не обнажённые, а голые

Обычная пятиэтажка, обычный подъезд, обычный Лёшка с несколько апатичным видом и растрёпанными волосами. Пряди на затылке, будучи чуть короче основной массы растительности на голове, вились вихрами во все стороны. Из-под замызганной домашней футболки игриво выглядывали расстёгнутые чёрные джинсы, очевидно, натянутые наспех. Лёшка при этом выглядел так, будто ожидал, что рано или поздно я приду, его лицо не выражало удивления. Круглые выпуклые глаза были безразлично полуприкрыты, провоцируя меня на мысль с долей упрёка: «Ты что, блаженный?» Всё, на что меня хватило, это протянуть ему банку с витаминками. Жёлтые шарики издали громкий перекатывающийся звук внутри пластикового домика, этот звук эхом отразился от потрескавшихся стен подъезда. Лёшка сделал шаг назад, приглашая меня войти, прокомментировал это весьма лаконично: «Никого нет, мать на дежурстве.» Прихожая представляла собой аномально длинный коридор с одной дверью в санузел, о чём говорила наклейка с писающим мальчиком на ней, и единственным поворотом налево в конце, в остальном ничего удивительного. Мебельные изыски ограничивались длиннющим советским шифоньером с зеркалом на дверце, а линолеум, которым был выстелен пол, в характерную такую оранжевую окраску под паркет, можно было увидеть в каждой третьей или даже второй квартире. Лёшка не стал дожидаться, когда я расшнурую свою ботинки, и прошёл по коридору дальше, а я поспешила за ним. Поворот в конце коридора вёл на кухню, из кухни можно было пройти в гостиную, а в гостиной меня ожидало три дверных проёма: на балкон и в две спальни. Каждая из пройденных комнат была небольшой по площади и обставлена довольно скромно. Конечным пунктом путешествия по чудесам планировки стала комната Лёшки. Как любая комната подростка, она была неприлично захламлена одеждой, безделушками, стены увешаны плакатами, вырванными из журнала Браво. Одна из стен содержала фотообои с видом ночного города. Моё внимание привлёк книжный шкаф, пестрящий довольно яркими именами, но каково было моё удивление, когда взяв одну из книг с полки, я увидела на её обложке обнажённую женщину. А затем ещё и ещё, и вот я уже держала в руках стопку эротической литературы. — Что? — Лёшка обратил внимание на моё замешательство. — Да ничего… — И вправду ничего. Мне было нечего ответить, не было ни повода возмутиться, ни повода для похвалы, один только немой вопрос, зеркалящий Лёшин. — Коллекционирую. Очень интересно, между прочим. Вот те, что ты держишь, выпускали в начале девяностых. А вот эти ещё в советском союзе. Классика эротики на самом деле. А вот с этого, — парень любовно провёл пальцами по корешку одной из книг, стоящих на полке, — слизан сюжет для фанфика, который недавно в кино выходил, как его, 60 оттенков синего, что ли. — Необычное увлечение, — почти формально отчеканила я. Было видно, как эта тема важна и интересна моему однокласснику, и хотя я уже в некоторой степени пожалела о своём любопытстве, моим долгом было поддержать этот разговор, — и ты все их читал? — Вот ты, наверное, думаешь, что я какой-то бешеный, а что если я скажу тебе, что в этих, казалось бы, похабных книженциях, наполненных только развратом, на самом деле содержится глубокая философия, которая не настолько далека от современной? Ты что-нибудь слышала о либертинах? — Я кино смотрела. Ещё слышала режика застрелили после съёмок. — Ладно, об этом можно как-нибудь в другой раз, очень уж широкая тема. На самом деле мой отец любил всякое бульварное чтиво, а эти книги купил только потому, что у них сиськи на обложках. Это уже я разглядел в них смысл и превратил в полноценную коллекцию. — А где сейчас твой отец? — Не знаю. После этого Лёшка замолчал. И я тоже. «Ты опять всё испортила, вечно ты всё портишь,» — прошептала язвинка внутри головы. И вправду, за всё время я ещё ни разу не сделала для Лёшки ничего хорошего, только лезу с глупыми расспросами и беспонтовыми авантюрами. Раньше я и не замечала, сколько неприятностей приношу. Незаметно к горлу подступил ком жалости к себе, хотелось расплакаться, но это окончательно бы всё испортило. Нужно было максимально удержать себя в руках. Моё тельце осело на незаправленный диван. Должно быть вид у меня был совсем жалкий. Со стен на это безобразие пристально смотрели Роберт Смит и The Cure, The Smiths и ещё пара незнакомых мне исполнителей. Лёшка вздохнул, присел слева от меня, в своей манере повытягивал губы и продолжил: — Да бог с ним, с этим отцом. Спасибо, что пришла, на самом деле. Очень мило с твоей стороны. Мне теперь не так тоскливо. Скучно дома. — Простуда? — спросила я, хлюпая носом. — Да нет, если честно, просто проёбываю. Что-то вроде дневного стационара. Получил в дурке освобождение на месяц, так что в школе не скоро увидимся. Серый ко мне пару раз заходил, и ты сегодня. — А что у вас?.. — очередной бесцеремонный вопрос вырвался из меня раньше, чем я смогла его осознать. Мне было интересно, но спрашивать напрямую, пожалуй, не стоило. Какая же я… — Не знаю, как на это ответить, давай я скажу, что всё непросто. — В меру скрытный ответ Лёшки не был прямым, но давал примерное понимание ситуации. — Ты прости меня. Я только об одном и думаю, что в субботу… Но Лёшка не дал мне договорить. — За что? Хорошо посидели. Не помню, когда мне было весело в последний раз. Знаешь, я по секрету тебе скажу. — Парень сделал продолжительную паузу, после шумно вздохнул и продолжил. — Однажды я выпил блистер и бутылку пива и пускал пену изо рта, так что это всё ерунда. Просто сладко выспался. Я тоже должен был предупредить, что мне на самом деле нельзя пить. Это ты извини что напугал. Мы помолчали ещё немного. С Лёшей без этого никак. Сегодня он, кажется, и без того превысил лимит слов и собственной открытости. Мне было неожиданно приятно видеть, как он начинает мне доверять. Плакать по-прежнему очень хотелось. — Ты очень милый. Если можно, я пойду?.. А то я сейчас разрыдаюсь. — Ну если ты считаешь, что так нужно. Мы двинулись к выходу. Прежде, чем скрипнула дверь и щёлкнул поворот замка, Лёша удостоверился, что я приду в грядущую субботу. Я решила прогуляться до дома пешком и немного подумать о своей жизни. Дорога заняла всего час, дома меня ждали слойки с крахмальным повидлом из магазина. Аппетита особо не было, но я запихнула в себя одну, чтобы родители не смогли распознать, что со мной что-то не так, и быстро пробежала в комнату, продолжая активность рефлексирующей красотки. Ком в горле к этому времени уже отступил, но общее настроение было, мягко говоря, не очень. Я не ожидала от себя такого, если честно. Кажется, что всё хорошо, ничего не случилось, но почему-то кошмарно накрыло, куда-то подевались и смелость, и безрассудство, что-то большое и чёрное не давало взглянуть на прошедшее время с позитивной стороны. Было неимоверно жалко себя и стыдно за каждую ошибку. Я бессмысленно скроллила ленты всех имеющихся соцсетей вверх и вниз, дождалась, когда все уснут, покурила в форточку. Увидела Еву в сети. Пальцы застучали по клавиатуре. — Как думаешь, хороший человек это какой? — спросила я свою лучшую подругу. — Ночное философствование? ХD — ответ не заставил себя долго ждать. Следом последовало ещё одно сообщение. — Я не могу дать инструкцию, может, хороших и плохих вообще не бывает, а может и бывает, но не мне судить, пусть макаронный монстр рассудит. Я плохих не знаю, мои друзья все хорошие. Подумала над словами Евы. Может и вправду нужно просто жить, а египтяне, весы, пёрышко и крокодилы будут в конце? И винить себя за все беды было слишком самонадеянно?