Коридор

Иса заговаривает с Отабеком почти сразу после разминки. — Ты много времени проводишь с русскими… — Мы дружим с Юрой, — отзывается Отабек. — С Плисецким? Отабек, это не звучит убедительно. Из всех соперников он… — Да, точно, — перебивает Отабек. — Но так получилось. Иса вздыхает: — Я не буду просить тебя перестать, но попрошу подумать: зачем это может быть нужно Плисецкому, почему его хореограф не сводит с тебя глаз… Что может быть нужно от тебя конкурентам, Отабек? Отабек не отвечает, но задумывается, не совсем над тем, что пытается сказать Иса, но над тем, как это было. Что это было, когда Лилия уступила Отабеку Юрин лед, когда показывала жесты, когда захотела сегодня проводить… Уже наблюдая за прокатом Поповича — он сегодня идет первым — Отабек пишет Лилии: «Вы должны все мне объяснить.» Отабек не знает, какого демона вызывает так, но больше не хочет оставаться в неведении относительно идей Лилии. Лилия не мешает Юре, перед выступлением ему всегда нужно это время с собой и музыкой. Юра в этом состоянии словно никого не замечает, но Лилия знает, что это не так. Большая часть людей ему… мешает — он становится жестче и непримиримее, но ее никогда не прогоняет, и Лилия просто остается рядом — так, как с ней рядом никогда никто не оставался, пока не появился Яков. Это же просто какое-то чудо, когда не требуют и не ждут… Лилии не нужно, чтобы Юра ее заметил, чтобы что-то ей сказал, показал свой боевой настрой. На самом деле ей никогда перед выступлением ничего от него не нужно, только, чтобы он верил… в себя и снова, и снова выходил и делал. Делал то, что так ему нравится, жил. Лилия не думает о своей матери, но снова и снова думает о себе, как о матери. Даже о том, что Юра сказал ей о плюшках, которые ему, конечно, нельзя. Только вот всегда строгая Лилия считает, что если очень хочется, если немножко, то можно. Этому ее тоже научил Яша. Яша… Такой удивительный, он показал Лилии еще много чего… Что она нравится ему не только с улыбкой, но и в слезах, нравится, даже, когда гневается и капризничает. Только с ним одним Лилия и могла капризничать, если честно. Яша подарил Лилии вселенную, а она… отдала в ответ себя. Но так хотелось дать больше — подарить ему их ребенка. Она так ждала этого и так ошиблась. Не справилась. Лилию снова тошнит, и ей так хочется, чтобы Яша оказался рядом. Ужасно глупо и чертовски нечестно. А если не Яша, то Отабек, который родился в тот же год и даже… в тех датах, что должен был их малыш. Их с Яшей общее — их продолжение… Лилия снова смотрит на Юру и думает, что Яша… Выходит, не сдался и не отступил, подсунул ей Юру. Теперь он их общее и даже их продолжение. Яшино дело на льду и балет Лилии — в Юре все это цветет буйным цветом и расцветает под звездой Отабека. Отабек же продолжает для Лилии Яшу. И с Отабеком, как и с Яшей, не страшно быть слабой, но хочется быть сильной. Лилия уверена, что хочет подсунуть Яше Отабека. Так странно, ведь Лилия не девочка давно, она не может знать, насколько у Юры с Отабеком это серьезно, как долго продлится их счастье? Но разве это так уж важно, если сейчас это счастье есть между ними и топит в себе, даже ее… такую уже… не молодую, хоть и не старую. А Яше и сейчас те двадцать, что было, когда она впервые в свои пять лет увидела его на льду — ее прабабушка была большой поклонницей фигурного. Лилия похожа на нее, за что ее не единожды упрекали, но Лилия гордится. Она такой же «сложный человек», такая же «жесткая», «непримиримая», даже «бестактная». Пусть — зато такая же сильная и «может дать и по лицу за родное Катманду». И во всех этих мыслях Лилии приходит сообщение Отабека. Лилия смотрит на него, плохо понимая, что именно она должна объяснить? Лилия задает этот вопрос себе, потому что объяснить она хочет. А в груди вдруг клокочет страх… Потому что Лилия не знает вопроса, но объяснить может пока лишь одно: «Ты так похож на моего сына. На сына, которого у меня никогда не было… И я бы хотела… чтобы ты… разрешил мне…» Лилии все страшнее, она не знает, как думать дальше и оттого просто отвечает: «Обещаю. Только не думай об этом сейчас. Выступай во всю силу, оставайся свободным. А потом я отвечу на любой твой вопрос, Отабек Алтын.» И, как ни странно, последним этим обращением Лилия присваивает себе Отабека окончательно, бесповоротно и, кажется, без спроса. Что же… Пусть будет так, ведь на самом деле это уже некоторое время так. Потому можно даже бесстрашно отпустить Юру в безумие. С Отабеком хоть куда, ведь Лилия верит в него так, как верила в Яшу, так, как могла бы верить в своего сына. Его выдуманный образ уже почти не оставляет вариантов — Лилия просто представляет Отабека и жалеет, что узнала его таким большим. Хотя… все всегда происходит вовремя — Лилия вовсе не уверена, что раньше бы справилась. Она точно знает, это Яша и Юра сделали так, что она вообще смогла думать об этом без истерики и жуткой боли не в груди даже — повсюду. Теперь у нее есть Отабек и нет боли. И даже снова хочется… Хочется, чтобы Яша стал ближе. Лилия не верит, что это возможно, ведь, когда он узнает, то… Но, может быть, она впервые за двадцать лет готова попробовать. Отабек дожидается ответа Лилии, который, признаться, запутывает только сильнее, и Отабек зовет: — Иса… — тренер шагает к нему, и Отабек выдает: — Я хочу прыгнуть четверной Аксель вместо тройного. И вместо каскада 2-3 сделать 3-3. Иса выгибает брови, а потом качает головой. — Если ты ошибешься, будет штраф. — Но если я не попробую, я не обойду ни Плисецкого, ни Кацуки, — Отабек специально остается в терминах Исы, не называя ребят по имени. — Ты тренировал четверной Аксель? С Плисецким, полагаю? — Да, это не было слишком сложно. Но я могу остановится только на усложнении каскада. Иса задумывается и кивает, уступая. — Хорошо, если ты уверен. — Спасибо, — отвечает Отабек и снова отвлекается на телефон, в этот раз, написывая, конечно, Юре: «Скучаю. Так странно стоять тут без тебя,» — хотя, признаться, странно думать так. Отабек обычно стоял у бортика без Юры, и только в последние два дня это изменилось. Я реагирую на телефон, еще не до конца выплывая из музыки, но… сообщение от тебя — я не делаю потише, но читаю. И твои слова резонируют со всем тем, что я проживаю. Я отвечаю тебе: «Я как раз представлял тебя под музыку. Было очень…» — а после теряюсь в словах и не дописываю, зато потом набираю: «Я иду…» — и вытаскиваю наушники. — Я хочу в зал, я не буду смотреть, даже глаза закрою, — обещаю я Лилии. — Но мне нужно к Отабеку. Лилия только кивает. — Я понимаю, даже удивлена, что ты не пошел сразу, — Лилия чуть усмехается и повыше застегивает ворот Юриной олимпийки, пряча его ото всех. Простые его брюки не позволяют заподозрить, что они увидят. — Пойдем. Лилия чуть сжимает мое плечо, я смотрю на нее с благодарностью, запихиваю плеер в карман, оставляя наушники болтаться на шее, а потом выставляю локоть. Это немного странно, тем более, что Лилия немного повыше меня… Все еще, блин! Но она берет меня под руку и становится ближе. Мы так и являемся на арену, и Яков спешит к нам, но я вижу тебя. Лилия, кажется, тоже. Она отпускает меня, оборачиваясь к Якову, а я тороплюсь, почти бегу к тебе и так жаль, что ты не можешь раскинуть ко мне руки. — Привет, — говорю я тебе, словно мы не виделись целую вечность, и… это очень просто — не смотреть никуда, кроме, как тебе в глаза. Мои остальные слова остаются несказанными, но я говорю их тебе мысленно. Пусть мы не можем ни поговорить по-настоящему, ни обняться, но мне нравится возможность даже просто стоять с тобой рядом. Лилия зависает, но, подхватив Якова под руку, с ним вместе подходит к Поповичу. И, судя по лицу того, прокат был не из лучших. — Ничего, это только начало, — говорит Яша, словно чувствует мысли Лилии, словно успокаивает. Яков думает, что это жаль, что Лилия… да и он сам не могут проводить Отабека на лед, ведь его выступление совсем скоро. Отабек никак не ожидал, что Юра придет к нему, и теперь смотрит на него, как на чудо, позабыв об Исе, который тихо, но многозначительно кашляет. Отабек отрывается от созерцания Юры, кивает Исе и поворачивает ко льду, уже держа Юру за руку. Отабек хоть и смотрит за чужими прыжками, сейчас ничего не оценивает и ни о чем особенно не думает, зато делится с Юрой тихо: — Иса одобрил мне усложнение каскада, но не четверной Аксель… И будь я тобой, я бы все равно его прыгнул. Потому, что ты у меня бесстрашный. — Я? Ты снова поражаешь меня. Я отлично помню про глаза воина, но сейчас слышу тебя, как в первый раз и замираю. Ты снова даришь мне меня, а потом я улыбаюсь. — Теперь я прыгну все что угодно. Ты ведь ловишь меня, значит все — не страшно. Лилия просто добавила все, что я хотел, так странно… Знает, наверное, что иначе я все равно сделаю. Бек… Только ты, на самом деле, можешь знать, готов ты или нет. И если ты хочешь, то стоит… Победителей ведь не судят. А не ошибается тот, кто ничего не делает — это мысль Якова, но мне нравится. — Бек, а почему Иса хочет, чтобы ты смотрел на них сейчас? Вообще, я понимаю, но можно ведь потом, в записи. Разве так будет не… легче? Мне точно легче ничего не видеть, а просто знать — это позволяет конкурировать только с баллами, а не с тем, что там накатали другие. От слишком хорошего выступления я бешусь, от плохого… на самом деле переживаю. И по всему выходит, что это очень утомительно — столько эмоций сразу. А если без эмоций, то просто — скучно. И только теперь с тобой я не скучаю. Отабек не успевает ответить, ему приходит сообщение от Исы: «Еще успеете поболтать, смотри за катанием, пожалуйста. Сосредоточься,» — его указания просты и понятны, впрочем, они такие же как и обычно. Отабек не отвечает и не оборачивается к Исе, но действительно с полминуты просто смотрит на чужие прыжки. Пока ты смотришь на Криса, я снова втыкаю в ухо наушник, но только в одно, в то, что подальше от тебя. И даже правда прикрываю глаза, вдруг понимая, что после Криса Джей-Джей, а за ним — ты. И я хочу быть с тобой, пока ты будешь кататься. А значит привычной для меня настройки не будет. Впору, наверное, заволноваться, но я лишь чувствую это тоже частью своей программы — с тобой и без тебя. Это так по-разному, и мне нравится все это — новое. Я стараюсь больше ускользнуть в свою музыку от всего лишнего и… надо бы быть понезаметнее, но я все крепче сжимаю твою ладонь. — Я не знаю почему, — отвечает Отабек Юре, наконец. — Наверное, чтобы я был хорошим тренером. Потому что все, что я понял из этого проката, это, чего Крису не хватает. Но у меня с этим трудностей нет, по крайности — пока. А вот Крис тяжелый, и тем круче выглядит его результат. Тебе и Виктору гравитация не помеха. Отабек говорит тихо, действительно не отводя взгляда ото льда. — Но мне нравится смотреть, пожалуй. Это интересно. Я открываю глаза, когда ты заговариваешь. — Тренером? Ты… и правда мог бы! Я вдруг загораюсь: я хочу, чтобы ты катался, но в тоже время… Когда ты на моей тренировке, я чувствую это особенным, а все твои замечания, пожелания и ходы так к месту, словно иногда ты лучше меня самого, знаешь, что бы я хотел и как это сделать. — Подготовка к «Безумию» и к этой новой программе… Тренировки с тобой были самыми лучшими в моей жизни, — честно признаюсь я. — Но все же… Мне ужасно нравится, как катаешься ты сам! Я понимаю это точно. Пусть и немного завидую Юри, у которого тренер — его парень, но все же… Я хочу видеть тебя на льду и болеть за тебя. А мы, кажется, пропускаем объявление оценок Криса, зато недолго смотрим, как начинает Джей-Джей. И секунда за секундой я начинаю ждать твоего выхода. Отабек хмыкает, мысли Юры буквально проступают на его лице — это очаровательно. И заставляет представлять, как Отабек касается Юриной щеки ладонью. — Может быть, когда я выиграю у тебя, я подумаю и о том, чтобы тебя тренировать. Отабек не касается, но подшагивает к Юре, глядя ему в глаза, так пытаясь передать все это не случившиеся сейчас: прикосновение, поцелуй, нежность. Они зависают в моменте, проживая свою близость, сосредоточенные друг на друге, а вовсе не на Джей-Джее. От чего Иса смотрит недовольно — хоть он и молчит, Отабек понимает и без слов. Я таю под твоим взглядом и лелею его на щеке, словно могу почувствовать, как прикосновение — из-за этой заминки не успевая ответить тебе прежде, чем подходит Иса. И он… В общем-то меня отодвигает, от чего я хмыкаю, но решаю одновременно не хамить твоему тренеру и приберечь свой ответ тебе на потом, когда мы будем одни. От мыслей об этом хочется улыбаться, а Иса вовсе не кажется значительным препятствием. — Пора, — тихо вздыхает Отабек и отступает к скамейке, чтобы поправить шнуровку коньков. Иса теперь заслоняет Отабеку Юру, начиная говорить что-то напутственное. Отабек слушает, кивает, а потом выпрямляется и делает первые шаги к калитке. Он не смотрит, но верит, что Юра идет за ним тоже. Иса отделяет меня от тебя, а у меня даже нет шанса особо выглянуть из-за его плеча, разве что… прыгнуть? И я мог бы, опершись на его плечи, даже перемахнуть через него, но… Я сдерживаюсь, а Иса уже принимает у тебя щитки, тебе пора выезжать и… Я спешу: ныряю под его руку, так оказываясь перед тобой, — обнимаю крепко крепко, успевая вышептать тебе в ухо: — Люблю! Прежде чем твой тренер ловит меня за предплечье, сжимая его весьма однозначно. И я тебя отпускаю, даже готовый уступить Исе вещать тебе свои напутственные речи дальше. Иса морщится и странно хмурится, но все его недовольство адресовано Плисецкому и, конечно, его тренерам. Иса никак не может понять их задумки, но чувствует, как между ним и Отабеком разрастается пропасть. — Ступай. Ни о чем не думай — побеждай, — говорит Иса тихо и даже сжимает предплечье Отабека. Отабек кивает, но уносит с собой слова Юры и думает, конечно, о них. И не собирается переставать.