Так шепчет лёд

      Наверное, странно хотеть от жизни невозможных вещей. Я не хочу сказать, что я тот самый, который мечтает о материальном и просто не может на него заработать, я лишь хочу сказать, что я тот самый, который мечтает о тишине, покое, второй половинке и капельке любви. Кто-то мог бы сказать, что, Тёма, ты мечтаешь о том, что и мечтой назвать нельзя. Но я прекрасно знаю, о чем говорю, как прекрасно понимаю и то, что рядом сидящая девушка, которая донимает меня своим вниманием, мне даром не нужна. Сейчас мы вместе с ней ютимся на заднем сиденье автомобиля, а за рулем сидит наш приятель, у которого всю дорогу на колене покоится ладонь его девушки.       Именно тут я готов положить в копилочку своих желаний симпатичного парня, который точно так же будет трогать своей рукой мое тело. Я бы никогда не был против, я бы проводил с ним все свое свободное время, я бы целовал его руки, гладил бы волосы, обнимал за ноги. Что там еще делают глупые влюбленные? Я бросил взгляд на Марию, которая уже почти лежала на мне, заглядывая в экран моего телефона, и мягко отодвинул ее от себя. Если бы я был уверен в том, что мои друзья меня примут, то я бы обязательно им признался, а пока остается только смотреть на треугольник, ползущий по дорожной карте, и ждать, когда за стеной дождя со снегом покажется база отдыха, расположенная в национальном парке «Ладожские шхеры». Именно туда мы направлялись, чтобы встретить там Новый год.       Парк встречал нас совсем не празднично. Погода портилась, фонари застилало пеленой дождя и тумана, а я, стоя возле открытого багажника машины и держа в руках тяжелые пакеты, все поглядывал на озеро. На всякий случай я проверил чехол с коньками, закинул его себе на плечо и поплелся в домик.       Комнат в домике было всего две, если не считать большой кухни, совмещенной с верандой и гостиной, и я вполне догадался, что мне придется делить постель с Марией. Нет уж! Лучше я буду гулять всю ночь или напьюсь до беспамятства, а лучше я сделаю и то, и другое. — Тёмка, замерз, что ли, там?! — окрикнул меня приятель из кухни, и только тогда я заметил, что стою перед закрытой стеклянной дверью и не решаюсь переступить порог.       Все вдруг стало омерзительным. И не надо мне никаких праздников, не надо никакой выпивки, просто отвезите меня домой и укройте одеялом на моей любимой кровати. Я не хочу прятаться и притворяться всю жизнь, но для этого, похоже, мне придется поменять всех своих друзей. Благо, у меня их не так и много.       Бросив последний взгляд на темное озеро, я зашел в домик и свалил сумки у порога. Пускай девушки разбирают, а не шепчутся в углу, поглядывая на меня и противно хихикая.       Пока я пытался быстро накрыть на стол и хоть чего-то перекусить, рядом со мной постоянно крутилась Мария. Меня не раздражало, когда она хватала длинными ногтями с тарелки еду, не слишком раздражало, когда она стала предлагать мне выпить, но буквально взбесило то, что она в один момент повисла на мне и больше не желала отпустить. — Маш, что ты хочешь? — задал я ей прямой вопрос и почти грубо скинул ее руки.       Мое настроение девушка проигнорировала и, звонко смеясь, потянулась к банке пива, чтобы сделать очередной глоток. — Ты смешной, Тёмка, — веселилась она и снова на мне повисла. — Если уж позвал меня сюда, то мог бы уделять чуть больше времени.       Я резко развернулся и застыл с ножом в руке, глупо хлопая глазами. Где я успел так напиться, чтобы написать Марии о том, что хочу, чтобы она ехала с нами? — Произошло тотальное недоразумение… — только и вымолвил я, не желая ее обидеть.       Находиться в тишине на большой кухне, где от стен отражалось даже эхо нашего дыхания, мне становилось все тяжелее, и в какой-то момент я положил нож на разделочную доску, подхватил банку пива и вышел в коридор, ничего не объясняя. На улице все так же шел дождь со снегом, у дома копошился с мангалом Витька, и я решил выйти к нему, чтобы не сидеть в большом пустом доме.       Однако разговор наш никак не начинался. Да мне это и не было нужно. Я все смотрел на озеро, на сумку с коньками и на противный слякотный снег, который хотел лишить меня единственной радости в этот поганый вечер.       Я любил зимние виды спорта. Любил кататься на лыжах в лесу, любил сходить на каток, любил даже просто катиться с горы на санках. За всю зиму, которая в Петербурге длится по шесть месяцев, я успевал всем этим насладиться максимум по разу. Наверное, потому и продолжал любить. Не надоедало. — Что с тобой сегодня? — Окликнул меня Витька. — Я думал, что ты хотел сюда.       Допив свое пиво, я поежился, поправил огромный капюшон с мехом и уселся на лавочке, притянув колени к груди. — Я хоть однажды сказал, что я хочу? — Пробубнил я, но, судя по недовольному цыканью, все равно был услышан. — Тебе нужно было уединиться с Ольгой, но ты просто не можешь, так как у вас постоянно дома родители. А снимать такой дом вам вдвоем дорого.       Витька со злостью звякнул мангалом, бросив в него что-то тяжелое, и направился к машине. Он долго возился, стоял курил, пинал колесо, после чего взвалил на себя мешок с углем и снова двинулся по направлению ко мне. — Если тебе что-то не нравится, то можешь ехать домой хоть прямо сейчас, — изрек он наконец после долгого молчания.       Мне бы стоило рассмеяться, но почему-то ночная темнота вдруг вызвала у меня почти физически ощутимый ужас. Ноги мои похолодели, пальцы на руках свело судорогой, и я чуть было не кувыркнулся с лавочки. — А ты очень умно придумал, — недовольно бормотал я, — именно ночью я и хочу отсюда уехать. На чем? Предлагаешь мне уйти пешком?       Вполне ожидаемо Витька просто кивнул и снова занялся мангалом. — Если очень хочешь, то уйдешь и пешком.       Я насупился, глубже закопался в куртку и повернул голову в сторону озера. Там не было никого. Вообще ни души. И как красиво там падал снег. А главное, что там мне не пришлось бы ни с кем разговаривать, я бы просто катился сначала в одну сторону, потом в другую, а за мной следовала бы тусклая лунная дорожка, разрезанная лезвием моего конька. — Подруге своей любимой можешь сказать то же самое, — сказал я себе под нос. — Я просил брать с нами Марию? Зачем она придумала эту чушь, что инициатором был я и постеснялся позвать?       Пока Витька разжигал огонь и молчал, я посматривал, что происходило в доме. Ох и не нравилось мне то, как шептались и смеялись девочки за столом. Вскоре приятель сел рядом со мной, поставил между нами пару банок пива и даже любезно открыл мне одну из них. — Тём, да, это была идея Оли, потому что она подумала, что тебе будет скучно одному.       Я сделал глоток, приобнял Витьку за плечо и указал банкой в сторону озера. — Мне не скучно одному. А Оле можешь передать, что пусть кончает думать, раз у нее это плохо выходит. — Немного помолчал и добавил. — Не хочешь сходить со мной покататься?       Как и ожидалось, он просто покачал головой и усмехнулся надо мной, мол, я дурачок, который никак не хочет взрослеть. А я не видел смысла в этом взрослении, мне и в этом возрасте было хорошо, а в семейную жизнь я не торопился. — Возьми Машу с собой, — только и сказал Витька, снова возвращаясь к своему мангалу.       Марию я с собой брать не собирался. Допив вторую банку пива, я зашел в дом, отыскал в дорожной сумке вторые штаны, натянул их прямо в коридоре и прихватил сумку с коньками. Темнота на улице меня пугала, но я внушил себе, что глупо бояться того, что находится только у тебя в голове. В темноте ведь ничего в действительности нет, все это плод моего больного сознания.       По расчищенным дорожкам я шагал к озеру. Погода была теплой, дождь затих и превратился в крупный снег. Под ногами приятно скользило, и я уже чувствовал, как сейчас наберу скорость и понесусь в темноту. Присев на заметенную скамейку, я скинул кроссовки и быстро сунул ноги в ледяные ботинки. Быстро зашнуровал их и двинулся к расчищенной корке льда. Судя по поверхности, изъеденной коньками, днем здесь было настоящее веселье.       Я набирал скорость, катил к одному острову, затем к другому. Лед приятно хрустел, трещал и издавал утробные стоны. В один момент я потерял берег в темноте, сделал круг и заметил огни за стеной снега. Двинулся туда, подумал, что сейчас нужно будет снова вернуться в этот дом, снова вести пустые беседы, снова объяснять, что я хотел бы спать один… Я отправился к ближайшему островку, смотря только перед собой, как расступалась передо мной ночь. Вдыхал этот ночной воздух… А ведь ночью все пахнет иначе, даже улица, на которой ты живешь.       Сделав небольшую остановку, я шагнул на заснеженный островок и позволил себе улечься на него спиной. Всё-таки звуки ночи поистине волшебны. Если бы можно было остаться здесь на ночь, миновать дурацкое утро, а потом вместе со всеми вернуться домой, как будто ничего и не было… Я прикрыл глаза, представляя, как ночую на морозе, вдыхаю запахи леса и озера, а потом возвращаюсь утром как ни в чем не бывало и виновато извиняюсь за то, что ушёл слишком далеко и потерялся. И кого я пытаюсь обмануть? — Тё-ё-ё-ё-м! — Только не это. Я с тяжёлым стоном раскрыл глаза и уставился вдаль, откуда доносился знакомый голос Марии. — Где ты? Витя сказал, что ты ушёл кататься!       Спустя пару мгновений навязчивая девушка показалась передо мной. Она шла, держа в руках коньки, радостная и довольная — возможно, она даже успела выпить немного вина. Мне же от этого было совсем не весело: оставаться наедине с пьяной Марией было чревато последствиями, которые я даже называть не хотел. Если Дедушка Мороз действительно есть, я обязательно попрошу его в следующем году дать мне смелости признаться в своей ориентации, а моим друзьям дать терпения и понимания. А пока приходилось справляться с последствиями моей тайны в одиночестве. — Наконец-то я тебя нашла! — Мария бодро поправила шапку. — Не против если я присоединюсь? — Мне ничего не оставалось, кроме как обреченно кивнуть.       И хотя Мария неплохо каталась, её присутствие, да и она сама, не переставали меня бесить. В какой-то момент я думал, что сорвусь и точно толкну её в снег или ещё дальше. Она повисла на мне и попыталась поцеловать. Я вовремя успел отвернуться, и её губы неприятно коснулись моей щеки. Вернее, она не была неприятной девушкой, даже красивой — на самом деле красивее Витькиной Ольги, — но против моей природы не попрёшь. Мне пришлось выпутаться из её объятий. — Маш, нам надо идти, ребята наверняка будут нас искать, — попытался отвязаться я, — нам нужно помочь им с ужином.       Мария хитро улыбнулась. — Витя и Оля только рады будут, что нас нет. — Она гордо тряхнула головой и заговорщически уставилась на меня. Я понимал, к чему она клонит, но энтузиазма не разделил. — И всё-таки нам надо вернуться, — снова гнул свою линию я.       К моему удивлению Мария согласилась, однако решила всё-таки прокатиться на коньках ещё один кружок. Если бы я тогда знал, что случится с ней, а потом и со мной, в тот Новый Год я бы остался дома в кровати.       Мария оттолкнулась ногами и проскользила к середине озера. За её коньками потянулся кривой изломанный след, уходящий вправо, когда она делала очередной поворот. Ожидая её, я от скуки принялся разглядывать окружающую природу, пока не услышал женский визг.       Я вздрогнул, тут же поворачиваясь на звук, и увидел замершую на месте Марию. Лед вокруг неё расходился паутиной ломанных трещин, а сама девушка не могла пошевелиться. Я действовал быстрее, чем успел что-либо сообразить: бросаясь к ней, я схватил её за руку и тут же оттолкнул куда-то в сторону снежного островка. Правы были те, кто говорили о сильных течениях Ладоги и хрупком льду, но думать об этом трезво я уже не мог. Лёд подо мной треснул, и я, не успев и крикнуть, провалился в черную воду.

***

      Я помню, как бежал сквозь густую темноту. Она обволакивала меня, засасывала всё дальше и обжигала лёгкие. Ноги немели, и я переставал их чувствовать, но та неведомая сила тащила меня дальше, заставляя двигаться. Я пытался кричать, но слова застревали в горле, и из меня вырывались лишь сдавленные хрипы. Я мечтал остановиться и не мог. Пустота сжигала мои лёгкие дотла, а я всё продолжал бежать, ничего не видя вокруг себя. Ослеп ли я? Невидимая рука продолжала толкать меня вперёд. Мне показалось, что кто-то позвал меня, а потом этот же голос едва ли не плача стал умолять меня проснуться. Я снова попытался раскрыть рот, чтобы ответить, но опять не мог произнести ни слова. Голос почти рыдал, а я всё так же продолжал бежать. От отчаяния хотелось зарыдать, но все чувства разом выключились. Ноги подвели меня: я резко споткнулся и кубарем покатился по твёрдой чёрной поверхности. — Позовите лекаря, у него жар! — Умолял тот же плачущий женский голос. — Очнётся, обязательно очнётся, — пробубнил другой голос, более глухой.       До слуха донеслось странное бормотание, словно молитва. — Я послал Сеньку за лекарем, он явится с минуты на минуту! — Жарко говорил третий голос. — Да что же это такое-то, как же так? — Знакомый женский голос начинал уже раздражать. — Ведь совсем молодой князь-то, как же так случилось… — Замолчи, Грушка, а не то я тебя щас! — Забасил мужской голос и, видимо, как-то пригрозил говорившей, потому что женщина совсем замолкла и начала тихо плакать.       В глаза больно ударил свет, и я крепко зажмурился. Из глаз ручьями лились слёзы, будто кто-то царапал яркой лампой прямо по моей сетчатке, хотя освещение комнаты было максимально тусклым. Мелькнул маленький огонёк, и я услышал женский вскрик. — Неужто очнулся! — Все разом притихли.       Я попытался открыть глаза ещё раз и кое-как приподняться, но с тяжёлым стоном упал обратно на подушки. Где я? Неужели в больнице? И почему здесь так темно? — Ваше Высочество… — Зашептал глухой голос. Надо мной склонился седой мужчина, почти старик, поспешно стягивая шапку с головы и обнажая гладкую лысину. — Ваше Высочество очнулись… Слава тебе Господи! — Забормотал старик и принялся креститься.       Я предпринял ещё одну попытку подняться, в этот раз успешную — хотя она забрала все мои силы. На колени, покрытые тёплым пуховым одеялом, упала мокрая тряпка. С адски пульсирующей головой я попытался оглядеться, стараясь не двигаться — каждый поворот головы причинял мне такую боль, будто по ней били топором.       Комната была тускло освещена несколькими керосиновыми лампами и, кажется, свечами. И хотя я не мог разглядеть всё убранство, с первого взгляда мне было ясно, что странное помещение выглядело роскошно. Я как будто оказался в музее, где-то в Эрмитаже, не иначе — ведь как ещё можно объяснить такую резную мебель? Я мельком глянул на высокие шкафы, забитые книгами, отделанные бархатом кресла и какие-то странные кушетки и тут же снова зажмурился. Наверняка у меня галлюцинации, и я просто нахожусь в больничной палате.       Открыв глаза снова, я понял, что галлюцинации не исчезли. Комната с роскошной мебелью — и какими-то картинами в массивных рамах вместе с гобеленами — никуда не делась. Запоздало я понял, что нахожусь в комнате не один. Возле моей кровати столпилось несколько странных испуганных фигур — одну из них, того самого старика, я узнал. Вернее, если это можно было назвать узнаванием. Позади него стояли незнакомые мне люди в каких-то рубахах или платьях и прижимались друг к другу, боясь вымолвить хотя бы одно слово. — Ваше Высочество, с возвращением… — Проговорил старик и сделал полшага вперёд, вставая вплотную к кровати. — Мы уж испугались, что вы нас совсем покинули… — Что ты несешь, Трофим, старый ты дурак! — Воскликнул молодой парень и выступил вперед, почти вытесняя старика. — Ваше Высочество, — он сделал глубокий поклон и принялся быстро что-то говорить, — не беспокойтесь, мы вызвали лекаря, он скоро будет… Вам нужно отдохнуть, после такого жара…       Я уставился на них, стараясь быстро сообразить, кто эти люди и почему они так странно со мной разговаривают… — Я… В больнице? — Выдавил я из себя почти шёпотом.       Говоривший широко выпучил глаза и повернулся к «своим». Он замялся, видимо, подбирая слова, и, не встретив поддержки, продолжил. — Б-больница?.. Вы… Вы в своём доме, это ваша опочивальня, вас принесли сюда сразу же, как только… — Голос замолчал, а я испытующе уставился на говорившего.       Молодой парень, тряхнув русыми лохматыми волосами, закусил губы и снова повернулся к компании людей за спиной. — Вы провалились под лёд, Ваше Высочество, — пришёл на помощь старик. — Несколько дней вы лежали в бреду, у вас был жар… Доктор Кирхенгоф осмотрел вас, ну а мы… А мы молились за вашу жизнь.       Старик прижал к груди шапку и опустил глаза. Я совершенно перестал что-либо понимать. — Кто вы? — Наконец я задал самый важный вопрос.       Где бы я ни был, и что бы ни произошло, я точно знал, что видел этих людей впервые. И что-то мне подсказывало, что это никакие не галлюцинации. Я вытащил руку из-под одеяла, поразглядывал её, а потом принялся ощупывать окружающие меня подушки, гладил простыни ладонью и даже ущипнул себя за локоть, тихо зашипев.       Женщина, всё это время молчавшая, принялась рыдать ещё громче. — Наш князь сошёл с ума, — запричитала она и наверняка сказала бы что-то ещё, если бы молодой парень не ударил её локтем в бок. Она тихо вскрикнула и задрожала. — Ваше Высочество… — снова подал голос старик, — вы у себя дома, в безопасности, а мы…       Дверь в комнату резко распахнулось, и на пороге появился другой человек, совершенно не похожий на присутствующих. Троица тут же синхронно втянула головы в плечи, опуская глаза, а я наоборот уставился на вошедшего.       Молодой мужчина, на вид одного со мной возраста, вошёл в комнату так уверенно и прямо, что я на мгновение завис и принялся разглядывать его. Элегантный белый мундир выгодно подчёркивал его талию, которая смотрелась намного у́же в контрасте с широкими плечами. Мундир был отделан резным золотым галуном — или как это называется? — на меховой отделке блестели несколько снежинок. Судя по всему, этот человек прибыл только что — я быстро взглянул в окно, замечая падающие за ним снежинки.       На поясе у него висела длинная сабля, на которой он держал руку. Мне хотелось засмотреться на длинные ровные ноги в высоких сапогах, но я сдержался, гулко сглатывая. Если бы не странная ситуация, в которой я оказался, я бы точно назвал этого парня своей гейской мечтой. Когда он приблизился ко мне, я смог разглядеть яркие синие глаза, обрамлённые целым веером русых длинных ресниц. Я невольно поёжился от его стального уверенного взгляда. Парень коснулся рукой кипы роскошных волос, слегка отряхивая их прямо на ковёр. — Все вон, — ледяным тоном произнёс парень и сверкнул глазами на стоявших возле моей кровати.       Те тут же подпрыгнули и поспешили удалиться, без лишних слов. С того момента, как в комнате оказался этот странный парень, они так и не подняли на него глаза.       Парень оказался возле моей кровати и опустился на краешек, прямо возле меня. Я невольно вжался в подушки, смущаясь от его пристального взгляда. Его рука сильнее сжала висевшую на поясе шпагу. — Как же я испугался за тебя, — начал он мягко, а я поразился резкой смене настроения. — Как только я узнал, что тебе становится лучше, я тут же сорвался из Царского…       Он шептал так лихорадочно, что я разом забыл все свои вопросы. Загипнотизированный этим невероятной красоты парнем, я мог только разглядывать его и тут же отворачиваться. Синие глаза испытующе глядели на меня. — Дмитрий, как ты меня напугал. — Он протянул руку к одеялу и накрыл мою ладонь своей. Я уставился на его руку и завис, хотя внутри меня всё кричало, что руку нужно одёрнуть и объяснить, что никакой я не Дмитрий, а Артём. — Стой, стой, — забубнил я, нехотя вытаскивая свою руку из-под чужой ладони. Парень нахмурил брови. — Кто ты такой?..       Те же самые брови удивлённо взметнулись вверх, а красивые губы парня раскрылись в немом звуке «о». — Я Владимир, ты не помнишь меня? — Он потянулся ко мне снова, а я инстинктивно вжался в подушки. Его рука так и замерла на половине пути. — Владимир Орлов, офицер Лейб-гвардии Его Величества Гусарского полка.       Теперь пришла моя очередь удивляться. Я даже невольно выдавил из себя «кто?», запоздало понимая, что так вести себя было крайне невежливо. — Тебя зовут Дмитрий Львов, мы служим в одном полку, — проговорил назвавшийся Владимиром. У меня же нарастала внутренняя паника. — Это шутка?! Где я?! — Я почти вскрикнул и хотел было подорваться с кровати, но больно зажмурился, снова откидываясь на подушки. — Ты у себя дома, — проговорил Владимир спокойным тоном, явно обеспокоенный моим состоянием. — Я живу на Крестовском острове, вся моя квартира 150 квадратных метров… — затараторил я, — и я сейчас точно не там!       Владимир покачал головой, мягко улыбаясь. — Какой остров? — Снисходительно произнёс он и всё-таки снова коснулся моей руки. — Это не смешно. — Я чувствовал, как меня начинает трясти от гнева. — Да, это ужасно, ты провалился под лед, — кивнул Владимир серьёзно.       И тут до меня дошло, откуда была та темнота. — И умер… — Почти прошептал я, хватаясь за сердце свободной рукой.       Владимир позволил себе протянуть ко мне руку и коснуться моей щеки. Его ладонь была такая прохладная и мягкая, и я был благодарен чувствовать её на разгорячённой коже. Но только не при таких обстоятельствах! — Нет. Все хорошо, ты сейчас дома. — Он говорил со мной спокойно, совсем не раздражаясь, а я почти сходил с ума от досады и обиды: мне так никто и не мог сказать правду о том, где я находился. Этот розыгрыш зашёл слишком далеко. — Мой дом не здесь, а если мы продолжим эту игру, то меня посадят за то, что я трогаю экспонаты музея, да ещё и лежу на них голым, — воскликнул я, теряя терпение. В любой другой обстановке я бы точно насладился обществом этого восхитительного парня. — Какого музея? — Владимир нахмурился и прижал прохладную ладонь к моему лбу. — У тебя снова жар. — Я родился в две тысячи втором году, мне двадцать один год, а это музей. — Меня откровенно трясло и, кажется, он был прав, у меня поднималась температура. — Я все помню, не делай из меня бо́льшего дурака.       Владимир убрал руку и покачал головой. — Тебя нужно показать доктору. — Он поднялся с кровати. — Я сообщу доктору Кирхенгофу о твоём состоянии и доложу Императору. — Себя покажи! — Взорвался я. Спокойствие этого Владимира раздражало, злило и, если бы я мог запустить в него чем-то, то давно бы это сделал. Под руку как нельзя кстати попалась бархатная подушка. — Какой сейчас год? — Наступил тысяча девятьсот четвёртый, — проговорил Владимир, глядя мне в глаза.       Я отшатнулся. — Нет, — сорвалось с моих губ, — этого не может быть… — Да, — прозвучал уверенный голос. К моим глазам подступали непрошеные слёзы. — Я умер, а это альтернативная реальность? — С надеждой прошептал я, всё-таки ожидая, что мне признаются в глупой шутке, рассмеются, а потом все выбегут из-за двери и скажут, что решили разыграть меня. Но сейчас ведь не первое апреля? — Это моя жизнь после смерти? — Тебе нужен покой, — только и сказал Владимир, удаляясь из комнаты.       Как только дверь за ним закрылась, я схватил несчастную подушку, крепко сжал её пальцами и со всей дури запустил ею в дверь. С громким тяжёлым стоном я снова упал на кровать, закрывая глаза ладонями. Что здесь происходит?! Я повернул голову влево и только сейчас заметил букет свежих, непонятно откуда взявшихся ромашек, стоявших в вазе возле моей кровати.       Я попытался воспользоваться старым проверенным способом: если закрыть глаза и попытаться уснуть, то я обязательно проснусь наяву. Однако мне не хватало терпения проверить этот действенный метод, ведь я постоянно открывал глаза и гипнотизировал потолок, думая, что он растворится под моим пристальным взглядом. Но в комнате ничего не менялось. Сон не хотел идти, а странный мир не спешил рушиться, поэтому я не придумал ничего более умного, чем подойти к закрытой двери комнаты и проверить, что находится снаружи. Я всё ещё не терял надежды, что за странными стенами из фильма про древних царей находится обычный больничный коридор.       Подкравшись к резной деревянной двери с тяжёлыми ручками в виде львиных голов, покрытых золотой краской (или настоящим золотом, я не удивлюсь), я осторожно прислушался к внешнему шуму. В коридоре было тихо. Наверное, сейчас была глубокая ночь и все спали — я всё ещё не догадался найти часы в комнате. Собраться с духом было не так-то просто. Я робко накрыл ладонью одну из львиных голов и попробовал потянуть дверь. Она с трудом поддалась и чудом не заскрипела. Я глянул в узкую тёмную щёлку, но не смог ничего увидеть, кроме тусклого света в коридоре. Ни теней, ни шагов, ни каких-либо признаков жизни я не обнаружил. На больницу коридор тоже не был похож.       Осмелев — что далось мне с огромным трудом, — я приоткрыл дверь пошире и высунул голову. Ситуация напоминала мне какой-то ужастик, а главным героем был я. Лучше бы мне досталась роль главного злодея, который угрожал этому герою. Сосчитав до трёх я всё же открыл дверь полностью, чтобы выйти в коридор. На какое-то мгновение я завис, прислушиваясь, но, в очередной раз убедившись в том, что никто за мной не следил, я двинулся по коридору куда-то в сторону. Не успел я пройти и десяти шагов, как был резко схвачен чьими-то руками. Закричать я не успел, потому что мой рот накрыла теплая ладонь. — Тише, тише, — зашептал знакомый голос над моим ухом, и я тут же узнал своего недавнего собеседника. — Дмитрий, зачем ты вышел из спальни? Нужно дождаться доктора, и тебе станет лучше.       Я принялся двигать плечами, руками и ногами, чтобы ослабить хватку державшего меня Владимира. И хотя мы были одинаковой комплекции, он как будто был сильнее. — Я не сделаю тебе ничего плохого, слышишь? — Он прошептал это мне на ухо, и от его голоса по моей спине побежали мурашки. Я даже перестал вырываться. — Сейчас я уберу руку, а ты пообещай мне, что постараешься успокоиться, хорошо?       Он наклонился ближе ко мне, и я нерешительно кивнул. В тот же миг его рука исчезла с моих губ. Я развернулся к нему, сразу сталкиваясь взглядом с его глубокими синими глазами. Владимир смотрел спокойно, внимательно, без малейшей толики осуждения. Даже страх, мелькнувший в его глазах какое-то время назад, исчез.       Я решил, что сейчас самый подходящий момент, чтобы попытаться что-либо объяснить. Собрав волю в кулак и кое-как «отлипнув» от чужих глаз, я начал свою тираду. — Послушай, это какая-то ошибка, — поспешно заговорил я. — Я очень тебе благодарен, если ты спас меня изо льда. Это ведь был ты? — Я не дождался его ответа. — В любом случае, я тебе очень благодарен… Но я точно здесь не живу и не жил, и я не знаю, почему тут оказался. Если это Витькин розыгрыш, пожалуйста, скажи мне, ведь это всё зашло слишком далеко!       Владимир не изменил выражения своего лица, лишь тихо кивал, пока я говорил. Похоже, он даже не пытался переубедить меня в том, что я болен, ведь ему и так это было ясно. — Прошу тебя, ты должен мне помочь выбраться отсюда! — Я уже почти умолял его, надеясь на какой-то проблеск снисхождения.       Он ничего не ответил мне на мои мольбы, только дал мне выговориться. Когда мои слова иссякли, он приблизился ко мне, опуская одну руку мне на талию, а второй коснулся моей щеки. — Дмитрий, душа моя, я помогу тебе, — прошептал он, пристально глядя в мои глаза и оглаживая мою щёку, — я сделаю всё, чтобы ты быстрее поправился и пришёл в себя.       Меня парализовало, подкинуло в воздух, а потом снова бросило на землю. Эта уверенная, обволакивающая нежность, этот голос лишали меня рассудка: неужели я нравился этому парню, что он позволял себе такие вольности? Или такие вольности позволяли себе все мужчины в том году — какой сейчас там год? — по отношению к другим мужчинам. Мои ноги била предательская дрожь, и я даже забыл о том, чтобы напомнить этому Владимиру о том, что меня зовут Артём, и никакой я не Дмитрий. — Ваша Светлость. — Посторонний голос заставил Владимира сделать шаг назад от меня. Я с сожалением ощутил, что без чужих рук мне стало холодно. — Доктор Кирхенгоф прибыл.