не обнажённые, а голые

Мне очень повезло, что улица Пушкина дом Колотушкина, куда меня направил Акелла, находилась в пешей доступности. Большая табличка с адресом украшала стену старого здания, рядом с ней висела другая: «Дом образцового порядка». Под окнами за серо-голубой оградой бесформенной коричневой массой распластались замёрзшие цветы. Сверху на куче компоста лежали редкие белые и оранжевые окурки. Стуча ботинком по выложенным новенькой каменной плиткой ступенькам, я несмело потянулась к домофону и набрала три цифры. Не успел раздаться гудок, так дверь тут же открылась, чуть не сбив меня с ног. От падения меня уберегла знакомая рука с длинными пальцами, затянувшая моё жалкое неуклюжее тельце в подъезд. — Привет, дорогуша, что ж так долго? Мы тебя заждались. Поднимайся скорее. Квартира Акеллы находилась на втором этаже. От самой двери в подъезд, по длинному коридору и до потёртой двери в квартиру он не отпускал моей руки. Мне это показалось чем-то неловким. Повезло, что он жил всего лишь на втором этаже, а не каком-нибудь пятом. Как только открылась дверь в квартиру, в нос ударил запах застарелого табачного дыма и какого-то сладкого парфюма. Кажется, куда бы я не пришла, меня будут преследовать запахи и внешние признаки такой пагубной привычки как курение. И несмотря на весь вред для здоровья, о котором люди непременно знают, они не бросают курить, как, в прочем, и я не перестаю романтизировать эти терпкие запахи, в особенности сейчас смешанные с парфюмерными отдушками. Не отягощая себя осматриванием обычной на первый взгляд прихожей, со всеми характерными ковриками, шкафчиками, тапочками, я первым делом громко поздоровалась с теми, кто мог быть в квартире. Акелла усмехнулся и уведомил, что кроме нас двоих дома никого нет. — Тогда «мы» это кто? — А? — Ну ты сказал, «мы уже заждались». В ответ на это парень потупил взгляд, будто выпав из реальности, а после натянул зубастую улыбку и в полной мере проявил своё гостеприимство. — Чай, кофе, папиросы свои. Ботинки можешь не снимать, у меня всё равно нет запасных тапочек, а на кухне полный бардак. Я последовала примеру молодого человека, и не разуваясь прошла в кухню. На полу помещения, по габаритам полностью соответствующего нормам советских малосемеек, лежал толстый слой строительной пыли и бумажных ошмётков, некоторое время назад висевших на стенах в качестве обоев. На голых стенах над гарнитуром красовалась наскальная живопись, выполненная чем-то красным. Наверное, помадой. Она представляла из себя множество ироничных записей типа «Серёга пидор», «Киндер кюхе кирхе», где первое и последнее слово были зачёркнуты, и конечно изображения фаллических символов. Там же на штукатурке покоилась пара чёрных разводов от потушенных сигарет. Обстановка ремонта, что называется, по кайфу. Газовая плита местного производства на фоне полного дестроя выделялась своей чистотой. Кажется, её чистили прямо перед моим приходом, ведь в комнате ещё чувствовался едкий лимонный запах порошка. Вплотную прижатый к стене, стоял маленький квадратный стол. Акелла выдвинул из-под него две новенькие табуретки и джентельменским жестом пригласил меня присесть, сам устроившись напротив. В кружках, покрытых столетним чайным налётом, дымился горячий чай. Сахара дома не было, но меня это ничуть не расстроило. В резной вазочке, явно стянутой из бабушкиной коллекции советского хрусталя, покоился не интересующий никого ирис кис-кис. Часы мерно тикали в такт нашим тяжёлым вздохам отчаяния. Я не знала, как начать разговор (в очередной раз, ну почему мне это так тяжело даётся?) Не хотелось показаться глупой и вести разговор впустую. Вопросов было много, но задавать их, казалось, было слишком рано, сначала нужно было создать более непринуждённую обстановку. Рассказывать, как у меня дела, тоже не хотелось. Какая разница, как дела у человека, если ты не знаешь, как они шли до этого? — Когда я тебя пригласил, я никак не ожидал, что ты придёшь в тот же вечер. Неужели так тяжело живётся без носа? Или дело в чём-то другом? — Акелла взял на себя ношу первого бесполезного вопроса, и сразу же перевёл его в провокацию. Думаю, он тоже заметил пробежавшую между нами искорку. Если это конечно, была искорка. Меня пугало то, что это могло оказаться всего лишь игрой, и вся суета у меня в груди, не унимающаяся со злополучной вечеринки в прошедшие выходные, была зря, и не принесёт никаких плодов. Тянуть было бессмысленно. На фоне волнения у меня испортилось настроение. Ну какой к чёрту нос, опять эти шутки, пару часов назад приводившие меня в экстаз, а сейчас они совсем некстати и вызывают раздражение. — Может, расскажешь о себе? Меня смущает, что я вообще ничего о тебе не знаю. Ты появился буквально из ниоткуда. Ева знает каждую собаку в нашем городе, но никогда о тебе не рассказывала, хотя бы выглядите как старые друзья. В первую же секунду нашего знакомства ты меня… ты меня… поцеловал? Конечно я не могла не прийти. Слишком много вопросов и слишком мало ответов. — Хорошо-хорошо, только не заводись. Выглядишь так, будто сейчас расплачешься, давай без этого. — По определению обидные слова из его рта не звучали таковыми, а были скорее неумело утешающими. Он быстро поморгал короткими ресницами, сделал глоток чая и уже с улыбкой продолжил, — это началось осенью далёкого 199* года, когда в роддоме г. Ж***й родился маленький милый пухлощёкий рыжий мальчик. Дальше по накатанной: мама не любила, папа не старался. В общем, этот мальчик вырос в сгусток возвышенной космической энергии, преисполненный поиском себя в этом бренном мире. Я люблю собак, прогулки на свежем воздухе, фильмы про ковбоев, крепкий алкоголь, перебиваюсь подработками, путешествую по стране. Вроде добрый, как минимум не злой. В меру того, в меру другого. Кажется, это всё, что я узнал о себе за четверть века. Лучше спроси, если тебя интересует что-то более конкретное. Я не кусаюсь, по крайней мере нарочно. Этот сумбурный рассказ в незначительной степени, но всё же утолил моё любопытство. Теперь же я посчитала нужным извиниться. — Мне называть тебя Акеллой? Как тебя зовут? — Называй меня как хочешь. Обычно я так отвечаю. Предпочтительнее, конечно, «Владыка» или «Хозяин», — эта глупая шутка отразилась в его лице глупой улыбкой. — А Акелла просто удачно устаканилось. Меня так со средней школы все называют. Я — Акелла. Такому простому, казалось бы, вопросу, что люди в первую очередь задают друг другу при знакомстве, было суждено остаться без ответа. Но как можно не знать имени человека? Может ли человек и сам не знать, как его зовут? Насколько имя определяет наше естество? В случае с Акеллой, он, кажется, сам выбрал слово, дающее определение его сущности. Отрёкся от предназначения, заложенного родителями, и семантикой имени. От себя отрёкся. Придумал себя вместе с именем и остался для меня загадкой. — Почему с двумя л? Волка в книжке звали же немного по-другому? — Потому что так дополненнее. Пригляднее. Получается, что я сам его придумал. Получается, оно полностью моё. Защищено авторскими правами. Впоследствии мы перекочевали в довольно большую гостиную. Бóльшую часть пространства в ней занимали коробки с вещами, распакованными оказались только музыкальные инструменты. Многие из них я видела впервые. В углу дивана лежала открытая и наскоро заткнутая пробкой бутылка вина. Акелла предложил мне отхлебнуть, но я отказалась. У меня не было в планах расстраивать родителей перегарным запахом по приходу домой, но куда сильнее хотелось сохранить трезвость ума для нанесения фаталити. Не уверена, насколько справедливо задавать вопросы любовного характера человеку, сейчас жадно прильнувшему к бутылочному горлышку, насколько правдивыми могут оказаться ответы. Но сегодняшний вечер и без того превратился в допрос с пристрастием, и отступать уже казалось мне бессмысленным. Вдруг моя грудь наконец сможет найти покой? Акелла увлечённо делился трудностями ремонта, а я старалась внимательно слушать, сама же пребывая в где-то в облаках. Побелка, клейстер и плинтуса — это очень интересные предметы, но для меня они немного из другого мира. Родители не допускали меня к ремонтным работам, поэтому многое из того, что говорил парень, мне не было суждено понять до конца. Уличив меня в недостаточной заинтересованности, молодой человек внезапно выпалил: «Слушай, у тебя такие маленькие ладошки, дай посмотреть, а». Он совместил между собой наши ладони, и стало ясно две вещи: не так уж и сильно его ладонь отличается от моей, в чём и заключается её отличие от типичных мужских пропорций, и насколько органично она смотрится прикреплённой к тонким угловатым запястьям. Между нами повисла пауза, и я поспешила занять её своей речью, лишь в процессе приобретая понимание, насколько эта ситуация соответствует по стилистике дамским романам и подростковым сериалам. — Наверное, это очень глупо прозвучит, ты имеешь полное право надо мной посмеяться, но мне кажется, ты не будешь. В общем, я несколько дней думаю, что произошло между нами, и не понимаю. Мне хотелось бы верить, что это была искра или что-то типа того, но в то же время мне страшно, если это искра. Слова путались в голове, а щёки горели. Это ощущение за последние несколько дней должно было стать для меня привычным. На что я рассчитывала, когда заводила этот разговор? Я не знаю. — Какая же ты глупая всё-таки, дорогая моя Влада. Повышаю тебя до глупышки. — С этими словами рыжий пристально всмотрелся в мои глаза и пошёл на сближение. — Как мне это понимать? Акелла? Но парень больше ничего не ответил. Его лицо медленно приближалось к моему, и я подалась вперёд, натыкаясь на губы Акеллы второй раз в жизни. Не знаю, на самом ли деле я хотела этого больше всего на свете в этот момент. или просто иного развития событий быть не могло. Тем не менее, теперь сухая мужская рука поднималась от предплечья к плечу и вежливо остановилась на моей шее, а мягкие губы, ещё хранящие на себе винную сладость, смыкались с моими. Я запустила свою освободившуюся руку в дебри рыжих волос и ещё сильнее подалась вперёд в призыве принять горизонтальное положение. — Как мне это понимать? — задал вопрос Акелла, на секунду оторвавшись, передразнивая меня. Но не успела я ответить, как раздался звук скребущегося ключа, отвлекая друг от друга наши юные тела. Я интуитивно поправила волосы и стала всматриваться в темноту прихожей, благо, диван стоял таким образом, что полностью открывался обзор на вход в квартиру. И вот, свет включился, на пороге показался Серёга. Мы посмотрели друг на друга не без доли удивления, но быстро поняли, что к чему. После короткого приветствия Серёга сразу принялся отчитывать своего соседа: — Чувак, тебе не стыдно? У нас дома полный беспредел творится, а ты приглашаешь в гости даму? — Мы с Владой как раз это обсуждали, — ловко парировал Акелла. Он медленно поднялся в вертикальное положение, продолжая по-кошачьи щуриться от яркого света. — В выходные добьём кухню, в десять рук ловко справимся. Ева уже согласилась. И ты зови Лёшу, уверен, он не откажется. А нам пора. «И кстати, я помыл плиту, как ты просил. Ужин в холодильнике,» — сказал Акелла, кукольно хлопая глазками, когда мы уже выходили. «Спасибо, дорогая,» — донеслась в ответ нежная интонация, и дверь захлопнулась. В тот вечер Акелла проводил меня до дома. Мы не держались за руки и не целовались на прощание, разве что напоследок молодой человек, неловко замявшись, прокомментировал произошедшее ёмким: «Я не специально надел такие узкие джинсы.» На том и разошлись, оставив носы и уши себе в качестве сувенира.