Свет в кромешной тьме

      Мудрость, хитрость и манипуляция — три нити, сплетённые параллельно, идущие рядом, но на самом деле разнятся они корнями и плодами. Мудрость — дар, который нельзя просто обрести с годами или жизненным опытом. Она — это способность прозревать смысл за пределами видимого, находить покой среди бурь и видеть за очевидным скрытые пути. Есть люди, что уже в юности обладают этой проницательностью, в то время как иные могут прожить жизнь, так и не приблизившись к её порогу. Горбатого могила исправит, как говорят. Но мудрость стремится к балансу с миром и людьми, выбирая гармонию там, где так легко уступить хаосу.       Хитрость — более гибкое искусство, тонкий нож, который можно направить к добру или злу. Бывает, ради своих целей мы вынуждены прибегнуть к хитрости, обойти преграду не силой, а остроумием, словно играя в шахматы с судьбой. Но этот инструмент часто бывает двояким: вкус победы может оказаться горьким, если тот, кем ты манипулируешь, обнажит свои раны или оставит трещины в твоей душе. Хитрость требует знания того, когда остановиться, а когда держать грань, не переходя в жестокость или обман. И всё же даже хитрость — не порок, если ей правит мудрость. Совместив их, можно достичь благих целей, не вызывая разрушений.       Манипуляция, напротив, — это уже иной уровень игры с человеческой волей и чувствами, инструмент острый, с холодным сиянием скрытой силы. Сущность манипуляции — власть и контроль. Когда она становится необходимым злом, вопрос лишь в том, какую сторону ты предпочтёшь: доминирующую, пассивную или равнодушную. И всё же без мудрости манипулятор, как бы он ни добивался успеха, не завоюет истинного уважения. Манипуляция без совести — опасное оружие, которое уничтожает доверие к человеку.       Каждое из этих качеств — полезное умение, способное возвысить или погубить. Мудрость без хитрости часто наивна, хитрость без мудрости — слепа, а манипуляция без мудрости и хитрости приводит к потере всех, кого ты хотел бы сохранить в своей жизни. Влад       Я на целый день погрузился в бесконечные письма, которые должен был разобрать Локид, но у него появились более важные дела в Потерянных Землях. Ему предстояло найти какие-то пропавшие души… Солнце медленно опускалось за горизонт, когда я наконец отложил последнее письмо с настойчивой просьбой Мехмеда II об оплате дани.       Мерзавец. Он не получит ни крупицы с моих земель, пока я остаюсь здесь правителем.       Мой взгляд прожигал дыру в пустом бокале. Графин, опустошённый ещё несколько часов назад, напоминал о безысходности. Внезапно раздались шорохи и девичьи голоса, нарушившие тишину. Затем — глухой удар, словно что-то упало. Или кто-то.       — Господарь! Господарь! Лале плохо, она потеряла сознание! Прошу, помогите! — эхом раздался в моём кабинете знакомый голос, полный паники.       Что. Случилось. С Лале?       В груди стянулся узел, а лёгкие перестали снабжать меня кислородом. Я вскочил с места и, быстрыми шагами преодолев расстояние до двери, ощутил знакомый аромат, который был способен вызвать в памяти тысячи воспоминаний.       Лале находилась рядом с Ларой, которая помогала ей обучаться чему-то новому. Когда османка у меня отпросилась, я с радостью дал разрешение, не подозревая, что это обернётся такой проблемой. Но Лара возилась с Ноэ, и мне стало ясно одно — она достаточно умна и хитра, чтобы этот демон потерял голову от неё, даже если он сам не желал в том признаваться.       — Повелитель! — вывел меня из раздумий голос девушки, и я распахнул перед ней двери.       Мой потемневший взгляд на мгновение задержался на месте, где Лале лежала без сознания, прежде чем я перевёл его на встревоженное лицо Лары. Сердце сжалось при виде её бледного лица, как будто вся радость покинула это место. Я грубо оттолкнул Лару в сторону и присел рядом с Лале, пытаясь понять, что произошло с моей дорогой девочкой, ощущая, как страх и беспокойство овладевают мной. Впервые в жизни я ощутил, насколько сильно переживаю.       — Она потеряла сознание! — пронзительно воскликнула Лара, её голос дрожал от тревоги. — Я сама не поняла, как это случилось! Всё было хорошо, а потом… в один миг всё изменилось. Я так испугалась!       Я заметил, что с Лале что-то не так. Последние несколько дней она была пассивной и слабой, целыми днями спала и почти не ела, хотя и поправилась на несколько килограммов. Её кожа казалась бледной, и, когда я нащупал пульс, тревога охватила меня. Страх отразился на моём лице, и Лара заметила это — её взгляд был прикован ко мне.       — Ты свободна, — произнёс я, стараясь вернуть себе контроль. — Позови лекаря в мои покои. Живо!       Я на мгновение забыл о том, что Лара обучена медицине, но внутреннее чутьё подсказывало: если она останется здесь ещё хотя бы мгновение, последствия могут быть непредсказуемыми. Лара застыла, поражённая, словно не веря в мои слова.       — Ты глухая?! — рявкнул я, вставая с места и прижимая к себе тело Лале.       Лара не отступала, а я, поглощённый тревогой, не замечал её настойчивости. Да что за чертовщина!       — Я лекарь, повелитель. Позвольте мне осмотреть её, — донёсся до меня её голос, будто не хватало ещё одного напоминания.       — Тогда почему ты кричала о помощи, когда она упала, вместо того чтобы сразу помочь ей? — остановился я посреди коридора, ощущая, как гнев нарастает во мне. Лара пыталась меня догнать, её шаги звучали в унисон с моими мыслями. — Ты ещё неопытная. Позови другого и проваливай. Если через пять минут в моих покоях не будет врача, ты будешь гнить в темнице до конца своих дней. Твоё время пошло!       Она открыла рот, словно собиралась возразить, но в итоге лишь сжала губы в тонкую линию, полная недовольства. С гневом, скрытым под внешним спокойствием, она развернулась и поплелась прочь.       Чёрт. Ещё десять секунд её присутствия — и я бы взорвался на куски. Невыносима, как и Ноэ. Теперь понятно, что он в ней нашёл. Хм…       Что с Лале? Она была сама не своя. Я беспокоился, хотя упорно отрицал очевидное. Меня терзали вопросы о том, что именно происходит с ней и почему это влечение, которое меня поглощало, не отпускало ни на минуту.       Не влечение.       — У тебя одержимость, Влад, — прошептал вязкий голос в голове.       Дыхание сбилось. По коже поползли мурашки, когда перед глазами возник её образ — такой, какой я нашёл её в темнице. В луже крови. Она должна была умереть тогда…       — Но не умерла. Она принадлежит тебе. Она твоя. Отбери её свет. Пропитай её тьмой!       Голоса становились всё настойчивее, и мигрень усиливалась, вызывая тошноту.       Шёпот не прекращался, пока не раздался стук в дверь. Я покачал головой и разрешил войти.       — Повелитель, — тихо произнесла женщина в белой накидке, присев в низком поклонe.       Я вспомнил её — она несколько месяцев назад осматривала Лале.       — Она чувствует себя плохо уже несколько дней, — рассказал я, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри всё бурлило. — Мало ест. Плохо спит.       Я едва заметно сжал челюсти, удерживая себя в рамках невозмутимости.       — Сознание потеряла некоторое время назад, — добавил я, отступив к другой стороне кровати, сгорая от нетерпения и страха, которые не давали мне покоя.       Словно зная, что происходит, я был готов встретить любые вести, хоть и страшился их. Тревожность разъедала изнутри. Я готов был сокрушить всё, что попадётся под руку, но сдерживался. Пока лекарь возилась с Лале, вышел на балкон. Свежий воздух облегчил затруднённое дыхание, но в воздухе витало что-то неладное. Уже стемнело, а она всё не заканчивала осмотр.       Что-то не так.       Испуг смешался с яростью. Гнев кипел в крови, но его тушило сильное переживание за Лале — лишь поэтому я дал возможность лекарю осмотреть её до конца. Клянусь, я чуть ли не слышал шум собственного сердцебиения. Я сжал кулаки, и ногти больно впились в кожу. Мне стало прохладно, несмотря на ужасную июльскую жару после дождя.       Сосредоточься. Ты волнуешься о девушке, которая не должна иметь никакого значения в твоей жизни.       Она спасла тебя.       Она укрыла тебя своим светом.       Она была рядом и помогла справиться с болью.       Она сводит с ума одной лишь улыбкой.       Она затмила всех, кто был до неё.       Она всё ещё не имеет никакого значения в твоей жизни? Ты уверен?       Чёрт бы всё побрал.       Я провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть осознание, которое сжимало грудь в железные тиски. Мысль о том, что я зависим от неё, разжигала злость, но я не мог ничего с собой поделать. Внутренний голос шептал мне, что это зависимость, и в глубине души она мне нравилась. Я не мог отрицать, что здесь было больше, чем простое увлечение. Я привязался. Стал одержим ею.       Я жаждал её смеха и улыбки каждое утро и ночь, как путник, который долго скитался в пустыне, мечтая о капле воды. Привык к этому тёплому цветочному аромату, который оставался в моей постели, словно невидимый оберег, обнимающий меня даже в её отсутствие. Мне нравился её хитрый, лукавый, одновременно нежный и невинный взгляд, когда она делала что-то не так. Привычка Лале класть руку мне на левую часть груди и коленом упираться в моё бедро стала не просто милой манерой — это превратилось в мою зависимость. Я не мог уснуть, пока она не прижмётся ко мне. Она — спокойствие моих ночей. Я просыпался с ворчанием, когда её не было рядом, и находил её в библиотеке, безмолвно уснувшей на кресле, словно сама книга, которая жаждала покоя.       Я был влюблён в неё. Нет, я любил её. И от этого мне было страшно, как если бы я стоял на краю бездны, осознавая, что каждый шаг назад может стать последним.       — Повелитель.       Тихий голос женщины заставил обернуться к ней, но уже в тот миг я почувствовал, что что-то не так.       — Что с ней? — перебил я её, и напряжение в голосе уже явно выдавало мой внутренний страх.       — Будущей матери нужна забота, — медленно произнесла она, и каждое её слово резонировало в моей голове, как стук молота по наковальне.       Это было словно удар в сердце, и я знал, что именно для меня она говорит так медленно, чтобы я осознал всю тяжесть ситуации. Шок охватил меня, пронзая живот, точно холодный клинок. Странная боль, словно остриё шипа, пробежала сквозь тело, и вдруг мир вокруг стал чужим и далеким. Тёплые струи крови замедлили движение по венам, будто время остановилось, и я застрял в этом мгновении. В горле пересохло, и глаза быстро начали искать источник выпивки, точно я был утопающим, пытающимся ухватиться за соломинку.       — Госпожа беременна, — повторила женщина, и это простое заявление, полное значения и последствий, повисло в воздухе, как гром в ясный день.       Затем она откланялась и покинула мои покои, оставив меня в хаосе, окружённом тишиной, которая давила, словно тяжёлый камень.       Взгляд упал на Лале, и в её глазах появился страх, будто я вырезал всю её семью. Она поднесла ладонь ко рту, точно пыталась задушить крик, и отвела взгляд, словно я стал чужим и страшным.       Я чувствовал радость, но она ощущалась горькой, как ядовитый плод. Удивление пронзило меня, разрывая на куски. Насколько давно она была беременна? Теперь всё имело смысл: её ранимость, её слёзы, её страдания. Она молчала о боли, боясь, что я оттолкну. Моя маленькая глупышка. Чёрт, ведь именно я был глупцом, не замечая, как она страдает!       Я стану отцом? Эта мысль сжала сердце, вызывая одновременно страх и безумный восторг.       Внезапно я услышал тихий всхлип, и взгляд вернулся к Лале. Она встала и отошла к балкону, где ещё недавно стоял я. Её силуэт превратился в тень на фоне ночного неба. От её слёз мне стало больно, как будто кто-то вырвал кусок из моего сердца. Я пытался понять, что происходит с ней. Я люблю её. С этой мыслью пришло острое осознание: я не смогу уйти от неё, даже если захочу.       — Лале…       — Ты не рад? Все правители радуются, когда у них должен появиться ребёнок. Ты… ты не рад этому, — произнесла она, не смея встретить мой взгляд.       Я увидел в её словах страх и недоверие. Она думала, что я не хочу этого ребёнка, и в её глазах стал лишь воплощением жестокости. Любовь, скрывавшаяся глубоко в моей душе, оставалась незамеченной, из-за чего стало тошно. Впервые за день эмоции прорвались на поверхность, и я ощутил, как меня затопила волна боли. Попытался смягчить выражение лица, хотя оно, казалось, уже стало печальным.       — Милая Лале, — прошептал я, приближаясь осторожно, боясь её испугать. — Почему ты так думаешь? — Мой голос стал нежным. — Я знаю, что ты видишь во мне лишь жестокость, но это не так. С тобой я другой. Мысль о том, что я стану отцом, радует меня, хоть я и чувствую, что не заслуживаю этого.       Её взгляд изменился: сомнение уступило место растерянности. Я заметил, как она сжала губы, будто не могла осознать произошедшее. Но что-то ещё терзало её.       — Я не знала о беременности, — призналась она, сделав паузу, словно искала слова. — Я думала, что у меня нет регулов из-за сбоя организма. Последние несколько месяцев их не было. Я не… Господи… Я беременна… Боже, — тихо всхлипнула она, размещая свои ладошки на животе.       Слова, произнесённые ею, отозвались в моём сердце. Я смотрел на неё, видя в ней не только ранимую девушку, но и ту, которая сможет изменить мою жизнь. Мысли о будущем, наполненном её светом и нашим ребёнком, уже не пугали. Я понимал, что должен быть рядом, поддерживать её, защищать.       Я нежно коснулся её влажных щёк, вытирая слёзы большими пальцами, и почувствовал, как сердце сжимается от боли. Она была так близка, что искушение поцеловать её становилось невыносимым. Несколько секунд тишины тянулись, превращаясь в вечность, пока наконец мои губы не прижались к её солёным. Она застонала, и этот звук, полный страсти и тоски, заставил крепче обнять Лале, словно я боялся потерять её навсегда. Поцелуй был признанием — признанием перед самим собой. Я полюбил её, хотя не сразу осознал это. Но сейчас, когда обнимал её, всё стало очевидно. В то же время внутри вспыхнуло тревожное предчувствие.       Я отстранился и, стараясь успокоить бурю в душе, провёл рукой по волосам Лале, желая запечатлеть этот момент, эту нежность, которую, казалось, никто и никогда не сможет отнять у нас.       — Лале, я никогда не был жестоким к тебе. Если я запрещал тебе что-то, это только потому, что я пытался защитить тебя, — произнёс я, чувствуя, как буря внутри усиливается.       — Но почему ты ко мне относишься по-особенному?       В её глазах сверкнула надежда, словно лучик света пробился сквозь тьму.       — Потому что ты особенная, моя Лале. С самой первой встречи… Когда я увидел тебя впервые, моё сердце замерло. Я помню тебя, маленькую неугомонную девчонку, и ещё тогда был очарован тобой. Но ты знаешь, из какого теста я слеплен. Я состою из тьмы. Я не умею любить. Я лишь причиняю тебе боль, — продолжал я, ощущая, как сердце сжимается от горечи.       Слёзы беззвучно катились по её щекам, оставляя за собой следы отчаяния.       Лале сделала большой шаг назад, выбравшись из моих рук, и печально улыбнулась, поднимая на меня взор. Её волосы мягко упали на плечи, закрывая их обнажённость, а лунный свет нежно коснулся её лица, подчёркивая заплаканные черты. В тусклом свете её идеальность стала ещё более притягательной, и слёзы, как капли росы, придавали ей неземную красоту, от которой я не мог отвести взгляд.       — Я понимаю, — тихо произнесла она, не поднимая на меня глаз, словно осознавая всю тяжесть нашей ситуации.       — Я недостоин твоей любви, — вымолвил я, каждый слог сжимал мою душу.       Перестань. Влад, прекрати сейчас же!       — Лавиния, — тихо прошептала она, и в её голосе прозвучала печаль. — Она достойна твоей любви?       Моё лицо изменилось. Откуда Лале известно про неё? Кто… Так и знал, что от Лары будут одни неприятности. Я почувствовал, как в груди закипает гнев, смешанный с ужасом. Как я мог объяснить ей свою связь с Лавинией, когда сам не понимал, каким образом это произошло? Я просто спал с ней, и всё.       — Нет. Бред.       — Она делала тебя счастливой?       — Лале, что за глупости, милая? Она — тень прошлого. Я не хочу тратить время на тени, когда у меня есть свет. Ты — мой свет, Лале… Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты была рядом. Ты не представляешь, как трудно было для меня признать это.       Девушка шмыгнула носом, прижимаясь к моей груди, как к своему спасению.       — Если бы я умерла, ты вспоминал бы обо мне? — едва слышно шепнула она, её голос дрожал от неуверенности.       Моё тело напряглось от этих слов. Как такие мрачные мысли могли приходить ей на ум? Что за безумие?       — Лале, чтобы больше никогда… Я не хочу слышать такое из твоих уст, и это не просто слова — это приказ, — прорычал я, крепко прижимая её к себе, словно опасаясь, что она может раствориться в воздухе.       — Влад, я люблю тебя. Люблю так сильно, что, если придётся, умру ради твоего блага. И мне неважно, унижусь ли я перед тобой, ведь эти чувства так долго росли во мне, будто цветы, пробивающиеся сквозь камень.       — Я сожгу весь мир дотла, если кто-то отберёт тебя у меня, — сказал я, чувствуя, что моя душа охвачена пламенем страсти и защитной ярости.       Девушка тихо засмеялась, и этот звук был похож на нежную мелодию, балладу о любви. Её маленькие плечи затряслись, а нежная улыбка вновь засияла на лице, как утреннее солнце, пробивающееся сквозь облака.       — Не нужно никого сжигать, пожалуйста. Будь рядом. Я просто хочу, чтобы были только мы. — Её маленькие ладошки нежно прошлись по моей груди, а глаза с вызовом искрились, точно звёзды ночью. — И хочу, чтобы ты любил меня так же, как люблю тебя я.       — Куда мне записывать твои желания, о, прекрасная хатун? — спросил я с лёгкой усмешкой, чувствуя, что всё внутри замирает от её слов.       — Вот сюда. — Она коснулась моего сердца рукой, будто запечатывая свои чувства в самом сокровенном месте. — И сюда. — Её палец прижался к моему виску, вызывая улыбку, как если бы она оставила след на моей душе.       — Лале, если бы мне несколько лет назад сказали, что я буду нежиться в объятиях женщины, утопая в любви, я бы рассмеялся.       — Влад, если бы мне несколько лет назад сказали, что я буду безотрывно смотреть в твои… такие родные глаза, утопая в глубине их любви и чистоты, я бы рассмеялась.       Тихая слеза, сверкающая подобно драгоценному камню, капнула на пол, оставляя за собой след печали и радости.       Я почувствовал, как её слова заполнили пространство между нами, точно лёгкая музыка, струящаяся из глубины души. Её искренность резонировала во мне, вызывая поток эмоций, который был одновременно и сладким, и горьким.       — Ты — моя нежность, — тихо произнёс я, поднося к её щеке руку, чтобы стереть следы слёз. — Твои глаза — это отражение всей моей надежды и страха. Я никогда не думал, что смогу чувствовать что-то настолько сильное.       Её взгляд, полный уязвимости, встретился с моим, и в этот момент мир вокруг исчез, оставив только нас двоих, плавающих в океане эмоций.       — Мы оба могли просто посмеяться над этим, но вместо этого я… — она замялась, ища слова, — вместо этого я чувствую, что нашла своё место.       Лале выглядела уставшей. Измотанной, но очень счастливой. И я понял, что люблю видеть её именно такой. Люблю её счастье, светящееся изнутри, похожее на утреннее солнце, проникающее сквозь занавески.       — Обычно у нас… повелитель называет новым именем свою… женщину. Ты… не станешь мне дарить новое имя? — спросила она, в её голосе звучала лёгкая искорка надежды.       Я удивился. Она всё ещё была наивна, словно цветок, только что распустившийся под первым теплом весны. Неужели Лале не заметила, как это нежное девичье имя глубоко въелось мне под кожу, будто долговечная метка, которая будет напоминать мне о ней на протяжении всей жизни?       — Лале, — произнёс я, и в этом имени звучали все мои чувства, все те моменты, которые я пережил рядом с ней. — Ты — моя Лале, и ничто не сможет это изменить. Твоё имя стало для меня не просто словом, а символом, отражающим всю красоту и хрупкость твоей души.       Её глаза заблестели от удивления и радости, наполняя пространство вокруг нас чем-то волшебным, как будто мы стали частью великой симфонии, звучащей только для нас.       — И нет… я не хочу менять тебя, моя любимая, — продолжил я, чувствуя, как нежность переполняет меня. — Ты великолепна такой, какая есть, и мне безумно нравится твоё имя. Да, у вас так принято, я это знаю, — нежно заправил прядь её волос за ухо, — но я — не вы.       Лале задрожала, на щеках вспыхнул румянец, и она отвела взгляд. И тогда я понял, что люблю её смущать, ловя в эти моменты её искреннюю уязвимость.       — Влад, — позвала она меня, голос её звучал мягко, как шёлк.       — Да, любимая?       Я схватил девушку в свои объятия и поднял, чтобы наши глаза встретились на одном уровне. Тепло её взгляда заставило сердце забиться быстрее.       — Что ты хотела?       — Да что с тобой?.. — промурчала Лале, её щеки окрасились в нежный розовый.       — Давай поженимся, — заявил я совершенно невозмутимо, будто это было простой обыденностью.       — Ч-что?..       Её глаза распахнулись от удивления, а волнение пробежало по её телу, пока она пыталась выскользнуть из моих рук, напоминая маленькую птичку, стремящуюся к свободе.       Я сам не ожидал этого. Но, как уже говорил, я не отвечал за свои поступки, когда она была рядом. Каждый взгляд, каждое прикосновение к ней вызывало в сердце вихрь эмоций, которые не поддавались контролю.       Она похлопала глазами, явно не веря моим словам. Недоверчиво прищурившись, рассмешила меня. И что же с того? Разве не она говорила, что я тоже достоин любви?       — Мне долго ждать ответа? — ухмыльнулся я, любуясь ею, словно она была единственным светом в этом мире, и не мог насытиться её красотой.       — Да, — выдохнула она, и в её голосе звучала такая искренность, что сердце сжалось от счастья.       — Что «да»? — дразнился я, не в силах удержаться от игривости.       — Я согласна, — ответила она.       Её глаза сияли, и в них читалась вся нежность, которую, она испытывает ко мне. Улыбка Лале стала ещё ярче, тогда я почувствовал, как внутри разгорается огонь — пламя любви, которое будет согревать нас даже в самые холодные ночи.