Коридор

Несмотря ни на что, Виктор не может пропустить всеобщее волнение и трагичную вакханалию. Они стоят с Юри, и это время перед его выступлением — для них двоих, но… все же… — Что-то не так, — выдыхает Юри с беспокойством разглядывая, как Отабек зачем-то разувается. Виктор совершенно согласен и кивает. Место сказать Юри, что ему не стоит беспокоиться, но это будет враньем, ведь Виктор отчего-то беспокоится и сам, а врать Юри — не любит. И когда они видят тренера Отабека в КИКе, в одиночестве встречающим оценки, Юри закрывает рот ладонью и заявляет решительно: — Пойдем! И он прав, лучше пойти, ведь Юри уже нервничает, и нужно бы что-то сделать. Юри поразительно отзывчив и не может остаться безразличным теперь. Когда они приближаются к Лилии и Юре, Юри просит Виктора тихим шепотом: — Сделай что-нибудь… Виктор и сам собирался, и теперь подходит еще ближе. Это позволяет ему услышать, о чем говорят Юра и Лилия, тогда, как они его не замечают, поглощенные друг другом и разговором. — Юра? — Лилия не отступает, ждет ответа, пока зачистка льда подходит к концу. Времени уже почти нет, но Лилия старается, крадет секунды на слова. Я знаю, что должен ответить и что должен делать, но мне так… трудно. Редкий случай — я ничего не могу обещать, кроме того, что буду стараться. А Лилия этого не любит, ее девиз: «Не нужно стараться — возьми и сделай». Я поднимаю голову и вижу за Лилией Виктора, он возвышается над ней, и я сглатываю, не понимая, что значит этот его взгляд. Лилия, замечая мою реакцию, оборачивается. Лилия так надеется, что за ее спиной окажется Отабек, его она ждет, но это всего лишь Виктор. И Юри рядом с ним. Лилия все же отступает, давая Виктору место, отшагивая к Юри. Тот смотрит так взволнованно, так искренне переживая за Юру? Ну, что за странные спортсмены пошли — по Юри не скажешь, что он думает о своем выступлении, хотя должен бы. Отабек идет вперед, не чувствуя, как пол неприятно холодит ноги, хотя в какой-то момент тот становится еще и влажным. Отабек упирается взглядом в спину Виктора, и угадывает, что тот пришел успокоить Юру, но теперь это не дает Отабеку его увидеть. Виктор делает ко мне шаг и говорит тихо, без тени насмешки: — Юра, это просто один момент, пусть и неудачный. Он не может повлиять на целую жизнь, ни твою, ни Отабека. Что бы ни случилось, это не сотрет всего, что уже было между вами. Вспомни. Умолкнув, он внезапно склоняется и обнимает. Я не могу поднять рук, но не могу и оттолкнуть, а потом вижу тебя за плечом Виктора. Глаза мои расширяются, а губы вдруг сами ползут в улыбке, только голос дрожит, как дрожит все внутри: — Ты правда пришел? Все же успел… — вышептываю я одними губами. Виктору не нужно оглядываться, ему достаточно этого Юриного лица: таким открытым, таким милым оно бывает, только, когда где-то в поле зрения Юры Отабек. Виктор выдыхает, довольно усмехаясь и отпуская Юру — отступает, уходя с дороги. Лилия видит, как приходит Отабек, а за ним возвращается и Яков. И так странно, но она, как и Юра, чувствует, как меняется все, как мир снова хорошеет, хотя с тревогой замечает, что последние работы на льду завершаются, и заливочные машинки уезжают, чтобы дать Юре место для разминки. Хотя… какая уж тут разминка? — Ему пора выезжать, — шепчет Юри Виктору, но Лилия, конечно слышит. Виктор лишь протягивает руку, словно останавливает: — Стойте, еще секунда. Виктор точно знает, эта секунда нужна: без разминки Юра как-нибудь обойдется, а вот его эта минутка с Отабеком может решить все. И Юри, и Лилия, и Яков, даже подошедшие Мила и Гоша замирают. Виктор думает, что если после таких переживаний, Юри откатает без ошибок — будет просто чудо. Они все смотрят на эту пока немую сцену между Юрой и Отабеком, и Виктор знает, что для Юры это, конечно, не вопрос одной ошибки: он или не выдержит накала вовсе, или… вынет из груди сердце и понесет его в ладони всему миру, как флаг по пути к цели. Отабек вот сейчас понимает: его «не сомневайся, мой герой», так и остались последним, что он сказал Юре, так передавая собственное прозвище и возвращаясь в тот невозможно давний разговор с Лилией на тренировке. И теперь добавить в общем-то нечего. Людей вокруг так много, а слева к ним медленно приближается Иса - Отабек просто делает шаг и обнимает Юру, сжимая крепко, касаясь щекой виска. Вдруг находя слова, какое-то на самом деле невероятное их множество для этого момента, когда стоит сказать лишь: «Вперед!» — Я люблю смотреть на тебя, люблю, когда ты катаешься, когда побеждаешь, когда смотришь на меня в ответ, когда ты рядом, когда твое сердце бьется мне в грудь, когда ты обнимаешь меня и просто держишь за руку, и я хочу увидеть все это сейчас, — выдыхает Отабек почти скороговоркой. Лилия считает, как уходят секунды, но в общем-то уже плевать и на разминку, и на приличия. Неприлично, когда трусы на голову надеты, или вот если не выйти на собственный прокат. И… если музыка начнется раньше, чем Юра коснется льда… Лилия не думает дальше, только умоляет секунды течь помедленнее, почти приказывает реальности гнуться. И реальность понимает это по-своему: зрители, конечно тоже замирают и замолкают — пока Отабек обнимает Юру вокруг них повисает невероятная для ледовой арены тишина. Когда ты обнимаешь, внутри меня раздается щелчок, и я обнимаю в ответ, так крепко, как только могу. Во мне нет ничего кроме как: «Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя…» — и дальше, словно вечное эхо друг друга, как в песне, что так любит дед. Мои руки впиваются в твою спину, сминая рубашку, а потом ты начинаешь говорить, и все замирает, стихает — нет мира, кроме тебя, нет ничего, кроме твоего голоса. До меня вдруг доходит все то, что сказала Лилия, и даже то, что сказал Виктор. Я здесь и сейчас, но в сознании теперь оживает все, что успело случиться за такое на самом деле короткое время? И ценно не только хорошее, а все до последней секунды. Яков смотрит на Лилию, собираясь стать убийцей романтики, зато спасителем всей Юриной карьеры. Но как ни странно в этой тишине первым не выдерживает комментатор. Музыка еще не звучит, а он вдруг объявляет, звонко, даже немножко давая петуха: — Встречаем, самый юный участник, русская звезда, Юрий Плисецкий… Голос комментатора врывается в наш этот с тобой мир, и я гляжу в тебя: — Все будет, — обещаю я и практически вылетаю на лед под продолжение объявления. За внезапно громогласными шквальными аплодисментами уже не разобрать, что там обо мне вещают. Тем более, что это так не важно, хоть русский ангел, хоть кто… А какого хрена они все уже в таком восторге?! Музыка начинается раньше, чем я доезжаю до центра зала и занимаю положение. К черту! Я же на льду — значит успел. И я лишь разгоняюсь сильнее — настроение не нужно искать, я полон всем и сразу и начинаю без стартовой фигуры, сразу въезжая в прокат и в первый каскад. Юри утирает со лба пот, Виктор возводит глаза к кабине комментатора и выдает: — Мы должны этому парню хороший коньяк и фруктовую корзину, не меньше. Юри… нам лучше уйти. Виктор не то чтобы не хочет смотреть на Юрино выступление, но его выезд сообщает, что Юри видеть, что дальше, не стоит. Но тот упрямо машет головой: — Как же так, о чем ты? Юра ведь наш друг! И, как тренер, Виктор точно знает — Юри это не нужно, даже нельзя, но как человек — снова восхищается. Юри побеждает в его глазах всех и вся, снова и снова. Виктор и не знал, когда ехал в Японию, что это окажется настолько прекрасным — быть с Юри. Лилия стискивает пальцы Якова и говорит в воздух: — Кошмар. Это просто невыносимо, его настроения, как пороховая бочка. Это даже не семь пятниц на неделе, это уже семь пятниц за час. — Да, у него это точно так, как у тебя, — комментирует Яков тихо. — Яша, — Лилия смотрит на него без укоризны, а потом снова вся обращается к Юре, подходя к Отабеку, так близко, чтобы почувствовать его плечом. Так и не глядя, она говорит ему: — Спасибо. Ты очень сильный, снова оказался героем. А Юра и правда… Он не катает, а танцует, и все то, что он мог, и даже то, чего не мог, проявляется сейчас. — Какая свободная нога, — выдыхает Лилия с подлинным восхищением. У Юры в программе четыре четверных, но как ни странно в них Лилия не сомневается — Юра всегда за этим доглядывает, сосредотачивается, а вот свободная нога или кораблик — так просто, что и не стоит внимания, и оттого иногда можно лучше. Но сейчас Юра доводит до конца каждый жест, при том выдерживая скорость. — Только бы ему хватило сил и выносливости, — Лилия шепчет словно сама себе, но на самом деле она говорит с Отабеком, разделяет это с ним. И совершенно не важно, кто из мальчиков победит, каждый достоин победы. Отабек вот теперь замечает, что ему мокро и холодно, но лишь подтягивает правую ступню опираясь ей о голень. Обморожение ему не грозит, а оторваться сейчас он не может. Он не переживает о том, о чем Лилия, зная: Юра может потом упасть от изнеможения, но сейчас не отступит. Не принимает он и странной похвалы Лилии, потому напоминает, тоже не глядя на Лилию: — Я чуть все не запорол. Это можно было бы счесть и прицельным саботажем, и это после всей вашей помощи. Иса подходит к Отабеку, как раз на этой последней фразе, и присоединяется к этому странному разговору. — В чем была помощь? Какие у меня недоработки? Ожидая оценок в одиночестве, Иса успел подумать о том, куда же они катятся, и ему стало очевидно, что к смене катка. Но он нашел решение для себя — ему тоже никто не мешал сменить тренировочный каток. — Слишком много контроля, — Яков выбирает встать сбоку от Лилии, но это все равно позволяет им с Исой переговариваться, пусть и странно делать это сейчас. — Юра всегда рискует слишком, и ему полезно тренировать выдержку, а Отабек мало себе позволяет. — Зато сегодня превзошел себя, — хмыкает Отабек сам, меняя правую ступню с левой. — И в хорошем и в плохом смысле. Действительно… герой, — интонация Отабека непередаваема. Иса хмыкает тоже: — У всех бывают срывы, и хотя твой — заслуга Плисецкого, я рад быть тем тренером, которого ты не испугался разочаровать. Хотя я и не разочаровался. Напрягся только немного. Но это полезно для личностного роста. Иса вдруг вспоминает и, наконец, протягивает Отабеку коньки, что подобрал раньше, даже и не надеясь, что Отабек немедленно отвлечется на то, чтобы их надеть, но все же просит со всей серьезностью: — Обуйся, а то… простудишься. И, до конца осмысляя всю бессмысленность этой просьбы, стягивает олимпийку Отабека с одного из сидений и кидает ее на пол, чтобы Отабек мог наступить. Вряд ли это сильно поможет, но… Хоть что-то. Юрина программа набирает в страсти и сложности, и они на время замолкают, наблюдая. Лишь, когда он приземляется, поднимая обе руки после четверного, Отабек отвечает скромно: — Спасибо. Иса снова хмыкает, Отабек умеет одним словом и правда передать то, на что другим требуются длинные речи. Лилия глушит свой оглушительный «ох», потому что пусть думать, глядя на Юру трудно, но все же она… его тренер и кому, как не ей заметить? Юра все-таки меняет программу — совсем чуть-чуть: делает четверной в первой части, во втором каскаде, там, где он был раньше, проживая свое «без тебя» со всем чувством. Лилии хватает секунды, чтобы понять, что это значит. Весь звук вдруг пропадает, и Лилия пропускает разговоры, лишь подносит руки к лицу, так и не отрывая взгляда, а потом говорит с болезненным звоном в голосе: — Он сошел с ума. Это просто… невозможно, — но она все же горда много больше, чем напугана. Лилия на самом деле любит Юрины эксперименты, он часто решается, а после оказывается, что — может. — Бесстрашный, своевольный упрямец! Я не думаю о жестах, не проигрываю программу в голове — это не нужно. Я просто чувствую и живу — ничего не решаю, но прыгаю четверной в первой части. Прыгаю навзрыд и на вылет, прыгаю о том, как было до тебя или вот только что, взлетая высоко и опускаясь на лед так, словно это падение, но и докручивая, и не касаясь. И качу дальше, набирая скорость, проживая время без тебя. То, как это: думать о тебе и не мочь коснуться, грезить и сходить с ума, терять реальность, терять всякий смысл, и, даже не зная, чего ждать… Но все же идти… Куда-то вперед — к тебе. Музыка меняется, и, проезжая мимо твоего края арены, я ловлю тебя в фокус — вряд ли это возможно, но мне достает и мелькающего твоего лица. Я захожу на очередной круг, дорожка и… каскад — взлет — о том, каким я вижу тебя впервые, когда ты… похищаешь меня, как это все меняет. И следующие несколько безумных дней полны тобой, как счастьем, которое я впервые чувствую так, еще не зная: как это потом — расставаться. Не подозревая, как почти невозможно будет без тебя — и здесь новый прыжок, одиночный четверной Тулуп, дорожка и одиночный четверной Аксель. Я мчу к нашей встрече, к нашему сейчас, пока музыка меняется во второй раз, и я снова ищу тебя в толпе. А увидев, дергаю рубаху, и она расходится почти без усилия. Я взмываю снова, и, кажется, земное притяжение отпускает меня полетать, я улыбаюсь. И вот теперь смотрю в зал, давая себе заметить не только тебя: Лилию, Якова, Виктора, Юри и Милу, типично мрачного и чужого Гошу и много больше: всех тех людей, что глядят с трибун — они ведь тоже есть? Ты подарил мне себя и всех их сразу… — О… боже! «Давай!» — абсурдно думает Лилия, потому что ничего другого думать просто нельзя. Юра превосходит себя тоже, так же как до него сделал Отабек. И Лилия понимает, что у Юры и Отабека все сработало: даже она приняла приглашение — теперь она вместе с ними в безумии. И точно знает: Юра прыгнет пятый. Тоже там, где они и решили, просто игнорируя, что одного из этих прыжков быть не должно. Что это — достижение, которое доступно считанным единицам в мире. Но Лилия не хочет закрывать глаза. А разговор вокруг стихает и не начинается. Лилии тоже есть, что сказать, но… Все потом. До конца программы меньше тридцати секунд… Отабек, напряженно сжимает в руках коньки, но оторваться от Юры и правда невозможно. Отабек точно знает, к чему был возглас Лилии — он, как и она, считает прыжки Юры. Не как соперник, а как тот, кто болеет за него. Как, впрочем, было для Отабека всегда. Юра вкатывается в финал не замирающей тихой нотой, а разгорающейся все больше и высверкивающейся искрой, он идет к этому… Отабек перестает дышать, он верит, что Юра не упадет, но это напряжение… И эта невыносимая красота. Отабек невольно прижимает ладонь к пластику, отделяющему их от арены. Я прыгаю снова, прыгаю думая о том, как ты пришел, как ты обнимал меня вот только что, что сказал, и… я никогда еще не бывал так высоко… — Пятый, — Отабек не узнает свой голос, а Юра приземляется с поднятой рукой, а потом уходит во вращение, вытягивая свой фирменный Бильман. Лилия лишь кивает словам Отабека, и, кажется, по ее щекам текут слезы. Это не так, но они чертят дорожки по горлу. Лилия неосознанно берет Яшу за руку, а он обнимает ее, и напряжение на его лице уступает его улыбке. А его улыбка все еще солнце Лилии, и от нее так… тепло. Я ухожу во вращение, плохо помня на каком я свете, а из Бильмана перетекаю в Волчок, и не прорастаю вверх, как было решено, а замираю. Выдерживаю свои секунды до конца, до последней ноты и еще пять после. И вот — это не унижение, но я на коленях… перед тобой, конечно. И слезы текут сами, они не спрашивают — они от радости, но силы стремительно покидают меня. И на каком-то беззвучном аккорде, на последней из сил, я все же поднимаю голову — вижу тебя и поднимаюсь, вздергиваю подбородок, взмахиваю зрителям… На самом деле, я не могу совершать никаких кругов почета, колени подгибаются. Я замечаю пот, что струится по хребту и всю свою усталость, смешанную с восторгом — я все же знаю, что сделал — я умею считать. И я не ошибся. Я не могу ошибиться, когда я для тебя. И пусть бы… Пусть бы в жизни могло выйти так классно, как на льду, что, конечно мой друг. На негнущихся ногах я лечу к тебе, пущенной стрелой, а сердце мое на груди полыхает факелом — и не скажешь, что я едва стою. Под гром оваций я укатываюсь со льда к тебе. И нет завершения лучше. Только жди меня… Когда Юра замирает, Отабек в полной мере осознает, как ему не хватает коньков, что он безвольно сжимает в руке. Так важно, так нужно и так невозможно сейчас выкатится к Юре и поднять, подхватить! Как глупо думать об этом сейчас, когда Отабек даже в КИК не решился взять Юру с собой. Но чувства Отабека и правда сейчас такие вот глупые, зато очень яркие: нелогичные, но живые — и он уже спешит к проходу, чтобы поймать Юру. — Он теперь потребует, чтобы Отабек пошел с вами? — спрашивает Иса покаянным голосом. — Он уже ничего не потребует, — тихо отвечает Лилия. — Он едва стоит, и следует молить бога, чтобы не упал в дороге. Лилия точно знает, что… преодоление и упрямство Юрины сильные стороны, но вообще-то он и правда превзошел себя — столько выносливости в нем просто нет и быть не может. Юра выжал себя до донышка, и это просто чудо, что теперь он не распластался по льду — отдельная победа. — Слава богам, что Отабек встречает его, — утверждает Лилия. — До него Юра непременно докатится. И теперь это я требую, чтобы Отабек пошел с нами. Это его победа не меньше, чем Юрина. Он все же должен вкусить свои лавры. Кроме того, что удерживать Юру в сознании. Его адреналина должно хватить еще хоть на немного. Но… Иса, вы можете пойти тоже. Так даже будет лучше, приличнее. Мальчики ведь так дружат. Значит, и мы — тренера тоже, верно? А мне еще есть что сказать вам, только глотну немного воздуха. Юри аплодирует Юре и улыбается, он никогда не кричит, стесняется, но сейчас скандирует: — Ю-ри-о, Ю-ри-о! — словно не ему выступать после. А Виктор ждет, когда Юри осознает случившееся. Пять четверных, один из которых Аксель — вершина, которую почти невозможно взять. И пусть маленький вес и детская гибкость Юры ему в помощь, но достижения это не отменяет. Виктору в общем-то… не жалко, это тоже их победа, общее достижение, но все же он боится, что Юри сейчас поймет, расстроится и не успеет… собраться, поверить, решить? А Виктор не знает таких слов, чтобы утешить, кроме как… «Я люблю тебя, ты мой победитель». Но Юри не мутнеет, пока Юра приближается, лишь тоже делает шаги навстречу, не мешая Отабеку, но, конечно, оказываясь близко, тоже встречая Юру, как и Лилия, и Мила. И восхищение Виктора все растет. Вот теперь я точно не фантазирую, а вижу тебя и твои распахнутые мне навстречу руки — и нет ничего желаннее. Я падаю в них и обвиваю тебя за шею. И только теперь понимаю, что стоит тебе отпустить, я упаду. — Держи меня, — прошу я, и даже говорить оказывается сложно, потому что пусть я и улыбаюсь, как дурак, но слезы текут, заволакивая обзор, а дрожат вовсе не только плечи, но словно все тело. Кажется, я умираю? Но в твоих руках это так хорошо!