Так шепчет лёд

      На время я решил оставить попытки найти Алексея и сосредоточиться на другом. Тем более, что мы с ним не ругались, а потому и прятаться ему от меня не было смысла. Он обещал быть рядом, но вдруг пропал и, как выяснилось, скрывал от обитателей Гостинки свое настоящее имя. Или эти самые обитатели просто не говорили мне правды, боясь, что… А ведь они были правы, ведь это Дмитрий собирал досье на Алексея. Возможно, они помнили меня в лицо. А теперь я снова его искал…       Сколько бы раз Владимир ни говорил, что он со мной честен, я верил ему все меньше. Он промолчал про то, что Дмитрий искал опасных преступников. Это было важно, ведь эти самые преступники могли найти меня раньше, а я бы их совершенно не узнал… Что я, собственно, и сделал. Но ведь Алексей не желал мне зла и даже пытался дружить. В конце концов я совсем запутался и остро ощущал приближающуюся угрозу.       Чокнутый старик, который оказался Распутиным, не выходил у меня из головы. Точно так же меня не отпускали его слова о горе моих родителей, о скорой смерти Владимира, о том, что я самозванец. Изучая историю, я всегда думал, что он просто сумасшедший. Я не мог понять, почему ему верили, почему называли провидцем и всезнающим. Сейчас, кажется, я сам купился на его уловку. Если это было уловкой. Я обязан был его найти, но с того дня, как он был выведен конвоем, я о нем ничего не слышал.       Однако вскоре выяснилось, что мне могут помочь. Я поймал городового своего участка, когда он в очередной раз совершал обход. Строгий усатый мужчина в белой форме сказал, что никого с фамилией Распутин он не знает, и отправил меня дальше, искать пристава. Оказалось, что в этой части подобного тоже не слышали, и отправили меня в центральную часть, где я встретился со стареньким надзирателем.       Подпоясанный, в высоких сапогах, в белом мундире он выглядел моложе своих лет. Старила только длинная борода и густые усы, скрывающие половину лица. Сейчас вся эта растительность была покрыта инеем. — День добрый, Дмитрий Владимирович, — поприветствовал он меня и сунул в уголок рта папиросу. — Решили про мой околоток справиться? Происшествий у нас нет, все тихо-с.       Я протянул ему руку, надзиратель добротно сжал ее и выдохнул дым через уголок рта, где усы стали уже совсем рыжего цвета. — Мне известно, что в вашем околотке может находиться некий Григорий Ефимович Распутин. Может, вы могли бы подсказать мне, как его найти?       Мужчина долго охал, подвел меня к двери, придержал ее и пригласил пройти в тепло. Из тепла не очень приятно пахло сыростью и затхлостью, и я бы предпочел остаться на улице, но решил не спорить. По узкому коридору мы прошли здание насквозь, зашли в небольшой кабинетик, из которого я отлично видел Московский вокзал. — Вы знаете, что это за улица, Дмитрий Владимирович? — указал он на окно, и я немного замешкался.       Я боялся сказать неправильно, ведь многие улицы изменили свое название не один раз. Я глупо боялся выдать то, что я из другого времени, когда люди, здесь живущие, вполне могли подумать только на одно — князь глуп и неграмотен. Сложно сказать, что из этого было хуже. — Это Лиговский проспект, — ответил я и отчего-то сжал зубы. — Здесь собирается мусор, гниет и закапывается. Одно из самых гиблых мест, — мужчина грустно вздохнул и опустился на стул за свой рабочий стол. — Всю жизнь я тут работаю и уже никогда не отмоюсь от этого. Эти глаза видели столько, что постарели раньше времени. — Я… не бывал тут раньше… — А то же! — воскликнул он. — Мне ли не понимать, что вам тут не место. Удивляюсь, что пришли сюда искать этого странного мужчину. — Мне он очень нужен, — смягчился я, присаживаясь на соседний стул. — Наверное, мне нужно извиниться за то, что он тут по моей вине. — Да что вы, право, его тут никто не держит. Он ведь по доброй воле тут, разговоры разговаривает, учить пытается.       Я едва не закатил глаза, представляя, чему Распутин может научить. Но сдержался и просто кивнул. — Лиговский проспект лежит на месте Лиговского канала. Вам не сложно представить, что почти пару веков назад вместо дороги тут была вода? Из Красного Села перевозили сырье для бумажной фабрики. По воде доставлять было быстрее и дешевле. — А я слышал, что канал служил подпиткой из реки Лиги фонтанов Летнего сада, — перебил я надзирателя, и он хмуро на меня посмотрел. — В любом случае канал утратил свое значение, быстро пришел в негодность, засорился и превратился в зловонный сток городского мусора. Тогда и было принято решение канал засыпать, чтобы превратить его в бульвар. Но мусор сюда стекать не перестал. Гостиница «Знаменская».       Он указал на здание, которое я знал, как гостиница «Октябрьская». В очередной раз мне стало грустно от того, что все это исчезло, поменяло название, сгинуло. Осознание того, что мы много потеряли и много разрушили. Я всегда негодовал по поводу того, что везде в мире все пытаются сохранить, а мы все пытаемся разрушить. Какой бы правитель не был до нынешнего, что бы он ни сделал, это все было нашей историей, и этого не изменить разрушением. Любые моменты нужно помнить, хорошие они или плохие, ведь понятие о хорошем и плохом у каждого человека разное.       В конце концов история не терпит сослагательного наклонения. Случилось то, что случилось, а задним числом рассуждать о возможных других вариантах развития событий — пустая трата времени. Хотел бы я озвучить этому мужчине данную фразу, но вовремя вспомнил, что в этом времени она еще не прозвучала. А забирать лавры у товарища Сталина, который в данный момент был всего на три года старше меня самого, мне не хотелось. — Не так давно тут организовали Государственное общество призора. Отныне в эти стены направляются сироты из неблагополучных семей, малолетние преступники и все несовершеннолетние, достигшие социального дна. Обитатели этих стен очень выделяются среди городского населения уже одним только внешним видом, не говоря уже о преступном образе жизни. Видели оборванцев в красных носках? Так они себя выделяют. Лучше обходите их десятой дорогой. После любого преступления виновников смело можно искать тут, на Лиговском. Еще одна текущая сюда грязь. — Так вы хотите сказать, что он пытается учить этих преступников? — перебил я, и мужчина кивнул. — А зачем? — Можно я скажу, что пытается наставить их на путь истинный?       Я закивал, но разочарованного вздоха не сдержал. И чему один сумасшедший нищий может научить малолетних преступников? — Они очень досаждают нам своими преступными выходками. Это же самый опасный район города, а сделать мы с этим ничего не можем. Я вам все это говорю к тому, что осторожнее надо быть, не заговаривать, сторониться. Они ведь не только обокрасть могут, а еще и убить. Ведь глазом не моргнут. — Так вы скажете мне, как найти Распутина? — перебил я и даже вскочил со стула. — Сказать скажу, а вот провожать не буду. Поймите меня правильно, Ваше Высочество, стар я и слаб для них. Даже если захочу, то не защищу вас, а опростоволоситься на старости лет мне не хочется.       Мне его извинения были без надобности. Найти сумасшедшего старика я мог и сам. Тем более, я не мог сказать, что сильно боялся малолетних маргиналов. Спустя еще около десяти минут надзиратель перекрестил меня и все так же из окна указал на воротины, в которые мне нужно было войти.       Сквозь крикливые свары я пробирался с молитвой и надеждой на то, что меня не тронут. Денег у меня с собой не было, но руки я все равно держал по швам и чеканил шаг. Порой меня смущала смазливая внешность князя Дмитрия, ведь мне не переставало казаться, что на меня смотрят отнюдь не как на офицера и человека знатного рода. Мужчины нередко спрашивали у меня сигарету, и я по привычке из будущего пытался ответить, что не курю, но потом вспоминал, что таким образом тут пытаются заманить в постель, а потому прибавлял шагу. Здесь же меня про сигареты никто не спрашивал, а смотрел как на легкую добычу. Я и сам не был уверен, смогу ли им в случае чего ответить.       Пропажа моя нашлась довольно быстро, в небольшой комнатке, оборудованной под учебный класс. Он сидел все в той же длинной черной рясе, оборванной по краям, в огромных сапожнищах, заляпанных грязью, и с хмурым выражением лица. В классе находилось около десятка пацанят, которые отчего-то внимательно слушали грубый голос Распутина.       Он посмотрел на меня, застывшего в проеме без двери, широко махнул рукой на учеников, и те спешно засобирались. Ребята оживились, по классу понесся гомон голосов, зазвучал смех. Трое мальчишек нарочно задели меня плечом на выходе, обернулись и даже оскалились, после чего громко расхохотались и понеслись по коридору, сдирая грязными пальцами и без того облупившуюся краску со стен. — Конец чувствуешь? — обратился ко мне Распутин, и только тогда я обернулся на него.       Сейчас я чувствовал только страх, но после его слов вспомнил Владимира, и мне вдруг стало холодно. Я машинально осмотрел хлипкие окна, но они были закрыты, однако меня будто сковывало коркой льда. Как в ту роковую новогоднюю ночь. — Холод чувствую, — старался пошутить я, но зубы мои клацнули, едва не прикусив язык.       Он усмехнулся как-то по-своему, отвернулся к окну и закинул ногу на ногу по рясой. Я подходить не стал и остался в дверях. Как будто это чем-то могло мне помочь. — А ведь мог бы уже занимать административный пост. Мог бы стать большим государственным человеком. Память подвела молодого князя?       Я уже начинал верить в то, что у меня провалы в памяти, хотя прекрасно знал, что просто не являюсь Дмитрием. Иногда меня даже убеждать не нужно было, что я болен или что-то забыл. Я просто кивал, соглашался со всеми и начинал вспоминать. Как только рассудок возвращался, я понимал, что вспоминать мне нечего, ведь я этого никогда не знал. — Нет, спасибо, я чувствую себя слишком малым, неопытным и неподготовленным для службы на административном поприще, — заявил я, потупившись, опустив ресницы и приняв иронически томный вид. — Но, признаться, я донельзя польщен.       От своего странного поведения меня немного покоробило, ведь я не помнил, что когда-либо так себя вел. Тело мое покрылось мурашками, и я был вынужден растереть себе плечи. — Душа у тебя есть… много души, — протянул он и погладил спутанную бороду. — Но тебе здесь не место. Страшный ты человек, глаза у тебя поганые. Приложи, князь, палец к губам.       Я послушался его, прижал указательный палец поперек губ и попал четко в губной желобок. Распутин смотрел на меня, но словно избегал взгляда глаза в глаза. Признаться, я тоже не хотел на него смотреть. Мне хватало того, что его изображение пугало меня со страниц учебников или интернетных статей. — Глубокая, не правда ли? — спросил он меня с каким-то ехидным смешком.       Еще раз потрогав ямку, я убрал палец, снова приложил его и удивился, насколько размер этой самой ямки совпадает с пальцем. И хотя я знал, что подобный дефект на лице образуется в ходе развития эмбриона, все равно начинал подозревать что-то странное. — Мы приходим из неизвестности и в нее уходим, — тем временем продолжал Распутин почти нараспев, — но в этой неизвестности не пустота, а знания. И в наказ тебе дан отпечаток пальца Господа. Он говорит тебе: «ты все знаешь, но молчи». А ты не молчишь, хитрый князь. Ничего у тебя не выйдет, забудь свои старания. — И чего же я пытаюсь сделать? — подал я голос. Совершенно чужой мне голос. — Глаза твои чертячьи! — рявкнул он на меня и даже ударил рукой по столу. — И рот твой поганый! Не дай себя убить, тогда все у тебя будет. Будущее будет. Оставь попытки и разбей сердце, которое не бьется, тогда увидишь полотно белое.       Меня передернуло и немного повело. Я чувствовал, как поднимается давление, как ускоряется пульс. Я силился понять его слова, но в них никогда не было смысла. — Что вы еще про меня знаете? Зачем преследовали? — Что знаю? — и по комнате тут же разлился отвратительный смех. — Молодой ты, князь, глупый и слабый. А большего и знать не надо.       Мне показалось, что я выныриваю со дна колодца в реальность. Вокруг снова стали звенеть голоса, послышался топот ног, грязные ругательства. Кто-то плюнул мне под ноги, рассмеялся и побежал дальше. Я взглянул на Распутина. Тот гладил бороду, листал какие-то записи, сделанные от руки, и неуклюже почесывал бок костлявыми пальцами. — Может, свидимся, — бросил он мне небрежно и даже не взглянул на меня. — Как считаете?       Я уже абсолютно ничего не считал, схватился за голову, словно это помогло бы ей не развалиться, и бросился по лестнице вниз, на улицу. Добрел я до Знаменской церкви, как в лютом тумане. Под мартовским снегом становилось то холодно, то жарко. Руки покраснели, и я приложил их к губам, чтобы согреть. Тут же поймал извозчика, ввалился внутрь и с закрытыми глазами ехал до самого дома.       Даже не знаю, во что мне не верилось больше всего. В то, что я разговаривал с Распутиным? Пожалуй, нет, к нему я уже начал привыкать. В то, что я уже хорошо ориентируюсь в городе? Тоже нет, ведь город мало чем изменился, чтобы мне потеряться в нем. В то, что я без памяти люблю человека, которого совсем не знаю? Наверное, да. Этот факт мне показался странным с самого начала.       Придя домой, я разделся полностью, упал на кровать и закутался в три одеяла, чтобы согреться. Меня трясло совершенно без причины, руки и уши холодели, а ноги порой даже немели. Прекрасно помня, что Распутин тяжелый человек, я не верил в его сверхъестественные способности. Он говорил странные вещи, пугал и насмехался, но не грозился меня убить. Отчего же я так его боялся? А причина, как мне показалось, была очевидна. Он как-то видел, что я не Дмитрий, только в силу недалекого ума пугал меня чертями и не мог объяснить нормально.       Когда я о чем-то сильно думал, то постоянно что-то теребил руками. Сначала я накручивал волосы на палец, но потом они становились сухой соломой на кончиках, начинали ломаться и уже казались мне противными. Я бросал это дело и постоянно трогал лицо. В основном я трогал нос, гладил скулы, чтобы убедиться, что на них не появилось новых прыщей, теребил острые кончики ушей, которые часто являлись причиной насмешек в школе. Со временем я перестал обращать внимание на одноклассников, ведь знал, что у меня есть секрет, который в разы страшнее, чем эльфийские уши.       Мне некому было признаться в том, что я гей, я не мог найти себе пару по той же причине. Девушки со мной не дружили, друг был всего один, но и ему я не мог признаться в том, кто я есть. Я боялся потерять и его. А тут вдруг у меня есть человек, который даже пыль с меня сдувает. Может, именно поэтому я с головой кинулся в отношения? Если не там, то хоть тут.       Я перевернулся на спину, чуть растянулся в кровати и положил левую руку на живот. Там находилась еще одна моя странная привычка, от которой меня то и дело в детстве отучала мама. Чуть выше пупка у меня была родинка, которая с возрастом становилась все больше и больше. Я не знаю, что это были за глупые шутки, но дед всегда шутил, что нам точно не нужен тест на родство. Эта проклятая родинка на одном и том же месте была у деда, у отца и у меня тоже. Она мне не нравилась, я ковырял ее в детстве, пытался содрать подростком и просто трогал, когда уже вышел из подросткового возраста. Может, это были мои комплексы: родинка, острые уши и вздернутый кончик носа.       Сейчас же меня словно током ударило. Я подскочил на кровати, запутался в одеялах, свалился на пол и тяжело задышал. Если бы в этом времени существовал термин «паническая атака», то это точно была бы она. Мне стало трудно дышать, я испугался, что никогда не выберусь из этих одеял, принялся рвать их, стал кататься по полу и докатился в итоге до окна. Ударившись головой о стену, я немного пришел в себя из-за боли, выдохнул, высвободил одну руку и совершенно спокойно стащил одеяла с плеч.       Когда тяжелые ткани упали, я осторожно подошел к большому настенному зеркалу, ступая босыми ногами по холодному полу. Я видел это лицо более сотни раз, но сейчас боялся на него взглянуть. Открыл глаза, заправил волосы за ухо и первым делом обратил внимание на кончик. Острый. Проклятые эльфийские уши. Я зажмурился, встал в полный рост и, смотря на свое отражение, провел ладонью по животу. Уродливая родинка была на месте. На том же самом месте, где всегда была моя. Я потрогал ее пальцем. Настоящая.       Все мое нутро опустилось, а в голове царил полнейший вакуум, но на осознание ушло несколько секунд. Я находился не просто в каком-то чужом теле, а в теле своего прапрадеда. Но не это было самым страшным. Я, тот самый Артем из будущего, оказался… Романовым.       Тут же на меня навалились слова Распутина о будущем. Не дай себя убить, и будет у тебя будущее. У Дмитрия сейчас нет детей, но через почти сотню лет должен буду родиться я. А чтобы я родился, ему нужно выжить. Задача усложнилась до уровня пресловутой звездочки.       Разбить сердце, которое не бьется? Этого я пока понять не мог. Да и осознание этого мне не давало никаких преимуществ. Да, я в теле своего предка. Да, я в тысяча девятьсот четвертом году. Да, я многое знаю наперед, а людей, которые меня окружают, давно нет. А вот если я кого-то из них спасу, изменится ли будущее?       Владимир…

***

      Я продолжал наведываться в Гостиный двор в надежде отыскать Алексея. Спрашивать про него я перестал: заходя в кабак, я мельком оглядывался и, стараясь не привлекать к себе внимания, отправлялся заказать себе пива. Просто приходить и уходить я не мог: мне казалось, что я выглядел подозрительно. Меня не покидало колючее чувство страха, когда я буквально ощущал на себе взгляды приятелей Алексея, неизменно сидевших за одним и тем же столом. И хотя при знакомстве Алексей представил меня своим друзьям, и, казалось бы, никаких опасений у них я не вызвал, мне всё же было тревожно появляться за столом без Алексея.       Когда я мельком пытался взглянуть на столик, чтобы убедиться в своих догадках, что за мной следят, я видел лишь спины и опущенные взгляды — на меня не смотрели. А замечали ли они меня вообще? Мне казалось странным, что я не мог расслышать, о чем они говорят: я знал, какими громкими бывают рабочие, но именно тот самый столик никогда не было слышно за гвалтом местных пьяниц.       Наблюдая за происходящим в кабаке и распивая кружку пива, я окончательно убедился, что этот кабак не был просто питейным заведением, а был самым настоящим местом встреч и обменом мнений. Пару раз я даже становился свидетелем потасовки на фоне расхождения политических взглядов. Зрелище это было по-настоящему страшное: несколько огромных мужиков, под два метра ростом, могли сцепиться в потасовке и колотить друг друга огромными кулачищами. После таких драк, однако, дерущиеся возвращались за стол, уже с окровавленными разбитыми лицами, и продолжали распивать пиво. В такие моменты я предпочитал удаляться прочь.       Недаром говорят, что для того, чтобы что-то найти, нужно перестать это искать. Так и случилось с Алексеем: он объявился внезапно. Обнаружил я его следы за совместным завтраком с Владимиром, когда мне принесли почту на моё имя. Среди различных конвертов с деловыми письмами, от которых уже рябило в глазах, я обнаружил пустой конверт. — Что-то не так? — Владимир изогнул бровь, отодвигая чашку чая от губ.       Иногда мне становилось неловко от того, как он сосредоточен на мне. — Вовсе нет, — быстро нашёлся я. — Всего лишь приглашение на заседание, о котором я успел забыть. — Я поспешил накрыть конверт другим конвертом и наконец поднял взгляд на Владимира. — Ты же знаешь, административной работы становится всё больше и больше.       Я не переставал удивляться своей новой способности быстро придумывать ложные ответы. Я был уверен всю свою жизнь, что в отговорках мне не хватало креатива: даже прогуливая пары, я не мог придумать внятной причины, в то время как мои так называемые друзья врали так искусно, что им можно было писать книги, как ловко они всё выдумывали. Видимо, после моего странного попадания в прошлое во мне начали раскрываться какие-то тайные навыки — или же таким лжецом был Дмитрий. — Я получил телеграмму от Андрея, — вдруг начал Владимир, а я вспомнил момент его прощания с приятелем, — он пишет, что добрался благополучно, и они ожидают переброску к линии фронта для укрепления позиций в течение ближайших дней, — Владимир отвел взгляд. Я увидел, как его пальцы обхватили небольшую серебряную чайную ложку.       По спине побежали мурашки. Думать об исходе войны я не хотел, особенно, зная заранее, чем она закончится. Но возможно, друг Владимира останется в живых. Сказать ему об этом я конечно же не мог. Мне предстояло спасти его самого. Теперь я твердо убедился в том, что Распутин говорил о его смерти, когда упоминал то, что я пытаюсь изменить историю. Одну очень маленькую историю, но все же. — Я считаю, что это неверное решение, — Владимир смотрел куда-то в сторону, на окна, будто пытался найти там подтверждение своим словам. — Это очень поспешно, и есть риск потерять несколько важных кораблей. — Иногда решение, которое мы считаем самым худшим, оказывается не таким уж и плохим, — осторожно проговорил я, выдавливая робкую улыбку.       Владимир окинул меня усталым взглядом ледяных глаз. Я делил с ним одну постель, проводил каждый день за редким исключением, когда мы были заняты работой, но лишь недавно стал замечать его усталость. Владимир, вечно пытающийся казаться железным и равнодушным, кажется, выматывался ещё сильнее, когда пытался скрывать своё беспокойство. Он улыбнулся мне уголками губ. — Я очень хочу, чтобы твои слова оказались правдой, — ответил он, — но бывает так, что наши надежды не имеют значения. — Это не относится к твоему другу, — поспешно запротестовал я, даже подался вперёд от волнения. Мне захотелось вскочить из-за стола и обнять Владимира, но всё, что я сделал, это протянул руку вперёд и накрыл его прохладную ладонь своей. — Это не относится ни к одному из нас. Ты должен обещать мне, что будешь рядом со мной. Мне важно, чтобы ты выполнил это обещание. Не нужно сейчас считать меня больным и слабым, я сейчас как никогда понимаю, что именно говорю и прошу. С этого дня мы должны заботиться друг о друге и о себе сильнее, чем прежде. — Ты чего-то боишься? — спросил меня Владимир с опаской. Его пальцы под моей ладонью решительно сжались. — Я боюсь тебя потерять, — честно ответил я, ничуть не колеблясь. — Можешь назвать меня глупым, что я верю в какие-то знаки и предсказания, можешь даже пытаться убедить меня в том, что это все несусветная чушь. Я тебе не поверю ни за что в этой жизни… и в другой тоже. Это не чушь. То, что случилось со мной, случилось на самом деле. Если предсказания Распутина менее правдоподобны, чем произошедшее со мной, то я нищий голодранец с Лиговки, которого ты подобрал и сейчас пытаешься накормить завтраком. — Но это не так… — Вот именно! — выкрикнул я, не сдержавшись. — Ничего не чушь. Он… он странный, но отчасти он говорит правду. А ты должен верить мне. Мы должны беречь и слушать друг друга, не рисковать жизнью и всегда быть осторожными. Я понимаю, насколько ты следуешь правилам, но иногда нужно послушать не голову, а сердце. Жизнь у человека только одна, и шанс выжить в надвигающемся на страну хаосе у нас только один. Пожалуйста…       Он смотрел на меня так, словно видел впервые в жизни. Отчасти, это было потому, что сейчас с ним говорил именно Артем, а не Дмитрий. Ранее все слова, жесты, поведение, иногда даже голос мне диктовало подсознание или же генетическая память. Теперь я мог это понять. Я часто слышал его голос в голове, и он иногда был очень похож на мой, только звучал более мягко. Сейчас я умолял его молчать, ведь Дмитрий был слишком труслив и порой инфантилен, он не смог бы никогда высказать то, что сейчас высказал я. Я смело предположил, что по его вине погиб Владимир, а сейчас судьба дала мне шанс все исправить. — Любовь моя, ты ужасно напуган, — вымолвил он наконец и кивнул, соглашаясь со мной. — Я постараюсь сделать все, что в моих силах. — У нас один шанс, помни это, — почти прошептал я, — и если мы им не воспользуемся, то пойдем ко дну так же быстро и эпично, как Титаник. — Как что?..       И этот его вопрос вернул меня в реальность. Я оскалился подобием виноватой улыбки, сцепил зубы и как бы невзначай махнул рукой. — Не бери в голову. Просто, пожалуйста, хорошо запомни мои слова. — Что бы ни произошло… Самое ценное всегда будет рядом со мной, — Владимир обхватил мою руку и прижал её к своим губам.       Оставшаяся часть завтрака прошла в полной тишине, и я даже успел забыть о загадочном пустом конверте, лежащем на столике среди остальной корреспонденции. С Владимиром мы всегда прощались в доме, и никогда на улице. Мне нравилось долго целовать его, обхватывать крепкую шею, скрытую за воротником шинели, прижиматься к нему ближе и немного лохматить его светлые волосы. Владимир шутил, что каждый раз я как будто прощаюсь с ним навсегда, даже не догадываясь о том, что его слова могут оказаться правдой в любой момент. Я действительно всегда целовал его, как в последний раз.       Когда Владимир уехал, я еще долго слонялся по коридорам, погруженный в свои размышления. Боясь даже допустить мысли о том, что Владимир может умереть, я старался вспомнить что-то, что может произойти в тысяча девятьсот четвертом, но не мог. Все значительные события, казалось, произойдут позднее: до революции оставалось больше десяти лет, если только Распутин не имел в виду восстание, которое произойдёт уже через год… В тот же самый миг я вспомнил о пустом конверте и пулей помчался в свою комнату.       Отправлять пустые конверты без каких-либо опознавательных знаков мог только один человек, и я, почему-то уверенный в своей правоте, распечатал его. Никаких лишних слов, лишь время и место — хорошо знакомый мне Гостиный двор, выведенный кривым почерком. Раз уж меня самого «приглашали», то я просто обязан был поговорить со своим странным приятелем и объяснить ему две простые вещи. Во-первых, пропадать и появляться, когда ему вздумается, да еще и рассылать мне приглашения в таком странном виде, это слишком дерзко, даже для него, а во-вторых, если Алексей считает, что «наши взгляды одинаковы», то ему точно стоит различать тех, в кого можно кидаться тухлыми помидорами.