В объективе страсти

Даже самые бескорыстные чувства имеют какую-нибудь причину.

      Я пообещал Моне помочь с её проблемой. И вот вам чистосердечное: я — полнейший идиот.              Правда в том, что я не знаю никакого месье Жерома. Все мои познания о нём заканчиваются на нелестных слухах. Насколько я могу посудить: он — на редкость мерзкий тип.              Но что мне нужно было делать, когда потухшая было искра в глазах кошки вновь вернулась, когда в ней проснулась надежда, что ещё есть возможность всё исправить?              Кстати, вот ещё новая пометка в нашем деле: её парень — не парень. То есть, конечно, парень, но не Моны. Кажется, мне придётся заводить ежедневник, чтобы записывать каждую новость от этой взбалмошной девчонки.              Страшно это признавать, но, похоже, наши взаимоотношения после этой подробности обретают новые обороты. Подумаю об этом позже. Например, тогда, когда решу, что делать с Жеромом, кем бы он ни был.              — Чем ты думал вообще? — спрашивает Раф, когда я, переведя звонок на громкую связь, редактирую фото очередной модели.              Задницей.              — Зачем обнадёжил её?              Да я и сам не знаю.              Благодаря первой нанятой сотруднице у Рафа появилось определённо больше свободного времени, так что ближе к вечеру того же дня, когда клиентов стало на порядок меньше, я сразу же набрал друга. Не уверен теперь, что это была хорошая идея: хотя он и говорит неприукрашенную правду, я и так всё это знал.              — Ноа, ты здесь? — спрашивает он, и на фоне слышится дружелюбный голос Софи, обслуживающей клиентов. Она действительно здорово помогает ему — думаю, это было лучшим решением друга за прошедшие… двадцать четыре года. Ладно, вру — лучшим было начать общение со мной.              — Да здесь я, — отвечаю я, приложив пальцы к вискам. Фото готово, однако никаких эмоций результат во мне не вызывает.              — Ну так? Зачем ты сказал, что знаком с ним? — всё продолжает допытывать он, а я мысленно ругаю себя, что вообще набрал номер месье-правильности.              — Понятия не имею, — честно отвечаю я и захлопываю крышку ноутбука с окончательным вариантом обработки. — Разве недостаточно того, что это ужасно несправедливо по отношению к Моне? Я представил, будь на её месте Леа и…              — Ноа, — прерывает меня Раф. — Ноа. Дело в Моне? — он понижает тон — похоже, не хочет, чтобы моя бывшая девушка слышала этот разговор.              Я вздыхаю и отрицательно мотаю головой, хотя друг этого не видит. Возможно, он прав, и осознание этого мне совсем не нравится. Наблюдать за тем, как потух огонёк в сравнимых со свежей листвой глазах, было почти что физически больно, — мне вмиг захотелось сделать всё возможное и, как позже оказалось, невозможное, чтобы былые блеск и игривость вернулись в хитрый взгляд кошки.              Что же, стоит признать: эмпатией я никогда не отличался. Что произошло?              Признание номер два: в тот момент я даже не задумался о том, что было бы, окажись на месте Моны Леа. Осознание пришло позже — уже тогда, когда я анализировал ситуацию и пытался ответить на вопрос, поставленный Рафаэлем, однако это определённо точно не было тем, что сподвигло меня на столь импульсивное решение.              Идиот? Идиот.              — Сомневаюсь, — отрицаю я очевидное, откинувшись на спинку дивана в гостиной. — Она ведь не единственная модель, с которой так поступили.              — Ты прав, — медленно проговаривает Раф. — Но она — единственная, про кого ты сказал.              Так и есть.              — И что мне делать? — потираю переносицу, прикрыв глаза так мучительно, будто это чем-то поможет. Отец всегда учил меня сначала думать, а потом делать. Почему я поступаю ровно наоборот?              Наверняка, Раф сейчас просто смотрит в одну точку, напрягая все извилины для того, чтобы помочь мне. Однако спустя длительную минуту молчания он выдаёт то, чего я никак не ожидал:              — Ты удивительно сильно переживаешь. Знаешь, чем в прошлый раз закончилось подобное? Ты пришёл к выводу, что Софи тебе небезразлична.              Где там кнопка сброса вызова?              — Не смешно, — хмурюсь я. — Не неси бред, я просто хочу помочь ей и выполнить своё обещание.              — И часто ты людям помогать хочешь? — Раф хмыкает, и я слышу, как он что-то отпивает. — Мне, например, приходится уговаривать тебя каждый раз. Или просто я чем-то заслужил подобное отношение?              Я не успеваю ответить: на заднем плане слышится знакомый женский голос.              — Ноа и помогать кому-то — абсолютные антонимы, — подключается Софи со смешком, похоже, выполнившая всю работу. — Однажды я попросила его забрать мою посылку. И что ты думаешь? Он забыл про неё на три недели.              — Клевета, — закатываю я глаза. Ещё не поздно сбросить?              — А вот и нет! — кричит она в трубку, благодаря чему я понимаю, что Раф переключился за громкую связь. Значит, наш диалог — а точнее, его попытка помочь мне — закончился. — А что, он собрался кому-то помогать?              — Да, коллеге на работе, — я почёсываю затылок и поднимаюсь на ноги, направляясь в сторону кухни и, конечно, не забыв позвать с собой Сэма. — Ладно, я пойду. Завтра увидимся, — прощаюсь, понимая, что продолжать диалог будет как минимум неловко.              Я не мудак, чтобы обсуждать другую девушку при бывшей, которая неравнодушна ко мне. Возможно, это звучит высокомерно и чересчур самоуверенно, но, на самом деле, мне бы правда хотелось, чтобы неугасшие чувства Софи были выдумкой моего, как считает Раф, огромного эго. Она дорога мне, но не в том плане, в котором ей хотелось бы, так что нам обоим было бы намного легче, останься всё в прошлом.              К сожалению Сэма — и своему тоже, — долго играть с ним у меня не получается. Меня тянет к ноутбуку словно неведомой силой, я знаю, что времени помочь Моне осталось совсем немного, а потому не могу сидеть без дела. Вновь открыв крышку ноутбука, которая скоро определённо отвалится от столь частого использования, я вбиваю пароль. С искренней грустью в глазах смотрю на виляющего хвостом Сэма, который до последнего надеется, что я смогу уделить ему чуточку больше внимания.              — Прости, малыш, сегодня я занят кое-чем очень важным, — я треплю его за ухом, пока загружается система, и, когда всё готово, вынужденно отстраняюсь от пса, который спустя всего пару секунд, цокая когтями по ламинату, обиженно покидает комнату.              Едва преодолев желание пойти за ним и извиниться, поделившись вкусняшкой, я выдыхаю и начинаю перебирать пальцами по стёртым от времени клавишам. Благо, по запросу «Жером «Élan» есть достаточно информации, которая, надеюсь, мне поможет.              Я должен изучить всё, чтобы… чтобы что?              Так, ладно. Открываю первую ссылку, и мой взгляд цепляется за фото незнакомого мужчины: я предполагаю, что того самого Жерома. Высокомерный взгляд, пиджак и рубашка меньшего размера, чем стоило бы, блестящая лысина и яркий второй подбородок — именно таким он предстаёт передо мной на снимке. Однако статья, находящаяся под ним, оказывается гораздо интереснее:              «Массовый отказ от работы или очередной скандал с самым импульсивным редактором страны              Давид Жером, более известный как главный редактор модного журнала «Élan», вновь удивил читателей своей любовью к конфликтам. Когда кажется, что проблему можно решить дипломатично, зовите Давида — он наглядно покажет, как раздуть из мухи слона.              Нам не известны подробности, однако по информации, полученной от работников — бывших работников — редакции, месье Жером в очередной раз позволил вопиющее поведение. И, хотя пока точные причины остаются тайной, мы можем не сомневаться: из-за увольнения большинства сотрудников редакция потерпит немалые убытки. Нетяжело догадаться, что в новом выпуске журнала мы вряд ли сможем оценить обещанную концепцию.              Учитывая вседозволенность Жерома в последнее время, мы рискнём сказать: кажется, ему пора следить за собственными действиями. Источники также сообщают, что раньше не наблюдали за ним ничего подобного и теперь старательно пытаются понять, что послужило причиной резкого изменения в поведении редактора.              Депрессия? Личные проблемы? Или, быть может, кто-то помог ему измениться?              Пока ответа на вопрос нет. Но мы обязательно разберёмся в этом, так что не пропустите новые сведения!»              К концу статьи я ловлю себя на том, что задумчиво потираю подбородок. Уже после первой прочитанной новости мне становится известно, что что-то повлияло на Давида. Вряд ли я узнаю, что именно, но всё-таки продолжаю внимательно изучать остальные сайты, выделяя для себя каждое слово и стараясь ничего не упустить.              Когда я заканчиваю читать, кажется, всё, что только нахожу, перед моими глазами начинают бесконтрольно плыть буквы, однако особого результата этого не даёт. Из прочитанного я узнал только то, что в последнее время Жером стал вести себя совершенно иначе. Настолько, что многие модели либо увольняются из агентств, либо выплачивают огромные суммы в качестве компенсации и остаются ни с чем.              А учитывая вчерашнее состояние Моны, я могу догадаться, что заставляет их отказываться от карьеры… Очевидно, она не согласилась бы на фотосессию в стиле ню, и мадам Бенуа не заставляла бы её идти на что-то подобное. Их отношения, насколько я могу посудить, слишком тёплые для этого, так что остаётся только один вариант. Жером заставляет моделей фотографироваться нагишом.              Разумеется, я также просмотрел последние выпуски «Élan», и вот, что интересно: страниц и рубрик в журнале стало гораздо меньше, чем раньше, а вот обнажённых фотосессий — больше. И что-то мне подсказывает, что моделям кто-то помог сняться в подобном.              Голова кругом.              Почему никто до сих пор не рассказал об этом прессе?              Похоже, здесь есть подводные камни, и я более чем уверен: Мона рассказала мне не всё. Она либо не доверяет мне, либо на это есть ещё какая-то причина, и я вынужден узнать, какая. Очень странно, что Жером до сих пор остаётся безнаказанным после всех своих деяний.              И, кажется, я знаю, что должен делать.       

***

      Или я человек-удача, или у меня десятый уровень навыка «блеф», или охранника в «Élan» пора уволить. Не знаю, что из этого, но, в любом случае, мои брови удивлённо ползут вверх, когда меня пропускают внутрь офиса редакции без каких-либо проблем. Ладно — почти без проблем.              Впервые в жизни мне пришлось воспользоваться своим именем. И, хотя это звучало слишком надменно и в стиле «да вы хоть знаете, кто я?», охранник, похоже, узнал меня, а потому и поверил, что у нас с Давидом действительно назначена встреча.              Мы с Рафом, который должен мне помочь, поднимаемся на лифте на четвёртый этаж и медленно проходим по длинному и полупустому коридору до двери с говорящей надписью: «Главный редактор». Останавливаюсь около неё, заношу кулак и понимаю, что никогда до этого не чувствовал себя менее самоуверенным, чем сейчас.              — Заходи, — шепчет Раф, осмотревшись по сторонам.              — Ты помнишь, что должен делать? — спрашиваю я, хотя уверен в благоразумии друга. Это нужно, скорее, для того, чтобы потянуть время в попытке отложить неизбежное.              Это для благого дела.              — Да-а, — раздражённо протягивает он: я уточнял это уже, кажется, сотню раз. — Ты отправишь сообщение, когда мне нужно заходить, и я отвлеку Жерома, пока ты будешь искать… напомни-ка, что ты собрался там искать?              Я пожимаю плечами, не переставая осматриваться по сторонам. Вынужден признать: план не идеален и определённо требует доработки, но у меня нет времени на это. Нужно действовать быстро, пока день съёмки не наступил.              — Договоры, компрометирующие фото, контракты и вообще всё, что может указывать на его грешность перед законом. Или что-то, что вызовет общественный резонанс.              Раф вздыхает, прислонившись спиной к холодной стене. Он определённо точно думает, что моя идея — провал, но я надеюсь на успех и не собираюсь подставлять Мону, которая кое-как смогла довериться мне.              — Только помни: ты должен действовать быстрее, чем Жером позвонит своим юристам и поймает тебя на вторжении в его кабинет.              Я складываю большой и указательный пальцы в замкнутый круг, как бы говоря, что всё нормально, хотя и сам сомневаюсь в этом. Времени тянуть больше нет: я трижды стучу в дверь костяшками пальцев и через мгновение медленно приоткрываю её.              На удивление, передо мной возникает не пухлый высокомерный Жером, а молодая девушка, чьё лицо скрыто от моих глаз — она поливает цветы и почти не обращает на меня внимания, пока я не прокашливаюсь, уведомляя о своём присутствии.              — Вы, наверное, к месье Жерому? — спрашивает девушка и откладывает кувшин с водой, которой только что поливала цветы на подоконнике. — К сожалению, он сейчас на совещании. Но я могу предложить Вам подождать его здесь, — она дружелюбно указывает рукой на диван позади меня, но я отрицательно качаю головой.              Я что, выиграл в лотерею?              Воодушевление и вера в самого себя вмиг просыпаются во мне, так что я придаю голосу максимальной уверенности, вновь начиная блефовать:              — Да, я в курсе, — отвечаю я со знанием дела и по-свойски прохожу вглубь приёмной, к ещё одной двери, которая точно ведёт в кабинет Давида. — Он попросил меня принести кое-какие бумаги, так что я быстро возьму их и…              — Боюсь, без предупреждения месье Жерома я не смогу пустить Вас туда, — она преграждает мне путь, когда моя рука оказывается на полпути к металлической ручке. Конечно, куда же без этого.              Молчание воцаряется дольше, чем должно было, чтобы секретарь не подозревала меня в чём-то, но отступать уже некуда. Это мой единственный шанс узнать то, что скрывается от прессы, и то, что может помочь Моне, так что я надеваю на губы самую обольстительную улыбку, на которую только способен, и делаю непринуждённый вид:              — Понимаю, но, может, в этот раз получится сделать исключение? Если у Вас будут проблемы, просто скажете, что месье Мартен брал договор для совещания.              Понятия не имею, что несу, но, когда хмурые брови на её лице постепенно разглаживаются, а рот понимающе открывается, я внутренне ликую. Пришлось использовать это второй раз за день, чему я определённо не рад.              — Месье Мартен, точно… — осознаёт она и отходит на шаг в сторону. — Извините, я не сразу поняла, кого Вы мне напоминаете, — девушка смущённо отводит взгляд в сторону и неуверенно прокашливается, пока я, не обращая на это внимания, победно поворачиваю дверную ручку. — Я подписана на Вас в…              Но остальное дослушать я не успеваю: захлопываю дверь изнутри и вмиг теряю спокойствие, которым был наполнен в приёмной. Теперь мои движения резки и быстры — я должен успеть найти хоть что-то до того, как вернётся Жером. Однако перед этим не забываю предупредить Рафа:       

ноа

жерома нет, он на совещании

если подойдёт — ни при каких обстоятельствах не дай ему зайти внутрь

      Не жду ответа от друга, а кладу телефон в задний карман льняных брюк и принимаюсь к осмотру кабинета. Здесь слишком много шкафов, так что я даже не знаю, с чего начать…              Первым делом приступаю к выдвижным тумбам в рабочем столе: обычно самые важные документы хранят именно там, однако, кроме пары ручек и пустых листов, не нахожу ничего интересного.              Едва сдерживаю раздражённый вздох и захлопываю шкаф громче, чем должен был. Следом направляюсь к застеклённому шкафу у одной из стен и открываю дверцу с шумным скрипом. На меня смотрят, по ощущениям, сотни папок, и я быстро пробегаюсь взглядом по каждой из них. Отчёты, бухгалтерия, копии журналов… Ничего из того, что могло бы иметь хоть какую-то ценность для моего дела, так что и этот шкаф быстро становится бесполезным для меня.              С чего я вообще взял, что найду здесь что-то?              Однако даже эти мысли не способны остановить меня: я продолжаю спешно просматривать все наименования документов, беспорядочно открываю их и пролистываю с призрачной надеждой, что найду что-то стоящее.              Ничего нет. Я имею в виду, вообще ничего, кроме ненужных расчётов, соглашений и единственного запертого на замок комода. И, должен сказать, я более чем уверен, что именно там спрятано то, что мне нужно.              Прикладываю ладонь к голове, взъерошив непослушные волосы, и закрываю глаза, будто это должно навести меня на гениальную мысль.              Думай, думай, думай…              И в моих мыслях действительно появляется одна идея, но она, скорее, рискованная и безрассудная, чем гениальная. Но разве у меня есть выбор?              Секретарша сидит за своим столом, закинув ногу на ногу, когда я возвращаюсь в приёмную, и хлопает ресницами, подняв на меня взгляд. Если кто и может помочь мне прямо сейчас, то только она.              — Послушайте, мадемуазель…              — Пети, — уточняет она с наивной улыбкой, и я киваю.              — Похоже, нужные мне бумаги находятся в закрытом комоде, а месье Жером забыл дать мне ключ. Может быть, он есть у Вас? — не знаю, на что надеюсь, но иду до конца, прижавшись бедром к углу стола. В повседневной жизни я не склонен переживать, однако сейчас явно ощущаю, как ладошки нервно потеют, заставляя меня вытереть их о ткань брюк.              — Простите, месье, я не думаю, что могу… — по неуверенной интонации, тихой речи и отведённому взгляду я понимаю: она сомневается. Значит, у меня есть шанс уговорить её.              — Я думаю, можете, — не убирая с губ улыбку, перебиваю её. — Месье Жером обязательно оценит жест Вашей помощи мне. Вы же не хотите, чтобы я оказался в неловком положении, верно?              Мне жаль, что приходится обманывать мадемуазель Пети, но в данный момент мадемуазель Лагранж в списке приоритетов стоит на первом месте.              Недоверие в её глазах сменяется принятием, и я почти задерживаю дыхание, когда девичья рука медленно и неуверенно тянется к шкафчику в столе, с негромким скрежетом выдвигая его. Ключ, который она всё так же сомнительно протягивает мне, ощущается подобно трофею, за которым я гнался всю свою жизнь.              Может быть, я и поступаю неправильно по отношению к наивной девушке, но мне некогда думать об этом. Благодарно выхватив ключ с её рук, я быстро захожу обратно в кабинет Жерома, пока в его подчинённой не пробудились нотки разума.              Я разве что физически не ощущаю привкус предвкушения на кончике языка, когда начинаю возиться с замочной скважиной и слышу заветный щелчок. И, увидев в комоде кипу бумаг, я победно сжимаю кулаки, прикусив губу. Вот они — контракты, которые я так упорно искал. Теперь дело осталось за малым; беру в руки шершавые листы и начинаю пробегаться по ним глазами, но и так ясно, что я уже нашёл необходимое.              Мои пальцы судорожно перелистывают страницы, пока взгляд прыгает с одного абзаца на другой. Мне нужно найти что-то конкретное.              «Заказчик оставляет за собой право изменять условия контракта. Подписывая его, модель обязуется сохранять конфиденциальность и не распространяться о введённых изменениях. В случае невыполнения того или иного пункта модель или компания, с которой составлено соглашение, обязана возместить все понесённые убытки, а также причинённый заказчику ущерб в размере от…»              От нереального числа, написанного дальше, мои глаза почти что лезут на лоб. У меня нет времени задаваться вопросом, как Мона вообще могла согласиться подписать это, но теперь мне хотя бы понятно, что именно заставило её так сильно переживать о предстоящей фотосессии.              Снизу контракта жирными буквами написано имя неизвестной мне модели, а справа — аккуратно выведена подпись. Они что, находились под дулом пистолета, подписывая это?              Продолжая листать страницы, я понимаю: подпись каждой из моделей повторяется в контрактах минимум дважды, и это значит лишь то, что Жером менял условия для всех, не давая им возможности отказаться. И никто не распространялся лишь потому, что девушки также подписывали соглашение о неразглашении, нарушение которого может стоить слишком дорого.              Но я ведь ничего не подписывал, так что…              Я с силой захлопываю дверь комода и прячу контракты за спину, когда слышу, как дверная ручка медленно поворачивается. Сердце стремится выпрыгнуть из груди, и только сейчас до моих ушей доносится незнакомый мужской голос:              — Месье, я сейчас занят! — рассерженно ворчит он, и дверь открывается. Передо мной возникает спина Жерома. Сзади он выглядит даже хуже, чем на фото, которые я внимательно рассматривал на разных сайтах, а слишком яркий запах духов почти вызывает кашель.              — Последний вопрос! — молит Раф, но Давид закрывает дверь прямо перед его лицом.              И мы оказываемся один на один в его кабинете. Напоминаю: за моей спиной — контракты, которые способны разрушить его карьеру.              — А ты кто ещё и как попал сюда? — он внимательно рассматривает меня, демонстративно скривив губы, но я отвечаю лишь беззаботной улыбкой.              Упс.              Мне повезло, что, заметив компрометирующие слова в договорах, я первым делом сфотографировал всё на свой телефон, так что сейчас, какой бы оборот ни принял наш диалог, преимущество, в любом случае, за мной. Хотя, по правде говоря, не очень хотелось бы прибегать к закону или что-то подобное, так что я продолжаю надеяться, что нам удастся договориться на словах.              Жером оглядывает помещение, и, готов поклясться, при виде открытого комода в его глазах застывает страх, а взгляд начинает беспорядочно бегать по помещению словно в поисках чего-то ещё, что я успел сделать за время его отсутствия. Он расслабляет ворот рубашки, расстегнув верхнюю пуговицу, и делает опасающийся шаг в мою сторону, даже не догадываясь, что, невзирая на мой внешне уверенный вид, я едва сохраняю в себе силы натянуто улыбаться.              — Я тебя знаю, — твёрдо проговаривает Давид. Я стискиваю челюсти и крепче сжимаю контракты у себя за спиной. — Ноа Мартен. Вопрос остаётся актуальным. Как ты сюда попал?              — В точку, — киваю я. — Начну по порядку. Присаживайтесь, месье Жером, нам есть что обсудить.              Указываю ладонью на его кресло, и, к счастью, Давид с недоверием, но соглашается, однако взгляда от меня не отводит. Я устраиваюсь напротив него, теперь положив кипу бумаг себе на колени. Дело осталось за малым — мне просто нужно в очередной раз умело использовать свои навыки переговоров, чтобы помочь Моне. И, конечно, остальным моделям.              — Ты рылся в моих вещах? Какого чёрта?! — вскрикивает он, когда я перестаю прятать контракты, и наклоняется над столом, разделяющим нас, в попытке выхватить их. Но я оказываюсь ловчее и проворнее, не позволяя ему сделать этого. — Ты вообще осознаёшь, что сейчас сделал?              О да, получше некоторых.              — Я сейчас же вызову охрану, а потом доложу своим юристам о взломе и краже.              — Во-первых, это не взлом и, тем более, не кража. Во-вторых, не так быстро, — спокойно отвечаю я и понимаю, что больше нечего тянуть. Внешняя самоуверенность скрывает внутренний тремор. Давид открыто угрожает, и, возможно, у меня всё меньше времени. — Думаю, мы оба заинтересованы в мирном урегулировании возникшей проблемы, потому как фото контрактов уже у меня.       Говорить попусту — не про меня. Я вынимаю из кармана телефон и на безопасном от Давида расстоянии показываю снимки ему, хотя в этот самый момент мои ладони потеют от напряжения. Что, если он вырвет телефон из моих рук? Однако, к счастью, этого не происходит. Жером громкий, но безобидный — в отличие от меня, он предпочитает слова, а не действия, потому что после увиденного лишь нервно сглатывает.       — Советую подумать дважды, прежде чем угрожать, — говорю я, покрутив зажатый между двух пальцев телефон. — Вы ведь не хотите, чтобы фото попали в руки к более значимым и менее сдержанным, чем я, личностям? И я уже отправил копию другу, чтобы обезопасить себя. Так что даже если со мной что-то случится, это всплывёт в любом случае, — в этот раз мне вновь приходится блефовать — времени едва хватило на то, чтобы сделать фото, об отправке Рафу речи и не шло.       Однако это работает. Он, откинувшись на мягкую спинку, показательно хрустит костяшками пальцев, а пухлое лицо медленно бледнеет. Теперь мы играем по моим правилам.       — Эти фотографии — только вершина айсберга, месье Жером, — продолжаю наступать я. — Уверен, это не единственное, что Вы скрываете, и, поверьте, мне не составит труда найти и остальные огрехи.              — Ближе к делу, — торопливо проговаривает Давид. Что ж, так даже лучше.              Будь мы в хоть немного менее напряжённой ситуации, я бы, несомненно, посмеялся с резкой смены настроения Жерома. Однако сейчас я лишь прокашливаюсь, откинувшись на спинку стула.              — Мне нужна справедливость. Как думаете, я смогу рассчитывать на желаемое, если… если Вы получите гарантии, что это, — я демонстративно приподнимаю увесистые контракты, помахав ими перед его побагровевшим лицом, — не будет обнародовано?              Жером громко сглатывает. Мне не нужно говорить напрямую, чтобы он всё понял. Даже такие люди, как Давид, умеют бояться, и то, как быстро улетучивается его напускное беспристрастие, это лишь доказывает. Перед законом — а точнее, перед прессой, которая в случае моей неудачи получит столь необходимые фото — все равны.              Он снова сглатывает, слюна скапливается в уголках его рта, а пальцы раздражающе отбивают ритм по поверхности стола.              — Чего именно ты хочешь? Денег? — наконец перестаёт молчать он и с презрением в глазах смотрит на меня.              Я усмехаюсь:              — Деньги мне не нужны. Всё просто: я лишь хочу, чтобы модели могли чувствовать себя в безопасности и не подвергались вопиющим изменениям контракта. Представляете, какой фурор произведут эти условия, если попадут в руки к журналистам? Вам это не надо, — последнее предложение я проговариваю медленно и тихо, по слогам, словно пытаюсь вбить ему эту установку в голову.              То, как нервно Жером начинает трясти ногой под столом, наводит меня на мысль, что, должно быть, сегодня победа за мной. По правде говоря, я не рассчитывал, что всё получится с первого раза.              — Я говорил ему, что у меня будут проблемы… — бубнит он, сжав кулаки, на что я вопросительно выгибаю бровь. Ему?              Разберусь с этим позже, сейчас мне нужно другое.       — Мне нужны гарантии, что никакой из этих контрактов не окажется за пределами моего кабинета, — наконец находит в себе силы ответить Жером, хотя голос звучит напряжённо. Похоже, теперь его очередь выдвигать условия, но я лишь пожимаю плечами. Пусть так, если мои будут удовлетворены.       — Тогда Вы при мне официально аннулируете новые требования для моделей, — не давая ему времени на раздумья, я кладу контракты на стол перед собой.       — С чего я должен быть уверен, что ты не разошлёшь копии после того, как выйдешь из кабинета? — Жером сощуривает глаза и медленно, с сомнениями тянется к бумаге. В кабинете почти физически ощутима его борьба с самим собой: он понимает, что попал в ловушку, однако по-прежнему не до конца верит в искренность моих слов.       — Хотите, поклянусь мизинчиком? — позволяю себе пошутить, когда победа почти у меня в кармане, а напряжение постепенно испаряется.       Давид окидывает меня обжигающим взглядом, однако это только сильнее раззадоривает меня. Юмор — своего рода оружие, помогающее сохранить самообладание даже в самых накалённых ситуациях. Он отвлекает и позволяет сбить соперника с толку.       — Ладно, если без шуток, Вам, в любом случае, придётся выбрать. Либо Вы аннулируете условия и получаете словесную — большее я предложить не могу — гарантию, либо, — я делаю театральную паузу, после чего выдыхаю: — я делюсь интересной информацией с журналистами.       Без слов Жером встаёт из-за стола, с противным скрипом отодвинув кресло в сторону, и наклоняется перед шкафом, из которого вынимает небольшую стопку пустой бумаги. Я едва сдерживаюсь, чтобы не исполнить победный танец, который, несомненно, придумаю, как только покину кабинет.       У меня получилось?..       Я с почти не бьющимся сердцем наблюдаю, как Давид начинает стучать по клавиатуре пальцами, время от времени бросая на меня недовольные взгляды. Разумеется — ведь в моих силах разрушить его многолетнюю карьеру, а в его — подавить к чертям принципы Моны.       Жером печатает быстро, однако то и дело стирает текст и набирает его заново. Похоже, не может найти подходящих слов для написания того, что не приходилось делать ни разу до этого. Секунды тянутся бесконечно, но я продолжаю терпеливо ждать, хотя соблазн забрать клавиатуру себе и напечатать всё самому становится сильнее с каждым мгновением.       И вот, наконец, звук клавиш останавливается. Давид, бросив на меня последний презрительный взгляд, загружает принтер бумагой и отдаёт ему команду. На листах постепенно появляется печатный текст, способный спасти не одну модель от краха и собственного разочарования, и я при виде этого позволяю себе прикрыть глаза и прикусить губу.       Мона сможет выдохнуть.       После того как Жером оставляет на последнем листе, кажется, уже тридцатую размашистую подпись, он откладывает новые соглашения в сторону и зажимает кнопку селектора, разминая шею.       — Зои, обзвони менеджеров моделей для последней съёмки и скажи, что я аннулирую последние внесённые изменения, так что им нужно подъехать и в срочном порядке подписать новые документы, — от услышанного распоряжения я расслабленно выдыхаю и, наконец, опускаю напряжённые плечи.       — Поняла Вас, месье Жером, — отвечает мадемуазель Пети, после чего диалог обрывается.       Давид массирует плечо и прикрывает глаза так устало, словно это он чуть не стал жертвой извращенцев. От его страдальческого вида раздражение внутри меня закипает всё сильнее, и, думаю, при желании по моей абсолютно не искренней улыбке Жером легко мог бы понять это. Мне повезло: в данный момент его голова точно занята чем-то иным, и мне, на самом-то деле, плевать, из-за чего его массивное тело расплывается в кресле ещё более безвольно, чем раньше.       — Всё? Доволен?       Давид даже не смотрит на меня, когда задаёт этот вопрос, но я не могу до конца понять, чем именно сейчас он расстроен так сильно. Неужели настолько хотел лицезреть тела моделей? Пусть теперь не надеется на это.       — Доволен, — честно отвечаю я и, пока ничего не изменилось, поднимаюсь на ноги. Сомневаюсь, что мне удалось бы сделать это простое действие несколькими минутами ранее. — И да, месье Жером, — я оборачиваюсь, обхватив пальцами дверную ручку. — В следующий раз, если не захотите подумать о судьбах моделей, подумайте хотя бы о своей репутации.       Я не дожидаюсь ответа, негромко закрываю за собой дверь и оказываюсь в приёмной, где мадемуазель Пети всё так же поливает многочисленные растения. Всё, на чего хватает моих сил, — понадеяться, что у неё всё будет хорошо. Быть может, в других обстоятельствах я и извинился бы перед ней, но встреча с Жеромом прошла куда более напряжённо, чем я планировал, так что бросить напоследок короткое: «au revoir» — пожалуй, мой максимум на сегодня.       Как только я оказываюсь в коридоре, Раф мгновенно срывается ко мне и начинает расспрашивать подробности, однако вместо ответов я лишь неверяще опираюсь спиной и стену и издаю истеричный смешок, взъерошив волосы.              — Прости, Ноа, я правда старался удерживать его как можно дольше… — оправдывается друг, но, к его удивлению, я лишь ободряюще хлопаю его по плечу.       — Всё получилось, — выдыхаю я, и, как только эти слова слетают с моих губ, ощущаю волну облегчения, мурашками пробежавшую по моей коже. Внутри мешаются искренняя радость за Мону — и других моделей, да — и благодарность кому бы то ни было за то, что офис я покину в компании Рафа, а не юристов или охраны.       — Да ладно? — кажется, я пропускаю момент, когда тревога на лице друга сменяется широкой улыбкой и складками в уголках глаз. Он буквально светится, и сейчас я в очередной раз убеждаюсь, что выбор лучшего друга был самым правильным в моей жизни. — Это надо отметить!       — Как думаешь, Мона согласится сходить куда-то, когда узнает, что теперь не должна будет участвовать в этом цирке? — шучу я, поиграв бровями, но должен признать: на мгновение я действительно задумываюсь об этом.       

***

      Я принял решение пока не рассказывать Моне о том, что сегодня сделал. Думаю, ей захочется разделить момент радости с кем-то более близким — подругой, братом или, на крайний случай, Вивьен, однако не могу отрицать, что жду хотя бы благодарности от неё. Простого, но искреннего «merci» было бы предостаточно и…       Меня раздражает, что я, как наивный подросток, действительно думаю об этом. Когда исполняется двадцать пять, тебя начинают окружать более глобальные проблемы, чем то, скажет ли кто-то идиотское «спасибо». Кто-то определённый.       — Ну вот, как-то так всё и получилось, — заканчиваю я свой рассказ Рафу, допивая до дна свой горький кофе, который приготовила нам Софи, как только мы переступили порог буланжери.       Кстати о ней. В отличие от нас с другом, сидящих за одним из немногочисленных столиков на террасе, Софи осталась внутри, чтобы продолжать обслуживать клиентов. Наверное, так даже лучше, ведь едва ли ей было бы приятно слушать, на что я сегодня пошёл ради помощи другой. И, хотя она продолжает изредка бросать на меня тёплые взгляды через окно, это всё-таки наименее болезненный вариант сейчас.       — А если бы он правда привлёк к ситуации юристов? — нахмурившись, спрашивает Раф и по привычке намеревается убрать уже пустую посуду, однако вовремя останавливается со смешком.       На его вопрос я пожимаю плечами:       — Было бы очень плохо, — признаюсь я и только сейчас осознаю, насколько рисковал, нечестным способом проникая в чужой кабинет. Даже хорошо, что я не понимал всю серьёзность ситуации в момент происходящего, иначе вряд ли смог бы оставаться внешне спокойным хотя бы на секунду. — Мне повезло.       — Ты сумасшедший, — приподняв брови и отрицательно покачав головой, подводит итог Рафаэль. — И всё же. Хочу ещё раз спросить, пошёл бы ты на это, если бы дело было только в моделях? Я имею в виду, если бы в их числе не было Моны.       Закатное солнце невовремя выглядывает из-за облака, заставив меня сощуриться, пока я обдумываю ответ, и мне абсолютно не нравится, что крутится на моём языке в этот момент. Оперевшись локтями о стол, я играю желваками и издаю громкий вздох. Иногда мне жаль, что люди не умеют читать мысли, потому как в таком случае мне не пришлось бы произносить это вслух.       — Я буду мразью, если скажу, что нет?       Не то чтобы я сильно переживал за это, но врать бессмысленно: будь проблема у другой модели, я бы и палец о палец не ударил, и Раф, разумеется, прекрасно знает это. Его вопрос, скорее, риторический.       — В обществе тебя осудили бы за это и, наверное, были бы правы, но ты знаешь, что я не собираюсь этого делать, — как-то отстранённо произносит он и вальяжно откидывается на спинку плетёного кресла. — И чем же она так особенна?       Особенна.       Слово, так невзначай брошенное Рафом, эхом раздаётся у меня в голове, и мне приходится приложить пальцы к вискам в попытке остановить это. Особенна ли? Или, быть может, я совсем потерял рассудок, раз был готов пожертвовать своей безопасностью ради той, с кем едва знаком?       Я извинился перед Моной. Более того — сделал это искренне и был уверен, что после её ни на йоту не обиженной ухмылки образ Лагранж раз и навсегда покинет мой рассудок. Какого чёрта этого всё ещё не произошло?       Рафаэль внимательно наблюдает за моей реакцией и, самое главное, знает, что попал в больную точку. Он не собирается считаться с моими внутренними метаниями и специально выжидает ответа, вынуждая меня разобраться в собственных мыслях и чувствах.       — Она не особенная, — через силу выдавливаю я сквозь зубы, не справившись с прожигающим взглядом напротив. — Просто так сложились обстоятельства.       — Давай-ка поразмыслим, — с ироничной ухмылкой предлагает Раф. — Сначала она не выходит у тебя из головы, — он загибает один палец, — потом ты ради неё — прости, ради того, чтобы перед ней извиниться — устраиваешься на работу в агентство, — второй тоже оказывается загнут, — ну и напоследок ты рискуешь попасть в крупный скандал, чтобы её жизнь не распалась на осколки, — последний загнутый палец заставляет меня сжать челюсти и прикрыть глаза. Как же он прав. — Ещё хочешь сказать, что она не особенная?       Раф определённо наслаждается моей реакцией, воспринимая её так, словно выиграл спор вселенского масштаба, и я натягиваю на губы кривую улыбку.       Он знает меня лучше, чем я сам.       — Хорошо, — не без закатанных глаз соглашаюсь я. — Пусть так. Особенная.       Звуки хлопков в ладоши, предназначенные мне, мешаются с проезжающими мимо машинами, и я не могу сдержать усмешку при виде самодовольно приподнятых бровей друга.       — Молодец, Ноа! Ты признался в этом, в первую очередь, самому себе, это уже прогресс.       — Прогресс? — я скрещиваю руки на груди. — И что дальше? Мне теперь с флагом перед ней бегать?       — С флагом — перебор, — хмыкает Раф. — Для начала перестань отрицать очевидное и просто плыви по течению, а дальше будет видно. Ты сейчас не в студии, будь проще и воспринимай её как девушку.       Из моей груди вырывается смешок:       — А я, по-твоему, её воспринимаю как парня?       — Нет, но, по-моему, ты слишком всё усложняешь. У тебя никогда не было проблем с девушками, что не так? — с искренним удивлением спрашивает друг. По правде сказать, я удивлён не меньше, однако продолжаю гнуть свою линию:       — В этот раз всё… чуть запутаннее.       Я закрываю лицо ладонями, и в голову врезаются воспоминания из прошлого. Из того прошлого, в котором я просто получал то, что хотел, не прикладывая для этого особых усилий. Моё умение обольстительно общаться всегда играло на руку, а если нет — я, пожав плечами, просто разворачивался и забывал.       Чувствую, сейчас так не выйдет.       Может быть, Мона так сильно разозлилась на меня после той фотосессии, что сделала какой-то приворот? В таком случае, я определённо опоздал с извинениями, но теперь хотя бы моя совесть чиста. Ну, почти.       — Знаешь, что я тебе скажу? — сложив руки в замок, Раф сощуривает глаза. — Просто действуй, Ноа. Всё.       Ответить мне не даёт знакомый малиновый аромат, донёсшийся до меня и заставивший медленно повернуть голову назад. Мы с Рафом только сейчас замечаем Софи, стоящую позади нас и удерживающую в руках поднос, чьи розовые пряди непослушно спадают на бледное лицо и прикрывают её круглые глаза. Но даже так невозможно не заметить вспыхнувшую в них надежду.       — Я закончила с клиентами и подумала, что вы захотите перекусить, — она кивает на булочки на подносе и кладёт их на стол перед нами, а сама удобно устраивается рядом со мной, теперь почти в открытую наблюдая за мной.       Вот чёрт. Сколько она успела услышать из нашего диалога?