Прыгая по гаражам

Едва я успел стряхнуть, как в уборную без стука зашел дядя Саша. Он оттолкнул меня от унитаза и, приспустив семейники, начал отливать. – Блядь, – выдохнул он. – Как же хорошо! Струя била с напором, и я никак не мог заставить себя отвести взгляд. Никогда в жизни я не видел члена взрослого мужчины и все смотрел, смотрел, смотрел. В голове билась мысль: неужели и у меня будет такой огромный? Отвернуться я смог, только когда дядя Саша начал стряхивать. Я не знал, что он заметил мое любопытство. Он отошел от унитаза и снова оттолкнул меня, подходя к раковине. В маленькой ванной комнате, куда бы я ни встал, я все время мешался. А дядя Саша открыл воду, настроил ее потеплее и начал полоскать свой член прямо в раковине. Я удивился, что так можно было. Сам-то я в раковине мыл только ноги и то, когда мама не видела, а то получил бы выбивалкой по заднице. – А ты что тут делаешь? – спросил дядя Саша, заправляя член в трусы. Обидеться бы – что я делаю в собственной квартире? – но прозвучал вопрос совсем не зло, и я прислонился спиной к двери и ответил: – Много перед сном выпил. В туалет захотелось. Дядя Саша хохотнул. – Много пить нельзя, Стася. Это вредно для здоровья. Я нахмурился: почему нельзя? Мама, наоборот, говорила, что жидкое полезно. Возразить же я не успел, потому что дядя Саша хохотнул и похлопал меня по щеке. – Ложись спать, малой. Мы вместе вышли из уборной, потом разделились: он нырнул под цветастое одеяло к спящей маме, а я пошел в спальню. Забравшись под покрывало, я устроился поудобнее, но заснуть не мог. Спустя пару долгих минут, я понял, что запах, который мне мешал уснуть, шел от моей щеки. Вспомнив, как дядя Саша похлопал меня по лицу, я с недовольством потер щеку и перевернулся на другой бок. Минута, другая, полчаса, а потом я сделал то, чего хотел, чего боялся. Осторожно, словно кто-то мог заметить, я вытащил руку из-под одеяла и принюхался. Пахло странно. Так остро и пряно, немного горько, как дым сигарет. Убрать бы руку и с отвращением вытереть ее, но на самом деле запах мне понравился, хоть тогда я себе в этом признаться не мог. И уложив руки под голову, я заснул, думая о необычном знакомстве.

***

Тогда я не знал, что дядя Саша не исчезнет ни спустя месяц, ни через полгода. Он не жил с нами, но приходил часто. В отличие от других маминых ухажеров он не приносил мне подарков, но, к моему удивлению, интересовался моей жизнью. Он мог спросить, какие у меня увлечения, что мне нравится. Однажды я, немного подумав, ответил, что физика. У меня была одна старая потрепанная энциклопедия с десятью легкими экспериментами, которую я зачитал до дыр. Дядя Саша казался заинтересованным. – И какой твой любимый эксперимент? Я задумался. Что-то я смог провести сам, для чего-то у меня не было материалов. В голову пришла моя давняя мечта. – Лавовая лампа! Дядя Саша улыбнулся. – Лавовая лампа? – переспросил он. Я кивнул. Их часто рекламировали по телевизору, и я знал, что они были очень-очень дорогими, но завораживали они меня не ценой. Маленькому мне медленно перетекающая красная жидкость казалась воплощением уюта и тепла. Я часто мечтал о такой лампе. Мне казалось, что будь у меня такое чудо, я бы с него глаз не сводил. Трогал бы ее теплый бок – мне она всегда казалась именно теплой – и смотрел-смотрел-смотрел, как неторопливо кувыркаются частички «лавы». Сделать такую самому было бы хорошим выходом, и я как-то подошел к маме с просьбой дать мне масло, но мама ожидаемо ответила: «Еще чего! Целую бутылку масла на глупости перевести!» Не успел я объяснить, что не целую и не на глупости. Поэтому и обретя в лице дяди Саши терпеливого слушателя, принялся рассказывать, как должен протекать эксперимент и что для него надо. – Там нужно взять бутылку, воду, растительное масло, пищевой краситель и какую-нибудь шипучую таблетку. Дядя Саша потер подбородок и, вытащив зажигалку, поиграл ей. – Понял, – сказал он. – Хочешь, сделаем вместе? Внутри все загорелось в предвкушении интересного развлечения. Не в силах сдержать волнения, я поднял глаза на дядю Сашу и осторожно спросил: – А можно? Он покрутил зажигалку и снова спрятал ее в карман. – А чего нет, – и потрепал мои волосы. В итоге мы перепачкались маслом и красным красителем – я настоял именно на красном, и дядя Саша потом оттирал себя и меня спиртом, пока я наблюдал за танцующими в янтарной жидкости алыми пузырьками. Как же красиво! Я трогал бутылку рукой, и ее бок казался мне теплым. Когда вернулась мама, чудо, поддерживаемое шипучкой, уже закончилось, оставив после себя только промасленную бутылку. – Вы что тут за погром устроили? – спросила мама и, проследив за ее взглядом, я понял, что она смотрела на испачканное кухонное полотенце. – Кто это теперь убирать будет? Сжавшись, я отошел, неосознанно прячась за спину человека, которого знал чуть больше полугода. – Ну даешь, Ната, – сказал дядя Саша. – Это же пищевой краситель. Постираем, и все тут. А бутылку в ведро. Мама раздраженно поставила тяжелый пакет на табуретку – внутри что-то звякнуло. – «Постираем», – перекривила она. – Это кто стирать будет? Может, ты? – она указала пальцем на дядю Сашу, следом досталось мне: – Или этот бездельник? – Да пошло оно все нахуй! – в сердцах ругнулся дядя Саша и, чуть не сбив меня с ног, вынесся из кухни. – Саша! – крикнула мама и бросилась вслед за ним. – Сашенька! Шум захлопнувшейся двери заглушил мое робкое: – Дядь Саша…

***

Потом он не появлялся несколько долгих месяцев. Мрачнела мама, и у меня внутри все переворачивалось от понимания, что придет очередной «дядя», и все начнется заново. Тогда я еще не мог признаться себе в том, что дядя Саша мне понравился. Что я хотел, чтобы он остался жить с нами. Я чувствовал себя таким преданным. Чувствовал себя таким одиноким, пока в ненастный ноябрьский день, когда у меня был день рождения, он не пришел с перевязанной красным бантом коробкой и бутылкой шампанского подмышкой. Мать, счастливая и окрыленная, тут же побежала готовить, а дядя Саша подошел ко мне и потрепал меня по волосам. – Ну что, именинник, сколько тебе стукнуло? – Одиннадцать, – сказал я, млея от ласки. – Совсем взрослый уже, – ответил дядя Саша и протянул мне коробку. – Вот, держи. Все еще не веря, что эта яркая коробка, обернутая в блестящую упаковочную бумагу – мой подарок, я осторожно взял ее из рук дяди Саши и аккуратно потянул за закрученную ленточку. – Можно? – спросил я. Тот усмехнулся и плюхнулся на диван. – Конечно. Это тебе. Важность момента заставила меня усесться прямо на ковер у дивана. Прикусив язык, я не дыша, аккуратно снял сначала пышный бант, потом, стараясь не порвать обертку, открыл коробку и вытащил ее. Лавовая лампа. Если вспомнить всю мою жизнь, то это был первый и последний момент чистой радости, настоящего ликования без примеси чего-то злого, завистливого или порочного. Счастье. Полное и безграничное счастье. Так чувствуешь себя, когда исполнилась твоя сокровенная мечта, и я блестящими от нахлынувших чувств глазами посмотрел на сидящего на диване дядю Сашу. Он широко улыбался, довольный моей реакцией. – Угодил? – хитро спросил он, чуть отводя правую руку в сторону. И я бросился ему в объятья. От него пахло сигаретами, хвоей и теплом. Он помедлил, а потом обнял меня в ответ. В итоге обычный день, хоть и выпавший на мой день рождения, превратился в настоящий праздник. Мама наготовила всего: и салаты, и мясные рулетики с сыром и помидорами, и даже достала из антресолей красивые, яркие коробки конфет, которые лежали там и ждали, пока их передарят. Мне опять налили немного шампанского, и после застолья, округлившийся от вкусной еды и осоловевший от алкоголя, я лежал под боком дяди Саши и разглядывал свою лавовую лампу. Внутри медленно танцевала оранжево-красная жидкость, и я с наслаждением прижимал ладонь к нагретому стеклу. Изредка моих волос касалась такая же теплая, как и лампа, рука дяди Саши.

***

На следующий день мама ушла на работу, а дядя Саша остался. Он долго чистил зубы, умывался, брился, шумно ходил по квартире, откашливался, громко пил, а я тихо страдал, мучаясь животом. – Тук-тук, – ближе к вечеру сказал он, заглядывая ко мне. – Стася, ты чего не выходишь? Со страданием я перевернулся на другой бок, лицом к дяде Саше, и сказал: – Живот болит. Он зашел внутрь. – Из-за вчерашнего? Я пожал плечом, а потом все же кивнул – из-за чего еще? – Дело ясное, – сказал он и, присев рядом, откинул одеяло. Его рука забралась под мою футболку и щекотно накрыла вздувшийся живот. – В туалет ходил? В то же мгновение я почувствовал, как к щекам приливает жар, и всем сердцем понадеялся, что это только такое ощущение. Что мое лицо не покраснело и ничем не выдало смущения, которое меня охватило. Дядя Саша нажал где-то сбоку, и я ойкнул. – А хочется? – Что? – не понял я. Еще одно нажатие, которое отозвалось легким бурлением. – В туалет. Подавившись собственной слюной, я закашлялся и резко дернулся, отстраняясь. – Понятно, – сказал дядя Саша и поднялся. – Пойдем. Тут я уже с опаской поинтересовался: – Куда? – Лечить тебя будем. Смирившись с участью пить противный уголь, я вылез из-под одеяла и нехотя потопал за дядей Сашей. – Иди в ванную, – сказал он. Я еще подумал, зачем в ванную? Аптечка была в гостиной, вода на кухне. Что в ванной-то делать? Все еще думая, что я ослышался, я замер на пороге, но дядя Саша щелкнул выключателем и толкнул меня внутрь. – Располагайся, я сейчас подойду. Пожав плечами, я уселся на унитаз и принялся скучающе разглядывать сканворды. Древнегреческий музыкальный инструмент, напоминающий арфу, четыре буквы, вторая «и». «Лира», – догадался я и пожалел, что рядом не было ручки записать. Древняя Греция и ее мифы были моим вторым интересом после физики. В дверном проеме возник дядя Саша. – А ты чего сидишь? – спросил он и, когда я с непониманием глянул на него, он объяснил: – Раздевайся и полезай в ванну. Меня обожгло, как будто в парилку с холода заходишь: резко, сильно, чуть ли не до обморока. Я никак не мог понять, что правильно его услышал, и тупо смотрел, как дядя Саша подвешивает какой-то резиновый мешок на место душевой лейки. От мешка тянулся длинный шланг, а я все никак не мог сложить два плюс два. Он развернулся и выжидающе посмотрел на меня. – Ну? А я во все глаза смотрел на этот мешок и чувствовал, что подмышки мокрые от пота – холодные капли липко стекали по телу. Дядя Саша нахмурился. – Что, клизму никогда не делали? Я тяжело сглотнул. – Нет, – выдохнул я, чувствуя, как после недавнего жара меня бросило в холод. Я затрясся, и, наверное, скрыть свою реакцию мне не удалось, потому что выражение лица дяди Саши несколько смягчилось. – Так тут ничего страшного, – спокойно объяснил он. – Сейчас разденешься, встанешь на четвереньки в ванну, а потом немного подержишь внутри воду. Потом сразу станет легче. – Не надо, – только и смог сказать я. На лице дяди Саши было недоумение. – Это не больно, – сказал он. – Просто вода, да и все. Мама всегда заставляла меня лечиться. Дурацкий этот уголь пить, от которого словно пепла наелся и даже проглотить эту гадость не можешь. Но выбора мама не оставляла – бери и подчиняйся. Можно ли было договориться с дядей Сашей? – Может, лучше уголь? – попробовал я. Тот покачал головой. – Ну, во-первых, его нет. А во-вторых, это быстрее. Я видел, что он начинал терять терпение: по тому, как он жевал губу, как потирал пальцы, словно хотел закурить сигарету, как переступал с ноги на ногу. – Давай, Стася, – резко сказал он. – Снимай одежду и забирайся. Отчаянно потея и мелко дрожа, я встал боком, стянул футболку и шорты, и, скомкав их, бросил одежду на крышку унитаза. Дядя Саша даже взгляда не отвел. Стыд, обжигающий стыд окрасил мое лицо, пятнами расползся по плечам и груди, пока я, прикрываясь, прошел к ванне. Чтобы забраться внутрь, пришлось убрать руки, и я отвел взгляд, чтобы не узнать, смотрел ли он на меня. – Умничка, – похвалил дядя Саша, когда я опустился на четвереньки. Меня трясло от нервов и холода, и от этого его ладонь на моей пояснице показалась мне обжигающе горячей. – Тихо-тихо, – с удивленным полусмешком сказал дядя Саша. – Все нормально. Сзади что-то скользко прошлось, и я почувствовал легкое давление. Повинуясь инстинктам, я сильнее сжался, и дядя Саша цокнул языком. – Так дело не пойдет. Потужься, как будто какаешь. Сердце, казалось, вот-вот из груди выпрыгнет от смущения и стыда. – Ну давай. Немного потужься. Низко опустив голову, я послушался, и тут же внутрь скользнул смазанный наконечник и холодно потекла вода. – Ой, – выдохнул я, кусая губы от незнакомых неприятных ощущений. – Ой-ой-ой! Рука дяди Саши переместилась на мой сведенный спазмом живот и легко погладила. – Умница, – похвалил он. – Все хорошо. Нужно только немножко потерпеть. А вода все текла-текла, и внезапно мне показалось, что она течет по бедрам, и я сильнее сжал ягодицы, пытаясь не пролиться. Влажное холодное чувство не проходило, и я занервничал, замотал головой, пытаясь понять, действительно ли грязная коричневая вода льется по моим ногам. Ведь если так – я тяжело сглотнул – если так, то дяде Саше все видно. – Что вертишься? – спросил он, продолжая кругами поглаживать мой живот. – Скажите, – я запнулся и зарделся. – Скажите, там не течет? Рука на животе замерла. – Что? – По ногам, – я кашлянул, пытаясь скрыть смущение, – не течет? – А, – понял дядя Саша. По паузе между этим его коротким «а» и ответом, я догадался, что он смотрит на торчащий из моей попы шланг, и щекотное чувство расползлось по всему телу. – Нет, все хорошо, – наконец ответил он. – Кажется, что мимо льется? Что это вообще за разговор такой? Как он мог так буднично говорить о воде, которая заполняет мои внутренности? Я резко выдохнул, и он продолжил: – Все нормально. Там так все устроено, что просто так не прольется. А терпеть становилось невозможно. Когда, наконец, с коротким «все» дядя Саша вытащил из меня шланг, я на мгновение напрягся, чтобы не выпустить воду, а потом почувствовал радость от того, что мука закончилось. Но оказалось, это был далеко не конец. Дядя Саша уселся на крышку унитаза, прямо на мои шорты, и взял в руки сканворд. Я же поерзал. Попробовал было сесть, но вода, устремившись вниз, тут же попросилась на выход, и я вернулся в прежнюю позу. – Дядь Саш, – несчастно проговорил я. – Мне очень надо. Он коротко глянул на меня и вернулся к сканворду. – Ну да, ну да, – протянул он. – Это же твой первый раз. Сразу в туалет нельзя, Стася. Надо потерпеть минут пять-десять и дать воде сделать свое дело. Какое такое свое дело?! У меня уже сил терпеть не было! Одно мгновение, и вода сделает свое дело прямо в ванне, а мне потом убирать. – Дядь Саш, – плаксиво повторил я, и тогда он на меня посмотрел. Снова по телу прошлось щекотное покалывание, свело живот, и я прикусил губу. Его глаза внезапно хитро блеснули, и он весело сказал: – Мифический зверь, охраняющий вход в подземный мир, шесть букв, последняя «эр». – Цербер! – чуть не крикнул я, сжимаясь. Он усмехнулся и отложил книжицу. – Удачи. И вышел из ванной комнаты, закрыв за собой дверь. Я едва успел добежать до унитаза. Облегчение было огромным. Вместе с ним пришло острое удовольствие: больше нигде ничего не болело, не давило, не сковывало. Я наскоро подмылся, вымыл руки и вышел из ванной. – Ну как? – послышался голос дяди Саши из кухни. – Хорошо животику? Все еще чувствуя отголоски кусучего стыда, я зашел на кухню и ответил: – Да, спасибо. Дядя Саша широко улыбнулся. Не было в его улыбке ни издевки, ни подтрунивания, ни отвращения, и мне внезапно сделалось легко-легко. Я улыбнулся в ответ, и тогда дядя Саша спросил: – Будешь чай с лимоном? Я кивнул. Потом мы устроились на диване в гостиной. Дядя Саша смотрел новости, а я лежал, прижавшись к его теплому боку и разглядывал лавовую лампу. Мой палец отслеживал плавное движение красных комочков лавы, пытался предугадать ее путь, касался теплых стенок, легко гладил. А дядя Саша изредка трогал мои волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Пройдет еще пара лет, и я пойму, что за щекотное чувство меня охватило, когда я стоял голым в ванне, с торчащим сзади шлангом, а дядя Саша смотрел на меня, и его рука горячо лежала на моем напряженном животе.