В объективе страсти

Всякая эмоция непроизвольна, если она искренна.

      Яркие солнечные лучи уже вовсю освещают утренний Париж, когда я пробегаю, обдуваемая лёгким ветром, по мосту Александра III. Несмотря на хорошую генетику, благодаря которой мне почти не нужно переживать о питании и поддержании формы, я всё же не забываю о почти ежедневных пробежках, не давая себе надолго расслабляться. Дисциплина — залог успеха, хотя Элиан и Макс заливисто посмеялись бы, услышав подобное заявление от меня.       Я пробегаю по залитому растительностью парку, когда на телефон приходит напоминание о том, что пора бы возвращаться — как бы мне ни хотелось побегать по нечасто солнечному городу, работа не ждёт. Чтобы не облажаться на показе мод, я должна выкладываться на полную.       В первую очередь, для себя самой.       Чтобы не опоздать в агентство, мне приходится сразу же повернуть назад — не идти ведь мне в свободной футболке и обтягивающих велосипедках? Хотя возвращение Реми самую малость выбило меня из колеи, я пообещала самой себе, что буду думать только о предстоящем показе. Я уже разрушила его жизнь однажды, и, если он попытается навредить мне, могу с уверенностью сказать, что без колебания сделаю это ещё раз.       Кстати о нём. Мадам Бенуа на мои расспросы лишь отстранённо пожала плечами и сказала, что мадам Перрин, директор «Éclat», не посчитала нужным посвятить её в подробности. Сказала лишь, что предыдущий менеджер Габриэллы неответственно относился к своим обязанностям, а желающих работать с известной своими высокомерием и истеричностью моделью оказалось не так много. Тем не менее Вивьен учтиво выслушала меня и заверила, что всё будет в порядке и она не даст меня в обиду. Мне хотелось бы верить в это, несмотря даже на то, что обычно я не отличаюсь надеждами на других.       Мои размышления прерывает до ужаса милый пёс, выбежавший прямо на каменную дорожку в парке. Если составлять список того, что в этом мире мне нравится больше всего, собаки займут минимум второе место. Жаль, что в детстве мне запрещали заводить их из-за папиной аллергии, а сейчас у меня слишком мало свободного времени, которое я могла бы уделять кому-то, кроме себя и своей работы, как бы эгоистично это ни звучало.       — Ты чей, милашка? — я наклоняюсь к нему и треплю за ухом, и по виляющему хвосту предполагаю, что ему это нравится.       На собаке надет кожаный ошейник, сливающийся с чёрной шерстью, благодаря которому я понимаю, что он здесь не один. Только вот, прежде, чем я успеваю подняться и поискать глазами хозяина, до моих ушей доносится голос. Слишком знакомый, чтобы можно было подумать, что мне показалось.       Кажется, он скоро начнёт сниться мне в кошмарах.       — Мой, — отвечает Ноа — это абсолютно точно он, хотя я, нагнувшаяся к псу, не вижу лица.       Вот же блин.       Меня действительно начинают пугать эти совпадения, и я начинаю переставать верить, что это случайности.       Я медленно поднимаюсь и отпускаю собаку, позволяя ей радостно скакать вокруг своего хозяина, удерживающего в руках поводок. Ноа прикрепляет его к ошейнику пса, и я, смотря на неподдельное счастье в глазах питомца, прихожу к выводу, что, похоже, о нём хорошо заботятся.       Но, каким бы хорошим ни было отношение к нему, передо мной стоит Ноа, так что я едва ли могу удержаться от колкости:       — Бедняжка, — проговариваю я, наигранно поджав губы. — Надеюсь, он тебя не обижает?       — Обижаю? — выгибает он бровь, что выглядит довольно забавно. — Ты слишком плохого мнения обо мне.       Словно в доказательство собственных слов, Ноа поднимает пса на руки, и тот оставляет влажный след на щеке хозяина, отчего сдерживать смех становится почти невозможно.       — Сэм, скажи ей, я тебя обижаю?       В ответ на вопрос Сэм издаёт звонкий лай.       — Вот видишь. Ему хорошо со мной.       — Удивительно, — усмехаюсь я и вынимаю телефон, чтобы убедиться, что не опаздываю в агентство.       Будь на месте Ноа любой другой человек, я бы уже давно попрощалась и продолжила путь домой. Если бы мне позволили узнать ответ на любой из моих вопросов, я бы первым делом спросила, почему остаюсь здесь и продолжаю диалог с тем, кто определённо не входит в «топ сто людей, с которыми мне хотелось бы общаться». Стоит подумать об этом противоречии в свободное время.       — Значит, Сэм — особенный? Раз уж ты добр с ним, — сложив телефон в карман и скрестив руки на груди, спрашиваю я.       Ноа смеётся, обнажая ряд белых зубов и зачёсывая копну тёмных волос назад. Возможно, он был прав, что вне работы ведёт себя иначе. По правде говоря, сейчас он в разы приятнее, чем во время нашей первой встречи.       — Получается, что и ты тоже, — отвечает он.       Что?       Я на мгновение теряюсь и лишь приоткрываю рот, не успев понять, что сейчас услышала. Похоже, мой растерянный взгляд заставляет Ноа пояснить:       — Сэм не очень любит незнакомых людей, а к тебе прибежал сам, — пожимает он плечами и вновь отпускает пса на зелёный газон.       — А, ты в этом смысле, — хмыкаю я. Хорошо, что он объяснил всё сразу же, потому что я чуть было не подумала… — Он просто почувствовал хорошего человека — вот и всё, — самодовольно отвечаю я, вернув лицу былую безмятежность.       — Получается, я тоже — хороший человек? — Ноа подмигивает то ли мне, то ли Сэму, на что я в манере Макса закатываю глаза.       Прищуриваюсь, наигранно задумавшись:       — Думаю, у Сэма просто не было выбора, так что ты, скорее, исключение.       Внезапно, без какой-либо на то причины, ухмылка сходит с губ Ноа, а карие глаза словно перестают отражать солнечный свет. Не знаю, в чём дело, но он вмиг меняет тему разговора. Да и его настроение — тоже.       — Мона, ты ещё злишься на меня?       Слишком резко.       Я не умею менять настрой так же быстро, как это произошло только что с Мартеном, так что лишь пожимаю плечами:       — Я опаздываю на работу, мне пора.       Говорить о том, что мои кулаки до сих пор невольно сжимаются от одного воспоминания высокомерного взгляда месье Мартена, не очень-то и хочется, так что я спешно оборачиваюсь на пятках и собираюсь продолжить — точнее, заново начать — движение домой, надеясь, что эта встреча точно станет последней. Однако Ноа, похоже, слишком настойчив и не собирается так скоро останавливать диалог — аккуратно берёт меня за локоть, но, на удивление, дискомфорта мне это не доставляет.       Наоборот, кожа, которой он касается, покрывается странной, непонятной россыпью мурашек.       Просто его шершавые пальцы слишком холодные, по сравнению с уличной температурой. Всё дело в этом.       — Ах, да… В таком случае, мы вместе опаздываем на работу.       Мой мозг не успевает обработать полученную информацию. Этот парень сведёт меня с ума, если не прекратит это делать.       — О чём ты говоришь? — непонимающе переспрашиваю я и только сейчас замечаю, что рука Ноа всё ещё держит мой локоть, но, на удивление для самой себя, не одёргиваю его.       — О том, что, возможно, нам с тобой придётся терпеть друг друга чу-уточку чаще, — Ноа показывает пальцами небольшое расстояние, отчего я начинаю растерянно хлопать глазами. Точнее говоря, я понимаю, что он хочет сказать, но до последнего не хочу в это верить.       — Только не говори, что…       — Ага, — подтверждает он мои мысли одним кивком. — Меня позвали работать в «Éclat», — говорит Ноа с такой непринуждённостью, словно это что-то само собой разумеющееся.       Интересно, если мы будем контактировать в агентстве, он будет для меня Ноа или месье Мартеном? Потому что я определённо выбрала бы первое.       Зачем я вообще об этом думаю?       — Неужели ты не рада, кошка? — он вновь использует это слово в отношении меня, но странно не это… странно то, что я не собираюсь просить его перестать.       — О, конечно, рада, mon cher, — отвечаю в его же игривой манере, — но это не отменяет тот факт, что я опаздываю.       Нужно было уходить сразу. Мне незачем больше оставаться, особенно учитывая тот факт, что мы, в любом случае, ещё встретимся.       Ноа, наконец, отпускает мой локоть и уделяет внимание рвущемуся в сторону Сэму.       — Что же, наверное, и мне пора, — усмехается он, смотря на активного пса. — Надеюсь, на этот раз ты будешь вовремя.       Вот же гад!       — Увидимся, кошка, — Ноа направляется в противоположную от меня сторону, своим поведением заставляя меня хмурить брови.       Отправив Элиан короткое сообщение «у нас проблемы» без какого-либо пояснения, я перехожу на бег, теперь точно отправляясь домой. Интересно, я боюсь опоздать из-за Ноа или из-за Вивьен?

***

      Подойдя к дому, я ощущаю запах свежеиспечённого хлеба, доносящийся из пекарни на первом этаже, и, вдыхая его полной грудью, прикладываю магнитный ключ к золотому домофону со списком имён и фамилий каждого жильца.       Как только захожу в парадную, улыбка на губах растягивается до ушей. Антуан, мой низенький тридцатидвухлетний сосед, выпятив живот вперёд, при виде меня раскрывает руки для объятий. Я сразу же отвечаю на его жест и тепло здороваюсь с ним.       — Слышал вечером, как ты вернулась, но решил, что после перелёта тебе будет не до меня, — улыбается он, отстранившись и горделиво разгладив усы.       — Ты что, отрастил бороду? — смеюсь я, смотря на очень заметную щетину, прикрывающую пухлые щёки.       — Скажи, классно, а?       Я киваю: ему действительно идёт.       — А ты как? Дорога прошла хорошо?       Киваю ещё раз, но на этот раз с натянутой улыбкой. Пожалуй, мне не хочется это вспоминать.       — Я бы пригласил тебя на чашечку кофе, но мне пора в ресторан, — Антуан виновато пожимает плечами.       — Ничего страшного. Было бы жестоко с моей стороны оставить рабочих без шеф-повара, — успокаиваю его я и параллельно нажимаю кнопку вызова лифта. Дом, в котором я живу, был отреставрирован незадолго до моего переезда в него, так что он, в отличие от остальных, снабжён современным застеклённым лифтом.       — Да уж, без меня там всё пойдёт коту под хвост, — шутливо соглашается он.       Как только открываются двери лифта, мы с Антуаном прощаемся, и я поднимаюсь на четвёртый этаж. Зайдя в квартиру, сразу же скидываю с себя кеды, небрежно оставив их на придверном коврике, и двигаюсь в просторную светлую спальню.       Со вчерашнего дня так и не разобрала чемодан… Пожалуй, стоит сделать это в ближайшее время, иначе он рискует стать частью интерьера, и тогда Элиан останется без своего подарка.       Как бы то ни было, времени долго оставаться дома у меня нет, так что я почти сразу же отправляюсь в душ, под прохладным потоком воды смывая с себя переизбыток эмоций, вызванный утром. Этот… Ноа за два дня заставил меня испытать больше, чем я испытала за последний месяц, и я даже не знаю, нравится мне это или нет.       Мне уже давно не пятнадцать, но после встречи с ним я словно вернулась в подростковые годы, когда каждое сказанное окружающими слово надолго отпечатывалось в моей голове. Интересно, это нормально или у меня проблемы?       Капли воды медленно стекают по моему телу, избегая собранных в свободный пучок волос, и я тщательно втираю в себя лавандовый гель, силясь избавиться от непонятных ощущений. Стоит признать, меня довольно тяжело вывести из равновесия, так почему же Ноа — то есть, месье Мартену — удалось сделать это так легко?       Почему, почему, почему…       Пора прекращать думать об этом. Но я не люблю, когда что-то заставляет меня терять контроль. Это ощущение очень… непривычное.       Бесконечная трель телефона на стиральной машине заставляет меня нехотя выйти из закрытой душевой кабинки, оставив за собой дорожку из мокрых следов. Хотя подобие убежища выглядит слишком привлекательно, чтобы мне не хотелось остаться в нём на весь день, Элиан, чьё имя высвечивается на дисплее большими буквами, слишком требовательна.       — Ну наконец-то! — восклицает она, стоит мне только поднести мокрыми руками телефон к уху. Я даже не успела вытереться.       — Что случилось? — спрашиваю я, переключая подругу на громкую связь, и стягиваю с крючка полотенце, обматывая его вокруг своей талии.       — «Что случилось?»? Это я тебя хочу спросить, Лагранж. Ты написала, что у нас проблемы, и вышла из сети, — объясняет Элиан, и я неловко прикусываю губу.       А, ой.       Мне стоило дважды — нет, трижды — подумать перед тем, как отправлять такое сообщение моей подруге-паникёрше. С другой стороны, я не могу сказать, что не рада её переживаниям за меня.       — У-упс, — с наигранным драматизмом протягиваю я и выхожу в спальню. Разумеется, я не забываю в очередной раз бросить короткий взгляд в окно, из которого открывается чудесный вид на Эйфелеву башню. Мне даже не нужна никакая смотровая площадка — отсюда всё как на ладони. — Всё не так плохо, — стараюсь оправдаться я и распахиваю дверцы белого платяного шкафа, представляя возмущение, отразившееся сейчас на лице подруги. — Если вкратце, Ноа, скорее всего, теперь будет работать в нашем агентстве на постоянной основе.       Молчание, повисшее в комнате, заставляет меня напрячься. Бросив на незаправленную кровать — когда-нибудь я наведу порядок, обещаю — белую юбку длиной до половины бедра и мятный топ, беру телефон в руки. Внезапно заговорившая Элиан почти заставляет меня уронить его на пол от неожиданности:       — Ноа?! Тот, который Мартен? — на втором вопросе она переходит на шёпот. В моей голове рисуются картинки, как Элиан, аккуратно осматриваясь по сторонам, убеждается, что её никто не слышит.       — Именно так, — спокойно отвечаю я, стараясь скрыть тревожные нотки в голосе. Как будто Реми мне было мало, и кто-то решил насолить ещё больше. Быть может, в Ноа проснутся нотки человечности и он, в отличие от моего бывшего менеджера, не станет мешать мне работать?       Пока я натягиваю на ноги юбку, застегнув её на едва заметную молнию сбоку, в трубке слышится постукивание ногтями.       — Ладно… — прокашливаюсь я, понимая, что лучше бы нам обсудить всё при встрече. — Я собралась, да и Макс должен был уже подъехать, так что буду выходить.       — Хорошо, — с шумным вздохом отвечает подруга и отключается, оставив за собой лишь короткие гудки. Её влюблённость в моего непостоянного братца, у которого семь пятниц на неделе, затянулась, пожалуй, слишком надолго. Нужно будет что-то с этим делать.       Распускаю волосы, позволяя им мягкими волнами спускаться по моим плечам, и пробегаюсь по себе взглядом в отражении зеркала во весь рост. Ну уж нет, едва ли кому-то удастся подорвать мою карьеру, и, если кто и должен переживать об этом, то точно не я.       Макс отвозит меня до работы, как делает это всегда, когда появляется возможность, и я не забываю упрекнуть его в том, что он опять не захватил для меня кофе. Одна из «прелестей» иметь старшего брата — несправедливо, ведь я никогда не забываю о его просьбах… Ладно — почти.       — И что, говоришь, теперь он будет работать с вами? — спрашивает Макс, лишь изредка бросая на меня короткие взгляды и стараясь не отрываться от дороги.       — Не знаю. Неужели он действительно такой профессионал, раз отправил готовые фото в тот же день? — задумчиво спрашиваю я, скорее, саму себя. В первый раз, когда Вивьен сказала мне это, я громко рассмеялась и не сразу поверила в её слова. — Это очень быстро, Макс.       — Главное ведь не скорость, а качество, или я чего-то не понимаю? — несмотря на то, что бо́льшую часть времени мы почти готовы убить друг друга колкостями, в серьёзные моменты Макс старательно поддерживает меня, чему я — никогда не скажу ему — несказанно благодарна.       — Да ты бы видел эти обработки… — с придыханием вспоминаю фото, отправленные менеджером мне на почту. Стоит признать: Мартен действительно хорош в том, что делает. — Не знаю, как ему это удалось, но, в отличие от остальных фотографов, он не изменил фото так сильно, чтобы меня было тяжело узнать, а лишь подчеркнул все мои достоинства.       Может, звучит как что-то обычное, однако это факт. К сожалению, когда модели выпадает возможность красоваться на глянцевой обложки, она рискует перестать быть похожей на саму себя. В погоне за стереотипами и стандартами, выдуманными нашим обществом, фотографы сидят за компьютерами по несколько часов — а то и дней, — чтобы изображение стало идеальным. Ноа же, наоборот, сумел сохранить мою естественность, придав ей особого шарма, отчего, кажется, я начала нравиться самой себе ещё больше.       — Значит, парень хорошо знает свою работу, — капитан очевидность пожимает плечами и поворачивает в сторону парковки. Мы подъехали на удивление быстро. — Послушай, может, я и не мастер во всех этих вещах, но тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь?       Мои кулаки невольно сжимаются, оставляя на ладонях следы от длинных ногтей.       Кажется?       Нет, мне не кажется. Напротив, я уверена в этом на двести процентов.       — Ничего не подумай, но я знаю тебя слишком хорошо. Обычно ты… гораздо более умело игнорируешь людей. Даже о Реми ты говорила гораздо меньше, — Макс, пусть и старается подбирать слова, всё равно делает это не совсем умело. — Помнишь того парня, который украл у тебя телефон в выпускном классе, а потом выставил всё так, будто ты — слепая курица?       Я киваю, убрав выбившуюся прядь за ухо. Конечно, помню, хотя и сомневаюсь, что подумала бы об этом ещё раз, если бы не напоминание брата. И он только подтверждает мои слова:       — Тогда в твоём телефоне были все важные тебе вещи. И ты забыла об этом на следующий день. Ноа же, в сравнении с ним, просто нагрубил тебе, и…       Я понимаю это только сейчас. Он не просто нагрубил мне.       Он заставил меня почувствовать себя уязвимой и попытался усомниться во мне. Поэтому я так старательно пытаюсь задеть его теперь каждый раз? Потому что хочу заставить его чувствовать то же самое?       Это странно… вспоминая момент съёмки и наши диалоги вне студии, я испытываю абсолютно полярные чувства. Мысленно возвращаясь на фотосессию, я с силой зажмуриваю глаза и борюсь с желанием задушить его хотя бы в своих фантазиях. Однако, когда в моих воспоминаниях мы вновь оказываемся у Триумфальной арки, а после — в летнем парке, на губах расплывается улыбка, и я издаю слабый смешок.       Я не могу сказать, что Ноа сильно пошатнул мою уверенность или заставил сомневаться в себе, но что-то внутри меня, как бы ни хотелось отрицать этого, болезненно надломилось. Я получила достаточно отказов, прежде чем стала хотя бы немного узнаваемой и успешной, и думала, что привыкла к ним, но…       Правда в том, что я, напротив, отвыкла от них. Отвыкла от того, что кто-то может быть властен надо мной, от того, что не все в этом городе принимают меня с такими же распростёртыми объятиями, как и мадам Бенуа, как и наши постоянные заказчики. Ноа невольно напомнил мне, что в мире, где я востребована и желанна, всё ещё остаются люди, которым недостаточно моего имени и внешнего вида.       Но я не задумывалась об этом в другом ключе. Обычно — что, как мне кажется, не очень-то и правильно — никого не волнует мой профессионализм и то, что внутри меня, — всем достаточно красивой обёртки и умения прислужливо улыбаться в подходящий момент. Пусть Мартен и нагрубил мне, ему было важно моё мастерство, и это… мне нравится. Даже если я осознаю тот факт, что он ведёт себя так со всеми.       В отличие от сотни других работников нашей сферы, которые готовы падать к моим коленям, стоит мне только наивно подмигнуть, Ноа не собирался делать этого. И, хотя я не могу отрицать, что снова влюбляюсь в себя каждый раз, стоит увидеть собственное отражение, было бы ложью сказать, что меня не отворачивает от окружающих — иногда даже и от самой себя, — когда я ловлю на себе похотливые взгляды проходящих мимо мужчин.       Что же, теперь всё выглядит совершенно иначе… может быть, всё не так плохо.       Макс щёлкает пальцами прямо перед моими глазами, выводя из транса.       — Мона, ты ещё здесь? — обеспокоенно спрашивает он, смотря в мои отстранённые глаза. Я натягиваю на губы улыбку и намереваюсь покинуть машину:       — Да. Спасибо за… спасибо, — обрываюсь на полуслове, когда не понимаю, за что именно хочу поблагодарить брата. За наводку к новым мыслям? — Увидимся, — я посылаю ему воздушный поцелуй и, захлопнув за собой дверь авто, спешно двигаюсь в сторону агентства.       — За что спасибо-то? — недоумённый вопрос летит мне вслед, но я уже не успеваю ответить, переступая родной порог.       И как теперь объяснить все мои умозаключения Элиан с Максом, чтобы они не посчитали меня неуравновешенной?       Почему-то дверь за мной не издаёт характерного хлопка, к которому я слишком привыкла за время работы здесь, так что поворачиваюсь назад и натыкаюсь взглядом на того, мнение о ком поменялось в считанные секунды. Не могу назвать себя психологом, но я определённо довольна тем выводом, к которому пришла. Когда знаешь причины, жить становится гораздо проще.       Его легкомысленная улыбка, которую я уже видела сегодня, застывает на алых губах, вновь приветствуя меня. Однако мой настрой не сильно меняется: догадки внутри меня — лишь догадки. Пока я не могу доверять человеку, который умеет вести себя так, словно у него есть брат-близнец с противоположным характером.       Раз уж я сама ответила на вопрос, почему Ноа вызвал во мне такие бурные эмоции, может, стоит свести наш контакт к минимуму, чтобы вновь не нарваться на месье Мартена?       — Вот мы вновь и встретились, — ему хватает одного лишь предложения, чтобы остановить меня на полуразвороте, норовящую подняться к Вивьен и узнать подробности дальнейшей работы. — Какая удача, не так ли?       Я совсем забыла, что изменённое о Ноа мнение совсем не значит, что он станет вести себя как-то иначе.       — Мне кажется, за эти два дня наших встреч стало слишком много, чтобы я могла подумать, что это… — я замолкаю, подбирая слово. — Удача.       — А чем тогда, по-твоему, это может быть? — хитрый прищур карих глаз почти вводит в гипноз, но я спешно отмахиваюсь от этого чувства. В помещении как-то слишком жарко — нужно будет сказать мадам Перрин, что у нас проблема с кондиционерами.       — По-моему, это называют преследованием, — с наигранно-серьёзным выражением лица предполагаю я. Разумеется, я не допускаю подобной мысли, однако было бы слишком тяжело лишить себя возможности смотреть на медленно увеличивающиеся глаза Ноа. — И оно, кстати, карается по закону.       — Преследование, значит? — с приподнятыми вверх бровями спрашивает он и недоверчиво складывает руки на груди. — Хорошо, кошка, пусть будет так.       Мартен со смешком внимательно вглядывается в мои глаза, словно там написан ответ на самый важный вопрос в мире, и мне… мне льстит, что его взгляд не опускается ниже. Оказывается, это такое приятное чувство — просто общаться с парнем, не думая о том, в какую позу встать и нужно ли прикрыть руками зону декольте, чтобы он не вторгся в моё личное пространство. И нет, я не собираюсь носить закрытую одежду из-за недотраханных мальчиков, думающих, что у них есть право в открытую пялиться на меня и мечтать хотя бы подрочить в закрытой от чужих глаз комнате, чтобы немного уменьшить напряжение между ног. Девушка не должна лишаться возможности насладиться собой, и уж точно ей не нужно подбирать одежду, в которой она будет в мнимой безопасности.       И я ловлю себя на мысли, что до сих пор Ноа ни разу не разглядывал меня такими голодными глазами, как большинство из них. Его взгляд — заинтересованный, изучающий, но в нём нет ни капли разврата. Он словно исследует меня и старается понять, но мне это не доставляет никакого дискомфорта.       Мой рост не то чтобы низкий — кажется, это логично, — но мне всё равно приходится приподнять голову, чтобы с тем же напором уставиться на Ноа. Мы ничего не говорим, а в вовлечённых взглядах друг друга находим какие-то свои молчаливые ответы, порождающие всё новые и новые вопросы.       Он нарушает молчание первым:       — Если без шуток, Мона, я хотел сказать…       Но моя заинтересованность разрушается цокотом каблуков о мраморный пол. Габриэлла и Реми, чёрт бы их побрал. Даже без намерения норовят испортить… испортить — что?       — О, Мона, как хорошо, что мы тебя встретили, — противная ухмылка освещает лицо Габриэллы ярче полуденного солнца. Учитывая, что обычно она хмурится при виде меня, я понимаю, что, должно быть, сегодня будет не самый лучший день.       — Как дела? — лицемерно интересуется Реми, сложив руки в карманы свободных брюк и не забыв покрасоваться дорогим браслетом на запястье. Смутное ощущение, что все мои действия год назад были напрасны, всё ещё не покидает мой разум. Как человек, у которого отобрали всё, может носить вещи стоимостью не меньше тысячи евро?       — Чего вам? — я отворачиваюсь от непонимающего Ноа и встаю в оборонительную позу, сжав челюсти. Их довольствие не сулит ничего хорошего. Для меня.       — Нам — ничего, — пожимает плечами Габриэлла. — Но мадам Бенуа просила, чтобы ты срочно поднялась к ней в кабинет, как только приедешь.       А вот это точно не к добру. Слово «срочно» почти отсутствует в репертуаре Вивьен, когда дело касается меня, да и, к тому же, она предпочитает предупреждать о важных разговорах заранее.       Я еле заметно выдыхаю через ноздри и, громко сглотнув, киваю. Не знаю, что произошло, но слишком заметное злорадство бывшего менеджера и «коллеги» напрягает. Мне приходится оставить Ноа и забыть о том, что он пытался мне что-то сказать, но от меня также не уходят его поджатые губы и отсутствие веселья в глазах.       По дороге к Вивьен я перебираю сотни, если не тысячи всевозможных вариантов, что могло произойти. Остановившись на надежде, что Габриэлла и Реми просто решили поиздеваться надо мной, я делаю вдох-выдох и захожу в кабинет менеджера.       Вивьен по обыкновению сидит за своим столом, жестом приглашая меня внутрь. Она не встаёт со стула, чтобы радушно поприветствовать меня, как делает это всегда, а лишь напряжённо потирает виски, опираясь локтями на деревянную поверхность. Тревога в моей груди нарастает всё сильнее.       — Мадам Бенуа, Реми и Габриэлла сказали, Вы срочно хотели меня видеть… — медленно начинаю я, проглотив ком страха, вставший в горле.       — Да, Мона, — кивает она, зачесав волосы назад. — Ты знаешь, в последнее время твои дела в агентстве пошли в гору, и даже мадам Перрин оценила это, однако…       «Однако есть гораздо более перспективные модели, чем ты, так что ты… не уволена, но пока отходишь на второй план»? «Однако тебе придётся улететь на другой конец планеты на год»? «Однако вместо тебя на показе мод в Лувре будет Габриэлла»? «Однако я больше не могу работать с тобой, и проблема не в тебе, а во мне»?       Я нервно кусаю губы, заламывая пальцы под столом, в ожидании, когда Вивьен сможет произнести то, ради чего вызвала меня к себе. Сама же она выглядит так, словно должна сообщить новость о чьей-то смерти, и я не выдерживаю:       — Что случилось? — спрашиваю я, не скрывая своей взволнованности. — У Вас такой вид, будто мы — единственные выжившие в апокалипсисе, — кривая усмешка касается моих губ, однако Вивьен не оценивает моей попытки пошутить.       — Дело в «Élan»…       После произнесённого названия сердце начинает колотиться сильнее. «Élan» — одна из компаний, с которой у меня заключён контракт. Фотосессия для них должна состояться на следующий день после показа мод в Лувре, но сейчас я начинаю в этом сомневаться.       — Не знаю, что заставило их за одну ночь поменять решение, потому что ещё буквально вчера всё было нормально. В общем, они решили изменить концепцию съёмки, так что теперь ты с остальными моделями должна будешь сниматься в кое-чём более… интимном.       Вивьен выдыхает с облегчением оттого, что смогла сказать мне это, однако её по-матерински заботливый взгляд внимательно наблюдает за тем, как в моих глазах проскальзывает страх, смешанный с возмущением.       — Куда ещё более интимном? — спрашиваю я, сдвинув брови к переносице. Остатки самообладания почти покидают меня. — Мы ведь и так должны были быть в одном лишь белье… Вы же не хотите сказать, что?..       Слабый, едва заметный кивок разрезает ниточку надежды на то, что мои догадки ошибочны, и я вскакиваю со стула, начиная разрезать кабинет шагами.       — Да пошли они к чёрту! — возмущённо вскрикиваю я, не стесняясь Вивьен. В любой другой ситуации, возможно, она бы осадила меня — да и я бы сдержалась. Но не сейчас. Мы не договаривались, что я должна буду раздеваться на всеобщее обозрение догола! — Я никогда не снималась в стиле ню и не собираюсь начинать!       Вивьен, наконец, встаёт из-за стола и медленно, словно опасаясь, подходит ко мне. Она понимающе кладёт руку мне на плечо, сжимая его и как бы говоря, что рядом. Это позволяет мне выдохнуть, но не успокоиться.       — Радость моя, я понимаю твоё негодование, но поверь: сегодня утром я уже сделала всё, что могла. Мои крики, наверное, было слышно до Марселя, и я даже пыталась угрожать им разрывом контракта, — на этих словах у меня лишь на мгновение появляется надежда, а мадам Бенуа, напротив, потупляет взгляд в пол. — Но это невозможно. В договоре было прописано, что мы должны будем соглашаться на любые условия заказчика, и разрыв будет стоить нам огромных денег… Это ударит не только по твоей репутации, но и по репутации, состоянию агентства…       — А по моей репутации не ударит то, что я снимусь обнажённой?! — отчаянно вскрикиваю я. Ужас застывает в моих глазах, и, кажется, мне даже тяжело сделать вздох. — Зачем мы вообще подписали такой договор?       — Мадам Перрин сказала, что им можно доверять, — негромко отвечает Вивьен, продолжая удерживать моё плечо. — Она не раз работала с ними, и никто не мог предвидеть такого…       — Ей известно об изменениях договора?       — Известно, — вздыхает она. — Мадам Перрин сказала, что эта съёмка должна пройти в любом случае, если мы не хотим, чтобы агентство понесло убытки, так что…       — У меня нет выбора? — безысходно спрашиваю я. Теперь, когда влажное полотно медленно накрывает мои глаза, мне ещё отчётливее понятно: я уязвима.       Вивьен молчит, виновато поджимая губы, подкрашенные блеском. Сейчас у неё стоит выбор между мной, человеком, за которого она отвечает, и чем-то гораздо более весомым, целым агентством, от которого зависит судьба многих.       — У нас есть около недели, и, если ты не сможешь согласиться на их условия, мы постараемся найти деньги или я поговорю с мадам Перрин… Но, Мона, ты должна понимать, что шансы на успех минимальны…       Я понимаю, что она имеет в виду. Если из-за меня у агентства будут убытки и ненадёжная репутация, Перрин выставит меня на улицу и даже не обернётся.       Моя голова кипит, а сердце безустанно стучит в груди. «Рано или поздно все модели с этим сталкиваются. Когда тебе нужно выбирать: принципы или карьера», — твердит мой внутренний голос, но отчего-то я всегда была уверена, что смогу оставаться в стороне от всего этого. Прикладываю пальцы к переносице, стараясь не расплакаться на глазах у Вивьен, и она замечает это, сгребая меня в свои объятия.       Я едва согласилась на съёмку в белье. Как же мне раздеться под прицелом камер на миллионную аудиторию?       — Какое бы решение ты ни приняла и какие бы последствия у него ни были, я на твоей стороне, — Вивьен берёт моё лицо в свои ладони и словно пытается вбить эти слова в голову. — Всегда.       Смогу ли я предать свои принципы, чтобы не разрушать карьеру, или мне придётся пожертвовать мечтой, но остаться верной себе?