Коридор

Отабек легко принимает на себя вес Юры, жалея лишь о том, что не уместно сейчас взять его на руки, как можно было позволить себе на тренировке. Но Отабек держит и обнимает, не давая упасть. — Юра, — выдыхает он. Это слово заменяет Беку все, становится его миром, его вдохом и выдохом, и сейчас это чувствуется сильнее обычного. — Невероятный мой, — шепчет Отабек, незаметно слизывая каплю пота с виска Юры. Для них двоих больше не существует катка, людей вокруг, скорой необходимости разлучится на оглашение оценок, только этот миг слияния и близости. — Твой, — шепчу я и даже язык слушается плохо. Если только не целоваться, то хочется закрыть глаза и опасть в твоих руках, давая себе… что-то такое странное, как быть… слабым, таким, как я не умею. Только слезы медленно утекают в твое плечо. Лилия окончательно понимает, как все устроить и вот теперь улыбается в силу, обращаясь ко всем, но больше всего к Исе: — Мы все: я, Яков, Мила, и вы с Отабеком пойдем в КИК с Юрой. Так уместно поддерживать самого юного, как нам недавно рассказали, фигуриста в его душевных терзаниях. И Виктор с Юри тоже пошли бы, но Юри ведь… нормальный, он не станет повторять подвиг Юры, пугая публику, и выкатится на разминку, как того требует этикет. — И будет очень-очень хорош — заканчивает Яков, совершенно с Лилией согласный. Вот сейчас не только потому, что он не любит ей возражать. Иса осмысляет предложение Барановской, которое внезапно снижает градус и превращает все это в массовую, но очень уместную фантасмагорию. Все вдруг становится таким простым. Иса и не думал, что можно так на все это посмотреть, но… глядя на Кацуки, очень трудно не верить. Если бы не его выступление, он бы тоже пошел с Плисецким. Что же это за характер такой? Такой же сильный, как у Отабека, который катается словно без всякой поддержки. Иса тоже не верил, что она есть, зато теперь верит — видит. Даже хочет говорить дальше, узнать, о чем молчит Барановская. Отабек и правда очень нравится Исе, он не готов вот так просто… Отдать его. Иса знает, что умеет не все. В этом нет проблемы — только повод учиться и суметь больше. Тем более, что Фельцман — тот, кто растит чемпионов — старше почти в два раза. У него и правда есть чему поучиться. Не только Отабеку, может даже, прежде всего, не Отабеку, а самому Исе. И он открывается новому опыту. Я чувствую вдруг, как нас уже двоих обнимает Лилия — всегда строгая, сдержанная Лилия, я поворачиваюсь к ней, и она сияет, а потом Мила и даже Юри приходят, хотя ему скоро выступать. И мысли мои путаются, но я выхожу на какой-то еще один новый виток, который заставляет стоять. Я не отпускаю тебя, но прошу Юри: — Иди и катай, Кацудон, катай, как самый лучший, — я не знаю откуда берутся эти странные слова, но Юри кивает уверенно и отпускает, отвечая на корявом, но русском: — Я не подведу. Он улыбается, и я улыбаюсь в ответ, хотя даже губы теперь слушаются лишь усилием. — Ты же будешь со мной? — спрашиваю я тебя, не в силах настаивать, не зная, что Лилия уже все решила, меня интересуют только твои решения. В противовес прошлой идеи Юры, Отабек не застывает, лишь уточняет: — Ты про КИК? Отвечает ему не Юра, но Лилия: — Да. Теперь мы почти все пойдем поддержать Юру. Только Виктору и Юри придется остаться тут. — Но с ними останутся наши благословения и пожелания победы, — Яков не позволяет себе всех обнимать, зато остается стоять рядом с Виктором. Тот заметно напряжен, но молчит, не нарушая этой странной почти идиллии, хотя весь в раздумьях о том, как Юри будет с этим всем. Техническими очками он так и так уступит теперь Юре и Отабеку, а сегодня и презентацией вряд ли сможет это отыграть. Яков понимает это так же ясно, как Виктор, но не знает, как утешить. Такие вещи неизбежны в соревнованиях, но все же в моменте они тяжелы и горьки. Витя, как фигурист, не сталкивался с подобным, легко обходя противников, но обычно то дело случая, а сейчас случай другой. — Витя… — Яков еще ищет слова, но вдруг слышит рядом на ломаном русском такое полное повторение своего «Витя». Юри уже держит Виктора за предплечье и заглядывает ему в глаза, улыбаясь, и это, конечно, важнее всего, что может придумать Яков. Он кивает Юри, а потом отходит, чтобы странно возглавить процессию. Юра не выходит вперед, но по всему выходит, что сейчас они все вместе из-за… него? Или… благодаря ему. Юра собирается и идет, только на неестественно бледном лице полыхают пожаром щеки, а волосы липнут ко лбу. Однако, он явно не думает ни падать, ни умирать, словно после куража выступления, снова встретившись с Отабеком, ловит новый адреналиновый приход. Ему… даже петь не нужно: светятся не только волосы, но и весь Юра сам, а вместе с ним все, кто его окружает. А для Якова — Лилия ярче всех и, конечно всех милее. Виктор чудом не вздрагивает. Так голос Юри звучит редко, а когда звучит у Виктора от макушки к пяткам бежит ток. Большое везение, что ему уже целых двадцать восемь лет. — Юри, — Виктор касается щеки Юри, поправляет его волосы, так кажется с виду, но на самом деле просто множит близость. — Ты… расстроен? Юри вдруг улыбается своей очень тихой, спокойной какой-то, особенной улыбкой, а потом машет головой, укладывая щеку в ладонь Виктора. — Нет, — отвечает он по-русски. — Я очень рад за Юрио, — он все же переходит на английский, — Это было великолепно и… невероятно. Юри ни в чем не кривит душой, хотя знает, о чем думает Виктор. И еще год назад, Юри бы ужасно убился, зная, что не сможет лучше, думал бы, что не достоин даже пытаться. Он не завидовал и раньше, просто… отчаивался, словно терял всякий смысл. Но теперь смысл не только в победе. Даже больше всего — он не в победе. — Юрио прыгнул пять четверных, а Отабек четыре. В моей программе их всего три. Виктор так странно чувствует в этом свою вину, что хочется ему неожиданно извиняться, хотя он этого терпеть не может. — Нет-нет, послушай, — Юри делает к Виктору шаг и обнимает его крепко. — Это ведь не важно. Ты обещал тренировать меня до тех пор, пока я не стану чемпионом, и ты… не передумаешь, я знаю, Витя, — имя он снова говорит по-русски. Виктор идет странной дрожью, и запоминает лицо Юри сейчас, каждую его черточку, каждый миллиметр выражения. — Всегда, — обещает Виктор, и голос его каким-то чудом не дрожит. — Я не боюсь и не стесняюсь. Наша программа прекрасна. И не важно, что я не буду с ней первым сегодня. Я буду кататься, как первый. — Ты мой первый всегда, — говорит Виктор, чувствуя подступающие слезы, которые, конечно, не прольются. Виктор в очередной раз влюбляется в Юри, который оказался и тоньше, и сильнее, чем можно думать, который не усомнился и не испугался, оказался даже старше самого Виктора. — Ты — настоящее чудо, мое, — заканчивает Виктор собственнически, ловит Юри за ворот и целует его быстро, но по-настоящему, ловя губы, чуть касаясь языком и дергает молнию его олимпийки, а потом и раздевает сам. Он опускается перед Юри на колено, поправляя крепления коньков, а потом смотрит снизу вверх, и Юри восходит на небосклоне. — Иди, — Виктор чуть-чуть подталкивает Юри. — Нечего повторяться и пугать зрителей снова. Такие фокусы хороши лишь единожды. Виктор замирает у парапета, укладывая на него локти, а Юри выезжает, уверенный и ужасно красивый. Виктор только немного хочет надеяться, что эта дружба не односторонняя. Он знает, что Юра устал и сильно, но так хочется, чтобы они с Отабеком вернулись поболеть за Юри. Чтобы вера Юри в них не была напрасной. Виктор до сих пор не верит в людей так, как, оказывается, верит в них Юри. Лилия имеет четкое представление о том, что и как должно быть, чтобы все было чинно и в тоже время, чтобы Юра проживал свой триумф так, как хочет. Ну… почти, у некоторых хотелка слишком масштабна, так что Лилия довольно бережно отлепляет Юру от Отабека и сразу поясняет: — Не волнуйся, он будет здесь, за твоей спиной. Отабеку этих слов достаточно и, когда Лилия и Яков пристраиваются по обе стороны от Юры, Отабек встает за его спиной, Мила за спиной Якова, а Иса так оказывается за Лилией, рядом с Отабеком. Ты кладешь руки мне на плечи, и я каменею, потому что иначе никак, давлю стон и так хочу больше твоих прикосновений. А лучше уткнуться в тебя, а еще лучше — поцеловать. Но я лишь запоминаю твои руки и каждое прикосновение, каждое движение пальцев сводит меня с ума, вместе с оценками за выступление. Я их, конечно, жду и они превосходят ожидания. — А! — я вскрикиваю и вскакиваю, а Яков вскакивает со мной вместе, проявляя свой этот бешеный, обычно спящий, темперамент, снова подхватывает. Я возвышаюсь, но хочу вниз и сделав восторженное: — Эгей! — прошу Якова: — Поставь меня. И тот слушается, позволяя мне все же хотя бы обнимать тебя, под прикрытием объятий Лилии и Милы. Я дышу тебе в шею, и это больше слов — больше всего на свете, ведь ты держишь меня так крепко. Лилия отступает, чтобы не мешать этой подростковой вакханалии, которой Мила сейчас, конечно, только помогает. Лилия же поворачивается к Исе и меряет его взглядом. Он еще очень молод для тренера и так неожиданно превосходит ожидания тоже. Лилия не ждала от него того вопроса, что Иса задал. У нее, по честности, есть ответ. Не тренера, а… человека, может быть женщины, а скорее — матери. — Ты спрашивал, где не доработал, так вот, — Лилия упирает руки в боки, оглядывая Ису из-под длинных черных ресниц. — Как тебя зовут полностью? Иса… а дальше? Лилия и правда не помнит, она никогда не вслушивалась. Не у всех же фамилия Плисецкий или Алтын — захочешь — не забудешь. А Яков улыбается, потому что Лилия в своем репертуаре, остается только наблюдать и надеяться, что Иса оценит. — Сунбей Иса, последние годы мы следуем азиатским традициям, а не советским, — Иса дерзит, но с Барановской сложно не уходить в оборону. — Сначала фамилия, а отчество больше не в чести. Но если что Максат-улы. Иса щурится, но больше не сердится, им скорее владеет азарт и интерес. — Разве это важно? — уточняет он у Барановской. Отабек не собирается отпускать Юру, но заметив, что между Лилией и Исой что-то происходит, нервничает. Лилия обещала объяснить, хотя Отабек не до конца понимает, о чем спрашивал ее, а теперь Иса смотрит так… Это тоже взгляд воина: насмешливый и напряженный одновременно. Лилия не сердится, ей нравится встречать чужой характер, в этом есть что-то такое настоящее… — Весьма, Иса… Максат-улы. Вот теперь я тебя запомню. Люблю красивые вопросы и вообще все красивое, так что… — Лилия вдруг некстати думает, что самым красивым в ее жизни был Яша и… таким остается, но Лилия на всякий случай не смотрит на него. — Не будем затягивать. Отабек очень хорош, а ты мастерски владеешь техникой — это сильное место для опоры. Сначала ведь нужно похвалить, верно? Я хвалю, такой натренированности я не видела еще ни в фигурном, ни в балете. Словно ты следуешь какой-то своей методике, прямо… как я? Оттачиваешь мастерство, снова и снова, натираешь бриллиант до блеска, полируешь… Лилия смотрит в глаза Исы, прищуренные сейчас, когда в углу его рта затаенное чувство, но он весь внимание. — Если бы ты тренировал середнячка, то вывел бы его в плеяду лидеров. Но ты тренируешь Отабека. В этом вся проблема. Иса Сунбэй, ты… слишком боишься ошибиться. А Отабек хочет и может пробовать. Именно это позволит ему идти дальше, оказаться выше. Он создан, чтобы превосходить предел, но… ты слишком боишься, что у него не получится. Словно его ошибки окажутся твоими ошибками, и тебе за них станет… стыдно? В этом и проблема. Лилия останавливается, а потом договаривает: — Я знаю, что это звучит жестко, но… чтобы победить нужно отдать этому душу. А не ошибается только тот, кто ничего не делает. Яков внезапно оказывается у Лилии за спиной, она чувствует его лопатками — так тепло. А Яков говорит: — Она жесткая, но прекрасная. И я с этим мнением согласен, Иса. Вы с Отабеком освоили уже гораздо больше, чем ты решаешься показать. Яков чувствует все больше и знает — им с Лилией так нужно тоже… остаться наедине. Поговорить обо всем, что случилось за последние дни. А может и о большем. Яков пробовал уже много раз, он делал не один подход, но точно чувствует, что сейчас… время для… внеочередной попытки. Яков не считает это безнадежным, он все еще надеется. Ведь Лилия так и не вышла замуж. А каша-мала из их юных воспитанников вдруг приходит в движение и не рассыпается толком, но Юра вдруг сообщает: — Вернемся в зал, посмотрим на Кацудона… И никто ему не возражает. Даже Лилия. Отабек смотрит на тренеров и хочет, конечно, подойти, узнать, о чем разговор — получить свои объяснения, да и просто поговорить с Исой о том, что случилось после выступления. Тот не предъявлял, даже не казался недовольным, когда смотрел на Отабека или говорил с ним, но что-то в нем изменилось. И меняется прямо сейчас. Но для Отабека невозможно отступить от Юры, а ничто не намекает на непоправимость. Уже двигаясь обратно, Иса говорит просто: — Это не было жестоко. Тут нечего мусолить, я не умею того, что блестящий Яков Фельцман, и, похоже, не чувствую Отабека так, как непревзойденная Лилия Барановская. Совет — прекрасный, но я не уверен, что его достаточно. Иса неизменно остается молодым тренером, младше него только Витя. Но Иса вовсе не хочет упускать из рук своего героя и готов рисковать много больше, чем Фельцман и Барановская. — Что будет, когда они разъедутся? — спрашивает Иса ровно. Яков глубоко вздыхает, он знает точно: лучше бы об этом не думать. От трагедии их спасает только то, что Юра, видно, в силу возраста о расставании и не мыслит. Лилия прижимает палец к губам, а потом немного замедляется, отставая от ребят, и Яков все же начинает: — Не нужно себя принижать, ведь себе ты тоже даешь мало свободы, это видно. Вы с Отабеком похожи. Он ведь сам выбирал тренера и выбрал тебя. — Это интересно, — заканчивает Лилия. — Он выбрал так, чтобы вы были равны и поддерживали друг друга. Что тебя останавливает? Но Яков переходит к более сложному вопросу, прежде ответа Исы: — При выдержке Отабека ему просто… будет очень тяжело, — вздыхает он, — грустно, одиноко, но… он справится, он же герой. С Юрой все будет гораздо хуже, Иса. И я считаю, что нам стоит говорить честно. Лилия снова вливается в речь Якова: — Мы же видим, что вместе, здесь и сейчас, они творят чудеса. И счастье, что Юра не думает о расставании. Но… а что если он прав? Зачем им разъезжаться и ждать новой встречи, зачем звонить друг другу по видеосвязи, если можно сделать это иначе? Я немного говорила с Отабеком и поняла, что у него нет особой привязанности к семье, он не ради них тренируется в Казахстане. Лилия и сама не думала, что скажет все это сейчас, но мысли приходят, и она их озвучивает — вот и все. На самом деле все всегда очень просто, если только… никто не совершил непоправимой ошибки. И Лилия не думала, но она ведь тоже не хочет отпускать Отабека. Остается только убедить. Так странно упреждая все запросы Юры. А Лилия знает — они будут и будут велики — это лишь вопрос времени. — У вас же нет хореографа, верно? А Отабек очень талантлив. У него неповторимый стиль… Якова. Ты ведь видел выступления Якова, Иса? Сдержанность и безудержность, мужество и концентрация, воля к победе и удивительная душевная чуткость одновременно. Уникальное сочетание, в одном поколении таких двоих нет. Яков смотрит на Лилию пораженно, хотя всегда знал, что та не любит стоять на месте, зато любит решать. И решает сейчас. Вновь говорит о том, как Отабек похож… И восхищается. Яков чувствует не ревность, но что-то такое… Словно ему не хватает каких-то очень важных знаний. Он хотел бы знать, на чем зиждутся столь скорые решения Лилии. Но и не зная, Яков готов уступить ей — он ведь не чувствует, что ему эти решения не нравятся. Найдя решение в КИКе, Иса не сказать, чтобы рассчитывал на поддержку русских тренеров, но попытаться никто не мешал, и теперь результат радует. Иса видит: их с Отабеком готовы даже уговаривать. На это можно посмотреть с циничной точки зрения: Плисецкий справится с разлукой хуже, будет ревновать острее, а на его катании любые переживания сказываются больше, чем на катании Отабека, при том в обе стороны. А значит, Отабек, как фактор его стабилизирующий, прямо-таки необходим. Как игрушка для капризного ребенка. Именно так Иса и думал до сегодняшнего проката Отабека, до этой его смелости и этой потерянности, в которой Бек ушел в раздевалку, не принимая своих очков, своего рекорда. Отабеку не нужно, как Плисецкому, не выпускать объект своей страсти из виду, но вот чувства Юрия, те самые, которые Отабек будет видеть по видеосвязи, способны лишить Ису фигуриста совсем. Отабек просто откажется от карьеры и уедет в Москву. И его, совершеннолетнего, гораздо более стабильного, чем Плисецкий, переубедить не выйдет ни у кого. Иса решает не заходить издалека, как Лилия, ведь им и правда стоит быть честными сейчас: — Конечно, я видел выступления Якова Фельцмана, это же часть обучения. Но важнее другое. Признаться, сначала я боялся, что вы просто переманите моего героя. Только чтобы ваша фея не капризничала. Потом понял, что Отабек… Он справится с разлукой, но не с настроениями Юрия. И проблема будет не в ошибках, их он может и избежит, но… Я не смогу удержать Отабека, — Иса вздыхает. — Если он для вас… не только конкурент и не только антистресс для Плисецкого — бессмысленно спорить. Им придется разлететься до следующего этапа точно, но уверен, если обещать им эту перемену, то это перестанет быть такой проблемой. Пока Лилия осмысляет сказанное, почти не веря, что кто-то еще делает так… Вот так просто и понятно, решительно, без всяких там сомнений, Яков отвечает: — Твоя честность очень все облегчает, Иса, спасибо. Я тоже не вижу причин откладывать эти решения, и согласен: на то, чтобы полноценно перебраться потребуется время. И, как ни странно это прозвучит, на самом деле, Юра очень не спросливый. Он способен терпеть многие неудобства и, если у него есть цель, сносить их с достоинством, словно трудностей и вовсе нет. А у нас есть все основания думать, что у него это не каприз и не минутная прихоть, а серьезно. Юра плохо подпускает к себе людей, можно даже сказать, что Отабек первый. Но я считаю, нам необходимо сначала поговорить с Отабеком, узнать, что он обо всем этом думает. — Потому что мы думаем об Отабеке очень хорошо. И будем рады вам помочь. Вот даже с арендой катка, — добавляет Лилия, глядя на Якова, как на героя. — Да, с катком можно поступить так же, как с Витей. У нас есть свой каток, и Виктор с Юри тренируются там. Мы просто распределяем время. И вы можете делать так же, если это уместно для тебя, Иса. Лилия кивает, подхватывая Якова под руку. Она умеет говорить с людьми, но скорее привычна прожимать и давить, настаивать, а не договариваться. Ведь обычно это она делает всем одолжение своим участием. Но теперь это не так, и Лилия отдает бразды Якову, который умеет быть логичным, сдержанным, мягким, в нем и не угадаешь человека, который способен наорать или вдруг высказать журналистам все, что он и правда думает. Лилия расслабляется и смотрит, как Юра устраивается рядом с Отабеком, теперь уже сидя, а не стоя у поребрика, что выдает его усталость, которой Юра еще в полной мере не чувствует. А Яков уверенно ведет за собой и ее и Ису, и присаживается невдалеке, чтобы и наблюдать за выступлением Юри, и мочь, если понадобиться говорить без опаски, что Юра их услышит. Лилия точно знает, что Юре придется смириться с расставанием, так же как она верит, что он выдержит это достойно, если будет знать, что оно не продлится долго. Эти мысли мешают просто оценивать Кацуки, однако, Лилия все равно замечает, что и тот сегодня на подъеме, плавной и грациозной волной он переходит из позиции в позицию, и это не просто движения тела, а скорее веления души. И такой соперник — это тоже ценно. Интересно. Все трое: Юра, Отабек, Юри — так отличаются друг от друга, у каждого свой неповторимый стиль и образы не похожие друг на друга. Это в общем-то достойное и правда красивое зрелище. Тем удивительнее то, что юноши, не переставая соперничать, скорее сближаются. И это… в спорте редко, если только речь не идет о парном катании или синхронистах, однако… Лилия не то чтобы понимает, она просто видит, что если по коридору на сцену идти с кем-то вместе, то коридор этот расширяется, обрастает окнами и дверями, наполняется чувствами, и вот — это уже не совсем коридор, скорее целый мир, пусть и очень маленький. Это буйство чувств многое усложняет, но безмерно украшает все. Лилия и по себе знает о том, и даже по бенефису Якова, который был просто сногсшибательным. Жаль только, что не многие решаются… даже на настоящую дружбу, что уж на то, чтобы так безумно и бесстрашно отдаваться любви. А любовь ведь чувство, которое всегда навсегда. По крайней мере именно так думают влюбленные. «И кто мы такие, чтобы мешать?» Но в стороне Лилия оставаться не любит и оттого выбирает помогать, хотя никогда бы не подумала, что образ матроны ей подходит. «Как видно, я стала немного старше, чем привыкла считать,» — решает она, не замечая, как льнет к плечу Якова. Такому надежному, такому важному — Лилия на самом деле так по этому всегда скучает. И, думая о смелости Юры и Отабека, все больше решается на собственную смелость рядом с Яковом.