В объективе страсти

Работа избавляет нас от трёх великих зол: скуки, порока и нужды.

      Под вечер Раф подкинул мне работы. Я, конечно, знаю о его загруженности в бабушкиной буланжери, но это не значит, что сильно рад тащиться к Триумфальной арке с чемоданом незнакомки. Порой он слишком рассеян, но по какой-то причине не всегда сам решает собственные проблемы.       Угадайте, кто делает это вместо него? Правильно: Ноа. Я.       Так что сейчас я почти вынужден, поглядывая на наручные часы, бежать к арке, чтобы не опоздать на назначенную встречу, подобно модели, которая…       Которая, если меня не обманывает зрение, сейчас стоит в нескольких шагах от меня с чемоданом моего друга. Ни для кого не секрет, что Париж — не такой уж и большой город, но чтобы настолько? Сомнений, что именно с ней я должен встретиться, нет: Мона — если я правильно запомнил её имя — округлёнными изумрудными глазами смотрит, похоже, на свой багаж в моих руках. Наверняка, в её голове сейчас происходит диссонанс. Впрочем, в моей — тоже.       Хотя опоздала на фотосессию, чуть не нарушив мои планы, она, думаю, её злость ко мне в разы сильнее. В повседневной жизни я не так категоричен и строг, как тогда, когда дело касается работы — вывести меня из себя может быть слишком легко, и для меня не секрет, что многие клиенты боятся работать со мной из-за моей требовательности.       Однако я считаю, что в этом и заключается залог успеха. Если каждому прощать опоздания и оплошности, моя работа перестанет быть такой качественной и оперативной одновременно.       Но, может, в диалоге с Моной я всё-таки переборщил? Должен признать, в отличие от остальных моделей, она не побоялась доказать мне свой профессионализм. Да и с макияжем справилась неплохо и, на удивление, быстро. А её инициатива и придуманная для фото идея определённо затмили огрех в качестве опоздания. Может, стоило бы и признать, что я был не прав?       — Я так понимаю, друг Рафаэля — ты?       В раздумьях не замечаю, как Мона приближается ко мне с недоверчивым взглядом. Значит, всё ещё злится из-за нашей перепалки.       На моих губах, вопреки эмоциям Лагранж, расплывается улыбка от образа мыла в интересной форме, которое я ненароком заметил, когда закрывал её чемодан на молнию.       — А ты, значит, любительница острых ощущений? — спрашиваю я, поигрывая бровями и едва сдерживая смех. — И да. Спасибо, что пришла вовремя.       Не знаю, какой реакции я ожидал, но Мона приподнимает идеальную бровь и складывает руки на груди. Мой взгляд невольно проходится по её фигуре. Разумеется, я встречал много моделей приятной внешности, но отчего-то миловидное личико, совсем не вяжущееся с раздражением в изумрудных глазах, и плавные линии тела вкупе с тонкой талией приковывает моё внимание сильнее, чем чьи-либо. А грациозная осанка кажется не просто привычкой, а чем-то естественным и невероятно притягательным.       Полагаю, она тщательно следит за своей физической формой… Или ей просто очень, очень повезло с генами.       — Ты что, залез в мой чемодан? — на лице Моны нет ни капли смущения. Я почти сразу понял, что эта девчонка не из тех, кого легко сбить с толку, и каждым своим уверенным движением и репликой она лишь доказывать это.       — Начнём с того, что я не знал, чей он, — спокойно отвечаю я, хотя отчего-то хочу смеяться. — К тому же, как я уже говорил, мне нужно было забрать его из квартиры Рафаэля, а он, как ты успела понять, не самый внимательный человек, так что даже не закрыл чемодан нормально.       Она издаёт шумный вздох, её хмурые брови немного расслабляются.       — Как бы то ни было, это не твоё дело. Я предпочитаю не обсуждать подобные вещи с незнакомцами.       — Не такие уж мы и незнакомцы, — перебиваю я её. Не знаю почему, но меня одолевает желание вызвать улыбку на подкрашенных губах Моны, пусть и специфическим способом. Наверняка улыбаться ей идёт гораздо больше, чем насупливаться.       — Сейчас мы просто обменяемся чемоданами, а потом разойдёмся и никогда не встретимся. И я предлагаю сделать это как можно быстрее, — всё так же остаётся непреклонна она.       Но я лишь завожу её багаж за спину, когда худое запястье тянется в мою сторону. Теперь это похоже на спор с самим собой — смогу ли я изменить её настрой?       — Тебе обязательно нужно выпускать свои коготки, подобно кошке? — уголок моих губ ползёт вверх от непонимания в глазах Моны. Ладно, это не то, чего я добивался.       — Ты очень странно себя ведёшь… Не скажу, конечно, что поведение во время съёмки понравилось мне больше, но оно явно отличается от… от вот этого, — Мона кривит губы и указывает в сторону меня рукой так, словно перед ней стою не я, а другой человек.       Что же, может быть, доля правды в её словах есть. Едва ли я мог бы позволить себе подобное общение в студии. Не знаю, насколько это адекватная позиция, но я на работе и я в жизни — два разных человека.       — Просто отдай мне чемодан, — она вновь предпринимает попытку потянуться ко мне, но на этот раз побеждает.       Всё-таки я хотел поднять ей настроение, а не испортить его ещё больше, так что протягиваю злосчастный чемодан, а сам забираю тот, что принадлежит Рафу. Я замечаю, как от этого её взгляд становится мягче. Мона едва заметно выдыхает и, губами сдув в сторону светлый локон, падающий на глаза, поворачивается ко мне спиной.       И я понимаю, что у меня остаётся последний шанс добиться своей цели.       — Ты прекрасно справилась с сегодняшней проблемой, — невзначай бросаю я, сложив руки в карманы бежевых льняных брюк.       Она оборачивается через плечо, но больше не выглядит столь раздражённой.       — Никогда бы не подумала, что месье Мартен умеет делать комплименты, — после этих слов на её губах, наконец, всё же появляется слабое подобие улыбки. Я оказался прав: это лишь украшает её мягкие черты и придаёт ещё большей женственности.       — Месье Мартен — вряд ли, — отшучиваюсь я. — Но сейчас здесь Ноа, а не он.       Чувствую себя победителем, когда Мона, покачав головой из стороны в сторону, издаёт смешок. Но не успеваю я ответить, как рядом с ней оказывается незнакомый для меня парень. Для меня — не для неё. Он забирает багаж из рук Лагранж и, дёрнув подбородком в сторону дороги, ведущей к улицам, разбегающимся от площади лучами, похоже, приглашает её туда.       — Ты всё? Поехали, я хочу домой, — говорит он и сразу же начинает движение вперёд.       Мона мгновенно семенит за ним, даже не удостоив меня прощальным взглядом. Должно быть, они встречаются…       Если это так, то неловко вышло. В моменте мне даже показалось, что она — самую малость — заинтересовала меня, но какая уже разница?       Решаю не задерживаться ещё больше. Следующий пункт назначения — буланжери бабушки Рафа. Пожалуй, это лучшая кондитерская во всём Париже. Так что вечная занятость моего друга абсолютно не удивительна.       

***

      Паркую машину напротив битком набитой террасы и мысленно издаю уставший вздох, когда замечаю огромную очередь, выходящую даже за пределы двери, к стеклянной витрине, за которой суетливо бегает Раф в фартуке с красно-белой клеткой. Для меня удивительно, насколько он любит семейную буланжери, раз вышел на работу в тот же день, как вернулся в Париж после недолгого отпуска.       Прохожу сквозь толпу ожидающих своей очереди людей, ненароком почти расталкивая их чемоданом Рафаэля, и, что неудивительно, встречаюсь с возгласами негодования и недовольными лицами:       — Месье, очередь! Мы все ждём, а Вы что, особенный? — причитает какая-то старушка, и остальные незамедлительно поддерживают её.       Мне приходится примирительно поднять руки:       — Не переживайте, ваши булочки останутся в целости и сохранности, — смеюсь я, продолжая движение. Может быть, я и понимаю их возмущения, но они ведь даже не разобрались в ситуации.       Кое-как обойдя стороной клиентов друга, я захожу за витрину со сладостями и, борясь с соблазном взять их прямо с полки, чтобы насолить вмиг замолкнувшим покупателям, привлекаю внимание Рафа к себе.       — Не знал, что в самой уютной буланжери Парижа такая напряжённая атмосфера, — говорю я, покатив багаж в сторону заметившего меня друга. — Меня чуть не убили, пока я к тебе дошёл.       — Merci beacoup, — вытерев руки о фартук, благодарит Раф. Его светлые волосы взъерошены, а на лбу выступили капельки пота, отчего складывается впечатление, словно он пробежал по меньшей мере несколько километров. — Я ничего не успеваю.       — Помочь? — благородно спрашиваю я, указав подбородком в сторону запертой двери позади нас, откуда доносится сладкий запах.       — Было бы неплохо, — соглашается он и мгновенно открывает дверь, закатив туда чемодан. — Просто обслужи здесь всех, ладно? Ума не приложу, как бабушка справлялась и с выпечкой, и с обслуживанием.       Каким бы профессионалом ни казался мой друг на первый взгляд, со скоростью работы у него действительно проблемы. Хотя их семейное буланжери всегда имело хорошую выручку, едва ли можно вспомнить дни с высокой загруженностью. Бабушка Рафа, мадам Кюри, передала своё заведение в руки внука совсем недавно, но из-за тёмных кругов под глазами может создаться впечатление, словно он работает здесь не меньше года без перерывов.       Дело в том, что мадам Кюри всегда работала в одиночку. Не знаю, правда, как ей это удавалось — я, например, не представляю свою работу без помощников, — но долгие годы она оставалась на плаву и пользовалась успехом. Боюсь представить, как она отреагирует, если увидит завалы во время смен Рафа.       Лучше ей о них не знать.       Становлюсь за прилавок и принимаюсь за работу. Надеюсь, это займёт не слишком много времени — я планировал отредактировать фото для «Éclat» уже сегодня, а потому предусмотрительно прихватил с собой ноутбук. В мои привычки не входит оставлять что-то на потом. Я давно научился планировать свою деятельность так, что другие фотографы завистливо открывают рты, когда узнают, насколько быстро мои заказчики получают результат. Тем более сейчас мне будет достаточно выбрать и отредактировать всего пять снимков, а это не должно занять больше, чем несколько часов.       — Хорошего дня, мадам! — с чрезмерно натянутой улыбкой прощаюсь я с той самой дамочкой, которая высказывала своё недовольство больше всех, стоило мне переступить порог кондитерской.       Забавно наблюдать за тем, как она неловко опускает взгляд в пол, взяв в руки бумажный пакет со сладостями, и бормочет короткое «merci». Моменты, когда люди непонимающе закрывают рты, стоит мне растянуть на губах ухмылку после их грубостей, — отдельный вид удовольствия. И я не в силах лишить себя его.       Прежде чем Раф выходит из кухни, проходит не меньше получаса, и за это время я успеваю обслужить, по ощущениям, сотню клиентов. Но мне это только в радость: в отличие от своей работы, где мне приходится оставаться строгим, здесь я лишь дружелюбно растягиваю губы в широкой улыбке, протягивая людям заветную выпечку. Уверен, увидь меня Клэр или Амели здесь, они бы недоверчиво переглянулись друг с другом и, скорее, подумали бы, что за витриной стоит мой несуществующий брат-близнец, но никак не я.       — Ты меня спас, — выдыхает Рафаэль, раскладывая горячие круассаны на освещённые светодиодной лентой полки, когда я горделиво опираюсь о стеклянный прилавок, скрестив ноги в щиколотках. К этому времени, похоже, мы накормили всех парижан и туристов, так что можем позволить себе немного отдохнуть. — Бабушка сошла бы с ума, если бы узнала, что у меня сгорела партия эклеров, — он указывает в сторону урны разочарованным взглядом. — Без твоей помощи к ним присоединились бы ещё и круассаны.       — Представляю, — смеюсь я.— Это был бы твой последний день здесь. Так что да, я всё же склоняюсь к тому, что тебе нужен помощник. Или помощница, — подмигиваю другу и, подняв с плиточного пола сумку с ноутбуком внутри, сажусь за освободившийся столик. Сегодня удача на моей стороне. — Будешь платить ему или ей, скажем… круассанами? И вопрос решён, — шучу я, пытаясь поднять другу настроение, но он лишь отмахивается:       — Ага, если так пойдёт и дальше, я не смогу платить даже круассанами.       — Ну серьёзно, тебе нужен кто-то, кто поможет со всем этим, — указываю ладонью на прилавок, — разобраться. И я знаю, о чём говорю. Я плачу Клэр двадцать пять процентов от прибыли, но она значительно ускоряет мой рабочий процесс.       — Тоже мне, сравнил, — закатывает глаза он. — Клэр — твоя ассистентка, готовящая оборудование. По-твоему, мне нужен ассистент?       — И в чём проблема? — открывая крышку ноутбука и быстро вводя пароль на клавиатуре, спрашиваю я. — Найди кого-то, кто будет заниматься заготовками или, не знаю… на крайний случай, мыть посуду. Хотя бы.       — Очень смешно, — Раф скептически кривит губы, убирая поднос в сторону. — Я к своей кухне даже тебя не подпускаю, а ты хочешь, чтобы я доверил её чужому человеку?       — Mon Dieu, с тобой очень сложно, — протягиваю я. — А кассу доверил бы?       Замечаю, как скепсис в серых глазах Рафа постепенно сменяется задумчивостью.       — Ладно, это звучит неплохо, — он, наконец, согласно кивает, после чего я вставляю шнур, присоединённый к тяжёлой камере, в один из разъёмов ноутбука. — Но где мне искать этого человека?       Я не успеваю ответить: в буланжери заходит девушка, которую было бы трудно не узнать — её пастельно-розовые волосы, едва касающиеся плеч, привлекают внимание каждого. Но я не знаю, что ощущаю при её появлении.       Наверное, после нашего расставания прошло достаточно времени, чтобы наши встречи не вызывали во мне неловкость, так что теперь я, скорее, не чувствую абсолютно ничего. Не могу быть уверен в том, что Софи скажет то же самое — и дело не в моей самооценке, — но внешне она не подаёт признаков, что что-то не так. Напротив — улыбается и проходит внутрь заведения, без стыда садясь напротив меня.       Стоит отдать ей должное: я никогда не был сторонником дружбы между бывшими. Но, похоже, бывают исключения, как, например, в нашем случае. Хорошо это или плохо — решать не мне, однако мы не просто завершили отношения на мирной ноте, но и постарались сохранить то, что было до них. Дружбу.       — Кого и зачем искать? — спрашивает она, со скрипом подвинув стул ближе к столу, за которым сижу я.       — Продавца, — отвечаю я, не отрывая взгляда от ноутбука. В глазах разбегаются десятки фотографий Моны, с которыми мне предстоит работать ближайшие несколько часов. — Затем, что иначе Париж лишится прекрасной буланжери.       — Не преувеличивай, — Раф кидает в меня полотенце, которым секундой ранее вытирал руки, но я умело уворачиваюсь. — Всё не настолько плохо.       — Пока, — подчёркиваю я, лёгким броском вернув другу его полотенце. — Не отвлекайте меня, хочу до ночи завершить проект.       Софи непринуждённо смеётся, прикрыв пухлые губы ладонью:       — Я как раз пришла поднять себе настроение чем-то сладким после увольнения, так что…       — Тебя уволили? — в один голос спрашиваем мы с Рафом. Звучит как что-то нереальное, ведь Софи на моей памяти всегда была и остаётся самым трудолюбивым и честным человеком.       — Нет, — с улыбкой отвечает она. — Я сама ушла. Работать с мадам Ришар, знаете ли, себе дороже.       — Получается, ты теперь безработная? — без скрытого подтекста спрашивает Рафаэль и, протерев влажной тканевой тряпкой прилавок, складывает на поднос несколько ароматных булочек с шоколадом. Похоже, заметив, что и остальные столики к этому моменту почти опустели, он позволяет себе присоединиться к нам.       — После того, как Ноа сказал, что ты ищешь продавца, я надеюсь, что не надолго, — Софи откусывает булочку и блаженно прикрывает глаза. — Париж погибнет без твоей буланжери, возьми меня на работу, — напрямую говорит она, сложив руки в умоляющем жесте.       Раф прикусывает губу и переводит на меня задумчивый взгляд, но я лишь пожимаю плечами. Это решение должен принимать не я. Он постукивает пальцами по деревянной поверхности стола, я же возвращаю внимание к ноутбуку, чтобы не ощущать на себе возникшее напряжение.       Но что мне нравится в Софи — так это то, что она относится ко всему с лёгкой непринуждённостью, а потому меня совсем не удивляет, как вместо того чтобы переживать, она лишь продолжает есть булочку. Именно в этом мы с ней похожи.       — Я могу выйти на работу уже завтра, — предлагает Софи, замечая сомнения Рафа. — Ну или даже сейчас, но, по-моему, уже поздновато, — усмехается она.       — А график? Не устанешь? — сощурив глаза, спрашивает он.       — Я тебя умоляю! — отмахивается она. — В ресторане мадам Ришар мне приходилось носиться с подносами порой до двух часов ночи, так что не сомневайся: как-нибудь простою за кассой до девяти. Но мне нужны будут выходные!       — Два через два?       — Идёт. Зарплата?       Рафаэль задумывается лишь на секунду:       — Двадцать процентов от прибыли.       — Тридцать, — перебивает его Софи с полным ртом еды.       — Перебор. Двадцать пять, — щёлкнув пальцами, он выставляет указательный палец.       — Договорились, — приподняв уголок губ, она хлопает в ладоши. — Я больше не безработная! Вот бы все проблемы решались так же быстро.       Я улыбаюсь, однако быстро отключаюсь от их диалога. Выбрать несколько лучших фото оказывается не так легко, как обычно. Может быть, у меня просто замылился глаз, но буквально каждая из них кажется подходящей. Не понимаю, в чём дело — обычно выбор фотографий является самым простым этапом.       — Над чем работаешь? — отвлекает меня голос справа, и Раф терпеливо ждёт, пока я поверну экран в его сторону. — Та модель, которой ты нагрубил сегодня?       — И с которой я встретился ещё раз. Не без твоей помощи, — с ироничной ухмылкой говорю я, заметив, что Софи тоже смотрела на открытое фото.       — Что за модель? Расскажите, — просит она, откинувшись на спинку стула.       — Ноа, как обычно, был слишком строг и нагрубил модели, с которой работал. Мона, кажется? А про встречу я сам не понял, — пожимает плечами друг.       — Раф перепутал чемоданы в аэропорту и взял не свой, а потом отправил меня на встречу с девушкой, чей багаж он забрал. Так вот, знаешь, чей ты забрал? Моны. Я не успел сказать, потому что ты был слишком занят. Но да, у Триумфальной арки я встретился именно с ней.       — Да ладно? — выпучивает глаза он. — Не может быть. Мне кажется, это не случайность, — Раф поигрывает бровями, на что я отмахиваюсь. Хотя внутри и понимаю, что вероятность подобного совпадения — один на миллион. — Только представь: из всех, с кем я мог перепутать чемоданы, этим человеком стала именно она! И именно в этот день у меня был завал.       — У тебя каждый день завал, так что заткнись, — цокаю языком я.       Разумеется, я не стану говорить в присутствии своей бывшей, что Мона заинтересовала меня, потому как не заметить, что уголки её губ стремительно опускаются, а блеск в глазах от новой работы мгновенно угасает, почти невозможно.       Но едва ли я хочу сейчас разбираться в очевидно неугасших чувствах Софи, так что, сделав вид, что всё нормально, всё-таки усиленно принимаюсь за работу. До закрытия не так много времени, а я планировал закончить здесь, сидя за маленьким круглым столиком у панорамного окна, так что откладывать больше некуда.       Через время мне всё-таки удаётся отобрать самые лучшие снимки, чтобы иметь возможность, наконец, приступить к обработке. Увеличивая и уменьшая изображения, я, кажется, заучиваю внешность Моны наизусть, про себя отмечая, что никогда прежде во время редактирования не уделял такого внимания непосредственно моделям. Не знаю, что меня так зацепило в ней, но повышенная внимательность не там, где нужно, значительно затрудняет работу.       Ретушь, в отличие от отбора фотографий, проходит на удивление легко и быстро. Я имею в виду, быстро даже для меня. Хотя, наверное, в этом больше заслуга самой Моны — нечасто происходит такое, что фотографии нуждаются в минимальной коррекции. Она не просто выполняет свою работу, она чувствует камеру и умеет преподнести себя.       Сейчас моя работа заключается лишь в проработке света и теней, чтобы фото для обложки журнала выглядело достойно и привлекало внимание потенциальных читателей. Всё — начиная от её поз и заканчивая одеждой — выглядит так гармонично, что я невольно начинаю представлять, как это будет выглядеть на витринах. И даже бабочки в русых волосах не забирают все акценты на себя, как это часто случается. Напротив, они лишь дополняют образ Моны и подчёркивают её фарфоровую кожу.       «Это непрофессионально. И, к тому же, у неё есть парень», — мне приходится одёргивать себя каждый раз, когда мысли заходят совсем не в то русло.       Диалог Софи и Рафаэля доносится до меня лишь общим шумом, их слова не доходят до моего сознания, и, честно говоря, я так зациклен на работе, что не особо хочу вслушиваться. Но в те редкие моменты, когда я отрываю взгляд от экрана ноутбука и массирую шею короткими движениями, от меня не уходит то, как Софи искоса поглядывает в мою сторону. Мне хочется верить, что это случайность, но, к сожалению, знаю, что это не так.       За работой я теряю счёт времени, но всё проходит как по маслу — за исключением, конечно, тех моментов, в которые я вынужден напоминать себе: «это — работа». Когда я поднимаю взгляд от готовых снимков, потираю глаза и замечаю, что за окном уже темно, а Софи поднимается на ноги и забирает сумку со стола.       — Уже уходишь? — спрашиваю я, откинувшись на спинку стула.       — Да, я собиралась просто увидеться с вами, а в итоге просидела тут несколько часов, — улыбается Софи. — Так что пойду. Завтра с утра увидимся, Раф, — она подмигивает другу и получает в ответ кивок. — Пока, Ноа.       Софи задерживает на мне взгляд чуть дольше положенного, но я машу ей рукой, сделав вид, что ничего не заметил. Однако стоит ей переступить порог буланжери, роняю голову на стол, больно ударившись лбом, и произношу протяжный стон.       — Она или мазохистка, или очень сильная, — вздыхает Раф, стоя позади меня и оценочным взглядом проходясь по фотографиям, которые я уже отправил менеджеру Моны. Уже поздно, но электронные сообщения для того и нужны, чтобы можно было писать в любое время, так ведь?       — Скорее, второе, — отвечаю я и ненароком захлопываю крышку ноутбука.       — В любом случае, ты не виноват. Вы попробовали — не получилось, так бывает.       — Я и не виню себя. Просто думаю, чувствовала бы она себя так же паршиво, если бы я не дал ей надежду на отношения, не разобравшись в собственных чувствах? — пожимаю плечами и складываю ноутбук обратно в сумку.       — Дружескую привязанность часто путают с влюблённостью, — всё пытается успокоить меня Раф. Забавно, что он разбирается во всём этом больше меня, хотя с отношениями у него самого, мягко говоря… не очень. То есть, их просто нет.       Мы выходим из буланжери, пропитанной ароматом выпечки, и, как только Раф закрывает за нами дверь на ключ, я вдыхаю ночной воздух. Это определённо то, за что я люблю лето.       Говорить о бывшей больше не хочется — так я лишь сильнее загоню себя в бесполезные мысли о том, правильно ли всё сделал, — а потому я сразу же направляюсь в сторону парковки рядом со зданием, внутри которого находится буланжери. Раф и Софи, пока я занимался обработкой фото, предусмотрительно убрали с летней террасы характерно маленькие для Парижа столики и стулья, так что тратить время и на это не приходится.       Я сажусь внутрь своей машины, сразу же вставив ключ в замок зажигания и удобно отрегулировав кресло. Рафаэль рядом не садится, потому как мадам Кюри подарила единственному внуку квартиру этажом выше собственной буланжери, так что я, захлопнув дверь авто, сразу же опускаю окно, впуская в душный салон свежий воздух.       — У тебя завтра есть работа? — спрашивает Раф, сложив руки на дверце моей машины.       — Выходной, — отвечаю я.       Заговорщическая улыбка на губах друга не предвещает ничего хорошего. Я знаком с ним слишком долго, чтобы не понять, что он что-то замышляет.       — Ты ведь не откажешь лучшему другу в помощи с лучшим заведением в городе, так ведь? — он наивно хлопает тёмными ресницами, почти что вынуждая меня показательно закатить глаза.       — Я думал, после того, как ты принял на работу Софи, мой труд перестанет эксплуатироваться, — издаю недовольный стон и падаю лицом на руль, отчего по ушам бьёт громкий звук продолжительного сигнала.       — Не будь таким, ну, Ноа, — он дёргает меня за плечо, словно это что-то изменит. — Я только сегодня понял всю серьёзность наплыва туристов.       — И чем я тебе помогу? — менее скептично спрашиваю я: вряд ли для меня найдётся работа. — За кассу теперь отвечает Софи, а к себе на кухню ты не подпустишь кого-либо даже перед страхом смерти.       — Будешь расставлять выпечку на витрины, протирать столы и всё такое… Я обязательно научусь быть таким же продуктивным, как бабушка, но сейчас мне нужна твоя помощь, — Раф, кажется, почти что отчаялся, ведь такие слова я слышу от него крайне редко. Так что, напрочь забыв про сон до обеда, нехотя, но соглашаюсь.       — Запишу это в список твоих долгов, — подмигиваю ему я и со смехом наблюдаю за мгновенно меняющимся выражением лица друга. Его глаза распахнуты так широко, что создаётся ощущение, словно он действительно поверил моим словам. Хотя… идея неплохая, может, стоит взять её на заметку?       — Поезжай давай, — закатив глаза и махнув на меня рукой, Раф отходит от машины в сторону. — До завтра.       Вместо прощания я сигналю ему напоследок, в следующую секунду выезжая с парковки. Не закрываю окно, давая себе возможность вдыхать ночной воздух, и постукиваю пальцами по обитому кожей рулю, когда машина останавливается перед красным свечением светофора.       Не знаю отчего, но обычно пустую от лишней задумчивости голову занимают странные мысли. Я имею в виду, слишком странные для меня. Мне казалось, образ Моны покинет мой разум, как только я отправлю её фото менеджеру, но, как бы я ни пытался это остановить, её нисколько не испуганный и удивительно уверенный взгляд раз за разом возникает в моём сознании.       Кто же знал, что девушка, не побоявшаяся отстоять себя и проявить инициативу в работе, так сильно запомнится мне?       Разумеется, Мона не стала первой, с кем у меня возникли разногласия. Скорее всего, она даже не сотая, но, пожалуй, первая, кто с таким рвением дал мне отпор. Она не растерялась — не задрожала всем телом от безысходности или не нагрубила мне, а взяла всё в свои руки и без тени сомнения доказала, что достойна этой фотосессии. Удивительно то, что такое поведение в шоу-бизнесе не должно быть чем-то необычным, однако, кажется, постепенно превращается во что-то донельзя редкое.       Что же, я бы, наверное, хотел провести с этой кошкой ещё одну фотосессию, хотя она, скорее всего, убежит куда подальше, если узнает, что нам вновь придётся работать вместе. И не стоит забывать: она в отношениях. Едва ли парня обрадует, что фотограф, который видел его девушку дважды в жизни, вспоминает о ней уже не в первый раз за день.       Я знаю, что многие люди приходят в нашу жизнь лишь единожды, чтобы принести в неё что-то определённое. Думаю, Мона стала для меня глотком свежего воздуха и дала понять, что работа, которой я перестал гореть так же, как на начальных этапах, всё ещё может приносить мне удовольствие.       С мыслями об этом доезжаю до своего дома, и всё ненужное покидает мою голову, как только я представляю мягкий диван и вкусную еду из доставки, которую я предусмотрительно заказал по дороге, хотя и знаю, что сразу осуществить задуманное не удастся. Моя квартира находится в относительно новом шестиэтажном жилом комплексе, выполненном в классическом стиле и белых тонах, чтобы не сильно отличался от французской архитектуры.       Современный лифт поднимает меня на последний этаж, и я, быстро перебирая ногами с желанием оказаться дома как можно скорее, подбрасываю ключ в руке, но не успеваю словить его… На пороге моей квартиры, удерживая в руках телефон и продолжая держать палец на кнопке дверного звонка, стоит моя мама. Младшая сестра Леа, активности которой я всегда завидовал, без остановки ходит по подъезду в нетерпении, наматывая бесчисленное количество кругов.       — Ну наконец-то, — закатывает глаза мама, убирая телефон в сумку, удерживаемую ей на сгибе локтя. — Почему так поздно возвращаешься?       Я непонимающе выгибаю бровь, продвигаясь через сестрёнку к двери. Мама никогда не отличалась чрезмерной опекой, что случилось?       Леа, чья голова едва достигает моего таза, с силой обнимает мою ногу, и мне приходится отвлечься от дверного замка, чтобы наклониться к сестре и обвить её плечи в ответ.       — Мама сказала, что сегодня я ночую у тебя! — горделиво восклицает Леа, уперев руки в бока.       Моя рука, удерживающая ключ, останавливается на полпути к замку. Почему я узнаю об этом только сейчас?       — Мама не умеет предупреждать заранее? — невозмутимо спрашиваю я и всё же, наконец, открываю дверь.       Мы все проходим внутрь моей квартиры и, толпясь в маленьком светлом коридорчике, оставляем обувь на полке, однако пройти дальше оказывается не такой уж и простой задачей: Сэм, почти что катаясь по светлому ламинату на своих четырёх лапах, окружает нас и радостно виляет хвостом, призывая каждого погадить его по голове. К сожалению, бедняжке нередко приходится оставаться наедине с собой, пока я занят работой.       Когда я переезжал из родного дома, мама заботливо позаботилась о том, чтобы я не чувствовал себя одиноким, и подарила мне немецкого пинчера с причудливым коричневым пятном, выделяющимся на чёрной шерсти. Мне хватило одного взгляда в тёмные глаза и почёсывания за заострённым ухом, чтобы понять: теперь у меня появился новый член семьи, и Сэм в одночасье стал моим верным другом.       Леа садится на колени, обнимая маленькими ручками радостного Сэма, и мы с мамой тоже немного наклоняемся, чтобы потрепать его по короткой шёрстке.       — Я тебе звонила, Ноа, — говорит мама, встав на ноги и заправив прядь длинных волос за ухо. — У меня дела. Утром я её заберу, ладно?       — А папа? — провожу их с сестрой в кухню. Они со скрипом по плитке отодвигают стулья из-за стеклянного стола и одновременно садятся за него. Я же в это время набираю воду в электрический чайник, не отрывая взгляда от счастливого Сэма.       Не хочу показаться грубым: я очень люблю свою сестру, но о таких вещах нужно предупреждать минимум за день. Или, по крайней мере, не после тяжёлого рабочего дня, когда единственное, на что хватит моих сил, — лечь в кровать и мгновенно уснуть.       — У папы тоже дела, — мама задумчиво складывает руки в замок и откидывается на спинку стула.       Мои родители, наверное, самые мудрые люди из всех, кого я когда-либо знал — если, конечно, не брать в расчёт сегодняшнюю ситуацию. Не могу сказать, что период их развода, который я по сей день очень хорошо помню, совсем не повлиял на меня, но мама с папой, как бы странно ни звучало, сумели сохранить семью, даже будучи в разных домах.       Сестрёнке тогда едва исполнилось полгода, а мне только-только стукнуло девятнадцать. Это был именно тот момент, когда я понял, чем хочу заниматься по жизни, так что поддержка родителей, которой я был лишён на какое-то время, была очень важна. Но стоит отдать маме с папой должное: в нашем доме никогда не было ни криков, ни ссор, ни, тем более, рукоприкладства. И, хотя я не знаю точной причины их развода, могу предположить: скорее всего, их случай из тех, когда много лет семейной жизни наскучили, а супруги стали друг для друга чем-то обыденным.       Наверное, это объяснило бы появление Леи в нашей семье…       Но не подумайте: я не хочу сказать ничего плохого. Напротив, я искренне рад, что обрёл младшую сестрёнку, любовь к которой не сравнится ни с чем, только вот сейчас я лишь почёсываю затылок, опираясь о кухонную тумбу, потому что с едва оставшимися у меня силами силами Леа точно останется обделённой вниманием на сегодня.       — Дела? В двенадцать ночи? — недоверчиво спрашиваю я и хмурю брови, вновь повернувшись к родным спиной, когда чайник с характерным журчанием закипает.       — В двадцать три сорок девять, — исправляет меня Леа, посмотрев на настенные часы.       — Умница, — мама треплет её по длинным рыжим — единственным в нашей семье — волосам, волнами стекающим по плечам. — Папа на ночном дежурстве, а меня срочно вызвали на операцию. Так что буду к утру. Выпейте чай и сразу ложитесь спать, я заеду рано утром и заведу Лею в сад.       Она встаёт из-за стола, делает шаг ко мне и целует в щёку, оставляя на ней след от алой помады.       Помады?..       Я вытираю косметику со своего лица и непонимающе уставляюсь на маму, прощающуюся с дочерью объятиями.       — И давно ты красишься на работу? Никогда не видел, чтобы в больницу ты ехала с макияжем.       В её глазах на секунду проступает неуверенность, которую она быстро скрывает за улыбкой.       — Я просто решила, что буду ухаживать за собой. И неважно: на работу или нет. Всё, дети, я побежала!       Ни я, ни Леа, ни даже скачущий по кухне, словно кролик, Сэм не успеваем понять, что произошло. Мама уходит настолько быстро, что лишь захлопнутая входная дверь возвращает меня в чувство.       Чудесно, сон и перекус в ближайший час мне точно не светят.       — Ты голодна? — спрашиваю я у сестры и заливаю заранее приготовленный в кружке пакетик чая кипятком.       — Немного, — пожав плечами, она двигает к себе исходящий паром напиток и забавно дует на него своими губками.       Как раз вовремя до нас доносится дверной звонок, и Леа вместе с Сэмом, словно близнецы, уставляются на меня с одинаковым непонимающим взглядом, склонив головы набок.       — Это мама вернулась? — спрашивает сестрёнка, всё ещё не решаясь отпить чай.       — Вряд ли.       Я оказываюсь прав: на пороге квартиры, удерживая в руке картонный пакет с узнаваемой маркой, стоит курьер с моим заказом.       На одного. Вот чёрт.       Пока я расплачиваюсь с работником, позади меня издаётся звонкий лай, и, судя по лицу курьера, похоже, испугавший его.       — Тише, Сэм, тише, — одной рукой я забираю пакет, ароматный запах из которого сразу бьёт мне в ноздри, другой запираю дверь, а ногой параллельно придерживаю Сэма.       Я замечаю, что взгляд жалобных глаз уставлен на тумбочку в прихожей — точнее, на любимый кожаный ошейник и поводок-рулетку, — и не могу не догадаться, из-за чего был поднят такой лай.       — Сейчас пойдём гулять.       По-доброму улыбаюсь Сэму, а он, услышав своё любимое слово, начинает носиться по квартире ещё быстрее прежнего и чуть не сносит меня с ног, когда я возвращаюсь в кухню с доставкой — уже для Леи. Он утыкается мордой в миску с кормом и ест его так быстро, словно кто-то собирается украсть еду. Я, смеясь действиям Сэма, достаю из пакета одну пластиковую коробку с салатом и другую — с запечённым картофелем, прозрачная крышка которого уже покрылась маленькими капельками конденсата.       Кладу всю еду перед сестрой и вынимаю из тумбы столовые приборы. Ароматный запах наполняет мои лёгкие, и я невольно облизываюсь, даже не заметив за собой этого действия. Ничего, устрою себе вечер правильного питания и обойдусь яблоками из холодильника — не хочу, чтобы Леа осталась голодной.       — Ты это себе заказал? — наивно спрашивает она, взяв в левую руку вилку.       — Тебе. Bon appétit, — желаю ей я. — Посидишь дома одна, пока я погуляю с Сэмом? Боюсь, если не сделаю этого сейчас, до утра он оставит нам небольшой подарок. Включишь себе мультики на ноутбуке?       — Конечно, — хихикает сестрёнка. — Я уже взрослая!       Улыбаюсь её словам и выхожу в прихожую, нисколько не переживая за неё. Леа знает мою квартиру, кажется, лучше, чем я сам, а умение включать мультики пришло к ней чуть ли не с рождения, так что переживать не о чем.

***

      Когда я возвращаюсь домой, первым делом отпускаю с поводка Сэма и, сняв с себя обувь, направляюсь в гостиную, где и сидит Леа, уже переодетая в пижаму. Она, как я и думал, увлечённо смотрит любимый мультик, звуки которого разносятся по всей моей небольшой квартире. Прыгаю на мягкий диван рядом с сестрой и притягиваю её к себе, утыкаясь в экран ноутбука, освещающий тёмную комнату.       — Представляешь! — Леа взволнованно поднимается на ноги и указывает пальцем на причудливых персонажей мультфильма. — В начале они раздражали друг друга, а сейчас — вот!       Ровно в этот момент я замечаю, как вокруг главных героев закручиваются многочисленные сердца, а сами они с неподдельной любовью заключают друг друга в объятия. Мне нравится, с какой искренней радостью наблюдает за ними сестра, и я невольно перенимаю её эмоции на себя.       — Бывает же такое, — смеюсь я и треплю её по волосам.       — Кстати, — Леа отстраняется, не заметив мою расслабленную улыбку, и, водя детским пальчиком по сенсорной панели, прикрывает вкладку с мультиком. — Кто это? Красивая.       Перед моими глазами вновь всплывает фото Моны, застывшей в одной позе. Забыл закрыть.       Похоже, я в очередной раз засматриваюсь слишком долго, потому как из транса меня выводит лишь рука перед моим лицом.       — Ноа! Это кто?       — Модель, — вернувшись в реальность, отвечаю я.       — Ва-ау, — протягивает Леа. — Ты никогда не показывал, кого фотографируешь! Они все такие красивые?       — Такие — нет, — усмехаюсь я. — И вообще, — щёлкаю сестрёнку по носу, — по внешнему виду не судят. Главное то, что внутри.       За всю свою карьеру фотографа я повстречал стольких привлекательных на первый взгляд людей, что теперь внешние данные стали далеко не самым важным для меня преимуществом. К сожалению, красота снаружи бывает обманчива, так что теперь я почти не обращаю на неё внимание.       Только не сегодня. Дело в том, что?..       — А какая внутри она? — всё не успокаивается Леа, внимательно рассматривая обработанное мной фото, и мне, по правде говоря, хочется поскорее закрыть его.       — Интересная, — со смехом ухожу я от ответа и аккуратно поднимаю сестрёнку на руки.       — Интересная — значит, сложная? — она сощуривает янтарные глаза и обвивает мою шею руками. — Папа говорит, что мама интересная, но с ней тяжело, и поэтому теперь мы все живём раздельно, — Леа пожимает плечами, в силу возраста не понимая серьёзность произнесённых слов.       Наверняка таким образом он, как и я, пытается уйти от ответа. Не знаю, правильно это или нет, но так сестра одновременно остаётся и вдали от проблем, и в курсе них.       — Иногда сложные люди — самые настоящие. Они не притворяются, — со знающим видом киваю я и опускаю Лею на широкую кровать, застеленную тонким одеялом. — Так что я больше боюсь идеальных людей — никто не знает, чего от них ожидать.       Подумав о том, что, пожалуй, для шестилетней девчонки информации на ночь слишком много, я помогаю ей накрыться одеялом. Леа ложится на подушку, раскинув свои длинные волосы почти по всей постели, и я оставляю на её лбу лёгкий поцелуй.       — Не хочу спать одна, — она выпячивает нижнюю губу вперёд, отчего я смеюсь.       — Что насчёт Сэма?       — Я согласна!       Сэм, всё это время сопровождающий нас, услышав своё имя, высовывает язык наружу и с частым дыханием запрыгивает к сестре. Он устраивается клубочком рядом с ней, и я, убедившись, что Леа в безопасности, задёргиваю шторы. Следом, коснувшись выключателя, погружаю комнату во мрак и желаю сестре доброй ночи.       На замену детским голосам из мультфильма приходит умиротворяющая тишина, однако не в моей голове.       «Ты был слишком груб. Она не заслужила», — без устали твердит мой внутренний голос, и мне приходится с шумом захлопнуть экран ноутбука, однако горделивый взгляд ни на мгновение не выходит из моей головы.       Хватаюсь за виски и громко выдыхаю через ноздри. Я ведь признался Моне, что она прекрасно выполнила свою работу, что ещё не так?       Так и с ума сойти можно.       Стягиваю с журнального столика телефон и, почти не глядя, открываю нужный диалог, сразу же начиная перебирать пальцами по клавиатуре.

ноа

месье психолог, не подскажешь, почему один человек может не выходить у другого из головы?

      На экране почти сразу же высвечиваются три плавающие точки, отчего я спокойно выдыхаю. Значит, ещё не спит.       раф       смотря, о ком речь       если это твоя бывшая, то…       Его сообщение заставляет меня закатить глаза и пожалеть о том, что я вообще написал.

ноа

дурак? я не о ней

в следующий раз напишу кому-нибудь другому. из тебя психолог, как из меня пекарь

      раф       Dieu merci!       ладно, давай серьёзно. о ком мы говорим?       Хотя мне не очень хочется говорить об этом другу, я знаю, что, пусть и после колких шуток, он даст ответ на мой вопрос и, может быть, даже поможет советом, так что я печатаю ответ:

ноа

о моне

      раф       будь ты сейчас рядом, увидел бы, как я скривился       ты нагрубил невинной девчонке, а теперь удивляешься?       это всё совесть, ноа!       на какой-то из моделей она должна была проснуться, я знал и оказался прав!       Его ироничным ответам я вздыхаю так громко, что, наверное, это могли бы услышать даже Леа с Сэмом за плотно закрытой дверью. Однако они меня устраивают — это звучит вполне логично.

ноа

и что делать?

      раф       понятия не имею       если увидишь её ещё раз — извинишься. искренне!       нет — придётся жить с чувством вины до конца дней…

ноа

спасибо за оптимизм

спокойной ночи, добрая душа

      Я блокирую телефон и откидываю его куда подальше. Однако, несмотря на неудовлетворение после совета друга, в голову закрадываются мысли о том, что, возможно, если бы я извинился, это действительно помогло бы мне всё забыть и, как и прежде, вернуться к безразличию.       Что же, я обязательно подумаю об этом тогда, когда проснусь…       Только вот, едва разлепив утром глаза, я хочу лишь одного — чтобы телефон, который по моей беспечности звонит прямо рядом с моим ухом, заткнулся к чёртовой матери. Я уже ненавижу того, кто позвонил мне в половину восьмого, хотя даже не знаю, кому именно понадобился в такую рань.       Потираю сонные глаза и вижу высветившийся незнакомый номер. Mon Dieu, пусть это будет что-то важное, иначе я за себя не ручаюсь.       — Да? — хриплым ото сна голосом отвечаю я, приложив телефон к уху.       — Месье Мартен? Вас беспокоит директор агентства «Éclat», Барбара Перрин.       Плюс балл за то, что сумели меня заинтересовать, заставив даже приподнять бровь так, словно на конце провода меня видят. Минус — за то, что разбудили.       — Мы получили фото, обработанные Вами, и, должна сказать… пожалуй, все в восторге. Всё то, что о Вас говорят, — правда, и мы убедились в этом на собственном опыте.       — Вы позвонили для того, чтобы похвалить меня? — демонстративно зеваю я. Нет, всё-таки я ожидал чего-то более интересного.       — Конечно, нет… то есть, не только для этого, — прокашливается мадам Перрин. — Наше агентство давно искало фотографа, который работал бы на постоянной основе, и Ваша кандидатура подходит как нельзя лучше.       После её слов я даже распахиваю глаза, которые сразу же закрываются вновь от ярких солнечных лучей, и принимаю сидячее положение. Беру свои слова обратно: она смогла меня заинтересовать.       Но нужно ли мне это?       — Я понимаю, такое решение принять нелегко, так что предлагаю встретиться сегодня в нашем агентстве и обсудить детали.       В трубке повисает молчание, и я понимаю, что она закончила свою речь. Дальше дело за мной.       Что же, если схожу — в любом случае, ничего не потеряю. И, если повезёт, встречу Мону и последую — хорошему или нет — совету Рафа. Пока не могу сказать, привлекает ли меня получение стабильной работы, но отказываться сразу точно не стоит. Я не из тех, кто предпочитает терять возможности.       — Я смогу приехать после обеда.       — Чудесно, — в её голосе слышится улыбка. — В таком случае, до скорой встречи, месье Мартен.       Надеюсь, Раф простит мне, если я приду в буланжери позже, чем обещал.