В объективе страсти

Если смысл жизни состоит в эмоциях, то я определённо делаю всё правильно.

      Модельное агентство «Éclat» расположено в более современном районе Парижа с новомодными зданиями в три-четыре этажа. Мне везёт, что оно находится неподалёку от фотостудии, так что после съёмки дорога к офису занимает всего несколько минут пешком. Прохожу по мощёной площадке с пышными зелёными деревьями, внимательно смотря по сторонам. Теперь я никуда не тороплюсь, так что могу в полной мере оценить безоблачное небо и лёгкий ветерок, что треплет мои волосы.              Несмотря на явно испорченное настроение, с улыбкой открываю массивную стеклянную дверь, потянув её на себя. Родные стены встречают суматохой, от которой я за две недели отсутствия успела отвыкнуть. Коллеги снуют в разные стороны с такой скоростью, что я даже не успеваю проводить их взглядом и почти врезаюсь в каждого из них.              Вивьен Бенуа, моя менеджер, уже должна ждать меня в своём кабинете, а потому я, в последний раз осмотрев неизменившееся убранство, направляюсь по лестнице вверх. По правде говоря, хотя фотосессия прошла неудачно, я невероятно рада вернуться в агентство. Не могу сказать, конечно, что скучала по всем, но по большинству — точно.              Стук чужих каблуков, ароматный запах сладких духов и негромкие обсуждения наполняют всё помещение. Когда я прохожу по длинным светлым коридорам, встречаюсь взглядами с сотнями таких же работников, как и я, каждый из которых одаряет меня широкой улыбкой. От тёплых приветствий мой путь становится длиннее, наверное, раза в два, но мне это даже нравится.              По мере приближения к кабинету мадам Бенуа переживания внутри меня постепенно начинают просыпаться. Мне остаётся лишь надеяться, что Мартен не доложил ей о моём опоздании. Хотя ему стоит отдать мне должное: пусть начали мы не с самой приятной ноты, сама съёмка прошла довольно неплохо. Не скажу, что мы сработались, но могло быть гораздо хуже.              Я не стучу в дверь менеджера — это одно из её давних предпочтений — и сразу же прохожу внутрь. Она по традиции сидит за стеклянным столом и, заметив моё присутствие, отставляет клавиатуру, над которой склонялась секунду назад, в сторону. От блеска в её уставших глазах, по которому я, признаться, скучала, внутри разливается приятное тепло, а все тревоги развеиваются.              Даже если Мартен рассказал ей всё, она, похоже, рада моему возвращению.              — Мона, дорогая! — Вивьен радушно встаёт из-за своего кожаного кресла на колёсиках и подходит ко мне.              Светлый брючный костюм молодит её лицо, на котором в силу возраста кое-где начинают проглядывать морщинки, а яркая алая помада придаёт выразительности. Мне всегда нравилось чувство стиля мадам Бенуа.              Она кладёт свои шершавые ладони на мои щёки и, чуть сжав их, несильно обнимает меня. Наши взаимоотношения уже давно лишены формальности, а то, что я обращаюсь к ней на «Вы», — лишь условность.              И всё-таки мне не хочется расстраивать её и лишать доверия ко мне. Так что я всё ещё надеюсь, что Ноа есть чем заняться, помимо того, чтобы докладывать Вивьен о моём опоздании.              — Присаживайся, — она выдвигает для меня бархатное кресло, а сама садится напротив, уперевшись подбородком в замок из рук. — Ну? Как прошла съёмка? — спрашивает Вивьен так, словно не моя начальница, сидящая в своём кабинете, а подружка за чашкой чая или бокалом вина.              Я прикусываю губу, незаметно постучав ногтями по колену. Похоже, она ничего не знает, и я всерьёз задумываюсь над тем, что, может, не стоит рассказывать о моей неудаче.              «Расскажи, — уговаривает голос совести. — Промолчи, — спорит другая часть меня. Та, которая не любит ошибаться».              И совесть побеждает, хотя я надеялась, что Вивьен ничего не узнает. Дело даже не в страхе, что рано или поздно моя ошибка может раскрыться, а в том, что я не хочу терять её благосклонность.              — Всё пошло не по плану, — вздыхаю я. — Багаж потерялся, и из-за этого я опоздала в фотостудию. Всего на пару минут, а съёмку чуть было не отменили! Месье Мартен был уверен, что я приду в готовом образе, и не рассчитал время для этого, — я раздражённо закатываю глаза, позволяя воспоминаниям вновь пробираться в мои мысли.              Вивьен лишь молча слушает, не произнося ни слова, из-за чего понять её реакцию на происходящее нелегко. Она лишь сужает глаза, время от времени кивая. В одном я уверена: по головке меня за такое точно не погладят.              — Но я смогла его переубедить, и в остальном всё, вроде как, прошло неплохо.              — Не удивлена, — она задумчиво потирает округлый подбородок двумя пальцами. — Я наслышана о том, что характер месье Мартена весьма… специфичен. Но, Мона, он профессионал в своём деле. Уже через несколько дней он отправит мне отредактированные фото, и ты сама в этом убедишься.              Спокойный голос мадам Бенуа позволяет мне расслабленно выдохнуть. Я знала, что Вивьен не так строга, как Ноа, но мне всё же нужно было убедиться в этом.              — Только впредь рассчитывай время с запасом. Кто знает, с кем придётся сотрудничать в следующий раз.              Я согласно киваю, закинув ногу на ногу и оперевшись одной рукой о спинку кресла.              — Так, с этим разобрались, — кивает Вивьен и вновь устремляет своё внимание к клавиатуре, быстро перебирая по ней пальцами, пока я терпеливо жду продолжения разговора. — Теперь перейдём к хорошим новостям, — она меняет позу, с лёгким шорохом поправляя свой костюм, и переводит взгляд с клавиатуры на меня. — Показ, на который ты была утверждена ещё до своего отъезда, состоится совсем скоро. Дизайнеры Dior уже подготовили новую коллекцию летней одежды.              Лёгкая, сдержанная улыбка появляется на моих губах. Даже не знаю, чего ждала больше, — фотосессии для обложки журнала или показа мод, организованного Dior. Это определённо станет лучшим пунктом в моём портфолио. Лето для меня — всегда некое новое начало, когда холодные и серые времена сменяются жарой и яркими красками, а внутри расцветают зачастую заснувшие на пору морозов эмоции.              А, учитывая количество важных событий, которые должны будут произойти приближающимся летом, в этом году оно обещает пройти незабываемо.              — И, Мона, — на её губах появляется предвкушающая улыбка, — показ будет проведён в Лувре.              В Лувре.              До этого мне приходилось бывать в знаменитом музее лишь в качестве посетителя. Но дефилировать там, примеряя на себе коллекцию всемирно известного бренда? От этого дыхание перехватывает, а уголки губ поднимаются ещё выше. Мои многолетние усилия, наконец, приносят свои плоды. До сестёр Хадид, например, мне, конечно, как пешком до Луны, но возможности, которые стало предоставлять агентство, похоже, начинают медленно собирать мой космический корабль.              — Ты справишься, — подбадривает меня Вивьен.              Наверное, я должна волноваться, но единственное, что я сейчас испытываю, — гордость за себя и благодарность тем, кто когда-то разглядел во мне потенциал. Теперь осталось лишь оправдать свои и их надежды, не подведя никого.              — Я справлюсь, — обещаю я ей с громким выдохом и наигранным беспристрастием.              Вера в меня — лучшая поддержка, и я знаю, что обязана поделиться новостью с Элиан, которая, не сомневаюсь, уже ждёт меня в своей студии.              Попрощавшись с мадам Бенуа, покидаю её кабинет и прижимаю к своей груди сумку, раз за разом прокручивая наш диалог в голове. Не могу поверить. Я не особый любитель хвастаться своими заслугами, но сейчас мне хочется кричать об этом на весь Париж, на всю Францию, чтобы те, кто не верил в меня, захлебнулись слюной зависти.              Останавливаюсь у двери со стеклянными вставками по бокам в студию, где, уверена, сейчас не покладая рук работает Элиан. Трижды стучу по деревянной поверхности и, не дожидаясь ответа, открываю её, просовывая голову внутрь. Я была права: подруга, увлечённая работой, крутится вокруг манекена и даже не поворачивается в мою сторону. Она всегда отключается от внешнего мира, когда создаёт новые образы.              Студия Элиан, в отличие от Ноа, выполнена в тёмных оттенках и не такая просторная. Зато ей удалось организовать рабочее пространство так, что уют чувствуется даже с другой стороны закрытой двери. А полупрозрачная ширма, разделяющая пространство на две неравные части, скрывает многочисленные швейные материалы.              Прокашлявшись, я тихонько прикрываю за собой дверь и медленно приближаюсь к подруге:              — Мадемуазель Делаж, Вы подготовили образ для следующей съёмки? — понизив тон, я внимательно наблюдаю за тем, как она собирает каштановые волосы в небрежный пучок, используя в качестве крепления обычный карандаш.              — Я почти за… — Элиан не успевает договорить — наконец, оборачивается ко мне лицом и, вызвав у меня своей реакцией смех, снимает с шеи сантиметровую ленту. — Мона, mon Dieu!              Чуть не снеся манекен с элегантным платьем на нём, она всплёскивает руками и сгребает меня в свои объятия. Я выше неё почти на целую голову, так что мне не составляет труда опереться подбородком о её макушку. Всё-таки работать с лучшей подругой в одном месте — это прекрасно.              Элиан звонко целует меня в щёку, оставляя на ней отпечаток своей коралловой помады, и в то же мгновение стирает его с моей кожи. На фоне играет расслабляющая музыка, которую подруга включает всегда, когда работает — говорит, это помогает настроиться на нужный лад.              — Почему ты не написала, когда прилетела? — скрестив руки на груди, спрашивает Элиан, но долго хмурить брови не может: пройдясь взглядом по мне от головы до ног, лишь тепло улыбается. — Макс встретил тебя?              При упоминании моего брата у нас обеих слишком разная реакция, чтобы можно было подумать, что мы говорим об одном и том же человеке. Пока я раздражённо закатываю глаза и сердито вздыхаю, подруга прикусывает губу и начинает нервно теребить подол своего свободного пиджака.              — Ага, как бы не так, — цокаю языком и провожу кончиками пальцев по идеально чистой поверхности деревянного стола. — Предлагаю прогуляться, мне есть что рассказать, — я иронично усмехаюсь, вспоминая события сегодняшнего дня. Потеря багажа, Ноа, Лувр…              «Какой ещё Ноа? — одёргиваю я себя. — Фотосессия — вот, о чём нужно рассказать Элиан!»              Нахальный фотограф и его высокое эго слишком сильно врезались в мою память, чтобы так просто забыть об этом. Мне всё же нужно выместить свою злость на него, высказавшись подруге, и, может быть, тогда моя злость сойдёт на нет. И почему люди, так норовящие вывести из равновесия, всегда остаются в мыслях так надолго?              Наверное, дело в том, что они вызывают куда больше эмоций, чем любая другая ситуация. Главное, что я не поддаюсь чужим провокациям.              — Как насчёт торгового центра? — задумчиво спрашивает Элиан, окинув взглядом свои принадлежности. Она заправляет за ухо пряди, падающие на большие ореховые глаза, скрытые за круглыми линзами очков без оправы. — У меня как раз закончились почти все нитки.              — Стилист без ниток? — смеюсь я. — По-моему, это всё, что нужно знать о твоей организованности, — на самом деле, Элиан — одна из самых ответственных людей, которых я знаю. Но никто из нас не робот, так что, пусть изредка, но она тоже может забыть что-то важное. Потянувшись рукой к чёлке подруги, я цепляю часть волос за забавную салатовую заколку, которая небрежно спуталась в её тёмно-каштановых локонах. — Так-то лучше.              — Спасибо, — кивает она, посмотрев на своё отражение в зеркале. — Я почти закончила с работой, так что, думаю, можем идти уже сейчас.              Я жду Элиан, стоя в приоткрытых дверях, пока она суматошно бегает по студии, складывая в свой рюкзак необходимые вещи. Она небрежно накидывает его на одно плечо, как только берёт всё самое нужное, и мы покидаем студию, выходя в коридор. Спускаемся по мраморной лестнице, попутно делясь друг с другом незначительными мелочами, происходящими с нами во время разлуки.              — Как тебе в итоге Барселона? Понравилась?              — Прекрасный город, если не учитывать типичных «горячих» испанцев, которые думают, что все девушки в восторге от их пошлых шуточек. И ты должна знать: я не прощу тебе, что должна была терпеть это одна! — сощуриваю глаза, угрожающе смотря на Элиан, когда мы оказываемся в холле.              — Это я тебе не прощу, что уехала без меня, — усмехается она, хотя мы обе знаем, что сейчас у неё в силу загруженности по работе вряд ли получилось бы взять отпуск.              Я собираюсь открыть массивную дверь, чтобы оказаться на тёплой улице, но знакомый голос заставляет меня застыть на месте, едва коснувшись пальцами холодной ручки.              — Габриэлла, — поворачиваюсь к коллеге с наигранной улыбкой, боковым зрением видя, как Элиан закатывает глаза. Она берёт меня за руку, пытаясь вывести на выход, но я продолжаю стоять ровно.              По правде говоря, я до последнего надеялась, что не встречу её сегодня, но надеждам, как я уже успела понять, не всегда суждено сбыться. И вот мне приходится почти что бороться взглядами с той, по кому скучала в последнюю очередь, находясь в солнечной Испании.              Наши отношения не сложились с первого дня моего пребывания здесь — Габриэлла сразу невзлюбила меня и старательно пыталась встать на моём пути, всячески мешая остаться в агентстве надолго. К счастью, ей это не удалось, и теперь нам приходится терпеть друг друга на протяжении вот уже года. Зависть — самая ужасная часть моей профессии. Наверное, так случается, когда кто-то видит в другом человеке конкурента, но я никогда не понимала этого.              Или, быть может, мне просто не с кем было конкурировать?              В любом случае, Габриэлла не кажется мне моделью, ради которой стоит убивать свои нервные клетки. А они, как известно, восстанавливаются очень медленно и даже не полностью, так что я, пожалуй, приберегу их для более важного случая.              — Я так рада, что ты вернулась, — её голубые глаза почти что пронзают меня насквозь, а кривая ухмылка противоречит словам. Габриэлла показательно плюётся желчью и довольствуется этим. — Ты же в Испании была, странно, что осталась почти такой же бледной поганкой, как и была.              Начинаем диалог с любезностей? Замечательно.              Порой мне даже забавно наблюдать за тем, как люди ненавидят тех, кто не сделал абсолютно ничего для этого.              — Хороший солнцезащитный крем творит чудеса, — спокойно отвечаю я. Мне даже нравится, как хладнокровно порой я могу реагировать на происходящее. Наверное, в какой-то степени это даже моё достоинство.              — Мона, пойдём, — Элиан, дёргая меня за рукав рубашки, всё пытается безрезультатно остановить нашу словесную перепалку, и это неудивительно. В отличие от меня, она сторонится конфликтов и старается игнорировать их.              Я так не умею.              — О, не торопитесь, — Габриэлла делает к нам шаг, откинув угольного оттенка волосы за плечи. — Я хочу вас кое с кем познакомить.              Прежде, чем я успеваю что-то понять, в холл, словно по призыву, входит тот, кого я ожидала увидеть меньше всего. Точнее, нет. Я вообще не ожидала увидеть его здесь.              Год назад я испортила ему жизнь, оставив почти ни с чем, а сейчас… Сейчас он стоит напротив меня в дорогом на вид костюме с идеальной укладкой и поправляет массивные часы на запястье, всем своим видом показывая превосходство.              Но мне не страшно. По крайней мере, я продолжаю гордо выпячивать подбородок и выгибать бровь в ожидании объяснений.              Элиан переводит испуганный взгляд с него на меня, а после — на Габриэллу, похоже, ощущающую себя победительницей. Но как бы не так.              — Реми Бернар, мой новый менеджер.              По блеску в сощуренных глазах я понимаю, что она в курсе некоторых… недосказанностей в наших отношениях. Очень больших недосказанностей.              Повторюсь: я не боюсь его, но всё же свожу брови к переносице, когда вереница вопросов окутывает мои мысли. Неужели Реми действительно смогли принять в «Éclat» после всего, что было? Если он попал сюда только благодаря своим грязным махинациям — чему я абсолютно не удивлюсь, — меня, вероятно, ждут трудности.              — Приятно познакомиться, мадемуазель Лагранж, — он протягивает мне руку, от которой я лишь демонстративно отворачиваюсь, скривив губы. У него что, амнезия? «Приятно познакомиться?» — Что же, мадемуазель Делаж? — поняв, что дружелюбия от меня не получит, Бернар пытается проделать то же самое с моей подругой, которая, в свою очередь, так же не реагирует.              Реми поджимает губы, словно искренне удивлённый нашим поведением. Словно это не он заставлял меня лгать начальству долгое время.              Зачем он вернулся?              Я убираю с губ наигранную улыбку, оставляя во взгляде сотню немых вопросов. Всё это выглядит до ужаса смешно, если не учитывать, почему нам пришлось попрощаться годом ранее.              — К чему этот цирк? — спрашиваю я. — Я вижу, что она всё знает, — кивнув подбородком в сторону Габриэллы, складываю руки на груди.              — Я надеялся сам сказать это, но и так сойдёт, — хмыкает Бернар, спустив рукава дорогого пиджака.              — Что вам нужно? — вступается Элиан, однако я уверена: больше всего на свете сейчас ей хочется уйти куда подальше. Но она знает, что этот человек не желает мне добра, а потому всё ещё остаётся рядом, хотя невольно сжимающиеся кулаки подруги напоминают о том, насколько ей некомфортно.              — Ничего, — пожимает плечами Габриэлла. — Просто решила познакомить вас со своим новым менеджером, — хищно приподнятый уголок губ почти кричит о том, что её слова — ложь. Ни на секунду не поверю в её «просто».              Едва заметно выдыхаю через рот. Они не смогут навредить мне как минимум потому, что моя репутация слишком чиста, а осквернить её будет очень тяжело.              — Если это всё, что ты хотела, Габриэлла, — я возвращаю на лицо наигранную улыбку, проходясь по ней угрожающим взглядом, — мы, пожалуй, пойдём, — беру напряжённую подругу за руку и веду в сторону выхода, но вновь останавливаюсь, обернувшись напоследок. — А ты, Реми, не забывай, как я загубила твою карьеру всего одним сообщением. И, если потребуется, мне не составит труда сделать это ещё раз.              — Боюсь, в этот раз тебе будет сложнее, Лагранж, — я не вижу лица Бернара, когда он говорит это, потому как уже открываю дверь, впуская в помещение горячий воздух, но голос не сулит ничего хорошего.              Не знаю, отчего он так уверен в своих силах, но пусть не сомневается в моих. Хотя с ключевого момента в наших взаимоотношениях прошёл целый год, мои воспоминания достаточно свежи, чтобы испытывать жгучую ярость при одном его имени.              Первые несколько минут мы с Элиан движемся в полном молчании. Я не говорю ни слова потому, что перевариваю произошедшее и выстраиваю в голове вероятные пути развития событий, подруга же — потому, что даёт мне время на эти самые размышления.              Покопавшись в сумке, я вынимаю с самого её дна картонный коробок, из которого ловко достаю тонкую сигарету. Закуриваю, но сизый дым, развеивающийся на тёплом воздухе, не способен хоть сколько-то успокоить внутреннее напряжение.              Прошлое всегда возвращается так негаданно, что порой я начинаю сомневаться: а всё ли зависит от нас? Если бы от меня зависело абсолютно всё, я бы, не задумываясь ни на секунду, заперла его в старом чулане и выбросила ключ куда подальше, чтобы больше никогда не видеться с тем, с чем однажды попрощалась.              Как мне казалось, навсегда.              Но ничего. Если я сумела справиться с Реми однажды, то смогу и ещё раз. Тем более сейчас он не связан со мной напрямую.              — Как ему вообще хватило смелости заявляться в агентство, где работаю я, после всего, что было? — наконец нарушаю тишину я и протягиваю Элиан тлеющую сигарету.              Она затягивается никотином и пожимает плечами:              — Я бы на месте Реми переехала в другую страну сразу после того, как ты перестала вестись на его манипуляции и доложила о том, каким образом он получал важные контракты, — выдохнув изо рта облачко дыма, рассуждает подруга. — Это же надо — додуматься давать взятки крупным изданиям! Ему повезло, что некоторые соглашались, а остальные просто посылали куда подальше. Но дело ведь могло дойти до кого-то выше.              — Я уже молчу о том, что он и меня заставлял участвовать в этом, — кривлюсь я и отмахиваюсь от назойливых воспоминаний. — Всё ещё помню, как боялась рассказывать директору агентства об этом.              По правде говоря, если бы сейчас меня спросили, почему я сразу не рассказала о коррупционных сделках, проводимых моим бывшим менеджером, у меня вряд ли нашёлся бы ответ. Едва ли я вспомню хотя бы одну очевидную угрозу с его стороны, но Реми, видимо, проходил курсы «Искусство владения манипуляцией», раз ему удалось так легко воздействовать на меня. Иначе я бы разрушила его карьеру ещё раньше.              И, говоря «разрушила», я преуменьшаю.              Его не просто с позором уволили, заставив принести мне публичные извинения — пост с ними, кстати, до сих пор должен храниться среди фото в его аккаунте, — но и внесли в «чёрный список» всех модельных агентств Парижа, лишив любой возможности устроиться в приличное место. Вот почему мои глаза стали размером почти в евроцент, и вот почему я на мгновение встревожилась, дала слабину.              Человек, долгое время обманом и работой с психологическими приёмами заставляющий меня скрывать свои грязные преступления, может совершить что угодно. И теперь, хотя Реми больше не мой менеджер, я должна быть готова ко всему.              Позже обязательно уточню детали у мадам Бенуа, уж она-то точно в курсе.              — В «Éclat» что, не знают о том, как он заключал договоры? Или им плевать, что контракты Бернара получались посредством взяток? — продолжает возмущаться Элиан и выбрасывает окурок в ближайшую урну.              Я складываю руки на груди, продолжая движение по брусчатому тротуару.              — Не думаю, что Реми удастся остаться в агентстве надолго, — я не могу быть уверена в своих словах на сто процентов, но, по крайней мере, очень надеюсь на это.              Как раз вовремя мы подходим к торговому центру, вход в который удобно расположен в углу узнаваемого османского здания, и, миновав карусельную дверь, проходим внутрь. Запах сладкой выпечки, искусительно выставленной на подсвеченных витринах, сразу же бьёт в нос, заставляя невольно вдыхать запах кондитерских изделий. Но Элиан не позволяет мне долго задерживаться рядом с «островками» — она точно знает, зачем мы пришли, а потому не теряет времени зря и ведёт меня на эскалатор.              Я заворожённо поднимаю голову так, словно оказываюсь здесь впервые. Но что поделать? Стеклянный купол в стиле ар-нуво, возвышающийся над центральным атриумом, пропускает сквозь себя яркие солнечные лучи и приковывает взгляд как коренных парижан, так и впервые оказавшихся тут туристов.              А при виде вывесок люксовых брендов я только и могу до неприятной боли покусывать губу. Хорошо, что со мной Элиан, иначе я бы точно скупала в торговом центре всё, что вижу, пока он не закрылся бы.              Или пока мой кошелёк не опустел бы.              В любом случае, подруга всегда, когда это необходимо, держит меня в узде, за что я ей несказанно благодарна.              В швейном отделе мне делать нечего, а потому я лишь со скучающим видом прохожусь мимо многочисленных стеллажей с предметами, необходимыми Элиан. Чувствую себя так, словно мне вновь двенадцать и мама заставила идти в супермаркет за продуктами.              Подруга советуется со мной при выборе цвета ниток, но я лишь пожимаю плечами и почти мгновенно выбираю тот оттенок, к которому у меня больше лежит душа. Она сощуривает глаза, ещё раз проходясь по нескольким вариантам оценивающим взглядом, но в конечном итоге всё-таки выбирает то, что выбрала я. Хотя не то чтобы я обиделась, если бы она поступила иначе.              Почему вместо того чтобы рассказывать Элиан о моём сегодняшнем дне и слушать о её, я должна ходить и выбирать… нитки? Скука смертная.              Спустя некоторое время — по моим ощущениям, год — она, наконец, направляется к кассе. Я победно выхожу из бутика, отделённого от остального торгового центра стеклянными перегородками, и останавливаюсь так, чтобы была возможность рассмотреть и другие магазинчики.              Но мне приходится проморгаться и медленно обернуться, когда в зону видимости попадает слишком знакомая светловолосая макушка.              Стоп. Мне что, не показалось?              Предвкушающая ухмылка появляется на моих губах, когда я закидываю сумку на плечо и, не дожидаясь Элиан, направляюсь в сторону своего брата. Он повёрнут ко мне спиной, и это играет мне на руку — сложив руки на груди и прокашлявшись, привлекаю к себе внимание, встав в угрожающую позу.              — Максимилиан Лагранж, — чеканю я, заставив его остановиться.              Я знаю, насколько он не любит это прозвище, а потому нисколько не удивляюсь скривлённым губам, когда Макс поворачивается ко мне лицом. Напротив, это приносит мне странное удовольствие.              — Твои съёмки уже закончились? — спрашивает он с натянутой улыбкой. Должно быть, уверен, что это сгладит мои эмоции, но нет уж.              Проходит всего мгновение после моего кивка, как я оказываюсь втянута в крепкие объятия. Макс треплет меня по волосам, заставляя раздражённо рыкнуть и попытаться отстраниться, но брат объективно сильнее. Его тренировки точно не проходят даром — мускулистые плечи видно за километр, — и я, понимая, что проиграла в этом раунде, сдаюсь.              С вероятностью девяносто девять процентов никто и никогда не услышит этих слов, сказанных мной, но да. Я скучала по своему идиоту-брату.              И, похоже, не только я.              Как только Макс, наконец, отпускает меня, я набираю полную воздуха грудь и замечаю, как Элиан уже подошла к нам. Он переводит взгляд глаз — родители говорят, что свои я переняла от брата — на подругу, отчего её щёки почти вмиг покрываются пунцовым румянцем. Что тут сказать? Хотя из нас двоих Элиан всегда была и остаётся холодным разумом, в такие моменты мне хочется закрыть лицо рукой.              — За «Максимилиана» ещё получишь, мелочь, — Макс пригрожает мне пальцем.              — У вас же всего год разницы, какая она тебе мелочь? — вступается за меня подруга.              — Вот именно, — киваю я. — Это тебе за то, что не забрал меня из аэропорта.              Элиан хихикает в кулак, а Макс показательно закатывает глаза, точно как в детстве.              — Мне нужно было на работу, ты же знаешь, — оправдывается он, смотря на меня свысока недовольным взглядом. — Опоздать на фотосессию, между прочим, не то же самое, что опоздать в суд, работая адвокатом.              Протяжный стон вырывается из моей груди, но всё же я вынуждена согласиться. Пока я проходила обучение в различных модельных школах, Макс учил законы и получал высшее образование в сфере юриспруденции, так что сейчас получает немалые деньги за выигранные дела — которых, кстати, у него достаточно.              — Ладно, так уж и быть, один-один, — с игривой ухмылкой соглашается брат. Тоже мне, одолжение сделал.              — Предлагаю сходить перекусить, — Элиан переминается с ноги на ногу, кусая нижнюю губу. Слишком, слишком заметно. — Заодно, Мона, расскажешь, как прошла съёмка.              — Согласен, — Макс обнимает нас обеих за плечи, притягивая к себе.              И подруга, в отличие от меня, отстраниться не пытается.              Впрочем, я не считаю, что это моё дело — не лезла раньше, не полезу и сейчас, — так что просто, старательно делая вид, что ничего не замечаю, веду их в сторону того самого «островка» на первом этаже, который заприметила, как только мы переступили порог торгового центра.              По правде говоря, мой пыл рядом с близкими людьми угасает, и теперь мне не очень-то и хочется портить радостную встречу не самыми приятными воспоминаниями о стычке с Ноа, но я обещала, а потому, когда мы садимся за деревянный столик на открытой террасе перед входом в торговый центр, я начинаю рассказ. Сама не знаю, нарочно или нет, но он получается гораздо менее эмоциональным, чем я планировала изначально. Может быть, дело в том, что злость на Ноа постепенно сошла на нет, а может, в сладком эклере, крем которого почти что тает на языке. Всё-таки с выпечкой во Франции не сравнится ничто.              Макс же заказал себе излюбленную булочку с шоколадом, начинка которой забавно испачкала уголок его губ, а Элиан отдала предпочтение тарталетке с лимоном. И, наблюдая за тем, как она с усмешкой смотрит на моего неаккуратного братца во время моих слов, я принимаю волевое решение: больше не буду добровольно собираться с этими двоими одновременно. Мне, между прочим, нужна реакция подруги, а не её бесконечные взгляды в сторону Макса.              — Вот так я чуть не лишилась этой фотосессии. Если бы не придумала ничего, плакала бы мечта о фото на обложке журнала, — подвожу итог, хотя у меня появляется ощущение, что я говорила сама с собой.              — Героиня, — посмеивается Макс, когда я замолкаю, откусывая кусочек эклера. — Нет, правда, у меня с такими разговор короткий, вы знаете. Что-то не нравится — au revoir.              Я лишь пожимаю плечами — в этом мы всегда отличались. Мне нетяжело промолчать, если от этого зависит что-то важное для меня, что до брата… он за словом в карман не лезет, и вы обязательно узнаете, что раздражаете его, в ту же секунду, как он почувствует недовольство. Однако в иных случаях я тоже бываю остра на язык. Опять-таки, если это не касается чего-то значимого для меня.              Иногда кажется, что я коплю своё спокойствие для определённых моментов. Как, например, сегодня.              — Думаю, Мона и Ноа оба виноваты, — подключается к обсуждению Элиан, которая, по-видимому, всё-таки слушала меня. — Я тебе столько раз говорила, что время всегда нужно распределять с запасом! — напоминает она с видом строгой мамочки. — А он, ну… — подруга запивает сладость горячим какао, — мог бы войти в положение и быть повежливее.              Ответить и возразить или согласиться — сама не знаю точно, что испытываю сейчас — я не успеваю: мои мысли прерывает телефонный звонок. На экране высвечивается незнакомый номер, и я лишь пожимаю плечами на немой вопрос в глазах Макса и Элиан.              — Добрый вечер. Мадемуазель Мона Лагранж? — спрашивает незнакомый мужской голос, на что я даю утвердительный ответ. — Вы оставляли заявление об утере багажа. Он нашёлся, и Вы можете получить его, как только будете свободны.              Мои глаза, должно быть, загораются. Я уже успела было попрощаться со своей одеждой и сувенирами из Испании!              — Большое спасибо! — благодарю я, встречаясь с непониманием во взглядах напротив. — Я буду через сорок минут.              — Кто это был? — взволнованно спрашивает Элиан. Похоже, моя реакция была слишком бурной.              Закинув в рот последний кусок мягкого эклера, встаю из-за стола и набрасываю на плечо сумку.              — Из аэропорта звонили. Мой чемодан нашли! И ты, Макс, сейчас отвезёшь меня туда.              Радость за меня в изумрудных глазах брата вмиг сменяется мучениями, сопровождаемыми демонстративным стоном. Я подхожу сзади него и, взяв его руку в свою, пытаюсь заставить Макса сдвинуться с места.              — Давай, поднимай задницу, — пыхчу я, но понимаю, что даже при всей моей силе меня ждёт поражение. — Макс!              — Mon dieu, Мона, тебе бы машину купить, — он всё-таки встаёт под смешки Элиан, но делает это столь раздосадованно, словно я заставляю его разгружать поезда.              — Вот ты и подари ей, — губы подруги расплываются в победной широкой улыбке, обнажая ряд верхних зубов, и я даю ей «пять».              Брат лишь в очередной раз закатывает глаза.              — Выкатятся скоро, — я пихаю Макса в бок, когда он, нажав кнопку на ключах, снимает машину с сигнализации.              — Я сейчас передумаю, — он огибает свою белую Renault с другой стороны и открывает водительскую дверь, после чего ожидающе садится внутрь. Звук мотора доносится до ушей уже через секунду.              Элиан, подобно нам, встаёт из-за стола и, будучи более ответственной, выбрасывает одноразовую посуду в урну неподалёку. Я же в это время занимаю переднее место, сразу же пристёгиваясь и чувствуя, как холод кожаного сиденья приятно остужает ноги.              — Поезжайте без меня, — наклонившись надо мной, говорит она. — Мне ещё кое-что закончить в студии надо, так что потом спишемся. Расскажешь, как всё пройдёт.              — Оставлять меня одну входит у тебя в плохую привычку, — щурюсь я, вспоминая, как была вынуждена лететь в Барселону наедине с собой.              — В этот раз с тобой Макс, — подмигивает Элиан, покосившись в сторону скучающего брата.              Подруга целует меня в щёку и, не давая возможности что-то ответить, захлопывает дверь, отчего Макс зажмуривается. Порой возникает ощущение, что машина ему дороже… всего. Элиан машет нам на прощание рукой, и авто с характерным рёвом выезжает на дорогу.              — Надеюсь, ты помнишь о нашей традиции? — спрашивает Макс, одной рукой выкручивая обитый кожей руль, а другой опуская солнцезащитный козырёк.              — Меня не было две недели, а не два года, чтобы я об этом забыла, — теперь моя очередь закатывать глаза. — Так что да, я помню.              Надеваю на глаза очки с тёмными линзами, с предвкушением представляя встречу с мамой и папой. С того момента, как мы с Максом переехали в свои квартиры, у нас появился обычай: каждое воскресенье, несмотря на обстоятельства, мы приезжаем в родительский дом и хорошо проводим время. Думаю, это позволяет нам не отдаляться друг от друга, а в трудные моменты — понимать мне, что я не одна.              Многие удивляются, когда я рассказываю о взаимоотношениях с родителями: почему-то в нашем мире хорошая семья — большая редкость, и мне, похоже, очень повезло. Однако так было не всегда, но об этом чуть позже.              До аэропорта мы добираемся на удивление быстро. Под весёлый диалог с братом время пролетает слишком незаметно, чтобы я не приподняла брови, как только его машина паркуется у входа внутрь.              — Сходить с тобой или подождать тут? — спрашивает Макс, поворачивая ключ в замке зажигания и глуша двигатель, отчего машина замолкает и перестаёт вибрировать.              — Я сама, — уверенно отвечаю я и выхожу из машины, предварительно оценив на удивление стойкий макияж в зеркале заднего вида.              — Дверь! — кричит мне вслед брат, когда я ненароком захлопываю её сильнее положенного, но в ответ лишь посылаю ему шутливый воздушный поцелуй.              Парящей походкой и в куда более хорошем расположении духа, чем когда уходила отсюда, прохожу по длинному залу аэропорта. В моей памяти отложился путь до необходимого офиса, так что я не оглядываюсь по сторонам, направляясь туда. Так странно быть здесь не по причине отлёта, и я даже не знаю, рада ли этой мысли.              По дороге к пункту выдачи утерянного багажа в голове появляются мысли о том, что именно должно быть в чемодане. Сувениры, одежда — всё это понятно. Но самое главное — это то, что я заранее оставила поверх остальных вещей. Забавный образ спонтанного подарка подруге вызывает на моём лице широкую улыбку. Прохожие непонимающе оглядываются на меня, едва сдерживающую смех и постепенно переходящую на бег, но мне, мягко выражаясь, всё равно.              Почему я не могу смеяться, когда хочу этого?              Останавливаюсь у нужной мне двери и, выдохнув, трижды стучу костяшками пальцев по стеклу, скрытому жалюзи с другой стороны. Захожу внутрь с нескрываемой радостью, когда слышу короткое и громкое «войдите!»              — Добрый вечер, — коротким кивком встречает меня работник, с которым я уже встречалась сегодня, на что я отвечаю ему тем же.              Мой чемодан ожидающе стоит у деревянного стола, заваленного кучей бумаг. Наверняка среди этого безобразия затерялось моё заявление, но сейчас мне до этого нет дела. С плеч словно спадает многотонный груз, когда я убеждаюсь, что багаж действительно нашёлся.              — Присаживайтесь, — жестом руки приглашает меня мужчина в потрёпанное кресло, но я отказываюсь, предпочитая постоять.              Не решившись настаивать, он роется в тумбе и вынимает оттуда несколько бумаг, после протягивая их мне.              — Подпишите, пожалуйста, здесь, здесь и здесь, — он указывает пальцем в нужные графы, и я, не особо вникая в написанный на листах текст, оставляю росписи.              Сейчас это — обычная формальность.              — Это всё? Я могу проверить содержимое чемодана? — нетерпеливо спрашиваю я с тремором в кончиках пальцев.              — Конечно, мадемуазель.              Однако по мере того, как я приближаюсь к найденному багажу, мои брови всё больше хмурятся. Что-то не так: на пластиковом корпусе моего чемодана абсолютно точно было больше царапин. Да и, взяв его в руки, я понимаю, что он гораздо легче по весу, чем тот, что я сдавала.              Ладно, мне просто нужно открыть его.              Положив чемодан пластиковой крышкой на пол, я тяну за бегунок на молнии и, чуть зажмурившись, смотрю на содержимое внутри.              Подождите…              Это не мой чемодан.              Радость в глазах вмиг сменяется непониманием и попыткой осознать происходящее. Готова поклясться: моё настроение никогда не менялось так быстро.              Я точно не брала с собой мужские футболки и брюки. Не знаю, на что я надеюсь, но продолжаю отодвигать в сторону определённо точно не мои вещи с почему-то не умирающей надеждой.              — Это не мой чемодан, — бормочу я, не отрывая взгляда от чужой одежды.              — Как — не Ваш? — по недоверчивой интонации и ошарашенному взгляду понимаю, что работник в таком же ступоре, что и я. — Других утерянных вещей не было найдено, и заявлений никто не писал… — почёсывает он затылок.              — Тут чужие вещи, — пожимаю плечами, и мой взгляд цепляется за визитку в сетке.              Потянувшись за ней, я вытягиваю красочную карточку с изображением трёхслойного торта на ней. «La petite boulangerie» и её адрес указаны на передней части, а на задней — лишь номер, судя по всему, принадлежащий хозяину буланжери и, надеюсь, чемодана, Рафаэлю Кюри.              У меня больше нет выбора, так что вынимаю из сумки телефон и сразу же набираю написанные на визитке цифры. Гудки длятся, кажется, бесконечно, пока мне, наконец, не отвечает оживлённый мужской голос со звоном посуды на фоне.              — Добрый вечер, — здороваюсь я. — Месье Рафаэль Кюри?              Голос с той стороны даёт утвердительный ответ.              — Произошла такая ситуация… — неловко начинаю я, прокашлявшись. Он ведь может быть даже не связан с этим чемоданом! — Мой багаж был утерян в аэропорту, а, когда его нашли, оказалось, что нашли не мой. Не уверена, что звоню по правильному номеру, но я нашла Вашу визитку там, так что…              — Погодите, — перебивает меня месье. — Пластиковый жёлтый чемодан? Нашли его?              Надежда вновь просыпается во мне.              — Да, его, — подтверждаю я.              Похоже, эта новость радует Рафаэля:              — Примите мои извинения, мадемуазель. Я так торопился после посадки, что, похоже, по ошибке забрал Ваш чемодан, они у нас почти одинаковые, — тараторит он, а я не скрываю усталого хныканья.              — Вы уверены, что забрали именно мой? — с недоверием спрашиваю я. Мало ли, какие ещё испытания меня ждут ещё. В следующий раз запишу себе на лбу: делать всё заранее.              На несколько секунд в трубке повисает молчание, от которого мне даже приходится проверить, что месье не завершил звонок.              — Мне неловко это спрашивать, но… — теперь его очередь прокашляться. — Когда я открыл чемодан, нашёл там много женской одежды и мыло в виде… — Рафаэль снова выдерживает паузу: — мужского органа.              От комичности ситуации я не удерживаю нервного смешка. Зато так я точно могу быть уверена, что мои вещи у него.              — Да, это точно мой, — уверенно и как ни в чём не бывало отвечаю я. Незачем ставить его в ещё большее неловкое положение.              Рафаэль издаёт облегчённый выдох, и я замечаю, как работник аэропорта всё ещё заинтересованно слушает наш диалог.              — Можем ли мы как-то встретиться, чтобы обменяться чемоданами? — задумчиво предлагаю я, но вновь встречаюсь с недолгой тишиной.              — Боюсь, у меня сейчас слишком много дел… — бормочет он едва разборчиво. — Как насчёт моего друга? Я дам Вам его номер, и он встретится с Вами вместо меня.              Я негромко вздыхаю. Мне вообще плевать, кто из них вернёт мой чемодан. Лишь бы побыстрее.              — Хорошо, я слушаю номер.              Рафаэль медленно диктует мне цифры, которые я записываю в заметки своего телефона. Прощаюсь с ним, а затем — с виновато извиняющимся работником и в очередной раз покидаю помещение. Надеюсь, в последний раз.              Усталость от осознания того, что история с утерянным багажом всё ещё не окончена и, более того, является следствием моего выбора, накрывает меня с ног до головы. Я просто хочу забрать свой чемодан и вернуться в свою квартиру с видом на Эйфелеву башню, принять горячую ванну с пеной и лечь в мягкую кровать.              Слишком много событий за один день после двухнедельного отпуска — после такого, кажется, придётся брать ещё один.              Когда я подхожу к машине, Макс, заметив меня, выходит из авто и забирает чемодан из моих рук, чтобы оставить его в не очень вместительном багажнике. Он выглядит таким воодушевлённым от желания как можно скорее оказаться дома, что я даже не хочу его расстраивать.              Я сажусь внутрь и сразу же набираю в телефоне записанный ранее номер, пока Макс возится с багажом. Друг Рафаэля не отвечает слишком долго — настолько, что мой брат успевает вернуться и выехать с парковки, не забыв окинуть меня вопросительным взглядом. Ему всегда обязательно знать, с кем я разговариваю по телефону.              Гудки прекращаются как раз в тот момент, когда я начинаю думать, что ответа сегодня не получу, и от спокойного голоса на другом конце трубки тревожность почти что улетучивается. Осталось договориться о встрече и просто забрать свой багаж.              Больше ведь не должно произойти никаких приключений? Что здесь может пойти не так?              — Да, Раф предупредил меня, — подтверждает он, когда я здороваюсь и ввожу его в курс дела. Голос кажется отдалённо знакомым, но я не обращаю на это внимания. — Мне нужно время, чтобы сходить к нему и забрать чемодан. Как насчёт встретиться через сорок минут у Триумфальной арки?              Я начинаю кивать так интенсивно, словно парень — судя по голосу, мы примерно одного возраста — видит меня.              — Да, конечно. Мне будет удобно.              — Тогда до встречи, — прощается он и сразу же сбрасывает звонок.              Сейчас меня не волнует, что парень даже не дождался, пока я отвечу хоть что-нибудь. Единственное, что имеет значение, — мой чёртов чемодан. После всех событий я даже мельком задумываюсь о том, а нужен ли он мне уже?              Но проделанный путь не должен быть пройден впустую, так что — да. Определённо нужен.              — Кто это был? — спрашивает Макс и открывает окно, впуская в салон свежий воздух.              — Понятия не имею, — честно отвечаю я и устремляю взор вперёд, почти расслабленно откинувшись на спинку мягкого кресла. — Дело в том, что они нашли не мой багаж — он оказался у какого-то парня, этот парень слишком занят, так что сейчас мне нужно встретиться с его другом, чтобы он обменялся со мной чемоданами… — тараторю я почти без остановок, потому что у меня почти не остаётся сил на подробные рассказы. — Так что сейчас едем не домой, а к Триумфальной арке, — подытоживаю я.              — Чего? Ты ещё быстрее говори, так я тебя точно пойму.              Цокаю языком и закатываю глаза в манере брата:              — Потом подробнее объясню, но сейчас нам нужно к Триумфальной арке, — повторяю я.              — Нам? Или тебе? — откровенно издевается надо мной Макс с ухмылкой на губах.              — Нам, нам, — неискренняя улыбка растягивается на моём лице. — Ты же не хочешь, чтобы твои друзья узнали полную форму твоего имени? — наивно хлопаю глазками, когда желваки на его скулах начинают подёргиваться: о да, я знаю, куда бить.              — Какая же ты шантажистка, — протягивает он, и я принимаю это как согласие с моими условиями.              — Какая есть, — пожимаю плечами и, удовлетворённая исходом, кажется, миллионного из наших споров, поворачиваюсь к приоткрытому окну, наблюдая за пейзажами Парижа.              Пытаюсь сосредоточиться на предстоящей встрече, пока Макс уверенно ведёт машину. Наверное, я не доверяю так, как своему брату, ни одному водителю с большим стажем, но ему об этом знать не обязательно — зазнается ещё.              Чувствую лёгкое волнение, собирающееся в кончиках пальцев. Учитывая всё произошедшее за сегодня, я даже представить не могу, что может меня ждать.              Надеюсь, ничего, кроме обмена чемоданами.              Мы подъезжаем чуть раньше, чем договорились с другом Рафаэля — я так и не узнала его имени, но не то чтобы очень хотелось, — и Макс старательно ищет глазами свободное место на парковке, как только мы оказываемся в зоне Елисейских полей. Туристов здесь гораздо, гораздо больше, чем в других районах Парижа. Оно и понятно — тут и всемирно известная Триумфальная арка, и Эйфелева башня в двадцати минутах ходьбы, и бутики с самыми узнаваемыми брендами, и лучшие рестораны.              — Смотри, там свободно, — я указываю пальцем в сторону только-только освободившегося места неподалёку от пункта назначения.              Пока Макс паркует машину под раскидистым деревом, я наслаждённо наблюдаю за горизонтом. День пролетел незаметно, и я даже не заметила, когда солнце стало медленно опускаться. Небо окрашивается в градиент, переходящий из нежно-розовых оттенков в оранжевые, и я не могу не сфотографировать это.              Выйдя из машины, брат первым делом помогает мне достать из багажа чемодан. Чтобы добраться от места, где он припарковался, необходимо пройти через подземный переход, так что Макс принимает решение помочь мне. Я, конечно, не отказываюсь. Если выбирать между гордостью, везя за собой шумный чемодан, колёсики которого подскакивают на стыке плиток, и помощью брата, чтобы идти налегке, я не задумываясь выберу второе.              У Триумфальной арки мы оказываемся спустя каких-то две минуты, окружённые туристами. Макс отходит в сторону — ему нужно позвонить кому-то, — пока я жду друга Рафаэля у одной из вертикальных опор. До моих ушей доносится речь на совершенно разных языках — и английский, который я неплохо понимаю, и русский, и даже немецкий. Забавно, что в центре Парижа услышать французский можно гораздо реже.              Внезапно понимаю, что я ведь даже не знаю, как выглядит тот, с кем я должна встретиться, но отчаянно надеюсь, что узнаю его по собственному чемодану. Или он меня.              Я внимательно осматриваюсь по сторонам, чтобы не упустить из виду нужного мне человека, и время от времени даже поглядываю на телефон, проверяя, не звонил ли он мне. И, когда я в очередной раз поднимаю взгляд, наконец замечаю очертание знакомого чемодана.              Двигаюсь в его сторону, обходя многочисленных туристов, но останавливаюсь на середине пути. Слишком знакомый мужской силуэт…              Стоп… Да вы что, шутите надо мной?              Мой багаж в руках Ноа. Того самого, ага.