Так шепчет лёд

      На улице было невероятно темно, когда мы вышли из ресторана. Фонарей было настолько мало и располагались они так далеко друг от друга, что большую часть времени мы шли в кромешном мраке. По сторонам, в этой гнетущей темноте, я стал замечать странных молодых парней, которые, казалось, заигрывали с дорого одетыми мужчинами. Выглядело это очень нелепо и вычурно, словно я смотрел старое американское кино.       Владимир не держал меня за руку, но шел максимально близко. Наши плечи иногда даже соприкасались, когда приходилось пробираться через толпу. Кто бы мог подумать, что сто двадцать лет назад на Невском были точно такие же толпы народа. Хоть что-то в этом мире неизменно.       При первой же возможности мы свернули в переулок, решив пойти в обход проспекта, но тут из темноты меня дернул за руку неопрятный мальчишка. Владимир быстро среагировал и потянул на себя. Я страшно испугался и постарался вглядеться в полумрак. — Не будете ли так добры поделиться сигаретой? — Пропел приятный, только начавший ломаться голос.       Я на автомате начал шарить по карманам, даже не совсем понимая, где эти карманы в моей форме должны находиться. Ощупал себя всего и обернулся на Владимира. Его лицо даже в темноте выглядело не очень довольным этой ситуацией. — А я курю? — Ляпнул я и тут же был грубо пойман за локоть.       Мы молча двинулись дальше, а я все так же оглядывался на мальчишку, который беззастенчиво послал мне воздушный поцелуй. — Дмитрий, вам же известно, что надо идти мимо и молча. — В тот момент Владимир тоже повернулся, но мальчишка уже пропал в подворотне. — Этот юноша вас не за того принял. И не смотрите ему вслед в конце концов.       Я испугался его тона и отвернулся. Чувствовал я себя так, будто сделал что-то не то. Мне было стыдно, но совсем не за то, что я принялся искать сигареты, которых у меня, возможно, и не было. Мне было стыдно, что я обратил внимание на уличного мальчишку, а еще я слишком сильно чувствовал, что Владимир не зол, а ревнует. Так же я прекрасно знал, что это напрасно, ведь я не собирался его бросать. А я ли?..       По морозной улице мы пешком дошли до моего дома. Я еще раз осмотрел его снаружи, посмотрел на площадь и на непривычного цвета Зимний дворец, посмотрел на Владимира и смущенно улыбнулся ему. У дома было светло, потому мы наконец смогли рассмотреть лица друг друга. — До встречи, — прошептал он мне так нежно, что от голоса все тело пошло мурашками.       Я посмотрел на окна, хотел взглянуть на время, но тут вспомнил, что у меня нет ни часов, ни телефона. Мне не хотелось его отпускать, и я рассчитывал на еще хоть одну ночь вместе, но понятия не имел, как позвать его к себе в покои, да и можно ли это делать. — Ты… домой пойдёшь, да?       Холодные пальцы Владимира коснулись моей щеки и чуть забрались за ворот шинели. Я весь поежился, улыбнулся и прижался к своему спутнику. — Уже поздно, тебе нужно отдыхать, — все так же тихо шептал он мне на ухо, едва касаясь его губами. — Но я ничего не делал, чтобы устать.       Владимир меня словно не слышал, или же не хотел слышать, или на то были иные причины. Он взял меня за плечи и деликатно отстранил от себя. Я в этот момент даже не на шутку испугался, что это все из-за того парнишки из подворотни. — Увидимся завтра. — Так долго…       Я прикрыл глаза, чувствуя, что их начинает щипать, а Владимир мягко тронул губами мой лоб. Подставив висок под очередной поцелуй, я услышал тихий смешок с улыбкой и сам улыбнулся. — Я тоже по тебе соскучился, — нежно шептал Владимир и провел большим пальцем по моей нижней губе. Я же механически повторил его жест и дотронулся до своей губы. — По… мне?.. Соскучился? Но мы весь день провели вместе.       Он красиво улыбнулся полным рядом ровных зубов, взял в свою ладонь мои пальцы и поцеловал их. Я не успевал за его действиями, только увидел поднятую руку, а из темноты вынырнул экипаж, который очень скоро остановился возле нас. — У твоего очарования нет границ, — сказал он мне напоследок и сжал пальцы в теплой ладони. — До завтра, любовь моя. Встретимся на Царскосельском вокзале, я пришлю за тобой извозчика.       Владимир быстро прыгнул в экипаж, хлопнул дверью, а я так и остался у ворот своего дома, понятия не имевший, где находится этот Царскосельский вокзал, а так же зачем мне нужно там быть. Возможно, ответ я найду где-то в записях Дмитрия. В крайнем случае придется расспросить слуг, ведь теперь они у меня есть.

***

      Утром милая девушка подала мне письмо с приглашением на ужин в Екатерининский дворец, и тогда я понял, что Владимиру пришло точно такое же письмо, просто он, вероятно, каждый день проверял свою почту. Мне же все казалось сном. Снова пришлось просить одеть меня, снова пришлось просить накормить. Но мои просьбы словно не казались чем-то необычным. Слуги выполняли все быстро и четко, а потом так же быстро удалялись, как будто чувствуя, что меня нужно на время оставить одного.       Когда немолодой мужчина появился в столовой с моим парадным белым мундиром, я уже понял, что пора отправляться. Женщина заботливо накинула на меня шинель, аккуратно застегнула ее и помогла открыть дверь. То ли этот Дмитрий был беспомощным, то ли они думают, что несчастный случай сделал меня полным бытовым инвалидом.       У ворот меня ждал экипаж, и когда я забрался внутрь, он быстро тронулся с места. Меня невероятно обрадовало, что не нужно было объяснять, куда я направляюсь. Я ведь и сам не знал. Но когда мы прибыли на место, я понял, что это знакомый мне Витебский вокзал. Выглядел он примерно так же, впрочем, довольно много зданий сохранили свой прежний облик.       У меня не было документов, не было билета, не было вообще ничего, кроме меня самого, стоящего в гуще народа и не знающего, куда ему идти. Я слышал, как гудит поезд, я слышал суету, видел людей, которые заходили в вагоны, но понятия не имел, куда деться мне. Подошедший работник вокзала быстро поклонился мне, как-то представился, но в шуме гудков я его не слышал. Было холодно, и пар изо рта смешивался в паром из труб. Создавалось впечатление, что весь город находился в серой дымке.       Работник, этот вежливый мужчина, сказал, что знает о несчастном случае и понимает, что мне сейчас трудно, поэтому, увидев меня, совершенно потерянного, в толпе, поспешил помочь и проводить в Императорский павильон, где мой вагон вот-вот должны прицепить к основному составу поезда.       Со стороны канала к павильону примыкал небольшой дворик, огражденный железной решеткой с воротами. Нижняя часть стены и пандус были сделаны из розового гранита. В здании размещались императорские покои, свитские комнаты и помещения для обслуживающего персонала. Из вестибюля по широкой деревянной лестнице я и спустился к платформам. Сама же платформа была отгорожена от остальной части вокзала каменной стеной. Часть железнодорожного пути и платформы покрывал навес. Здесь было тихо, не валил снег, не бежали люди, и я спокойно проследовал в вагон.       Внутри оказалось комфортно и тепло, на полу были бордового цвета ковры с золотыми узорами, стены обиты чем-то мягким, а теплый желтый свет позволял глазам отдыхать от белоснежной улицы. По современным меркам там было даже темно, но мне показалось довольно уютно.       Владимир ждал меня, сидя на кожаном диване в кабинете. На письменном столе горела лампа, стояли бокалы с алкоголем и чайник с заваренным чаем. Подобные чашки я видел только в музеях и побоялся взять в руки хрупкий фарфор, а вот Владимир выпил свой чай, поставил чашку на стол и пригласил меня, застывшего в дверях, пройти в купе.       Небольшой вагон показался мне внутри целым домом, и пока мы старались как можно удобнее разместиться, снаружи уже раздавался скрежет и грохот. Вагон был прицеплен к составу, а у меня начался мандраж по поводу того куда мы едем и зачем. Даже в самых смелых мечтах у меня никогда в жизни такого не было.       Мы тронулись с места, а я все так и ходил взад-вперед то по коридору, то мерил шагами купе. Сидел на диване, выглядывал в окно, потом снова вставал и начинал ходить. Когда я в очередной раз плюхнулся на диван, Владимир молча встал и закрыл дверь в купе на замочек. Меня немного удивляло, что он не говорил мне ни слова с момента встречи, молчал и сейчас, но смотрел так ласково, что я переставал переживать по этому поводу.       Он присел рядом со мной, погладил по руке, затем по ноге, сжал колено и наконец склонил голову набок, приближаясь к моему лицу. Я ждал и мечтал об этом всю ночь, словно стал зависим от него. Без стеснения обхватил ладонями его лицо и прикоснулся губами к губам.       От поцелуя меня бросило в жар, ладони вспотели, но я продолжал трогать ими шею Владимира, его волосы, после чего взял его за руку и переложил ее себе на плечо. Пальцы тут же сжались на отглаженной форме, и я прильнул к нему всем телом, издав вздох облегчения. Когда теплые и влажные губы касались моей шеи, я сам попробовал наспех расстегнуть китель, но как будто запаниковал и не смог. Владимир остановил меня, тихонько зашипел на ухо и прижал к себе, шепча совсем тихо: «Подожди немного». А я просто был рад, что мы вместе, что он рядом, что его руки сжимают меня и не отпускают. Я и не думал, что можно так быстро влюбиться.

***

      Мои колени все еще дрожали от горячих поцелуев Владимира на моей шее, и мне пришлось собраться, чтобы спокойно сойти с поезда. После мягкого тепла вагона зимний воздух ощущался особенно морозно. Сделав глубокий вдох, я ощутил, как горло обожгло ледяными иглами. Поднятый воротник тёплой шерстяной шинели неприятно покалывал кожу на щеках, пока я кутался в неё, стараясь спрятаться от мороза.       Вокруг сновали люди, среди которых я заметил немало офицеров, подобных нам с Владимиром, одетых в такие же шинели. Дамы поправляли расшитые меховые шапки, шелестели платьями. До моих ушей доносились обрывки чужих разговоров. Кто-то кого-то звал, терял и снова находил, раздавал приказы и указания. Никто из спешащих пассажиров не заметил, как пошёл снег. Мягкий, спокойный, прямо как на старых открытках. Я поднял голову вверх, чтобы напрасно попытаться сосчитать все эти бесконечные снежинки. Несколько из них упали на рукав моей шинели, а я завороженно смотрел, как они таяли, несмотря на мороз. — Нам нужно поторопиться, нас ожидает извозчик, — шепнул мне Владимир. А мне снова захотелось, чтобы он поцеловал меня, потому что мне казалось, будто я его теряю вместе с моментом.       Я помнил школьные экскурсии в Царское Село, которое в современности в основном называли «Пушкин», помнил, как не любил эти автобусы и толпы народа. Но ехать в экипаже на обед к самому Императору было сложно представить даже в мечтах.       Мне показалось, что это место мало изменилось с начала двадцатого века. Каких-либо построек и маленьких зданий было значительно меньше, а вместо вереницы машин дороги кишели экипажами, как наш. Я пытался занять свои мысли чем угодно, лишь бы не думать о предстоящей встрече с правителем Российской Империи. Надеяться, что это розыгрыш, было бесполезно, я давно понял, что это никакие не шутки. Покосившись на Владимира, я уловил его сосредоточенный взгляд и явно читавшуюся задумчивость в его лице. Стоило ему перехватить мой взгляд, как он тут же смягчался и улыбался мне. По крайней мере, я буду не один… Задавать вопросы я боялся: если я спрошу что-то особенно глупое, то точно рискую оказаться в лечебнице.       Ехали мы недолго, или же мне так показалось за всё время моей борьбы с нервами. Я заметил заснеженные верхушки Екатерининского сада, если я правильно помнил, а по правую сторону небесно-голубой дворец, поражавший моё воображение. Несмотря на густой снег, я мог разглядеть охряные скульптуры, обрамляющие центральный фасад, кружевные балконы и резные наличники на окнах. Сколько раз я успел пожалеть, что у меня не было с собой телефона с камерой.       Владимир напомнил мне, что приём состоится именно в Екатерининском дворце. Чем ближе становился заветный момент встречи, тем более нервно я выглядел. Ладонь Владимира, сжимавшая мою, помогала плохо. Я стал прокручивать в голове варианты, что можно говорить царской особе, в частности, когда ты сам являешься её непрямым родственником. Может быть, у меня получится списать всё на болезнь? Я снова покосился на Владимира, ища в нём поддержки, но тот предпочитал молчать и улыбаться.       Экипаж остановился слишком резко, и мы были приглашены к выходу. Я бросил короткий взгляд на слугу, открывшего дверь и спокойно ожидавшего нас снаружи. Из экипажа мне предстояло выйти первым, но я медлил, сам не зная почему. Мне вдруг захотелось снова провалиться под лёд или испариться: что я могу сказать императору, чтобы сойти за «своего»? А вдруг он разоблачит меня и поймёт, что я самозванец? Тогда меня отправят не в лечебницу, а в Петропавловскую крепость, или в Сибирь, или… — Дмитрий, всё в порядке? — Владимир опустил ладонь мне на плечо. — Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь рассказать мне. Я оповестил Его Императорское Величество о твоём самочувствии, и он будет рад удостовериться в том, что ты здоров.       Я быстро кивнул и пулей вылетел из экипажа. Несмотря на мои внутренние мольбы, на последней ступени я всё же споткнулся, но меня быстро поддержали. Владимир расплатился с извозчиком и, положив мне руку на спину, подтолкнул вперёд.       Неужели в 1904 году было так много снега? Мои ноги буквально утопали в сугробах, несмотря на то, что дорожка, ведущая к центральному входу дворца, была очищена. Мороз за время нашей короткой поездки стал как будто ещё злее, и мои щёки уже зудели от холода. Меня всё же не покидали мысли о побеге, но рука Владимира, уверенно лежавшая на моей спине, не давала этого сделать.       Если бы мне сказали, что я побываю в Екатерининском дворце, в том самом, настоящем, роскошном, поражающем воображение даже на картинках в учебниках, я бы не поверил никогда. Я был ослеплён отделанным сусальным золотом декором, рассеянно подал свою шинель лакею, лицо которого тут же забыл. Неужели в таком дворце можно жить?       Владимир незаметно ткнул меня в плечо, и я «отлип» от мраморной колонны. Навстречу нам шёл сам Государь, с широкой улыбкой на губах. В красном парадном мундире, расшитым золотыми галунами, с сияющим орденом Андрея Первозванного на груди, который оттеняла небесно-голубая лента. Император выглядел более чем торжественно. Владимир замер в сердечном поклоне, и я, почти паникуя, поспешил повторить его жест, прижимая правую руку к сердцу. — Дмитрий! — Я вздрогнул от бархатистого низкого голоса и слишком резко выпрямился. — Я безмерно счастлив видеть тебя в добром здравии.       Руки императора легли мне на плечи, и я, парализованный, застыл на месте, не решаясь пошевелиться. Меня только что обнял сам правитель Российской Империи. — Обалдеть… живой… — Прошептал я.       Из всех потрясений этого времени, моя встреча с Императором, пожалуй, самая внезапная и сумасшедшая. — Доброго дня, Ваше Императорское Величество, — поприветствовал Владимир. — Владимир Александрович, вам всегда рады в нашем доме. — Император отстранился от меня. — Вы столько сделали для Дмитрия Владимировича. — Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество. — Владимир всё ещё не убирал руку от сердца. — Дмитрий Владимирович чудом остался жив, он всё ещё немного слаб, но я постарался доставить его в целости и сохранности. В скором времени он обязательно поправится.       Владимир сдержанно улыбнулся. — Не знаю, что бы мы делали без вас, Владимир Александрович. — Николай покачал головой и снова посмотрел мне в глаза. — Мы молились всей семьёй за ваше здравие, и Господь всё-таки услышал нас. Дмитрий, братец, что же ты так удивлён?       Николай радушно улыбался мне, а я даже не знал, как себя повести. Я бормотал слова благодарности, постоянно норовил склониться в знак уважения — или в знак чего? — и боялся посмотреть в сторону. — Вы… — Я тут же осёкся. — Рад видеть Вас, рад, что сейчас нахожусь рядом с Вами, здесь. — Я говорил сбивчиво, но прерывать меня не спешили. — Для меня честь оказаться здесь перед Вами, Ваше… Императорское Величество. — Оставь эти формальности, Дмитрий. — Николай не терял своего бодрого настроения. — Вы, наверное, голодны с дороги. Твои покои уже подготовлены, Дмитрий, как и Ваши, Владимир Александрович. Вы сделали очень многое для Дмитрия, и я не знаю, как могу Вас отблагодарить.       Владимир снова поклонился. — Для меня огромная честь служить Вам и помогать Вашей семье. — Владимир почти отрапортовал эти слова.       Император указал рукой в сторону парадного зала, приглашая нас к столу. Мы медленно двинулись по коридору, а я, словно загипнотизированный, буравил фигуру императора взглядом, стараясь разглядеть и запомнить всё, что я видел. Мне внезапно захотелось начать вести подробные записи своих наблюдений, но я тут же отогнал эти мысли, стараясь следить за нитью разговора. — Я заметил, что Вы отозвали свое прошение, — отметил Николай, обращаясь к Владимиру.       Тот согласно кивнул. — Я решил остаться рядом с Дмитрием Владимировичем.       От этих его слов в душе разлилось такое приятное тепло, что я почти растёкся по парадной зале. Жаль, что я не мог взять Владимира за руку. — Кто-то и вправду должен за ним присматривать. — Он окинул меня ласковым взглядом. — Я прошу прощения, если я… если я могу быть дерзким. — Никогда еще в своей жизни я так не старался подобрать нужные слова. — Возможно, я могу повести себя странно, но это всё последствия моей болезни… А ещё я немного забыл некоторые вещи.       Николай понимающе кивнул. Я заметил, как между его бровей залегла глубокая складка. — Возможно, ты очень устал с дороги, но я все же попрошу придворного лекаря осмотреть тебя, — серьёзно сказал Николай. — После случившегося стоит серьёзно подумать о дополнительном наблюдении во время зимних увеселений. — Боже, царя храни… — Ляпнул я и тут же прикусил язык.       Николай остановился, глядя на меня с непониманием. Я не придумал ничего более умного, чем притвориться, что я заинтересован в золотых орнаментах. — Приготовьтесь к обеду и не торопитесь. — Николай сделал небольшой поклон, а я только сейчас заметил, как мы поднялись по лестнице и оказались в длинном мраморном зале. — Как же много мне хочется вам сказать… Как бы я хотел изменить…       Я никогда не думал, что такие противоречивые чувства могут быть так мучительны. Видя это добродушное лицо, светлые, ясно глядящие на меня глаза, с такой братской нежность и любовью, я ощутил, как к горлу подступили непрошеные слёзы.       Я кое-как заставил себя поклониться. Мне захотелось убежать отовсюду: из этого дворца, от Владимира, от Николая, которому я зачем-то оказался двоюродным братом. Если бы я только мог объяснить, что случится дальше… Если бы я только мог… Не упасть в обморок мне помогли руки Владимира.       Своё заслуженное время для приготовления к обеду я провёл за рефлексией. Оказавшись в своей комнате, заботливо подготовленной слугами моего брата, я первым делом бросился в уборную, которая напоминала мне один из павильонов Эрмитажа, нашёл причудливый кран и расписную керамическую раковину, открыл воду и с наслаждением плеснул в лицо холодной воды. Полный провал. Я был более чем уверен, что обед пройдет странно как минимум для Владимира и Его Императорского Величества.       В моём мире такие проблемы решались максимально просто: любой ликбез можно было провести за несколько минут, всего лишь открыв поисковик. За свои несколько дней пребывания здесь, я поминал «Гугл» и «Яндекс» всеми добрыми словами, но это было бесполезно. Мой «старый» мир стремительно отдалялся от меня, а жить в новом я так и не научился, и вряд ли когда-нибудь научусь. Насколько хватит терпения Владимира и до каких пор он будет помогать мне?.. — Ваше Высочество, Его Императорское Величество ожидает в Кавалерской столовой, — оповестил меня бесцветный голос одного из слуг. — Я… Я сейчас подойду! — Воскликнул я, всё ещё стоя с мокрым лицо перед зеркалом и разглядывая своё отражение. — Передайте, что я скоро приду!       Я поспешил найти полотенце и кое-как привёл в порядок намокшие волосы. Единственный плюс моего внешнего вида это расшитый золотыми нитями белоснежный мундир, такой же, как у Владимира. Я быстро покрутился перед зеркалом и поправил висящее на поясе оружие, саблю — именно сейчас я ощутил, насколько тяжело было носить её с собой. Но ни Владимир, ни даже сам Император, оружия не снимали, а значит, это было чем-то наподобие этикета, и я точно не должен был его нарушать.       По пути я успел поглазеть на роскошные залы, не смог удержать своего восхищения мраморными статуями, украшавшими парадную лестницу, и даже смог каким-то образом запутаться в залах. Стоило мне по ошибке показаться, предположительно, в кухне, как кухарка и слуги испуганно всплеснули руками и поспешили проводить меня в нужную залу.       Я быстро извинился за ожидание, не смог от стыда выдержать взгляд Владимира и поджал губы. Молчать представлялось мне лучшим вариантом в моём положении. Тем временем Его Императорское Величество пригласил нас с Владимиром к столу. За время своей рефлексии в комнате я решил, что чем точнее я буду повторять за остальными, тем меньше ошибок совершу. Всё-таки нужно было попросить Владимира дать мне пару уроков этикета… Хотя? я же мог как-то есть в «Палкине»? Или Владимир отказывался замечать мои причуды, считая их… милыми? — Дмитрий, всё в порядке? Ты выглядишь так, будто у тебя жар, — заметил Николай, обеспокоенно глядя на меня, пока я неуклюже устраивался за столом — хоть я и пытался вести себя наиболее естественно.       Мои ладони непроизвольно взметнулись к щекам, и я почувствовал, как они горят из-за воспоминаний нашего с Владимиром ужина в ресторане.       Как только мы разместились за роскошно сервированным столом — нас было всего трое, — тут же распахнулись двери и показалось несколько дорого одетых мужчин с серебряными блюдами, полными закусок. Отточенными движениями, словно по заранее заготовленной схеме, они прошли между нашими стульями и по какому-то невидимому сигналу расставили на столах закуски и тарелки с супами. Я ожидал увидеть какие-то диковинные изыски, но был приятно удивлён, заметив среди всех яств расстегаи, которые часто любил есть в детстве у бабушки в деревне, знакомые мне жареные пельмени и вареники. Перед каждым из нас поставили по увесистой тарелке с супом, который очень напоминал мне уху. — Надеюсь, это поможет немного восстановить твои силы, — довольно сказал Николай, обращаясь ко мне. — Лекарь доложил мне, что привычная пища может способствовать возвращению памяти… — Не стоило… — Пробубнил я, ошарашенный тем, что ради меня постарался сам правитель Российской Империи. Запоздало я догадался, что этот обед организовывался ради меня, точнее, моего «выздоровления». — Я хотел сказать, что я очень ценю это и благодарю за всё.       Мой голос дрогнул, и я выдавил робкую улыбку. Мои руки лежали на коленях, и я почувствовал, как Владимир незаметно сжал мою ладонь под столом. Его взгляд был сосредоточен на хозяине обеда, а все действия он проделывал механически, не посылая мне двусмысленных взглядов, за что я был ему безмерно благодарен.       Император заговорил о рыбалке, а точнее, о ершах, из которых сварили сервированную перед нами уху. Я, последовав примеру Владимира, потянулся за большой ложкой — к счастью, в отличие от многообразия вилок, она лежала на столе одна. Как только я попробовал приготовленную уху, я готов был грести ложкой, словно веслом. Ни разу в жизни я не ел ничего вкуснее, а всё, что я пробовал ранее, казалось чем-то несвежим и «пластмассовым», как иногда любил шутить мой отец, говоря о современной пище. То, что подавали при императорском дворе, нельзя было даже сравнить с тем, что я пробовал в современных заведениях. — Как поживает Его Светлость князь Александр Михайлович? — Николай обратился к Владимиру.       Я не понял, кто такой Александр Михайлович, но каким-то шестым чувством уловил своеобразный сигнал — похожий на голос в голове, но не мой собственный, — и он словно сообщал мне, что это отец Владимира. — Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество, отец пребывает в самом добром здравии. Недавно он вернулся из путешествия по Европе, — сдержанно ответил Владимир.       Что мне бросилось в глаза, так это идеальная осанка моих собеседников. Я постарался расправить плечи и держать спину прямо. Настоящим испытанием было держать спину ровно и подносить ко рту ложку. — Есть ли у Вас планы на предстоящий год, Ваше Императорское Величество? — Обратился Владимир к Николаю с лёгким кивком головы. — Мы хотели бы поехать всей семьёй в наше имение в Крыму, — ответил Николай таким же сдержанным тоном. Я же уловил в выражении его лица беспокойство: Император нахмурил брови и покачал головой. — Мне неизвестно, как сложится обстановка. В любом случае, мы не планируем проводить все лето в Петербурге.       Я в недоумении положил откушенный расстегай на стол и бросил взгляд на Владимира, который сидел, поджав губы. Не успел я задать вопрос, как он потянулся к лежавшему на скатерти расстегаю и переложил мне его на краешек тарелки. — Даже сейчас? — Выпалил я.       Моё сознание работало быстро, и я предчувствовал, что имелось в виду под этим самым двусмысленным «обстановка». Император говорил о надвигающейся войне. — Нужно принять командование, но семья хочет уехать, — объяснил мне Николай, а я почувствовал, как по спине побежал холодок. Государь говорил так спокойно о предстоящих битвах, что я не мог поверить своим ушам.       В это время двери Кавалерской столовой снова распахнулись, и знакомые, одетые в парадную одежду слуги внесли блюда с форелью. Николай тут же одарил меня добродушной улыбкой, явно намекая мне на то, что эту рыбу приготовили ради меня. Полностью смущённый своими мыслями, я потянулся за вилкой, чтобы отвлечь себя любимой рыбой. Наколотый на вилку кусочек красной форели уже почти оказался у меня во рту, как Владимир мягко отстранил мою руку. Он отложил небольшую вилку в сторону и, не говоря ни слова, дал мне в руку вилку побольше. Чуть позже я понял, что собирался есть форель, используя десертную вилку. Мои щёки тут же приобрели пунцовый оттенок. — Крым — это замечательно, — нарушил я затянувшуюся тишину, надеясь отвлечь всех от моего конфуза. Николай либо не заметил его, либо вежливо проигнорировал. — Точно… мальчик же очень болезненный, ему нужен другой климат… — Мальчик? — Переспросил Император. Его руки так и застыли над тарелкой розово-серебристой форели. — Какой мальчик? — Владимир так же перевёл на меня недоумевающий взгляд. — Сын… Ваш… То есть, Ваш сын, ведь у Вас есть сын, — начал объяснять я.       Николай отложил приборы на тарелку и потянулся за бокалом вина. Он задумчиво, молча сделал несколько глотков. Владимир и я гипнотизировали каждое его движение. — Боюсь, ты ошибаешься, Дмитрий, — поправил меня Николай. Мои ладони вспотели от волнения, и я почти выронил вилку, — у меня нет сына. Ты ведь знаешь, что у меня четверо дочерей.       Меня словно окатило ушатом холодной воды. Я помнил из курса истории, что последний российский император имел пятерых детей: четверо Великих княжон, которых я так и не научился различать на фотографиях, и всем известный цесаревич Алексей, которого лечили от… — Восемнадцатый год… июль… ему еще было тринадцать…— Забормотал я, словно в бреду. — Это значит…       Наконец я понял, какую серьёзную ошибку совершил. К началу тысяча девятьсот четвёртого году цесаревич Алексей ещё не был рождён. Я в момент покрылся мурашками. — Никакой! — Воскликнул я. — Я это вслух сказал? — Я поспешил исправиться как можно быстрее, но не мог даже догадываться о том, что я ляпнул. — Я прошу прощения, но мне кажется, что мне нужен покой. Я просто все еще немного болен. Прошу меня извинить.       Я хотел подняться из-за стола и уже смирился с тем, что меня закроют в местной лечебнице, где я и проведу остаток своей жизни в чужом мне времени, как меня остановила ладонь Владимира, накрывшая мою. Я покорно сел обратно и потупил глаза в тарелку с так и недоеденной рыбой. — Ужасная трагедия. — Николай покачал головой. — Тогда мы как раз только уехали из Петербурга. Мне доложили о твоём состоянии, я был сильно обеспокоен. Что ты, Дмитрий, делал на озере с этими людьми?       Я закусил щёку. — На коньках катались… — Пробубнил я себе под нос. — Я не помню… — Ваше Императорское Величество, главное, что сейчас с Дмитрием Владимировичем все хорошо, — вмешался Владимир, забирая всё внимание на себя. — Я обязательно буду следить за его состоянием.

***

      И он действительно не соврал. После ужина мы прогулялись по саду, а когда стало совсем темно и холодно, то вернулись в свои комнаты. Я не хотел с ним прощаться ни за что на свете, но подумал, раз уж он в поезде сидел молча, то тут вообще и близко не подойдет. Неужели он думает, что за нами кто-то может следить? Кому до нас есть дело?       И как только я уже отчаялся провести ночь в одиночестве, так в комнате открылась потайная дверь, замаскированная под гобелен. Я бросился ему навстречу и прыгнул так, будто не видел полжизни. Этот поцелуй уже вышел совсем другим: мокрым, несдержанным и жадным. Мы оба были одеты в хлопковые спальные рубахи с рюшами, оба были взлохмачены после принятия ванны и оба так жадно друг друга целовали, что не могли оторваться. — Что с тобой сегодня случилось? — Спросил меня Владимир, как только мы уселись на небольшой бархатный диванчик. — Обычно с семьей ты ведешь себя гораздо раскованнее и даже споришь за столом.       Я только поправил волосы и присел ближе, чтобы наши бедра соприкоснулись. — Не знаю, — честно сознался я, — я совершенно не знаю, как себя вести. Спасибо тебе, что ты рядом. — Я обещал, что всегда буду рядом и уже однажды не сдержал свое слово. — Он грустно улыбнулся и потянул меня на себя, чтобы я сел ему на колени. — Больше такого не повториться, можешь быть уверен. — Обещаешь слушаться меня во всем? — Я хитро сощурился и положил ладони ему на плечи.       Мне очень понравилось наблюдать за тем, как мутнеет его взгляд, чувствовать, как поднимается температура тела, как руки сильнее сжимают мое тело. Я подхватил пальцами его подбородок и ощутил, как тонкая рубашка скатилась с одного плеча, оголяя часть груди. Мы с Владимиром встретились взглядами и оба тяжело выдохнули, а я поспешил прикрыть свою грудь его горячей ладонью. — Я соскучился по тебе, — снова сказал он мне ту же фразу и поцеловал шею.       Тогда я с хитрой улыбкой наблюдал, как он медленно расстегивает резные пуговички у меня на рубашке. — Я помню, что это значит… — так же тихо прошептал я, отвечая на прикосновение его губ к моим губам.       И только через пару мгновений я понял, что сказал, именно «помню»…