
Пэйринг и персонажи
Метки
Повседневность
Hurt/Comfort
Нецензурная лексика
Повествование от первого лица
Слоуберн
Элементы юмора / Элементы стёба
Стимуляция руками
Курение
Упоминания насилия
Сайз-кинк
Первый раз
Нежный секс
BDSM
Элементы флаффа
Разговоры
Селфхарм
Обездвиживание
BDSM: Aftercare
БРД
Упоминания смертей
Русреал
Деми-персонажи
BDSM: Дроп
Пирсинг
Плей-пирсинг
Описание
— Да Тема у них не самая пугающая часть биографии, там у любого похлеще найдётся дурь. Не, серьёзно, с сабами водиться — это всегда кот в мешке...
— Ага. — фыркаю прямо в чай, и кипяточная пенка паутинкой по чёрной глянцевой глади разлетается. — Или рысь.
Примечания
Много диалогов
Тема не является главной частью истории
Работа не предназначена для читателей младше 18 лет, ничего не пропагандирует, все описанные события являются художественным вымыслом.
Посвящение
Моему другу Л., который пожаловался на отсутствие правдоподобного русреального БДСМ-а в фанфиках (хотя на правдоподобность не претендую) и персонажей с дредами (так появился Эдик)
Л., довёл до греха!
1. Дурдом
17 июля 2024, 10:00
— «Говори, мелкая блядь! — звонкий удар, звук которого телефонный динамик раздваивает и делает раз в десять резче, прямо как в какой-нибудь доисторической порнухе. В голове даже сами собой невольно всплывают эти крупные бежевые пиксели, в которых части тела можно разобрать только если прищуриться и выкрутить на максимум фантазию. Или наоборот, последнюю поубавить, если выдаёт на голодный желудок, будто там курицу фаршируют. — Без смазки хочешь? Не слышу, блядь! Без смазки растянуть? Чтоб щипало потом, когда разогревающей полью перед тем как тебя… Да, Сок, ты чё, уже подъезжаешь? — из трубки слышится недовольное мычание, сопровождаемое новыми громкими шлепками, когда Саня наконец вспоминает, что ответил. — У меня тут сейшн…»
— Я слышу, сука, ты можешь его не лупить, пока говоришь?! — даже телефон от уха отодвигаю после очередного — к счастью, последнего — пронзительного хлопка. Моё отражение в стеклянной двери вокзала морщится, когда вокруг вдобавок начинают сигналить такси, а чей-то чемодан запинается о плиточную дорожку. Ну вот же, блять, ровная через пару метров, асфальтовая! — Моим барабанным перепонкам больнее, чем его жопе!
— Молодой человек! — высовывается с акцентом один из таксистов. — Город, пригород…
Отхожу подальше, когда начинает перечислять даже мне, коренному горожанину, незнакомые населённые пункты.
— «Так ты едешь, не? — вопрошает Саня. — У меня потом ещё один пацан на четыре, там надолго: только пороть часа полтора, если с разогревом… По яйцам отпинать ещё, если не улетит. Да не тебя! — шипит снова на своего подопечного. — Заткнул рот, быстро!»
Смотрю на время — только половина. Но Алинка наверняка сначала в магазин затащит за каким-нибудь тортом, возвращение моё отмечать, будет ныть о предстоящей учёбе…
— Извините, у вас не будет пятидесяти рублей? — плеча касается какая-то девушка в ярко-жёлтой ветровке. — Мне на автобус не хватает, могу вам потом перевести, когда заряжу…
Отмахиваюсь — не до попрошаек сейчас. Да и налички нет. Отхожу совсем за угол, многовато уже вокзального экшена.
— Я где-то ближе к шести буду, — говорю в телефон, прикинув, — к Алинке надо, а потом…
— «Ну и хули звонишь тогда? — перебивает Саня. По ушам режут на этот раз участившиеся стоны. — Меня от работы отвлекаешь, тут Шлюшка… Руки убрал, блять! Открой жопу! Терпи! — плечи сами дёргаются, когда Шлюшка басом рычит что-то нечленораздельное после очередного шлепка. Вздыхаю — каждый раз одно и то же, а Саня невозмутимо бросает стандартное прощание, даже не дослушав: — Давай, короче!»
Лицо парня — или мужчины, не вышло пока разобраться — всплывает в памяти: невысокий, упитанный и бородатый, на вид что-то между шестнадцатью и сорока пятью. Бровки домиком, раскосые глаза, вздёрнутый нос и щёки пухлые, как у ребёнка. Все вот эти шутки, что у мужиков за суровой растительностью круглолицый младенец скрывается, вот это про него. Хотя, вдобавок к ней, от викингов и матёрых байкеров у него ещё и низкий прокуренный голос — по нему и удаётся узнать всегда. Часто слышу, Шлюшка один из Саниных постоянников, ещё с клуба…
А друг мой, походу, решился на полный осенний набор: с конца августа нашёл ещё трёх новых клиентов. Не очень понимаю, растёт ли это его квалификация как БДСМ-доминанта или просто сабов новых так много наплодилось лет тридцать назад — в основном в его импровизированную домашнюю студию заглядывают выгоревшие офисные работники или уставшие примерные семьянины, которым, как мне нравится думать, с жёнами повезло. Типа раз сковородкой по башке никто не лупит, приходится задницу под плётку подставлять…
Так, надо заканчивать с размышлениями и определяться.
К сестре заскочить за ключами от машины, к Сане — за ключами от квартиры… Злюсь сам на себя, что решил по всему городу вещи раскидать перед отпуском. Если поездку к родителям в Черногорию можно считать отпуском, конечно, в чём я всё больше и больше сомневаюсь: руки болят от садовых раскопок, ноги — от скачек по холмистой местности с мешками удобрений, а голова — от вечно недовольного гундежа матери, которая решила покрыть лавандой, походу, всё, что находится вне дома. Вне северной части дома, если точнее: на солнечных подоконниках другой половины лиловые кустики вовсю фотосинтезируют в горшках, готовятся к какой-то осенней посадке. До которой я, к своему счастью и родительскому сожалению, в качестве помощника не дотянул — вернулся в бетонные джунгли.
И вот мотаться по городу на каких-нибудь лианах реально было бы легче, чем вспоминать транспортные ветки.
Ещё и в животе бурчит…
После пяти часов полёта с пересадкой так есть не хотелось, как сейчас: в плацкарте традиционно воняло быстрой лапшой, колбасой и рыбой. Так что плюю и бегу в более-менее отдалённый от вокзала фастфуд, и уже там, пока жру картошку, решаю, как лучше делать огромный крюк через половину города, чтобы на такси не влететь в копеечку, а на общественном транспорте — в минуточку.
А сестра неожиданно звонит сама.
— «Фунь, бли-и-ин! Привет, я забыла совсем, что ты сегодня прилетаешь! Прости, я щас… — улавливаю какой-то нетипичный шум и голоса вокруг. — …Я в метро спускаюсь, перезвоню!»
Не успеваю понять, что это такое было, как со злостью сдёргиваю с волос резинку — в нашем городе метро существует только в самых смелых планах по развитию инфраструктуры. Чудище, блин, лохматое, снова куда-то укатила! Надеюсь, что соизволила оставить кому-нибудь свои ключи, и можно их забрать, чтобы забрать свои от тачки… Хотя оставляет обычно Гоше. А он до конца сентября тоже где-то в Европе.
Охеренно.
Выдыхаю и смотрю на время снова, пока пытаюсь переварить, что сесть за руль теперь выйдет неизвестно когда, и составляю в голове новый маршрут.
Забегаю в туалет, чтобы хоть здесь умыться и волосы грязные и выгоревшие собрать поприличнее, а после шагаю на остановку — людей сейчас мало, довезу как-нибудь чемодан и рюкзак до Сани автобусом. Кидаю ему сообщение, когда подъезжает нужный, и двери с шипением прямо передо мной открываются. Закатываю свой багаж в угол, прикладывая перед этим на ходу к терминалу карту, плюхаюсь у окна в самом конце…
После плацкарта, где лежишь, как в гробу, а сидишь, как в карцере, хочется вытянуть ноги, но приходится придерживать вещи, чтобы не улетели никуда на очередной дорожной яме. Ещё и на солнечную сторону упал, в лицо прямо жарит, но лень двигаться со всеми своими баулами… И пылью воняет в этой транспортной духоте с неработающими кондиционерами. Родной такой пылью, городской, горячей…
Сам уже чувствую себя мазохистом.
Вспоминаю снова Саниных клиентов: всегда удивляет почему-то, что они дохера жизнерадостными выходят из его «пыточной». Вспоминаются рассказы, что ощущения от сессий у реальных мазов варьируются между чем-то вроде контрастного душа и прыжка с парашютом. Да и у БД-шников какие-то свои приколы… Но самому представить сложно. И не хочется — я точно не один из них, да и садистских наклонностей не имею, вообще вне этих категорий. Даже за рамками Темы доминирование не сильно привлекает, хоть чаще всего сверху активничаю и разнообразием в постели не брезгую: шлёпнуть, руки в порыве страсти заломать — запросто. Однако в голове так и не вяжется, что вся жесть с кнутами, расширителями и железными ошейниками — вещи из той же категории. Хоть уже давно варюсь в этой среде и в курсе добровольности и разумности…
В лифте долго вглядываюсь в своё сразу и отдохнувшее, и замученное лицо: загар вроде появился, а вот тяга к жизни из глаз исчезла. Шагаю в квартиру, которую Саня то ли для меня заранее всегда отпирает, то ли вообще не закрывает из каких-то своих принципов — типа, любого вора можно сразу паддлом деревянным отхерачить — и слышу снова приглушённый шум. Иду привычно на кухню, чтобы налить воды, бросаю взгляд на часы. Почти пять. Значит, в самый разгар порки «пацана на четыре» припёрся.
Возвращаюсь со стаканом в прихожую снова, прислушиваюсь.
Из-за двери с матовым затемнённым стеклом доносятся звонкие и хлёсткие удары — узнаю ремень. Детство каждый раз вспоминается, отец так всего два раза наказывал, не в полную силу, но впечатлений на всю жизнь. А из гостиной только едва слышные стоны доносятся и выдохи. Открытые, не похожие на мычание — рот парнишке явно не заткнули. Значит, либо ещё терпит, либо уже улетел в спейс… Если возможно улететь от ремня — инструмент всё-таки больше воспитательный, «кнуточный», а не «пряничный», как Саня их классифицирует.
Только хочу сделать глоток, как шлепки вдруг затихают сначала, а затем меняют характер — прилетает сразу три тихих и чётких. И будто бы рассчитанных, с паузами. Явно рукой. Парнишка по ту сторону мычит, и понимаю сразу — пощёчины. Точно пощёчины, раз рот, по звуку, закрыл. С открытой-то челюстью мышцы натянуты, больнее…
— Нормально всё? — громкий голос Сани заставляет отскочить. Чуть не плещу на себя из стакана и запинаюсь о чей-то синий рюкзак.
Дивлюсь на матовое стекло, будто разглядеть что-то могу. Парнишка точно новенький — обычно Саня цвет спрашивает. Правило светофора.
Ответа не следует, надеюсь, что кивает. Отхожу от двери совсем, когда слышу шаги.
— Здорово, — высовывается из гостиной знакомая тёмная макушка. Бросает на меня быстрый взгляд таких же тёмных глаз. — Щас найду ключи твои и пойдём.
Киваю сразу, наконец отпиваю воду, а лишь потом догоняю…
— Куда?
— В смысле, блять, «куда»? — Саня быстро снимает сессионную чёрную рубашку и кидает в спальню, не переступая порог. Затем ругается коротко и всё же заходит туда, возвращается с футболкой. — Эдику-педику… Ну, помнишь, шибарил у меня, с этими хуйнями на голове который? Ему надо помочь шкаф частично собранный разобрать, затащить в хату его новую и собрать целиком, а то грузчики слились. Я ж написал.
Вздыхаю и достаю телефон, в который по дороге не заглядывал и на беззвучке не слышал. Тупо пялюсь на пару голосовых, будто не уловил более чем понятного устного объяснения, и лишь после этого вспыхиваю возмущением.
— Сука, я только прилетел, какой нахер шкаф?!
— Небольшой и всего один! — безапелляционно режет Саня, хлопает меня по плечу и вытаскивает из своего шкафа ящик с инструментами.
— А пацан твой? — вспоминаю и киваю на дверь. Там же он до сих пор, не мог мимо меня прошмыгнуть…
— Он наказан. Будет стоять мордой в стенку, пока не вернусь.
Хмурюсь такой затее. Реально оставит вот так, в своей квартире? Не то чтобы моё дело, у Домов там свои тараканы в портупеях, но…
— Это БДР-но, по-твоему?
— Бля, а чё нет-то?.. — Саня чешет затылок, а затем резко и с размахом опускает мне в ладони связку ключей — только успеваю подставить. Профдеформировался, что ли, от шлёпалок своих? — Я же оставил петлю, чтобы сам развязаться мог в случае чего, мобильник старый дал, кнопочный, там на ощупь двойку зажмёт, если затупит или запутается, мне позвонит. Прибегу.
— А если экстренно надо будет?
— Экстренно у него там может только тромб оторваться… Сок, ну он же не в подвесе! На полу сидит.
Киваю, всё так же не расслабляя лица, но выхожу из квартиры. Шкаф, так шкаф… Возвращение и так уже не задалось.
***
— Саня, потише отпускай… И ноги осторожно. — Эдик, которого без верёвок в руках мне действительно удалось вспомнить лишь по дредам, умудряется сохранять спокойствие даже сейчас, когда я уже хочу в этот шкаф лечь и притвориться мёртвым. Но вспоминаю потом верхнюю полку поезда и передумываю. — Я и так осторожно, блять! — а вот Саня в шаге от того, чтобы начать распускать руки. Или ноги — вспоминаю, что тот собирался отпинать своего пацана по самому драгоценному, и даже начинаю всерьёз за парнишку переживать. — Заебал! — Я не тебе, я другому Сане… — парень переводит взгляд на меня и наконец опускает плавно свой угол на пол, утирает лоб и поправляет торчащий спутанный локон. — Ты ведь тоже Саня. — Я Сок. У нас не только… имена, но и фамилии… одинаковые. — еле выдавливаю от напряжения, перед тем как тоже поставить наконец проклятый предмет мебели. — Ещё в школе определились, кому что. — Да ваще пиздец! — Саня агрессивно шипит и последний отрывает руки от деревянного бока. — Развели полстраны Соколовых, а у нас потом аттестаты при вручении путают! Эдик принимается осматривать с таким видом, будто это не шкаф в полупустой комнате, а главная музейная инсталляция. Кивает, утверждая. На мой взгляд, не самое удачное место посреди короткой стены — угол тёмный и тесный остаётся, куда большое ничего не влезет, а маленькое потеряется… Да и шкаф сам по себе не зрелищный. Средненький такой, светло-коричневый: штанга для вешалок за одной дверцей и полочки за другой. Будто бы не стоил всех матов у подъезда и в, перед дверью и за, пока раскручивали и запихивали задние стенки. Не влезли в лифт — хоть и новостройка, кабина лишь одна и маленькая, по лестнице херачить пришлось. В квартиру затащили с горем пополам. — А отчества? — спрашивает Эдик, садясь прямо на пол за неимением другой мебели, наливает в гранёный стакан воду из бутылки. — Я Алексеевич, — подхожу к новому окну, пластиковые рамы которого ещё опечатаны плёнкой с логотипами, — он — Сан Саныч. — И никто из вас не Шурик? — Фу! — фыркает Саня, наливая себе тоже. — Бля, сам ты Шурик, Эдик. Хотя ты скорее Бывалый. Сок — Трус, а я — Балбес. — Балбес, не поспоришь. Охеренная у нас операция «Ы»… — смеюсь, а на подоконнике вдруг жужжит телефон. Не мой. Саня морщится, когда передаю, и сразу вылетает в коридор. — От лица всех Эдиков хочу сказать, — парень на полу предлагает воду и мне, — что мы с Антонами недоумеваем, чем вам Шурики не угодили. — Я ничего против не имею. Меня в честь какого-то Шурика и назвали, с которым дед служил. — начинаю рассказывать эту семейную историю, наполняя стакан. — И сестру хотели тоже — батя с дедом так её рождение отмечали, что Шурой бы и записали в свидетельстве, если бы тётка, которая это всё оформляет, домой не отправила. — А как в итоге назвали? — Алиной. Мать решила, что двух первых букв для обозначения родства достаточно… Хотя вообще не против Александры была, но вовремя задумалась, что на «Сашу» будем всегда вдвоём сбегаться, неудобно. Хотя меня из-за сестры как раз Сашей никто и не зовёт. — Почему? — Скорую вызывай! — Саня забегает, всё ещё с телефоном, как только открываю рот, чтобы ответить на вопрос. Снова чуть не проливаю воду — глаза у него дикие, весь взвинченный… Сразу думаю про пацана. С ним всё-таки что-то стряслось? А что реально может случиться с человеком, который просто стоит в углу? Ноги затекли? — Санитаров, блять! Дурку! Выдыхаю сразу. Не пацан. Интересно почему-то, как он выглядит — всегда было любопытно посмотреть на Саниных неофитов. Одни всегда выбирают медленные и долгие практики, чтобы отдохнуть головой и в транс свой этот уплыть, другие, наоборот, сжав зубы, терпят самые жёсткие воздействия с целью физически и духовно перезагрузиться. Пацан, судя по услышанному, относится и к классу «медитаторов», и к «реинкарнаторам», как делит их этот суровый доминатор, который сейчас комнату по второму кругу шагами меряет. Вроде и долго лупили, если правда пришёл в четыре, а вроде и ремнём… Да и про боллбастинг этот заикнулся явно же не для спейса… Хотя, может, болевой порог у него высокий и реально фокус от такого теряет? Саня выбегает из комнаты снова, а затем возвращается, натягивая на ходу куртку. — Суки! Опять затопили! — сообщает в полный голос, не попадая в рукав. И мне даже размышлять не приходится, сразу всё ясно — его первый и пробный бизнес в виде табачного магазинчика на первом этаже жилой многоэтажки в очередной раз заливает неблагополучная семейка сверху. Смотрю на Эдика, и тот, судя по всему, тоже информацией не обделён, хотя по его флегматичной роже хер разберёшь. — Короче, я полетел! Сок, лови, — кидает мне связку снова в той же манере, — ящик отнеси! Хватаю и почти сразу запускаю обратно: — С хера ли опять я? — Будь другом! — бросает снова. А я и так уже охеренный друг, раз торчу тут, а не под струями прохладного душа. — Я домой хочу, — кидаю ключи опять. Будто в «Горячую картошку» играем. — Я три недели, сука, там не был! Саня смотрит на Эдика, но тот лишь медленно поднимает руки. — Я не могу. Ко мне клиентка скоро приедет. — Бля, ну может, перенесёшь? Тут же рядом сбегать! Мне прям охуеть срочно, там от каждой минуты зависит, наебнётся проводка или нет! — Не могу, — парень бескомпромиссно собирает дреды в хвост и завязывает верёвкой, — расписание строгое. — Блять, ты массажист, у тебя график должен быть гибкий, как… как Фисташка! — Кто? — щуримся с Эдиком одновременно. Не припоминаю что-то никого с такой кликухой. — Да ходил ко мне один гимнаст, я его воском хуячил, пока он в мостике стоял… Пиздец, до сих пор жалею, что у меня тогда подвеса не было. Я бы его… — Давай без подробностей… — гетеросексуальный, как ни странно, Эдик встаёт с пола и ставит воду на подоконник рядом со мной. А я акробата вроде в чертогах памяти отыскиваю, хоть на прямую с ним не пересекался, лишь мельком видел в клубе. Шрам на щеке помню. — Был бы гибкий, если бы ко мне не ходили богатые тёти. А так — за сервис дополнительные чаевые, так что прошу покинуть помещение, мне тут надо всё в цивильный вид привести. — Со-о-ок, блять, ну закинь по-бырику! — ноет Саня вообще не по-доминантски, когда задумываюсь, что сюда для цивильного вида надо пол «Икеи» присобачить. — Я бы оставил тут, но мне завтра новый крест устанавливать, а вернусь я хуй знает когда… Потом ещё трахаться поеду. — Да сука, ты меня уже затрахал… Ладно! — закатываю глаза и вновь ловлю ключи, сдаваясь. Лишь бы с крестом не запряг, а то вешали уже крючки для плёток — «кошками» чуть не подрались. — Спасибо, родной. А тебе, — Саня вздыхает, смотрит на Эдика, — не буду больше свечи массажные заказывать! Бля! Всё, давайте, короче! Входная дверь громко хлопает, я запихиваю шуруповёрт обратно в ящик и плетусь наружу следом, прощаясь на ходу с хозяином квартиры. Чуть чемодан свой не забываю… По дороге думаю, что надо было брать билеты на четыре дня позже, мать с лавандой нервов меньше отнимали… Хотя не факт, вообще-то — от всплывшего образа тяпки рука автоматически дёргаться начинает… Интересно, если флоггером кого-то долго херачить, будет такой же эффект? Похоже, наверно, если не сильно отзывчивый нижний. Хер уйдёшь, пока всю поверхность не обработаешь, тоже жарко, тоже рука устаёт… Зато сорняков прикреплённых к ядру земли и жутких сороконожек нет. Хотя это тоже зависит от фетишей… По привычке дёргаю Санину дверь, а потом только смекаю и достаю ключи. Захожу в темноту — улицу там уже намёк на сумерки укутывает, с каждым днём всё раньше и раньше. Бросаю свои вещи, включаю свет в прихожей и не могу вспомнить, с какой стороны у него этот ящик стоял, собираюсь приземлить на пол, рядом с чьим-то синим рюкзаком… И не успевают закрасться подозрения — чуть вслух не матерюсь, когда из комнаты слышу отчётливый громкий всхлип. Сука! Инструменты грохочут меж пластиковых стенок, когда разжимаю пальцы, замираю и неверяще кошусь на дверь с матовым стеклом… Вылетаю из квартиры обратно, нажимая на трубку в мессенджере… Саня не отвечает. Звоню ещё раз, сжимая зубы от злости — как, блять, можно умудриться забыть про саба?! Даже спрашивать ведь не стал, в полной уверенности, что тот сразу пацану позвонил… Идиот! Бешусь, когда череда гудков вновь обрывается и еле сдерживаюсь, чтоб не пнуть отколовшуюся подъездную плитку. Бордовую. Так, надо соображалку включать. Сказать пацану, чтоб домой шёл? Или ждать, когда Саня на связь выйдет, и спросить? А если у него тоже дозвониться не выходит? Он же часа полтора уже там, наверняка тяжело… Убеждаю себя, что нужно хотя бы проверить, и снова нажимаю на железную ручку. Затем на другую, около стеклянной вставки… Фигурка в углу молча сжимается, когда делаю шаг. На коленях, небольшая и бледная, с обвитыми не туго красной верёвкой за спиной руками, зажатой в трясущихся пальцах «Нокией» и… Почти чёрной при таком освещении задницей! Пиздец! Ужасаюсь, так и не привыкший к такому зрелищу. Нехотя к напольному светильнику тянусь… Только думаю, как начать, чтобы не напугать, как телефон вдруг вибрирует. Так резко, что роняю от неожиданности, и пацан подпрыгивает, дёрнув связанными руками. Оборачивается. Глаза распахивает в недоумении. — Я… — так и застываю, нагнувшись. Сбрасываю входящий сам, чтобы не мешал формулировать, распрямляюсь неловко и щёлкаю выключателем. Взгляд предательски скользит снова на пятую точку, при свете фиолетовую. Располосованную яркими, особенно заметными на контрасте с бледной кожей остальных частей тела, кровоподтёками. — Прости, ты… Всё нормально? — Я… — начинает говорить, но так же замолкает. Смотрит на меня вопросительно. — Меня… — спотыкаюсь снова, когда думаю, вряд ли же он Саню Саней называет. Какие там у них обращения… «Господин» по умолчанию или что-нибудь экзотическое? Был один саб, который предпочитал что-то сложновыговариваемое на эльфийском… — Меня попросили сказать, что ты можешь идти. — А Го… Александр? — худые плечи поднимаются выше, а глаза, зеленовато-охристые, почти кошачьи, раскрываются ещё сильнее. Ага, Александр. И «Господин» всё-таки… — Он не вернётся? — У него там небольшое ЧП, потом по делам поедет. Просил предупредить. — вру уверенно. Не говорить же этому мелкому, что его Дурдом побежал спасать свои кальянчики и вся БДР-ность с пацаном вместе из мозгов улетучилась. — Тебя развязать? Или сам? Парнишка кивает неуверенно и отворачивается, тряхнув слегка волнистыми тёмными волосами, что при слабом освещении походят на птичье гнездо. Аккуратное такое гнездо, веточка к веточке. Беру ножницы, чтоб не копаться в узлах и петлях, режу верёвку. — Ну всё, можешь вставать… — отхожу снова подальше и оглядываюсь, ища, чем бы прикрыть его искалеченную задницу. Хватаю с кожаного дивана плед и хочу протянуть, но парнишка — пацаном называть язык теперь почему-то не поворачивается — снова лишь голову на меня поворачивает, моргает медленно. Накидываю на его плечи сам, цепляя взглядом россыпь то ли частых родинок, то ли редких веснушек. — Я пить очень хочу… — шепчет, кутаясь в мягкие складки. Так и не встаёт пока. — Сейчас… — говорю, а сам торможу. В глаза так и пялюсь — какие-то необычные, спускаюсь на нос небольшой и слегка вздёрнутый, в меру пухлые обветренные губы… Совсем ещё мелкий, даже подростковая припухлость с милого личика не сошла. Не знал бы про строгий паспортный контроль этого «заведения», дал бы лет пятнадцать — парнишке возраста, а Сане срока. — Сейчас принесу. Только успеваю скрыться на кухне, как тут же слышу сдавленный «ох» и мчусь обратно, чуть не расплескав всё в очередной раз. Проклятый день… Сидит, навалившись на диван, и потирает ноги — всё-таки реально затекли. — Тебя как зовут-то? — спрашиваю, протягивая воду. Мешкается, смотря то на стакан, то на меня. Тянется к стеклу, решив всё же сначала попить. Молча жду и стараюсь не разглядывать. Странная ситуация. На сон какой-то температурный походит… — Рысик. — отвечает, вылакав быстро всё до дна и вытерев тыльной стороной ладони губы. Хмыкаю — котёнок, значит. Интересный выбор, подходит ему, но решаю всё же уточнить. — Не, я про настоящее имя, не местное. — оглядываю демонстративно гостиную-студию, похожую на порно-локацию. — Не псевдоним. — У меня фамилия такая, все так зовут… — Рысик прячет в плед лицо. — А так я… Саша. Тут меня совсем на ржач пробивает. — И я Саша. — поясняю, видя новый молчаливый вопрос. — Ещё налить?***
— Сука, — без предисловий кидаю громким шёпотом, как только перезваниваю, — ты совсем охерел?! — «Чё? — спрашивает Саня, а затем орёт кому-то что-то про полицию — не удаётся разобрать. — Чё случилось-то?» — А ничё не случилось, блять, ты же постоянно бедных выпоротых котят в углу забываешь, стандартная история! Агрессирую, хоть и злюсь уже чуть меньше — успел успокоиться, пока чайник водой наполнял и печенье на тарелку выкладывал. — «Бля-я-я… — тянет отчаянно Саня и затихает. Прикрываю глаза — он действительно забыл. Действительно. Блять. Забыл. — Сок, это пиздец. Не ебу, как у меня из башки вылетело, правда… Он всего второй раз сегодня… Блять.» — Второй раз?! — чуть не срываюсь на настоящий крик. Даже не притёрлись ещё толком! — Саня, какого хера?! Что мне делать с ним? — «С ним всё ок? Чё ты ему сказал?» — Сказал, что ты безответственный мудак и лицензию доминаторскую у тебя отобрать надо. Было бы надо, если бы она была! — вспыхиваю снова. — Ну я же не долбоёб! Наплёл, что ты меня попросил прийти. Развязал, пить принёс. Сейчас моется. — «Спасибо… Добрый, реально. Приехать не могу щас, тут разборки… Сможешь ему трубку потом дать и сделать то, что я скажу?» — Я не… — замолкаю, когда слышу, как дверь ванной открывается. Парнишка шлёпает босыми ногами в комнату, и я вздыхаю, обречённо разворачиваясь. — Ладно. Он вышел как раз. Шагаю в гостиную медленно, молча протягиваю телефон и отворачиваюсь — Рысик только штаны натянуть успевает. Хоть и нашёл его тут голого, не хочу ещё больше смущать. Отхожу к окну, складываю руки на груди и начинаю размышлять, что могло так подкосить Санину внимательность. Потоп точно нет — видел уже раз, как он после такого же звонка спокойно обвязку на каком-то парнишке распустил, не забыл даже по головке погладить и помочь конечности размять. Большой наплыв? Тоже вряд ли, двое подряд всего сегодня. В клубе больше бывало. Да он вообще всегда был исполнительным и пунктуальным, без проблем умудрялся плётками махать даже во время обычной сессии, учебной, пока универ не бросил. А тут вот так просто забыл про пацана? Да ещё и новенького, с которым градус ответственности должен быть только выше? — Да, Господин… — дрожащим голосом шепчет Рысик в трубку. Боковым зрением замечаю, как опускается на колени по приказу из телефона. Хочу выйти из комнаты, ведь знаю, что дальше будет — Саня не терпит низких децибелов, попросит повторить громче… Не успеваю, парнишка выдыхает надрывно: — Да… Господин! Что-то в груди от этого покорного и неожиданно звонкого голоска сжимается. Не шевелюсь даже, пока не замечаю, что чужие трясущиеся пальцы снизу телефон обратно протягивают. Поворачиваюсь — теперь прямо передо мной сидит. Как в отражении не заметил, он так на коленях и приполз, что ли? Дрожит, весь почти ходуном ходит: глаза в пол, плечи вниз. Молчит и дышит всё глубже и глубже, будто с духом собирается. — Случилось что-то? — не выдерживаю. Предчувствие какое-то нехорошее внутри маячит. — Господин сказал, чтобы я попросил Вас… Мнётся и замолкает. Теперь и я воздуха пытаюсь набрать — даже знать не хочется, что там этот кусок придурка ещё приготовил. Знает же, что не люблю всю эту… Тему. — Что? Спрашиваю ровно. Придурок придурком, а друг всё-таки. По шапке потом надаю, конечно, но репутацию хорошего Дома сохранить помогу. Рысик мнётся, губу закусывает, чтоб не дрожала, а потом глаза свои янтарно-зелёные на меня исподлобья вскидывает. — Ударьте меня три раза по щеке, пожалуйста… — Что?! Надеюсь, что послышалось. — Господин сказал, что… — Похер, что он там сказал! — даже дыхание от этой наглости перехватывает. Не котёнка наглости, разумеется — Саниной. — Одевайся и иди. Встаю, тянусь за телефоном… — Пожалуйста! — воет вдруг Рысик совсем отчаянно. Опускает влажные глаза вновь — его уже бьёт по-крупному, шатает из стороны в сторону. — Пожалуйста… — Сука… — произношу беззвучно в очередной раз за сегодня, сжимаю губы. Только истерики мне чужой не хватало… Парнишка сразу показался не очень вменяемым, что в общем-то не удивительно после такой жёсткой порки и часа в тёмном углу. После такого надо тщательно «послекерить», как Саня выражается, сплетая языки. Хотя бы вербально обласкать, а лучше погладить… Но точно не выдать новых пиздюлей! — Я не тематик. Рысик всхлипывает громко на моё заявление, роняет безвольно голову и начинает совсем нездорово трястись, как старая стиральная машинка. — Пожалуйста… — шепчет глухо и совсем затравленно, когда уже разворачиваюсь и не ожидаю. От Сани, как нельзя вовремя, приходит сообщение с руководством: просит просто похлопать для вида по щекам, мол, надо так, чтоб не чувствовал себя брошенным и в себя пришёл. Уже представить не могу, откуда берётся выдержка телефон в стену не запустить. Думаю даже, что полоть грядки в целом-то отличное занятие… Выдыхаю… Сдаюсь. Надо так надо, похер. Пацан мне никто, Саня, вроде как, профессионал, а вернуться домой — моя, сука, жизненная цель. Опускаюсь перед Рысиком на корточки, не думая, и руку запускаю в волнистые волосы, чтоб голову поднял. Смотрит на меня с какой-то надеждой. Трястись перестаёт, когда за подбородок хватаю, приподнимаю и отвожу свою руку. Жмурится в предвкушении и страхе. Дёргается всем телом, когда отпускаю ладонь — реально хлопаю просто, вообще ни разу не бью, а он отдышаться пытается, словно в полную силу прилетело. — Нормально? — спрашиваю, когда в себя приходит и приоткрывает глаза. Кивает часто, смешной, размыкает губы. Хлопаю ещё раз, смотря в глаза. Чуть сильнее. — Вот так? Снова кивок, зрачки бегают. С последней пародией на оплеуху спешить не хочется, жду, когда снова взгляд этот доверчивый и пьяный на меня поднимет. Отпускаю третий раз руку и не отрываю от щеки. — Спасибо… — выдыхает наконец, словно мурлычет. Наклоняет голову, прильнув к моей ладони лбом, будто настоящий котёнок. — Тебе лет хоть сколько? — отстраняюсь и тему перевожу. Понимаю, что понежничать ему сейчас хочется, но я не самая подходящая кандидатура. — Девятнадцать скоро. Зимой. — Пиздец! — говорю на этот раз вслух. Саню, блять, башкой об стенку надо… — Я подписал контракт! — перебивает мою мысленную расправу над другом. Контракт он подписал, эту филькину грамоту! — Мне надо… было… — Ты тут ни при чём, ребёнок ещё. — Я же совершеннолетний… — А мозги не от циферок в паспорте появляются! — злюсь снова, и нервы вот уже отказываются сдержать этот порыв, будто раз истерика у парнишки миновала, теперь и на него поорать можно. — Блять… Ухожу в ванную и плещу в лицо холодной водой. Всё, пора этот спектакль заканчивать. Сейчас вернусь домой, в душе часов пять постою, упаду в просторную мягкую кровать лицом, и хрен мне там кто помешает наслаждаться возвращением. Прихожу в комнату, где Рысик всё так же сидит на коленях в одних штанах, но уже более осознанно смотрит. Следит за мной, как кошка особенно умная в деревне у бабушки. — Одевайся и умывайся. Чай можешь попить. — тоже уже словно приказываю, хоть и пытаюсь помягче. — Потом провожу. Кивает в который раз и всё делает, а когда в прихожую выходим, вдруг выдаёт: — Меня не надо провожать… Не надо, так не надо — даже улыбаюсь про себя. Очухался уже вроде, сам доберётся… Мне меньше проблем. — Почему? — спрашиваю чисто ради приличия и смотрю на него, как худи уже натягивает, предлагаю: — Такси тогда вызову тебе. — И такси не надо, я… Не в конкретное место пойду. — А в какое, абстрактное? — усмехаюсь, представляя, что живёт Рысик тоже, как кот — не в точке, а в радиусе. На районе. — Тебя Саня по голове не бил? — Нет, просто… Я всю ночь буду ходить. По городу. Вот оно как. Улыбка с лица сползает, и я лишь смотрю выразительно — объяснять даже не пытаюсь, в чём тупость решения. Но он же совершеннолетний. И контракт подписал, ага. Не моя ответственность. — Нахера? — спрашиваю невозмутимо, зашнуровывая кроссы. Просто из любопытства. — Я… С подругой живу, а к ней… Родственники приехали. У кого-то оставаться не хочу, номер снимать — тоже… Гулять всю ночь мне нравится, часто так делаю. Звучит вполне уверенно. Пожимаю плечами и беру свой чемодан. — Как хочешь. Выходим вместе, в лифте спускаемся. Только сейчас почему-то замечаю эту неадекватную разницу в росте. Не то чтобы Рысик какой-то аномально мелкий, хотя точно ближе к нижней границе среднего роста, это я — шпала. Даже сейчас, если на носках привстану, макушкой стукнусь о плоский светящийся плафон. Когда выходим на улицу, замечаю, что снова дрожит. Не обращаю внимания, не обращаю, мы уже почти разошлись… — Всё нормально? — окликаю, потому что совсем как-то шататься начинает. Не очень вежливо просто молча свинтить в другую сторону. Да и винтить незачем, такси надо вызывать. — У меня голова немного кружится… — отвечает и за перила у подъезда хватается. — Но это пройдёт, наверно, посижу где-нибудь… В моей голове уже обезьяна в тарелки стучит, вообще думать не могу. Действую по какой-то встроенной программе моральных принципов: — В такси посидишь, поехали ко мне. — Я не… — Мне не сложно, поспишь на диване. Вбиваю адрес и… Даже не спорит. В машину садится молча, ёрзает всю дорогу побитой пятой точкой, никак усесться не может. Теребит рюкзак. Выходим, и по сторонам сразу озирается, пока я багаж достаю из багажника. Прикладываю к домофону ключ, улыбнувшись родному пиликанью, топаю на свой второй по лестнице. Дверь с каким-то благоговением отпираю, будто рай за ней светится и ангелы поют, или кто там обитает… Наконец моя территория с нормальным освещением, кроватью огромной и не скрипучей, душем без кучи баночек и следов земли в сливе… — Картошку жареную будешь или гречку? — вспоминаю про свой «прицеп». — У меня ничего нет больше, я только из отпуска. — Картошку. — Рысик вешает свою ветровку и глаза тупит снова. — Я сам могу приготовить, если разрешите… — Чего? — оборачиваюсь. Даже смешок вырывается, то ли от нервов, то ли правда забавно — мало того, что инициативничает, так ещё и не перестаёт «выкать». — Ко мне на «ты» можно, я не твой Господин и заместителем не вызывался. За каждое лишнее слово лупить не буду… И вообще не буду, я не умею. И готовлю на своей кухне сам. Смущается заметно, и решаю, что хватит. Расправляю ему диван и туда отвожу, чтоб глаза не мозолил, пока стою за плитой, а потом тарелку выношу с соусом одноразовым и чашкой подаренного Алинкой зелёного чая — нормального не осталось. Чёрного. Надо купить.