась от стада и бродила по лесам. До сих пор ей читаю, если какая-нибудь истерика случается. По телефону, с тех пор как живём раздельно. — Какую хочешь? Задумывается так, смешной, до морщины на лбу. Будто в голове библиотеку открывает. Как назовёт сейчас какую-нибудь редкую, скандинавскую… Я-то про котят ему просто что-нибудь загуглить собираюсь. — Не знаю, мне никто не читал. — встаёт со стула. Вот как. — Или я не помню. Топаем в комнату, и сейчас только замечаю, что он в трусах одних и футболке. Не холодно? Отопления пока нет, а ночью уже почти ноль снаружи, скоро минус пойдёт. Я даже в штанах сквозняк чувствую, по полу летает. Плед бы хоть взял. Под одеяло на диване ныряет и кутается почти до носа. Одни глаза выжидающе поблескивают от непрямого свечения телефона уже моего — во всю ищу сказки. Сажусь на краешек рядом, ощущая, как ноги отодвигает подальше к спинке. — Лёг? — новый идиотский вопрос задаю. То ли нервы сдают, то ли мозги. — Слушай тогда. — Правда почитаешь? — мяукает недоверчиво. — Не издеваешься? — У меня сестра есть, помнишь? Это скорее надо мной издевательство… Почитаю, всё равно уже спать смысла нет. — Спасибо. — расслабляется заметно и заворачивается почти с головой. Зевает. Складочки на носу забавные. — А это долго? Отматываю к концу, пробегаясь взглядом по картинкам с животными между текстом, чтобы самому понять. — Не очень, вроде. Но не обязательно всю слушать, спи. Так, сейчас… — листаю обратно к началу и прочищаю горло. Рысик на бок отворачивается. Начинаю: — В обыкновенном доме жил один не совсем обыкновенный котёнок… Фыркает в подушку, но не останавливает. Меня самого на смешки пробивает, хотя на фоне совсем не весёлая мысль, что вот сейчас парнишка мне кажется сильно взрослым. Как Алина сразу выросшей показалась, когда её парень в девятом классе бросил, а вместо того, чтобы истерить и подарки его резать, рвать и выбрасывать, она ко мне пришла и требовала по голове гладить и про корову читать. Парадокс какой-то сказочный. Будто только дети их просят, потому что интересно и можно подольше не спать, а у взрослых так меньше болят переломы перехераченной психики. И Рысика тоже сейчас точно не сюжет глупый увлекает, как котёнок Хитруля мышонку сыр помогает искать, чтоб тот его потом тоже выручил с пропитанием, не подозревая, что лакомством как раз сам и является. Ага, жуть какая-то. Но пусть лучше нам обоим будет странно, смешно и неловко. Не тревожно. Читаю, как столкнул котёнок этому мышу большой кусок сыра со стола, и хотел следом прыгнуть, чтоб поймать его, неповоротливого, с такой ношей в лапках, да на кувшинчик молока отвлёкся. Даня уже сопеть начинает, пальцы успокаиваются и край одеяла не мнут. Не получится, ага. За пять минут вырубился. Смотрю на ресницы неподвижные, густые, прямые брови и торчащие неровным тёмным ореолом вокруг светлого личика волосы. — И понял Хитруля, что пока он молоко лакал — убежал мышонок и сыр уволок… — делаю паузу, чтоб убедиться, что спит, и сам вдруг начинаю в этом детском триллере от лица маньяка видеть какие-то скрытые смыслы. На жизнь всё переношу. — Так котёнок сам себя и перехетрил.

***

— Прикинь, твой мальчик со мной учится, оказывается! — Алина открывает дверцу, но не садится — только голову в салон засовывает. — Ну, не совсем со мной, он первак. Мы последние на лекции оставались, открытой, Барышкин нам двоим сунул свои контракты заполнять, и я поэтому сказала, что ты его тоже подкинешь до дома. Не Барышкина, Даню. Ему, правда, в другую сторону, но ты же подкинешь? Фунь? Тараторит, как из пулемёта. Еле успеваю за мыслью. — Лина, блин, два-икс выключи! — ругаюсь, пока на отдельные предложения сказанное мысленно делю. На пустой желудок прям туго доходит, а теперь ещё и кататься… — Кого и куда я подкину, внятно можно? — Нельзя, он уже идёт! — Алина судорожно оборачивается, чуть ли на месте не прыгает. — Всё! Я делаю вид, что ни-че-го про вас не знаю! Вижу в боковом зеркале Рысика. Охереть, конечно. Вчера только домой отвозил… Реально в этом же универе учится? Не сталкерит меня, случаем? Не, не сталкерит. Вижу, как мордашка его вытягивается, когда машину узнаёт. Тормозит оторопело. — Сколько можно повторять, я не сплю с детьми! — шиплю в сторону сестры, которая уже заднюю дверь ему открывает и жестами подзывает. Как кота, реально. Рукой ещё так ведёт, будто Вискас там зажат… Мне поесть бы, реально. Парнишка садится и неловко здоровается — глаза огромные-огромные, зеленющие. Алинка рядом со мной забирается. — Блин! — кричит, защёлкнув ремень. Вытаскивает его обратно. — Я куртку забыла! Щас! Вылетает из машины, хлопает, а мы остаёмся в звенящей тишине. Звенящей, правда, звуками города снаружи, но после этой шумной мадамы слух такие мелочи замечать отказывается. — Я… Я не знал, что это твоя сестра. — говорит спустя несколько долгих секунд… Даня. Она называет его Даня. — Прости… — Она видела, как ты выходил из моей квартиры, когда первый раз оставался, и теперь уверена, что я с тобой сплю. Вот и прицепилась, походу. — смотрю на него через зеркало уже в салоне. Не удивляется — точно о моей ориентации знает. — Так что это ты извини. За это чудище. — Лучше пусть так думает, чем знает правду. Ну, что ты мне сказку читал… Улыбается — вижу морщинки вокруг зелёных глаз, словно лучики, пока сам смеюсь. Реально, такого предательства не переживёт… — Ага, об этом ей лучше не говорить. Будет драться. — Со мной? — С тобой, со мной, со сказкой… Тебе куда? — К Александру. Опять?! Очень резко с меня улыбка слетает, уголки губ вниз прям плюхаются. — Ночевать есть где? — задаю уже почти привычный вопрос. Обыденный. — Да. Домой поеду. — Круто. Алина возвращается и по дороге без умолку щебечет что-то про задержку итогов летней практики, про Барышкина, единственного её препода, чьё имя, точнее фамилию, я вообще слышал, про спикеров вебинара — неизвестных никому блогеров, которые, по её мнению, вообще не должны где-то помимо интернета показываться, про каких-то писателей-издателей, пиво, клёны и… Варежки. Жду, когда свою уже захлопнет, не могу фокус так долго держать. Это она в мать, но та хоть про цветочки вещает, про лаванду, которую я уже в отдельную от цветочков категорию выделяю, и про соседей-сербов — не скачет сильно с темы на тему. Рысик просто улыбается и кивает. Отличная тактика на первое время, быстро сообразил. Я тоже так делал, пока сестра не начала коварно пользоваться моими невменозными кивками и просить разные ебанутые вещи: например акулу ей живую купить, которую по датчику на другом конце мира можно отслеживать. — Пока Фуня, пока Даня! — выскакивает, когда подъезжаю к подъезду, и забывает куртку теперь здесь. Возвращается, тянется, не забираясь обратно, но длины ручек не хватает. Передаю, очень недовольно глядя. — Всё-всё-всё! Знаю, я у вас третья лишняя, убегаю… Глаза закатываю и говорю Рысику перебираться вперёд. К Сане выдвигаемся… — А почему Фуня? — спрашивает всё-таки, после того как раза четыре молча рот открыл-закрыл и чуть рюкзак свой на ниточки не разобрал, решаясь. — Ну… Зубов у неё в два маловато было, букву «С» не смогла выговорить, с «Ш» решила не рисковать. — пожимаю плечами. — Про гласные не знаю, не спрашивал. Странно, что тебя она Даней зовёт… — Она со мной даже не знакомилась, услышала, когда нас записывали на конференцию. Вообще я на Даню плохо отзываюсь, только Диана так называет. — И я иногда. — замечаю как-то между прочим. — Меня Сашей вообще никто не зовёт. В семье Фуня, у друзей Сок, на работе — «здравствуйте, спасибо, до свидания». — Сок? — От фамилии. Сначала до Сокола сократили, потом до Сока, угадай какая. Отзываюсь кстати бонусом на любые марки от «Доброго» до «Джейсевена». — И на «Любимый»? Бросает и… Наслаждаюсь, как стремительно в повисшем молчании краснеет, пока сам полностью не догоняю. Это сейчас попытка флиртовать была или просто ляпнул, не подумав? Самому как-то неловко становится: — Кхм… Хорошая идея для оправданий в нашей гомофобной среде. Едем дальше без разговоров. Огибаю центр, чтобы избежать вечерних пробок, но не один я такой дохера умный — застреваем на светофоре. Рысик нервничает и на время поглядывает. Конечно, знаю, как злится этот грозный доминатор на опоздания. За каждую минуту порцию пиздюлей отвешивает, даже мне — словесных. И только думаю об этом, как телефон дребежжит, морда Санина с тёмными очками и двумя сигами-бивнями в углах рта высвечивается. Как он чует то, когда про него вспоминаю? Особая связь Соколовых какая-то? — Да. — отвечаю, пока стоим. — «Они в край охуели! — орёт в одном моём наушнике. — Можешь мне щас скинуть аренду? Она вместе с салонной в одном файле, мне некогда уже искать. Щас пацана отменю, поеду сразу с Романычем… Блять, как их выселить оттуда? Нихуя же всё равно не выплатят, я заебался!» — Топят опять? — уточняю. — «Топят и не открывают уже два часа, надеюсь захлебнулись! Твари… Мне договор прям срочно нужен!» Впереди трогаются охереть «вовремя», сзади сигналить начинают. — Скину сейчас, не ори. — «Давай быстрее! Минута у тебя!» Быстрее. А пробка стремительно рассасывается, не встанешь нигде сейчас… — Дань, можешь помочь? — смотрю боковым зрением, как кивает, и кидаю ему разблокированный телефон с открытым мессенджером. — Зайди там с Саней в диалог в закрепе… — Угу… — глядит на меня удивлённо, но делает. — Что дальше?.. — Теперь скинь ему… Так. — вспоминаю, где там у меня что валяется, и очень некстати замечаю, что уже на скрепку ткнул. А там фотоплёнка. А там нюдсы мои, кидал вчера Славику. Не дикпики, их удаляю сразу, но… Сука, реально надо быстрее! — Там в файлах найди папку «Поебота», в ней «Аренда»… Есть? — Да… — Скинь ему оттуда всё. — Угу… — тапает быстро по экрану пальчиками. — Готово. — Умница. — само вырывается, и хочется просто в машину впереди въебаться — он даже телефон тянуть обратно перестаёт от этой пошлой похвалы. И будто бы ситуацию уже не исправить, но добавляю: — Спасибо. Обстановку снова разряжает Саня, что звонит теперь Рысику — сказать, что ничего сегодня парнишкиной жопе не грозит. Тот угукает в трубку и сразу заметно приунывает, на меня косится. А я вдруг вспоминаю, что жрать невероятно сильно хочу, желудок сводит. — Мне теперь домой… — тянет неуверенно. Ага, в другую сторону. Это мне перестраиваться, разворачиваться и в новую пробку вставать. — Ты есть не хочешь? — спрашиваю, хотя уже курс держу к ближайшей знакомой пиццерии рядом с тем ТЦ, где в толчке тогда пересеклись и кровь ему останавливали. На фудкортах людей в час пик тоже немало, а там непримечный вход через переулок и всегда есть свободные столики. — Не знаю… — отвечает стандартно, а я уже сворачиваю. — Значит, маленькую тебе куплю. — Кого? — Пиццу. Снова не спорит, просто молча идёт за мной и на свободное место у окна садится. Тяну ему заламинированное меню. — Я только чай буду… — пробегается по столбикам взглядом. Ага, чай он будет, пока я увесистую среднюю пепперони уплетаю с литровым капучино. Хер ему. — Ты же никуда не торопишься? — спрашиваю как можно спокойнее, хотя зубами уже щёлкать готов от витающих тут ароматов. Мотает головой. — Тогда выбирай что-то жевательное. Я поесть хочу по-человечески, с десяти утра голодаю, ты ждать устанешь. Можно большую взять на двоих… Мнётся, но соглашается: — Хорошо. — Хорошо. — повторяю, выдохнув. Хотя бы так. Из-за денег может переживает? — Я куплю всё. Считай, что моральная компенсация. За Алинку. Слабо улыбается, когда выбираюсь из-за тесного столика, чтобы пойти на кассу. Пока едим, расспрашиваю его про учёбу — интересно вдруг стало. Узнаю, что на рекламу пошёл, чтобы на бюджет, а так вполне себе технарь, в чертежах всяких разбирается и мог бы на архитектуру. Или куда-нибудь, куда душа тянется — на агронома или эколога, но побоялся и даже биологию не сдавал, да и сестра не одобрила. Про свой юрфак рассказываю, как загнали туда родители, чтоб я какие-нибудь партаки за копейки не бил, и я теперь их бью подороже со знанием всех законодательных тонкостей. Ест Даня маленькими кусочками, но с большим аппетитом. Невольно вспоминаю Санино «как жуёт, так и сосёт» и мерзко от этого становится, но мысль, как бы я её не душил, всё равно продолжается тем, что глубоко он брать не будет… Как я люблю. Не выношу горловой с этими околоблюющими звуками. Ещё и смотрит на меня своими потеплевшими зелёными из-за стакана. Снизу вверх. Лучше бы я всё-таки голодал… Фантазировал бы дальше про тесто с мясом, а не… — А вы с Александром родственники? — спрашивает ни с того ни с сего. Кофе чуть не давлюсь, пенка залетает не в то горло. Не люблю её, но американо здесь, будто земли с углём в кипяток насыпали. — Сплюнь и постучи. — выдаю, когда наконец проглатываю. К матери реально на такое продолжительное время ездить нельзя… — Просто тёзки в квадрате. И учились вместе. — Он тоже юрист? — Тоже в школу ходил. Вышку он на кальянчики променял, которые сейчас от наводнения спасает… Дед Мазай херов. Зато в мою дырокольню вложился, вот за это ему спасибо. — Это твой салон?.. — Чуть больше, чем наполовину. Саня вообще так, формальный совладелец. Иногда заходит эскизы поразглядывать. — Я тоже хотел раньше тату бить… Даже курсы искал. — Технику не так сложно освоить, там башка больше устаёт. — вздыхаю. — И люди иногда отбитые, надо каждую мелочь объяснять ещё на этапе записи. У меня этим сейчас Лера занимается, но из последнего, что помню… Тётка одна полчаса возмущалась, что квадрат пятнадцать на пятнадцать на запястье не влезет, а уменьшать нельзя. Мужики, которые рукав хотят быстренько по дороге за пивом набить… Про влюблённых неадекватов вообще молчу, я только детей бью. Имена и портреты, в смысле. — А СММ-щик вам не нужен? — с надеждой спрашивает Рысик. Интересно. — Этим тоже Лера занимается, но я спрошу… Ты прям ищешь работу? — Хочу съехать. Я уже работаю на удалёнке, но не хватает пока… — Ты главное не надрывайся. У меня так гастрит и нервный срыв появились, когда ипотеку закрывал. Сразу на трёх пахал с одним «Дошираком» и двумя часами сна в день. Даже с Саней в БН-е. Администратором. Распахивает глаза, когда слышит сокращённое название БДСМ-клуба. «Bloody Night» целиком. Знает. — Я администратором тоже могу. — Сменщиком Лериным можно… У неё сейчас Анжела, но я бы её с удовольствием на кого угодно поменял. Ты реально хочешь? — Да. — Куда тебе писать?