"А давай глинтвейн сварим?"

1. — Ладно, чувак, скучно как-то. Я это… домой повалю, пока автобусы ещё ходят. — А давай глинтвейн сварим? Будет весело. — Чего? — Ну этот… новомодный напиток, что в Happy Plасе подают. Я сам там не пил, но мне сеструха рассказывала, что у них есть разные виды. Типа зимнее меню какое-то сейчас у них навороченное, и чтобы в тренде быть, все туда ходят. А потом понтуются, заливая фотки в Инсту. — Димон, ну ты ж не тёлка, чтобы понтоваться и в соцсети выкладывать. Да и перед кем? Звонарецкий смеётся. Люблю его идиотский смех! А вообще, он как что-то учудит — хоть стой, хоть падай! Но, блять, бабский глинтвейн я ещё не варил. По правде говоря, мне домой и неохота. Там холодно и ещё более скучно будет, чем здесь. У Димки всегда тепло. У них печь, как в старых деревенских домах. Родители хоть и сделали ремонт, но не отказались от такого древнего способа отопления. И вот в минус пятнадцать топят её, нормально так экономя газ. — Соглашайся. А дома что будешь делать? У меня хоть тепло. И что правда, то правда! Сегодня топил Димон. Его родители в город поехали к кому-то на днюху, а его на хозяйстве оставили. Сестра старшая сразу к парню своему слиняла и вернётся точно не раньше девяти утра. Я чешу репу и, пожимая плечами, вроде бы как соглашаюсь. — А есть-то с чего варить? Димка сразу расплывается в улыбке, и на его округлых щеках мгновенно вырисовываются задорные ямочки. И надо ж так природа украсила пацана! Без ямочек он довольно брутально выглядит, особенно когда забивает на бритьё, но стоит только улыбнуться, и всё — вылитый пупсик. Я его иногда в шутку называю Пупс. Он раньше злился и часто в плечо меня лупил, а потом привык, наверное, но, скорее, просто смирился. Звонарецкий жестом показывает мне «уно-моменто», мол, сейчас всё будет. Уходит. Возвращается через пять минут с полторушкой вина и с миской, в которой, вероятно, варить будем. А нет! В миске у него специи всякие. Готовить напиток собрался в другой ёмкости. Помогаю ему и держу крышку, пока он переливает вино в кастрюльку. Затем идём к уже хорошо раскаленной печи. Ни он, ни я толком не знаем рецепт. Интернета нет, чтобы посмотреть — чёртовы лимиты, поэтому чисто по рассказам его сестры сами экспериментируем. — А чё, может, яблоко положить ещё? — спрашивает меня, будто я знаю. — Ну… положи для вкуса. И кожурку с апельсина тоже можно добавить. А целого нет, случайно? Он на мой вопрос отрицательно мотает головой. — Ничего. Кожурка — тоже норм. Гвоздику нужно? — уточняю и бросаю лишь пару штучек. Она, зараза, слишком резкая на мой нюх. — Бросай то, что хочешь и что тебе нравится. Вот же хитрый! На меня ответственность сваливает, чтобы в случае чего… Винить кого? Правильно! — Ромчика. В общем, я того-сего накидал и трубочку корицы опустил осторожно. — Слушай, а долго варить-то? — интересуюсь, а сам наблюдаю, как он профессионально помешивает, будто раз двести уже готовил этот напиток. — Да я хз… Думаю, как горяченький станет, можно сразу и выключать. Мы ж не горох варим, чтоб он кипел часами. Умничает! Кулинар хренов! Но я киваю и уже ощущаю этот пряный аромат, разливающийся по кухне. Не доводилось мне ни разу глинтвейн пить. Да и я всё-таки считаю его бабским напитком. Ух! У печи раскаленной жарко стоять, и я расстёгиваю две пуговицы на своей плотной рубахе. Димон-то дома — может ходить в чём хочет, — хоть голышом, а я ведь в гости пришёл. Хотя нет, голышом лучше не надо… Неловко будет! Он не стесняется переодеваться при мне. Стоит теперь в футболке салатового цвета и в чёрных домашних шортах, на которых ещё пятно от синей краски. Откуда краска? А! Вспомнил! Это мы с ним забор летом красили, а потом драться начали… Ну и шорты слегка пострадали. — Жарко? Больше не подкидывать? — Ага. Жарковато тут стоять. В комнате норм было. Смотри сам, чтобы ночью тебе не холодно спать. — отвечаю и чуть дальше отхожу от печи. Он отодвигает кастрюлю с нашим алкогольным напитком на край и всё-таки засыпает ещё ведро угля, чтобы долго горел и жар на всю ночь. Хватает полотенце и мы перемещаемся на кухню. Дима осторожно переливает наше пойло в прозрачные чашки-бокалы и долькой лимончика украшает. Эстетика ёптить! Мы даже фото по приколу в Инсту запилили и подписали. Димка: «Кто в тренде? — Димон. Варим с друганом глинтвейн! 🍷» Я: «Кто в тренде? — Ромыч. Друган угощает меня глинтвейном! 🍷» Убираем телефоны, и Димка начинает закуску всякую-разную доставать, чтобы на любой вкус. Я больше солёное люблю, а он сладкое. — За трендовый вечер! — первый говорю тост и ржу. Чокаемся своими совсем не трендовыми бокалами и пробуем, что же у нас получилось. Димон первый. Дует в чашку, потому как очень горячо. Сёрбает, а затем широко улыбается. — А ничё так вышло! — выносит вердикт и кивает жестом, чтобы я тоже оценил. Дегустирую сразу за ним. Подношу бокал сначала к носу. Пахнет вкусно и так по-зимнему уютно становится на душе. Ощущение, что праздник уже сегодня, а не через неделю. Чувствую, как пряный алкоголь разливается по пищеводу и мгновенно растворяется в желудке, согревая изнутри, оставляя после себя приятное тепло. Хорошо! И аромат, и вкус нравится. Не нравится только то, что мне чертовски жарко. Закатываю рукава и одёргиваю рубашку. Димон замечает это и убегает, бросая привычное: «Уно-моменто!» Возвращается с белой футболкой в одной руке и с трикотажными серыми шортами в другой. — Надевай. Груба раскалилась до предела. Он, замечая мои сомнения, ещё сильнее настаивает, говоря, что мне тоже должно быть комфортно. Беру вещи и прямо так, сидя на кухне на стуле, начинаю переодеваться. Стаскиваю свою чёрную рубаху с вышивкой, запутываясь в рукавах. Футболка маловата и сидит в облипочку, но телу намного легче. Штаны тоже заменяю на какие-то незнакомые мне шорты. — Это чьи шорты ты мне пожертвовал? — улыбаюсь и смотрю на Димона, который сёрбает глинтвейн и прячет взгляд уже на самом дне бокала. Быстро же он выпил, однако… Отмечаю про себя. — Это мне подарили, но я не носил. Они большие. Само собой… Они и на меня велики, а Димон в них и вовсе утонет. Он бережно забирает мою одежду и уносит в свою комнату. Я даже слово не успел сказать, а он уже скрылся в тёмном коридоре. Вернулся. Я догоняю друга и тоже допиваю остатки горячего коктейля. Непривычно пить вино горячим. Оно теперь иначе раскрывается и ощущается и не вином вовсе. Кажется, что это совсем другой алкоголь. Первая хорошо пошла и мне уже протягивают второй полный бокал. Димка шутки травит и рассказывает, как это самое вино с батей делал. Говорит, что он себя Адриано Челентано почувствовал, так как виноград пришлось давить… ногами. У них, как назло, тогда пресс сломался. Я шучу в ответ: — А! Вот оно что! А я-то думаю, что это за привкус? А это, оказывается, ноги Димона в будущем вине искупались. — Хах! Ноги чистейшие были, между прочим, а вот руки — не помню. Смеёмся оба и продолжаем пить глинтвейн. Горяченький и ароматный, разгоняет кровь и расслабляет. Если меня прибило уже после второй чашки, то Димона тем более — он меньше меня и ростом, и телосложением. Смотрю на него, но, скорее, пьяно зависаю своим залитым алкоголем взглядом. Он развалился на стуле и изредка посматривал то на меня, то на собственные руки, держащие бокал-чашку. — А давай за любовь? — внезапно предлагает, но больше спрашивает. Киваю и переношу вино в левую руку. Он делает то же самое и хорошенько прикладывается к глинтвейну. Начинаем философствовать на тему любви и даже немного спорим. — Сука эта любовь! Люди постоянно влюбляются не в тех людей. — высказываю личное ИМХО и не собираюсь менять свои взгляды. Не то чтобы я не верил в любовь, но это всё больше похоже на сказку для девчонок, чем на правду. Людьми движут лишь плотские желания и удовлетворение собственных потребностей, а не любовь, нежность, забота и желание доставить наслаждение не себе, а партнёру, хотя… А может, это я такой и сужу всех по себе? — Стало быть, ты в любовь не веришь? — делает вывод Димка и вопросительно смотрит на меня. Его лицо стало серьёзным и задумчивым. Что-то он слишком сильно загнался по этому поводу. — Я верю в секс. Он никогда не подводит и обычно от него всем хорошо и все довольны. Так зачем всё усложнять ложными надеждами, клятвами и обещаниями? На мой риторический вопрос Дима не ответил, и мы плавно съехали с темы. Да и про секс говорить с другом не хочу, ведь чем больше говорю, тем сильнее хочется, а под алкоголем вообще кроет. И я уже перебираю в памяти все имеющиеся телефонные контакты, думая, кому позвонить перед тем, как пойду домой. Глинтвейн забыли накрыть и он едва тёплый. Дима подогревает снова. Он носится с кастрюлькой, а я смотрю на его спину, скрытую футболкой. Он слегка вспотел, и она прилипла к тому месту, чуть ниже лопаток, которым он как раз упирался в спинку стула. Не буду скрывать: я хоть и в такой же лёгкой одежде, но мне тоже пиздецки жарко. — Дим, открой окно. У тебя дома жара, как в аду. Только демонов не хватает и их Владыки. — Ща-аас позовём и Владыку, и приспешников! Он звонко смеётся, а я улыбаюсь. Люблю его смех! Из всех друганов его смех особенно заразительный и непротивно звучит. Не знаю, но меня прикалывает. Он переливает остатки вина в наши бокалы. — Бери. Идём в мою комнату. Там не так жарко. В карты сыграем или фильм посмотрим. Решили по старинке: в «Дурака». Если бы играли на деньги или на раздевание — Димон бы уже давно сидел полностью голый. Я выиграл его все четыре раза. Теперь даже жалею, что не предложил. — С тобой играть — проебать последний носок и остаться голым-босым. — откладывает карты, прикрывает глаза и устало потягивается, принимая своё пятое поражение. — Курилов — карточный шулер! Смеюсь и говорю ему, что это наглая клевета. Вино почти закончилось, и сейчас такая кондиция, когда хочется либо тактильности и ещё больше удовольствия для тела и разума, либо утонуть в музоне и после диких танцев устало вырубиться, отдаваясь дядьке Морфею в объятия. Но ни тактильности, ни музона нам не светит. Не успеваю додумать свои мысли, как Дима резко возвращает меня в его комнату, и я вздрагиваю от его слишком бодрого голоса. — Ромыч, быстро… Назови любое слово… Я не могу ничего придумать. В голове пусто: сплошной туман и всякая ерунда. Да и зачем ему вдруг понадобилось какое-то рандомное слово? Смотрю на стопку журналов и книг на его столе и натыкаюсь на самую большую, где на обложке огромными печатными буквами написано: «Основы кораблестроения». Быстро называю ему слово: — Корабли. Он резко поднимается со своей полуторки и хватает в руки свою гитару. Что-то накидывает на огрызке, который достал из ящика. Несколько раз задумчиво смотрит сквозь меня, что-то черкает и снова пишет. — Во! Послушай. Начинает перебирать струны и поёт. Охуеть! Как же Димон поёт!

Кора-корабли снова у твоей гавани

В памяти твоей нас накрывает туманами.

Теперь лишь темнота

И кто я для тебя

Большой взрыв и мы с тобой разорвались на атомы.

Корабли снова у твоей гавани

В памяти твоей нас накрывает туманами

Теперь лишь темнота

И кто я для тебя

Мы перегорели все не начнется заново

В бокале полном Бардо

С оттенком губ полусладких

Все что со мной было до

Ты растворишь без остатка

Кто был кому там виной

Раскидали по фактам

Красный словно пламя флаг с родным ароматом.

День меняет ночь,

А рассвет закат.

Время ставить точки и отвыкать

Даже если где-то внутри горит еще Fire

Больше эти воспоминания не обжигают.

Корабли снова у твоей гавани…

BOLIN & KURILOV & FAHMI — Корабли

Заканчивает петь и откладывает гитару. А я как сижу с охуевшим ебалом, так и продолжаю недвижимо сидеть напротив него, лишь глупо моргая. — Что скажешь? Молчу и не знаю, что сказать. Меня зацепило пиздецки. Но не понимаю, что именно: то ли слова песни, то ли его голос. Нет, ну я знаю, конечно, что он играет и что у него точно есть музыкальный слух, но чтобы прям так профессионально… Хотя чего я удивляюсь? Вон у него вся семья поёт. Я сам слышал. А у деда его вообще голосина такой мощный, что сам Зевс чуть не пробудился, когда тот затянул свою любимую старинную песню. Не дождавшись моей голосовой реакции или хотя бы каких-то новых эмоций на лице, Димон неловко смеётся. — Забей. Знаю, что хуйня. Возомнил, что умею петь. Я неожиданно для самого себя хватаю его за плечи и почти кричу: — Умеешь! Дим, это охуенно! Ты ходишь к Марине Андреевне на занятия по вокалу? Он пугается — глаза огромные, а губы размыкаются, но он не говорит, а просто смотрит на меня и моргает, затем будто просыпается и смеётся. — Какой там? Её занятия дорого стоят и оплата почасовая. Мамка узнавала. Это я сам иногда тренируюсь. Книг набрал в библиотеке и там черпаю теорию. Ну, там как голос поставить, как петь душой и всякое такое. Считаешь нормально? Только честно скажи… — Да это же будущий качающий хит! Мне реально зашло. А можешь ещё раз спеть? Он пожимает плечами и, улыбаясь, снова берёт в руки гитару. Я поглощаю каждый звук и каждый аккорд, что извлекают его пальцы, бегая по струнам. Поёт и ещё сильнее улыбается. Залипаю на его ямочках, а он почему-то краснеет и, закончив песню, пихает меня в плечо. — Ромыч, бля, ну ты чё? Будто перед тобой не я сижу, а привидение. Чего смотришь так? — Да не знаю. Не думал, что так круто поёшь. Это ты для Аньки? Часто поёшь ей? Представляю, как тащится по твоему голосу. Он внезапно меняется в лице — от былой улыбки и следа не осталось. — Анька… Она… Сука она, короче! Оказывается, с моим двоюродным братом гуляет уже второй месяц, а может и больше. Кто их знает? И брат… гондон подлый. Я случайно увидел их вдвоём неделю назад, зажимающихся у дома тёти Зои. Собственно, уже неделю как я свободен. — натянуто улыбается и я понимаю, что ему пиздецки больно. Об этом говорят его глаза и пальцы, непроизвольно сжавшиеся в кулак. Я особо не в курсе его отношений. Ну знал, что кого-то провожает, что с кем-то перезванивается и с кем-то иногда ходит в кино. Потом как-то увидел их, воркующих на лавочке у Дома культуры. Не думал, что Красницкая такая блядина, а с виду такая правильная и прилежная. Ещё и с кем? С его братом… Охуеть просто! Меня самого типать начало. Представляю, как Димону было. И не сказал же мне ни слова! — Чего не рассказал-то? Он пожимает плечами, а я ничего лучше не придумываю, чем обнять его и по-дурацки похлопать по плечу. Сам знаю, что это нихуюшеньки не утешает, но что-то же я должен сделать. Не отпуская, говорю ему стандартные для такого случая слова: — Да и пошла она на кривой и короткий. Значит, для тебя уже готовят кого-то в сотню раз лучше, чем она. Он будто прячет своё лицо в моё плечо. Сидим так около минуты, затем Дима резко отстраняется. — Хочешь ещё вина? Сварим глинтвейн на тех специях, что остались в кастрюле и добавим больше яблок и бадьяна. Я киваю и иду ему помогать, хотя особо работы для меня нет. Мою яблоки и нарезаю ещё лимон. Пока я задумчиво нарезаю цитрус и думаю о своём, Димка уже притащил из погреба ещё литрушку вина. — Э… Хватит-хватит. Ромыч, ты куда столько нарубал? Я смотрю в тарелку и понимаю, что я весь лимон искромсал. — Сорян. Завтыкал. Он занимается глинтвейном и следит, чтобы напиток не успел закипеть, а я слежу за его действиями и слегка пьяными движениями. Боюсь, как бы этот Пупс не обжёгся и не облился восьмидесяти градусным вином. Подхожу к нему сзади и со спины перехватываю ложку… и в этом моя самая большая ошибка. Я напугал его, и он от неожиданности и по моей вине, уронил тарелку с яблоками. Она разбилась, а он резко обернулся на меня. Так и стоит, так и смотрит в непонимании. Не любит, когда помогают без просьбы. Ощущаю его, чувствую возмущение Димона и… жар его тела. — Прости. — извиняюсь и сажусь на корточки, чтобы собрать яблоки и осколки тарелки. Он быстро мешает глинтвейн, в котором из-за меня уже не будет яблок, но будет слишком дохуя лимонов и бадьяна. Чувствую себя идиотом. Ползаю на карачках и собираю разлетевшиеся по всей кухне осколки тарелки. Снова оказываюсь рядом с Димкой. Смотрю на его ногу и на автомате провожу пальцем по икре. Видимо, ему прямо в икроножную мышцу отскочил осколок и поцарапал, а он не заметил. Пальцем тру его кожу, пытаясь понять: кровь это или что-то другое, что мой опьянённые мозг принял вместо неё. — Ром, ты чё делаешь с моей ногой? Поднимаю голову и смотрю на друга. Я здесь внизу, а он там сверху, смотрит на меня недоумевая и глаза такие огромные-огромные — перепуганные. — Осколок в ногу отлетел. Теперь у тебя кровь. Ты не чувствуешь, что ли? Он смотрит удивлённо, то на меня, то на рану. А я вместо того, чтобы отпустить его голенище, трогаю и второе… в поисках других ранений. Внимательно осматриваю его, будто я врач. Но я не врач, я дебил. Самый настоящий дебил. Представляю, как это выглядит для него со стороны. По факту, для него — я просто лапаю его за ноги. — Ром, давай свой бокал… Готово уже! Я быстро поднимаюсь, осколки выбрасываю, а яблоки в миску, чтобы перемыть. Димка занимается своей ногой, пока я мою руку от его крови. Разливаем глинтвейн по чашкам. Яблоки вымыты и пойдут в качестве закуски. Идём в его комнату. Там удобно и можно киношку посмотреть. — Интернета нет, но можем посмотреть что-то из скачанного старенького. — предлагает и уже подключает ноут, не дождавшись моего согласия. Сажусь на его кровать и вдыхаю густой насыщенный аромат корицы и пряностей в крепком полусладком вине. Сёрбаю. Горячо и приятно обжигает глотку. Закусываю фруктами, теми, что из-за меня оказались на полу, а не в кастрюле. А мне всё так же хочется тактильности и я понимаю, что уже два раза якобы невзначай касаюсь плеча и ещё три раза коленки Димона. Ключевое — якобы! Я ведь сделал это специально. Однозначно специально. Чего я жду? Реакцию друга на это? Он, конечно, в табло не даст, но обматерить может сразу же. Такой он человек, что если чем-то не доволен, то всегда говорит об этом. Однако сейчас молчит и тоже сёрбает вино. — Надо было из девок кого позвать, да? — спрашивает через пару минут, и я отвлекаюсь от его шорт, край которых завернулся и оголил ещё больше его тела. Прям очень высоко задралась ткань. Перевожу взгляд на его румяное лицо. — Звонарецкий, я не понял! Тебе моей компании мало? — шучу, и он радует меня своими ямочками. — Да не… Твоя компания — топ! Я к тому, что… — не договаривает, ведь громко начинаются титры и на заставке появляется название фильма «Терминатор 2: Судный день». Дима делает немного тише и усаживается поудобнее, отодвигаясь к стене и подкладывая подушку под спину. — Возьми и себе. Долго соображаю, что взять. — Ромыч, ты, прибухнув, начинаешь слегка тормозить. — смеётся и кивает влево. — Вон, маленькая. Себе возьми тоже. Продолжаю тупить. Димка не выдерживает моей тормознутости и, буквально переваливаясь через мои ноги, тянется за подушкой, которую мне было бы ближе взять. У Димона руки короткие — он не может подцепить край. Наваливается сильнее всем телом на мои бёдра и получается, что лежит торсом на них. Его салатовая футболка задралась, и я вижу поясницу и выглядывающую широкую резинку чужих тёмно-синих трусов. Не успеваю придумать адекватную причину, чтобы объяснить другу, почему я щупаю его поясницу. Он как лежал, так и замер с подушкой, которую всё-таки смог ухватить двумя пальцами. А я ебанутый на голову, ведь трогаю его спину и веду по ней тремя пальцами. — Ро…оом…? — тянет моё имя, и я понимаю, что сейчас накроет меня отборным матом. Однако он так спокойно спрашивает: — …Что там? — Сорян, орешек уронил тебе на спину. — бессовестно вру и улыбаюсь, а Димон начинает заливисто смеяться. — Блять, орешек! Орешек? Пиз…ц, Курилов! Я чуть не откинулся, подумав, что по мне кто-то ползает. Собственно ползали мои пальцы, но об этом я умолчал. Наконец-то, поднимается и подаёт мне подушку. Подкладываю её под спину, и мы пытаемся смотреть киношку. Фильм культовый и я готов его смотреть раз миллион, но смотреть на Димона почему-то приятнее, чем на Арнольда Шварценеггера. Чокаемся нашими бокалами, и внезапно у меня в голове кое-что наклёвывается. Громко кричу: — Димон, бегом ручку и бумагу мне! Он вскакивает, оставляет глинтвейн на столе и роется в ящичке стола. Через пару секунд достаёт какую-то тетрадку в клеточку, наполовину исписанную. Я быстро накидываю слова и через шесть минут протягиваю Димке тетрадь. Он тихо шевелит губами — читает. Сначала безэмоционально, а потом хватает гитару и перебирает струны. Разыгрывается, подбирает подходящие аккорды. — Помогай. Нужно дать словам необходимую динамику. Ты написал — ты и дай мне понять, как петь. Он начинает, а я подпеваю и задаю мотив песни, что он слегка под рифму подправил:

Мы поджигаем бокал…

Засветим на полную ночь

Я держу тебя крепко так,

Что между нами накал.

Высекаются искры порочные

И я для всех сегодня пропал.

Мы поджигаем бокал…

Засветим на полную ночь

Я держу тебя крепко так,

Что между нами накал

Высекаются искры порочные

И я для всех сегодня пропал…

BOLIN, T-Drou, и Дима Лелюк — Бокал

Мне нравится, как он смог преобразить простые слова. — Рома, давай дальше. Допиши ещё. — просит почти со щенячьим взглядом. — Да ну… Я ж не сочинитель. Я не знаю, как… Это просто внезапно родилось, пока смотрел на бокал с глинтвейном. — Вот… правильно. Так и рождаются тексты, а потом песни. Попробуй сосредоточиться на своих мыслях, пиши всё то, что в голове. Я подправлю, если что и рифму подберу. — протягивает мне снова тетрадь. Я делаю глоток тёплого вина, прикрываю глаза и думаю о всяком. Начинаю писать что-то на листке. Димка тихонько бренчит на гитаре, а я переношу какие-то слова и фразы из головы на бумагу. Протягиваю ему то, что получилось:

Хватит говорить вдыхай мой запах

Мы уже горим пламя разврата

Путай наши дни в летящих датах…

Вкус этих губ настолько сладок,

Твои глаза повод тебя обнять,

Сегодня так хочу тебя распять.

Ты снова забираешься в мой чарт.

Я поверну это время вспять,

Собирай меня по осколкам

Увы, но вечер не будет долгим

Между нами лёд тонкий

После пары…пары лонгов

Нашей страсти нет предела

Ночь без тебя — это расстрел мой

«Хочу ещё!» кричит мой демон,

«Хочу ещё!» кричит мой демон…

BOLIN, T-Drou, и Дима Лелюк — Бокал

— Здесь особо нет рифмы. Какой-то набор слов получился. Сорян, но я не поэт. — объясняюсь, когда он долго смотрит в тетрадь. Через пару секунд после моих слов наблюдаю за восторженным и слегка изменившимся лицом друга. Он облизывает свои губы после глинтвейна. Смотрит на меня, затем на слова, что я набросал по-быстрому. Что-то пишет. Задумывается и его губы шепчут. Снова спешно что-то калякает, вероятно, исправляет то, что не клеится, а затем начинает играть мелодию на гитаре. — Я тут чуток исправил. Посмотри. Так норм? Эта часть сначала, затем идёт та первая. Она будет припевом. Вот, считай, половина песни готова. — воодушевляется и смотрит на меня. Его глаза блестят, и я не знаю: это от глинтвейна или оттого, что взбудоражен написанием песни и рождением чего-то великого по его мнению. Только вот я тоже заведён тем, что он так взбудоражен. Ему нравится музыка, а мне нравится, когда он так ей увлечён. Смотрю в тетрадь, а он подглядывает и напевает то, что получилось. Я тоже помогаю ему, хотя мой голос не особо приятный и для пения не годится. Однако Димка улыбается, глазеет на меня довольно и почти танцует на кровати, отбивая ритм и ногой, и свободной рукой. Мы поём несколько раз, причём так громко, что можно было бы подумать, что у нас тут колонки орут и дискотека на пятьдесят человек. — Ром, мне нравится. Очень. Можно я возьму и попробую записать нормально. — Зачем спрашиваешь? Песня твоя. Дарю. — смеюсь и разглядываю его. Он снова утыкается в тетрадь, а потом резко стаскивает с себя футболку. Видя в моих глазах удивление, объясняется: — Жарко стало! Надо открыть окно немного. Тебе нормально? — Ну… — не могу ответить, ведь мой взгляд уже змеёй скользит по его торсу. Стало любопытно, какое на ощупь его тело здесь: на груди, на животе. Вероятно, у него очень гладкая кожа: такая же, как и на пояснице. У него особо нет выраженной волосистости. Даже «блядская дорожка» аккуратная и очень тонкая. Волоски все один в один и прячутся за резинкой шорт и белья. Пиз…ец! Что в моей голове? О чём я думаю? — Что там такое? — не то удивлённо, не то испуганно спрашивает и смотрит на свой живот. — Подстригаешь или сбриваешь? — спрашиваю и кивком указываю на его тело. — На лобке сбриваю иногда. А что? — рассказывает, но не понимая толком, о чём же конкретно я его спрашиваю. Однако эта информация оказывается ещё интереснее. — Я про блядскую дорожку, Дим…? — Аааа! Упс! Я не так понял. — смеётся и отвечает теперь на мой первоначальный вопрос. — …Я не блядую, поэтому такая редкая и незаметная. Ничего не делаю с ней. А ты? — Я тож не блядую. — отвечаю на его вопрос, а потом ржу, когда оказывается, что он тоже спрашивает про линию волос от пупка и до лобка. — Не подстригаю и не сбриваю. Как растут, так и растут. Зачем-то показываю свою дорожку, оттягивая резинку шорт вниз. Димка отреагировал спокойно и, посмотрев внимательно, кивнул, мол, «норм… мужик». Допили всё вино и нас слегка размазало по кровати. Димона шатало не хило, когда он пришёл из уборной. Меня чуть меньше, но и я когда вернулся из смежного санузла, тоже оказался примагничен к его полуторке. Лежим. Втыкаем в потолок. На фоне продолжается фильм, который мы так и не смотрели, потому что писали будущие хиты. А там, между прочим, плохой терминатор Т-1000, изготовленный из жидкого металла неустанно преследует главных героев фильма, и в конечном итоге загоняет их в угол на металлургическом комбинате. Между плохим и хорошим терминатором идёт сражение, как и внутри меня. Остатки трезвого Ромы говорят, что нужно идти домой и ложиться спать, пока не натворил хуйни, а пьяный Я говорит, что нужно остаться, ведь на самом деле я не хочу уходить. И я действительно не хочу уходить! Я хочу дотронуться до его кожи и всё же убедиться, что она абсолютно такая же, как и моя. «Неизвестное будущее приближается. Я впервые иду навстречу ему с чувством надежды. Если машина, Терминатор, может понять ценность человеческой жизни, ценность момента, то, возможно, мы тоже сможем». — Сара Коннор. Чёртова Сара Коннор! Очень вовремя. Ну вот кто её просил говорить эти слова? Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на Димку. Он лежит на спине с прикрытыми глазами, расслабленно свесив ноги вниз с кровати, ведь мы лежим поперёк. От его спокойного дыхания медленно и плавно поднимается и опускается грудь. Он, наверное, чувствует, что прожигаю взглядом, поэтому резко распахивает глаза. — Ро…оом… И после первого его обращения я должен был быстро подняться с постели и перестать нависать над ним. Я должен был уехать домой ещё полчаса назад, но вместо этого я присасываюсь к его губам, а он должен был сразу же заехать мне в табло и обратиться ко мне с отборным трехэтажным матом, но… Но он не делает этого… Вместо этого он отвечает на мой поцелуй. Ебать ту Люсю! Отвечает! Я не понимаю, что происходит, но всё случается слишком быстро и слишком головокружительно. В голове туманно, а на его губах хорошо. Я чувствую кисло-сладкий привкус глинтвейна на его устах и тонкий аромат корицы с гвоздикой, который они впитали. Алкоголь тоже чувствую. Он слегка, а может и нет стирает границы между нами. Стирает то, что мы друзья, убирает былую неловкость, куда-то испаряет осознание нашей половой принадлежности, поэтому я так легко и без зазрения совести толкаюсь языком в его рот, почти не ощущая сопротивления. А уже через секунду меня полностью впускают. Происходит некая борьба за главенство. Думаю, Димка специально уступил и позволил мне первому исследовать его территорию. Я провожу по кромке зубов, оглаживаю своим языком чужой, слегка посасываю и тяну его, а затем передаю бразды правления ему. Теперь он властвует надо мной, посасывая поочередно мои губы, поглощая мой язык. Чокнуться просто! Я знаю, что я бухой и он тоже пьян, но хочу орать оттого, что мне нравится ощущать его совсем не мягкие поцелуи, совсем не нежные руки на своих плечах, в которые он так яро и по-мужски вцепился. В голове мои слова, что записаны умелой рукой Димона в нашу общую песню:

«Хочу ещё!» кричит мой демон

«Хочу ещё!» кричит мой демон

Мы поджигаем бокал

Засветим на полную ночь

Я держу тебя крепко так

Что между нами накал

Высекаются искры порочные

И я для всех сегодня пропал…

Целуемся, как бешеные и не можем остановиться. Дышать тяжело. Чувствую, что и ему не хватает кислорода, но он лишь довольно мычит. Мои руки, не получая сопротивления, уже шарят по его телу. Гладкое! Горячее! Слегка дрожит. Неужели замёрз? Но ведь мы так и не открыли окно! Нет, значит, не поэтому. Хочу потрогать его там… Но не хватает решимости. Я медленно веду кончиками пальцев по этой самой блядской дорожке, на которую втыкал буквально пять минут назад. Дима вздрагивает и подаётся пахом на мою руку. Я открываю глаза. Оказывается, что и он с открытыми уже лежит. Смотреть друг на друга на таком расстоянии неудобно, ведь фокус теряется из-за алкоголя, да и в такой близости вообще ни хрена не видно, а ещё немного неловко. Вот и позволяем друг другу уткнуться в шеи: он в мою, а я в его. Я переступаю его правой ногой, и теперь он полностью подо мной. Нависаю над ним и чтобы встать, ему придётся оттолкнуть меня или хорошенько вписать мне по лицу кулаком. Но он не делает этого, а отзеркаливает мои действия. Я целую его немного солёную кожу. По ходу дела, моя такая же, ведь жарко пиздецки. Он ласкает мою шею и буквально лижет её языком. Я щас сдохну! Ощущение, будто нутро на палочку наматывают и медленно вытягивают, напихивая меня изнутри сладкой воздушной ватой. Моё сердце ускакало нахуй с этой комнаты, внутри всё залило горячим глинтвейном. Пока я думаю над своими ощущениями, моя рука ведомая моей тёмной, но, скорее, просто пьяной стороной уже пробралась в его шорты, а затем и под бельё. Димона не хило так трухануло. Он испугался и замер, и я вместе с ним. Моя ладонь расположилась на его полувставшем члене. Меня это почему-то неимоверно успокоило и обрадовало, что я не один такой в этом помещении. Однако мне кажется, что у меня стоит намного сильнее. Однозначно сильнее, особенно, когда Димка, поборов робость, забрался и в мои трусы. Охуеть! Какая же у него горячая и крепкая хватка. Ну мужик же! Правильно, а чё ему со мной нежничать? Он сжал меня даже как-то жадно. Я тут пытаюсь быть осторожным, весь такой утю-тю с ним, а он вот так сразу схватил, что я чуть не толкнулся от желания в его ладонь. Ну, блять! Я-то смог сдержаться, но вот мой хер-предатель всё-таки дёрнулся и подался ему в ладонь. Тоже прихватываю чужой половой орган сильнее и делаю на пробу одно движение, обнажая немного его головку. У Димки не обрезан. Он свободной рукой накрывает мою кисть, удерживая и не позволяя двигать дальше более интенсивно по его длинному члену. Слышу его взволнованный и почти вибрирующий голос в мою шею: — Р-ро…ом, что мы делаем? Это ж пиз...ц! Дабы разрядить обстановку как всегда шучу, но сам волнуюсь не меньше него: — Блядуем! Ну а чё? Раз в жизни-то можно!.. Наутро забудется. — Мы чё, петухами резко стали после глинтвейна? Это тренд такой? — снова спрашивает меня, будто я знаю на всё ответы. Хороший вопрос, однако… — Чё стали? А вдруг мы и были ими, просто не замечали. — говорю сквозь улыбку и слышу, как он смеётся мне в шею. Ослабляет хват на моём предплечье, но не убирает свою кисть. Я снова делаю пару пробных движений вверх-вниз. Ощущаю, как горячо он выдыхает мне на ухо. Надеюсь, это знак, что ему нравится, поэтому всей ладонью повторяю свои действия. Он делает то же самое с моим членом и, обхватив плотно мой хер, совершает пару попыток подрочить, но неудобно из-за шмоток — решает раздеть меня. Стягивает шорты вместе с бельём, а ещё дёргает со всей силы майку вверх, намекая удалить её с тела как можно скорее. Отбрасываю ненужную сейчас вещь к изголовью кровати. Тоже хочу раздеть его полностью, поэтому стаскиваю и с него одежду. — Ром, ну пиз…ц же, а?! — шумно дышит мне в шею и всё не может принять происходящее, пытается поделиться со мной эмоциями. И я его прекрасно понимаю, ведь чувствую то же самое. — Ну, может, совсем немножко «пиз…ц», но в остальном — хорошо же… Вероятно, эти слова Димона всё же успокаивают, и он снова припадает губами к моей шее, сжимая мой хер так, что рыдаем с ним вдвоём: мой член естественной смазкой, а я невидимыми слезами, ведь это о-ху-ен-но! Хочется двигать пахом навстречу и толкаться в его кулак, хочется рычать и получать удовольствие, что я в итоге и делаю. Он инстинктивно совершает тоже самое своим тазом и тоже то ли шипит, то ли рычит. Понимаю, что сдерживается, чтобы не застонать. Я сжимаю его сильнее и он, наконец-то, громко и блаженно мычит. Приходит осознание, что моё сердце только что пропустило удар. Мне нравится это его эмоционально-звуковое сопровождение, и я снова хорошенько оттягиваю его крайнюю плоть, обнажая головку. Трогаю пальцем. Влажный! Остаюсь довольный этим, что не я один здесь такой. Стараюсь ещё лучше и надрачиваю ему быстрее, а он, переполняемый эмоциями, начинает кусать мою шею. Я такое не очень жалую, но ему позволяю. — Ром-мыч, ну ёбнуться… Я с-сейчас с-спущу т-тебе в кулак… — задыхается и немного заикается. — А я т-тебе! И ч-что? Блядовать — так до конца. — перевожу в шутку, и ощущаю его улыбку на себе. — Ро-оом… — снова мелодично тянет буквы, и я отмечаю, что мне нравится слышать своё имя его голосом и с таким эмоциональным окрасом. — А? — Я с-сейчас… Ох, ебать! Чувствую, как пульсирует чужой член… Чужой! Не мой! Очуметь! Горячая сперма стреляет мне в руку и пачкает много чего. Дима пару раз содрогается и его полураскрытые губы хаотично и небрежно мажут по моей шее много раз. В неё же уходит его приглушённый стон-выдох. Он успокаивается и вспоминает, что держит у себя кое-что моё. Начинает уверенно надрачивать мне. По факту, я трахаю его кулак, причём весьма агрессивно и с животным рыком кончаю в его сжатую кисть. Сперма капает на ту самую его аккуратную блядскую дорожку. Наши телесные жидкости смешиваются на его животе и от этого меня накрывает ещё большим желанием и осознанием, что мне понравилось. Что делать дальше? Я понятия не имею, но говорю честно то, что думаю: — Дим, у меня разыгрался аппетит. Хочу ещё… Перекатывает мои яйца в своих пальцах и шепчет мне в шею: — Что ты хочешь этим сказать? — Ты разве не хочешь секса? — задаю ему встречный вопрос. — Хочу, Ром, хочу! Но не просто секса — я как скотина хочу ебаться. — Давай. — соглашаюсь так просто и сам с себя охуеваю, ведь особо не осознаю смысл последнего сказанного им слова. Хохочет и легонько отпихивает меня, чтобы подняться. Я перестаю нависать, и он садится на край кровати. Чистой рукой берёт свой смартфон и заходит в телефонную книгу. — Сейчас гляну, кого можно вызвонить в такое время, но боюсь, что все подруги сестры уже спят… А больше я не знаю, кого позвать. Забираю у него смартфон и выключаю. — Не надо никого звать… Мы же здесь. Он резко оборачивается на меня и с затуманенным, почти безумным взглядом ставит в известность: — С ума сошёл? В задницу трахаться я не готов. — Значит, отсосём друг другу. — быстро предлагаю ему один из вариантов. Никогда не забуду это искреннее удивление, смешанное со страхом и хорошо уловимым восторгом. Однако с ответом Димон не спешит. Думает, а по прошествии минуты, уточняет: — Отсосём как? По очереди? — Не-а! Одновременно друг другу. Опять размышляет: — Помыться бы надо… У меня весь хуй в конче. — На это нет времени. Просто вытерлись и вперёд… — тороплю, ведь он может передумать, как и я. Дима достаёт из рюкзака какие-то ароматизированные салфетки, и мы оперативно вытираемся. Однако ни он, ни я не спешим приступать к взаимному минету. Ни он, ни я однозначно ни разу не сосали пацану. Смотрим друг на друга. Димке смешно. Он громко ржёт, сидя передо мной голый, а через полминуты и я присоединяюсь, ведь у него самый заразительный смех из всех моих знакомых. — Ну харе ржать, алкашня! — едва могу сам успокоиться. — А сам-то…? Разглядываю его. У него там всё красиво — подстрижены волосы и яички прям сверкают. У меня не так эстетично. Ну кто ж знал?.. Если бы я знал, то тоже навёл бы красоту, а так я ж к другу в гости шёл, а не в порно сниматься. Вижу, что и он глазеет на мой пах. — Есть станок лишний? Могу побрить для тебя… Но я мытый. — ставлю в известность, думая, что он из-за этого может сомневаться. Улыбается и на круглых щеках снова бесстыжие ямочки. — Нормально всё там, а побреешь — будет колоться и чесаться. — просвещает меня, необразованную деревенщину. Неспеша подползает ко мне по кровати и снова берёт мой член в руку. Что-то там примеряется и ложится набок, голову кладёт на одну из моих ног и… О, Бог мой! Я ощущаю его тёплое дыхание на своём паху. Перебирает пальцами мою мошонку, будто на гитаре играет. Щекотно, но так приятно. Улыбаюсь и укладываю тоже своё лицо на уровне лобка Димки. Мы лежим валетом и это невероятно удобно, оказывается. У Димы очень короткие волосы и член кажется таким длинным и ровным, хоть и не обрезан. У меня не такой. Мой толстый, но короче сантиметра на три-четыре, а ещё обрезанный. Чувствую, как мой друг ведёт губами по всей длине, дразнит меня и небрежно елозит моим членом по собственному лицу. Неожиданный поворот событий, однако! Я то думал, он сразу в рот возьмёт, но что-то там вытворяет для меня непонятное. Это я уже потом пойму, что он делает. А я, чтоб не так страшно и не дать заднюю, резко заглатываю его член почти на половину. Удерживаю во рту, сомкнув плотно не только губы, но и зубы сцепив. Димон как заржёт: — Хахах! Ром, ну я всё понимаю, что тебе жрать охота, но ты с моей сосиской полегче, ок? Отгрызёшь же! Освобождаю рот и отвечаю: — Бля! Сорян! Я просто… Не знаю, думал так лучше. Я хуй его знает, как оно правильно делается. — Я тоже хз. Чисто по памяти, как в порнухе видел, так и делаю. — сознаётся мне и нежно так ведёт влажным горячим языком по всей длине. Это блаженство! Как же приятно! Я жмурюсь и тоже пытаюсь так сделать. Но мне кажется, у меня по-дурацки выходит. Спросить не решаюсь. Как нужно правильно двигаться тоже не знаю, поэтому действую инстинктивно и тоже по памяти. Порнухи я посмотрел немеренно — кое-что всплывает в памяти. Обхватываю плотно губами и туда-сюда начинаю ездить. Сначала немного и не быстро, затем продвигаюсь глубже и чуть быстрее. Интересно, Димке нравится? Ведь то, что он вытворяет мне пиздецки нравится. Облизывает мою головку, будто мой член что-то аппетитное для него. Так старательно обсасывает её, кружит языком и мне так хорошо. Хочется сказать ему об этом, но думаю, что это будет тупо, да и не хочу прерываться. Сосу усердно, пытаюсь делать вакуум и втягиваю щёки. Всасываю его член почти на всю длину. Не знаю, почему, но очень хочется, чтобы ему было приятно. Не замечаю, как сам начинаю мычать в чужой половой орган, ведь жадно слушаю, как мычит и пошло чавкает Димон. Это ещё не похоже на стоны, но и эти звуки уже оказывают на меня какое-то волшебное воздействие. Сосу глубоко, беру за щёку и думаю, на сколько мы ебанулись по шкале от одного до десяти. А, точно! На девяносто пять. Мой друг детства тоже обхватывает меня губами и интенсивно работает по члену. Знали ли мы, что через десять лет непрерывной дружбы будем лежать вот так и отсасывать друг другу? Конечно, нет! Но это всё глинтвейн… я виню только его и внезапно проснувшееся желание трахаться. Утром мы вряд ли вспомним, а даже если не забудем, то сможем легко списать всё на алкоголь. У меня в голове становится туманно, а телу так хорошо. Это просто кайф — ощущать всё это сейчас. Димон мычит в член и так глубоко заглатывает — боюсь, как бы он не подавился. Я на пределе и мне так хочется излиться. Только вот куда? Но думаю, что Дима вытащит член и я доделаю себе в салфетку. Они лежат на столе — рукой подать. Хочется растянуть удовольствие, но столь интенсивные ласки выдерживать тяжело. Я помогаю себе приблизить оргазм и машинально подаюсь вперёд, толкаясь в горячий рот приятеля. Чувствую, как головка глубоко входит в его горло. Он мычит громче и, кажется, даже стонет. Охуеть! Это ж с ума сойти можно! Ощущаю и его максимально набухший член. И сейчас Дима тоже не нежничает, а буквально трахает меня в горло. Обхватил мои бёдра, чтобы удобней было и натягивает мой рот на его твёрдую палку. Ух, блять, какой же он у него длинный! Признаться честно, я почти давлюсь от столь глубоких фрикций, лишь изредка успеваю сглотнуть слюну, которая сейчас выделяется намного обильнее, чем всегда. Однако несмотря на это, мои глаза закатываются от удовольствия, я шумно дышу через нос и сосу, не в силах остановиться. Вкус солоноватой смазки и запах какого-то цитрусового одеколона теперь навсегда будет ассоциироваться с Димкой и этим моментом. Чувствую, что уже вот-вот… Понимаю, что уже на грани, и мой член начинает пульсировать. Наверное, я немного грубовато толкаюсь ему в рот. Меня трусит от оргазма и я выплёскиваю весь кайф Димону в глотку. Он тоже не отстаёт и трахает моё горло так, что оно аж першит, хочется кашлять, и я боюсь, что могу испортить ему весь кайф. Терплю и параллельно наслаждаюсь тем, как он начал постанывать, когда отпустил мой хер. Кормит меня спермой пиздецки долго, я всё же кашляю, ведь его семя стекает по глотке. Немного меняю положение и привстаю над ним, чтобы не захлебнуться. — Ебать! Сука! Аах! — матерится и судорожно хватает меня за ноги. Содрогается от оргазма и наслаждается последними его волнами. Оба замираем. Я молчу, и он молчит. Надо бы разрядить обстановку, но не могу придумать ни одной нормальной шутки или фразы, чтобы выглядело не тупо. Димон подаёт голос первый и поднимается из лежачего положения: — Что ж, поздравляю нас с почином и первым в жизни отсосом! Я ржу и говорю «ага». Вытираемся салфетками, хотя в идеале бы помыться. В глаза сейчас смотреть тяжело и стыдно, поэтому я одеваюсь, не поднимая глаз. Жесть! Первый раз в жизни не знаю, что говорить. Обычно мы с Димоном всегда трещим о чём-то, но сейчас слова не идут в голову. Вернее, идут мысли всякие-разные, но их озвучивать я не хочу. Как будет — так будет! Единственное, что меня тревожит, — не жалеет ли Димон о содеянном? Немного нервно и хочется покурить, но Димка бросил, а у меня сигареты закончились ещё днём. Алкогольный туман ещё не отпустил, но от тревожных мыслей я начал трезветь. Только хочу сказать, что буду собираться домой и глазами ищу свою дутую куртку, но друг, будто поняв это, так вовремя, так легко перебивает меня. И без зазрения совести сообщает: — На улице метель. Автобуса не будет. Я только и успел, что рот открыть. Чешу затылок и говорю, что пешком дойду за сорок минут, на что слышу его категоричное «Нет!». — У меня переночуешь. Позвони маме, чтоб не волновалась. Мои ещё не спали, и мама взяла трубку домашнего телефона. Сначала занервничала, но поняв, что я живой и у Димы дома, успокоилась и пожелала нам «спокойной ночи». Только вот будет ли она теперь спокойной? — Остаёшься? — спрашивает меня Дима и поджигает сигарету. И где он её взял? Сам не курит, а протягивает её в мою сторону. Я беру дрожащими руками и затягиваюсь, стоя на крыльце и смотря на то, как ветер метёт снег то в одну сторону, то резко в другую. Не отвечаю на его вопрос. Затягиваюсь хорошенько ещё раз и возвращаю ему сигарету, но он отрицательно машет головой, и я понимаю, в чём причина. Начинает громко петь прямо в метель свой будущий хит:

Мы дышим бокалами до дна

Найди же внутри меня меня

И с крыши, как птицами клянясь,

забудем снова как летать

Но мы запутанные в каждой минуте, касаясь тебя

С тобой в каждой минуте, касаясь меня

С тобой в каждой минуте…

Я вижу отражение день ото дня.

Побудь со мной!

И я прошу тебя, побудь со мной,

И я молю тебя, побудь со мной.

Ну хотя бы сегодня.

Побудь со мной!

Я прошу тебя, побудь со мной,

Я молю тебя, побудь со мной.

Даже если с неба падают все звезды,

Я прошу тебя, побудь со мной.

Побудь со мной.

Если падают все звезды…

Я прошу тебя побудь со мной

Просто побудь со мной

И пускай летят все звезды…

Я люблю тебя серьезно!

Ты нужен мне будто воздух…

Ещё же не поздно?

Ты нужен мне будто воздух…

Ещё же не поздно?

Ещё же не поздно…

BOLIN — Вдох-выдох

Остаюсь... Я не могу не остаться! Люди всегда влюбляются не в тех людей...