не обнажённые, а голые

Мне не хотелось ни с кем разговаривать и выходить из дома. Еве я говорила, что болею или активно готовлюсь к экзаменам. Справедливости ради, я правда заболела, такое нередко случается после попоек. Лежала в кровати дня три, пыталась переварить то, что со мной произошло, и честно, процесс шёл как-то не очень удачно. Мысли крутились как в проклятой карусели. Возможно, проблема была в том, что первый день меня жестоко температурило, и потому фигуры представали особенно объёмными. Стоило закрыть глаза, как перед ними тут же всплывали морщинки у улыбающихся глаз, рябые плечи, коварная ухмылка, обнажающая ряды чуть кривоватых длинных белых зубов и красные дёсна. Многие мысли озвучивались наигранной интонацией. Казалось, что Акелла превратился для меня в наваждение. Казалось, что мои губы и руки что-то помнят, хотя стоило уцепиться за эту идею, как она тут же рассыпалась в прах, ничего они на самом деле не помнили, то, что было между нами, было слишком кратковременным. Но я совру, если скажу, что он меня совсем не зацепил. Не меньшим наваждением стал для меня танцующий Лёшка и его неоднозначные действия в адрес Серого. Не то чтобы я была против, нет, я понимала, что это, скорее всего, последствия алкоголя. А если он и гей, это не моё дело... Меня больше беспокоили отношения моего одноклассника со спиртным, медикаментами и миром. Просто так антидепрессанты не прописывают... Я всё ещё чувствовала себя виноватой, что, зная о Лёше так мало, затащила его на вечеринку, на которой он отравился. Мне очень хотелось спросить, узнать, как у него сейчас дела, но у меня не было ни его номера телефона, не контакта в соцсетях. Поэтому меня давило любопытство, граничащее с чувством вины, каждый раз, когда я вспоминала о брюнете с последней парты. Проснувшись утром понедельника, я почувствовала себя немного лучше. В воздухе витал запах жареного лука и специй. Мама копошилась на кухне и колдовала над сковородой. Её длинные каштановые волосы с проседью на висках были собраны в пучок, на светло-серой домашней кофте остались следы от мокрых ладоней. Отца всегда очень раздражала наша с мамой привычка вытирать мокрые руки о свою одежду, даже если рядом есть полотенце. В целом их отношения можно было назвать странными: отец - закостенелый скептик и перфекционист, архитектор; мама - натура творческая и весьма и весьма рассеянная, учитель танцев. Они часто конфликтуют на бытовой почве, но все споры быстро утихают, потому что мама превращает всё в шутку. Я люблю наблюдать за ними, их тандем поразителен. Они вместе вот уже 20 лет, и живут душа в душу. — Как ты чувствуешь себя сегодня? — сказала мама, повернувшись ко мне, отвлекаясь от приготовления овощей. — Завтра я уже планирую пойти в школу, напишешь мне вечером записку? — Ты уверена? Я, конечно, напишу записку, но таблетки с шалфеем лучше продолжить пить. Кстати, не хочешь сходить в булочную напротив, пока я готовлю? Тебе было бы полезно немного проветриться. Только оденься потеплее. Что ж, я с ней согласна. Было бы приятно почувствовать что-то кроме тяжёлого липкого воздуха комнаты. Иногда стены давят, особенно это чувствуется, когда долго находишься в одном помещении, а вся твоя активность сводится к бесконечному рефлексированию. На меня, наверное, сейчас давит всё. Сама виновата, думать опасно для здоровья! Не знаю, насколько теплее нужно было одеться, но ничего из ряда вон я придумывать не стала — надела плащ сверху на пижаму и запрыгнула в свои несчастные потрёпанные ботинки. Широкие голубые штаны смотрелись немного нелепо на фоне кожаного плаща, а плащ выглядел особенно брутальным на фоне штанов. Было бы кого впечатлять, я, в конце концов, иду за хлебом, а не на кастинг Топ-модели по-американски. Прохладный воздух приятно ударил в лицо, в нём кружились осенние запахи мороза и мокрой листвы. Обожаю ноябрь именно за это. Прохожие прятали носы в клетчатые шарфы и воротники пальто, я же наслаждалась прохладной, ударившей по температурящим щекам. Дышалось как-то особенно легко, будто я в самом деле наконец вылезла из клетки, и вместе с бетонными оковами сбросила и груз навязчивых мыслей. По ощущениям путь до пункта назначения сократился вдвое. У входа в булочную меня встретила большая чёрная собака с грустными и добрыми глазами, при взгляде на неё у меня непроизвольно заслезились глаза. Я потрепала её за ушком и пообещала пирожок с ливером. Однако, когда я вышла с полным пакетом хлебобулочных изделий, меня ждало уже двое собак. Рыжая собака ростом где-то метр восемьдесят, шурша плащёвкой, отбивая незамысловатый ритм лапой в тяжёлом ботинке, чесала за ухом свою подружку-брюнетку с грустными глазами. Сказать по этому поводу мне, конечно же, было нечего. В груди закипело, я почувствовала, как к щекам приливает новый жар. Я растерялась. — Это твоя собака? — вопроса лучше в эту секунду не нашлось. — Нет. У неё нет хозяина, и дома нет. — Ты теперь выслеживаешь меня? — Дорогая моя, это чистая случайность, вернее сказать, наша с тобой судьба. Не иначе как всевышний послал нам эту встречу. — Он подмигнул. — Я просто переехал и, похоже, теперь буду жить с тобой в одном районе. Кажется, такие совпадения достойны только дешёвых телесериалов и второсортных фанфиков. Что дальше? Наши родители познакомятся, поженятся, и мы станем братом и сестрой? А может, нас вообще перепутали в детдоме? Сколько ещё мне нужно сделать ироничных замечаний, чтобы судьба поняла, что это на самом деле не очень-то и смешно? — Тогда поздравляю с переездом, не знаю, что тут ещё сказать. Добро пожаловать. Я разломила пирожок напополам и поводила им перед носом у грустной собаки. Нет, не той. Этой. Она благодарно завиляла хвостом, схватила добытую пищу и одним щелчком пасти поглотила её. Затем с надеждой обнюхала пальцы Акеллы, торчащие из самопально обрезанных перчаток, но не найдя в них ничего, посмотрела на меня в ожидании второй порции. Торопливо поглотив и её, она вильнула хвостом на прощание, заперебирала мохнатыми лапками и скрылась где-то среди мусорных баков. Уход собаки означал, что мы с Акеллой остались наедине на некстати опустевшей улице. Не сказать, что это было подло со стороны животного, бросить нас в неловком молчании, но она хоть как-то разбавляла повисшее напряжение. Я честно не знала, как начать разговор, и нужно ли это вообще. С одной стороны, вспыхнувшая ещё два вечера назад симпатия давала о себе знать, но в то же время по бокам подтачивал лёгкий страх произвести неправильное впечатление. Тем более, многие вещи оставались мне непонятными. Мы стояли и напротив друг друга и смотрели в одну сторону, кажется, поверх асфальта и вообще всего мира, пока Акелла не взял на себя такую тяжкую ношу как начало диалога. — Ева за тебя переживает, маякни ей, что всё в порядке. — Парень покровительски положил руку мне на плечо. Но после учительская серьёзность пропала и из его голоса, и из выражения лица. Рыжий внимательно всмотрелся в одну точку у меня на лице, пока, наконец, не сказал с долей иронии. — Ну ты и чумазоид, когда ты успела вымазаться? — Где? Как? Растерянно и машинально выпалив эти два вопроса, я отшатнулась к витрине, чтобы посмотреть, что не так. Господи, какой позор, если это в очередной раз забытая зубная паста. Нет кошмара страшнее, чем ходить весь день с грязным лицом, пока никто тебе об этом не говорит. Однако всё оказалось значительно проще. Акелла прыжком опередил меня, обхватил одной рукой за плечи, а другой слегка ущипнул за нос, после чего начал радостно размахивать сжатой в кулак пятернёй. — Это всего-навсего был твой нос! Теперь он мой, аха-ха! Всё, что мне оставалось, это недовольно выдохнуть и потереть переносицу. Сколько ребячества скрывается в этом дядьке, и как легко оно встречается с важностью, умом и, как мне показалось, иногда пробивающейся аурой тоски. Однако времени на психоаналитику у меня не было, нужно было вернуть то, что исконно принадлежало мне и моей семье! Мои неловкие прыжки и попытки ухватиться были по-настоящему жалкими, ведь мгновенно дублировались прыжками Акеллы. Пусть сила и ловкость подводили меня, хитрость, в свою очередь, не подводила никогда. Когда шапочка рыжих ломких волос в момент прыжка оголила миниатюрные, красные от мороза, уши, я ухватилась за них и стремительно бросилась прочь. Победа за мной. — Теперь твои уши у меня в заложниках. Медленно опусти мой нос на землю и... — Если хочешь снова увидеть свой нос, приходи в любое время по адресу С***кая 21, квартира 114! Я полностью осознаю риск, на который иду, но только так мы сможем произвести обмен заложниками! А до тех пор отнесись к моим ушам с заботой и особой нежностью, я гарантирую, что обеспечу твоему носу такие же условия. — Я всё выполню. Наверное, со стороны это выглядело невероятно смехотворно. Глупо отрицать, что это не было весело. До сих пор между нами не произошло ни одного достаточно серьёзного разговора, а каждая встреча оборачивалась для меня только чередой новых вопросов. Мне хотелось узнать всё и сразу, хотелось побороть внезапно возникшую во мне стеснительность и заторможенность. А что в итоге? Мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Мне оставалось только оборачиваться и наблюдать, как ходят из стороны в сторону его плечи, и стройная мужская фигура удаляется, пока, наконец, вовсе не скрывается во дворах. Я недовольно размахивала пакетом с остывшим и уже не таким ароматным хлебом и шла домой, иногда прощупывая в кармане призрак миниатюрных ушей.