Коридор

После завтрака и прощания с Виктором и Юри, я вспоминаю о подарке Виктора, и меня съедает любопытством. Но мои расспросы встречаются лишь со вздохом и обещанием попозже мне все… показать. Это интригует ужасно, но твоим словам я верю и прекращаю штурм. А ты зовешь меня покататься по городу, и эта мысль кажется мне прекрасной. Мы колесим по округе, нарезая не привычные круги, а странные квадраты, ветер бьет в лицо, под сердцем чувствуется твое тепло, а под ладонями кубики твоего пресса. Я стараюсь не гладить, хотя так хочется. Мы останавливаемся у парка, в его центре озеро, а вокруг аллеи и площадки. Мы просто гуляем и говорим обо всем, но только не о выступлении. Держимся за руки, а потом зависаем на берегу озера. Я устраиваюсь на парапете, а ты обнимаешь меня, но со стороны можно подумать, что просто держишь. Над нами плывут облака, красивые, вычурные, полупрозрачные, и сквозь них почти беспрепятственно светит солнце, оно падает на твою макушку, и ты все прекраснее. Через некоторое время твоя прекрасность зашкаливает и я прошу: — Поехали домой? — и знаю, ты не сможешь возразить мне. Отабек воспринял все советы Виктора, хоть и наделся, что справится ничего не повторить до самого вечера, но… когда Юра зовет домой, времени у них еще предостаточно, а Отабек не может отказать. И не хочет тоже. Они не спешат так, как в вечер коротких программ: неутолимый голод близости становится теперь мягче, превращаясь в предвкушение. Потому Отабек предлагает: — Заедем посмотреть на выступление Милы? Должны успеть… Отабек хочет не столько отсрочки, хотя и ее тоже, сколько действительно поддержать Милу. Твоя идея ужасно необычная: никогда бы мне ни пришло подобного в голову, но… Внезапная эта мысль — поддержать Милу, кажется мне прекрасной. На самом деле я замечаю, как Мила поддерживает меня… нас. Прийти на ее выступление — это ведь лучше всяких дурацких слов, которые так невыносимо подбирать. И я легко соглашаюсь, пусть это и означает преждевременную встречу с Яковом и Лилией. Как победительница прошлого тура, последней выступает Сара, но Мила прямо перед ней, и мы прекрасно успеваем. Мила, любит смотреть на конкуренток и оттого нас не замечает. Зато нас засекает Лилия, и обнаружить ее здесь сейчас тоже странно. — Смотри! Лилия… Но… она обычно ходит только на мои выступления и на выступления моих конкурентов, — шепчу я тебе в ухо. А Лилия тянется к Якову, точно так, как я к тебе сейчас, и тот оборачивается к нам, а потом, улыбаясь, касается плеча Милы, обращая на нас и ее внимание. Улыбка восходит на ее лице, Мила чуть склоняет голову и машет нам рукой, отвлекаясь от просмотра. А, когда мы подходим, обнимает нас: — Боже, мальчики! Я так рада, что вы здесь. Вы… пришли! — говорит Мила с таким восторгом, словно кто-то из нас Дед Мороз. — Вы же останетесь посмотреть? Или… что-то случилось? — лицо Милы становится обеспокоенным. Но я спешно машу головой: — Нет, нет, все в порядке! — Просто влияние Отабека на лицо… — выдает Лилия. — Что не так? С моим… лицом? — уточняю я, немного заводясь, но Мила уже говорит о другом: — Это очень красивая программа, Лилия с ней помогала. Я надеялась, что вы это увидите! Сегодня я перекатаю Сару. — Непременно, — подбадривает ее Яков. — Не отвлекайся, скоро уже выходить. Отабек не вмешивается в разговор, а когда Лилия упоминает о его влиянии чуть напрягается. Он не совсем боится, что Лилия поймет то, что понял уже Виктор, но все же этот вопрос тревожит, и Отабек отвлекает всех на Милу. — Твои программы все хороши, — улыбается он, точно зная, о чем говорит: Отабек часто смотрит женское катание. — У Сары программы более плавные, всегда в ожиданиях жюри, а твои такие живые. Как огонь. Мила застывает, а потом обнимает тебя снова, и меня тянет к вам тоже, отчего я расслабляюсь. — Спасибо, Бек. У меня еще никогда не было такой группы поддержки. Жаль я раньше не знала, что ты смотришь на мои выступления! — Эй! — осекаю я Милу, хотя не сержусь… — Не жадничай, Юра. Раз тебе повезло, дай другим хоть немного комплиментов послушать! — Мила, — Яков звучит совсем нестрого, — на изготовку. Ты должна думать о прокате. — Так я только о нем и думаю! Отабек даже предвосхитил тему огня, — Мила улыбается. — Но мне выходить. Только никуда не уходите до самого конца, я буду… думать о вас. Мила отворачивается, а Яков шагает за ней. Они пропускают завершившую программу конкурентку, и Яков помогает Миле снять олимпийку. Это ее платье синее: не нежно голубое, а именно насыщенно-синее, подчеркивающее ее почти алые волосы и поразительно синие глаза. Мне кажется, я вижу Милу впервые и даже выдыхаю восхищенно: — Красивая… Лилия хмыкает и чуть качает головой. Она снова на каблуках, и ей достаточно чуть приподнять голову, чтобы сказать Отабеку: — Поразительно… Лилия видит на самом деле все, она ужасно наблюдательна, если не зациклена. И впервые на ее памяти Юра такой. Рядом с Отабеком он меняется, и это не что-то окончательное, а какой-то процесс. И чем счастливее Юра, тем больше он видит вокруг. Тут нечему удивляться — Лилия все знает про «коридор». У Юры он был необычайно узким, в нем не было дверей даже к своей семье. Только одна — к Николаю. И ни она, ни даже Яков не догадались, что этого как-то маловато. Так же как… Юра не был самоуверен, он просто не понимал, о чем они, о каком внутреннем содержании. А теперь понял. — Скажи это Миле, когда она закончит, Юрий Плисецкий, — говорит Лилия Юре в спину, пока Мила заканчивает разогрев. А потом все они замирают. Даже сама Лилия. Когда Яков берет ее за руку, она чуть сжимает его пальцы. Все они вчетвером торчат у борта. Яков наблюдает за Милой, мысленно подсказывая ей. Такая открытая, непосредственная, смелая… Миле словно всегда чего-то не хватало… Но сейчас ей хватает всего. Яков не понимает, что именно и почему изменилось, но Мила так точна. Яков задерживает дыхание, он почти не может поверить — программа эта сложнее, чем предыдущие, а Мила идет по ней так четко, без единой ошибки. На их глазах распускается прекрасный синий цветок с огненной сердцевиной. Мила прыгает, и зал разражается овациями — идеальный прыжок, и… так странно, Юра хлопает ей тоже, как и Отабек. Яков немного беспокоится, что это отвлечет Милу, но она становится лишь лучше. Всегда такая внимательная ко всем… Теперь Мила получает свое внимание и расцветает. Лилия никого не берет тренироваться, но в этот раз помогала Якову с хореографией и для Милы. А теперь смотрит с ним. И болеет. Яков знает, что за него больше, чем за Милу, но все же… Мила заканчивает под громовые раскаты трибун, Яков дышит, сквозь стиснутые зубы, а когда Мила подъезжает, улыбается и ловит ее в объятия! Он знает: Мила сделала всех предыдущих, и только Сара теперь может что-то изменить. — Очень красиво, — говорит Миле Юра и не прячет взгляд, он так запальчив. Слова его повторяют высшую похвалу Лилии, и та, молчит, но кивает. Яков хотел бы обнять ее, но только не уверен, что она позволит. Отабек, жалея, что у него нет цветов или мягкой игрушки для Милы, подает ей олимпийку, о которой забыл Яков. Еще не ясно — перекатала ли Мила Сару, но она уже перекатала саму себя, а это в их мире достижение едва ли не большее. — Восхищен, как и всегда, — Отабек чуть кланяется Миле, и она довольно смеется. В КИК Мила отправляется с одним лишь Яковом, и Отабек не удерживает вопроса к Лилии: — А вы? — Ты, — поправляет его Лилия. — А я не тренировала Милу, так что не мне разделять с ней эти лавры. Но Яков молодец, это большой успех. Мы слушаем оценки Милы, и это… просто грандиозно. — Вот это да! Как круто! — выдаю я. — Теперь Саре будет не просто… — Я надеюсь, не только Саре. Мы должны этот триумф приумножить, и у нас есть все предпосылки. Тем более, что… вот с вами я собираюсь разделить результат. И раз уж у нас есть некоторое время, то… Вы не вышли к завтраку, и это о многом говорит. Виктор сказал, что ты, — Лилия смотрит на Отабека, — никогда не пропускаешь завтрак. Он даже обещал позаботиться об этом, как он справился? Лилия отлично умеет видеть по юным балеринам, когда же… Когда девочка стала женщиной. Это сказывается даже на походке… Но в своем умении разглядеть что-то такое по юношам Лилия сомневается. Она видит перемены, но ведь и до того их видела! Первый раз всегда оказывается потрясением. Лилия не говорит об этом, но хочет понять, насколько Юра и Отабек теперь смогут сосредоточиться на своих выступлениях. Отабек удивляется, но с ответом находится легко: — Виктор преувеличил, конечно. Просто проспали, я как раз собирался заказать завтрак, когда узнал, что уже все сделано. И… отличный был завтрак. Спасибо. Отабек замолкает, хотя его подмывает добавить: «Вы ведь не это хотите спросить,» — но тогда точно придется отвечать, а так есть шанс, что Лилия не решится на прямое прояснение. Я наблюдаю за вашей этой… такой приличной и почти светской беседой и жду вскипающей злости. Она обязательно была бы еще только вчера и в любое время раньше, но сейчас ее нет. Я с удивлением обнаруживаю, что мне… ужасно забавно, и капелька смущения где-то на дне. Но я усматриваю смущение и в Лилии — она ходит кругами и подкрадывается, а не предъявляет. — Проспали, — эхом повторяет за тобой Лилия, а твой голос не позволяет ей понять до конца. — О, Боже мой, — тяну я, со всей фатальностью. — Совсем не похожа на железную леди. Это так ведут себя тревожные мамаши? Мы, что, серьезно будем это обсуждать? Задав этот сакральный вопрос, я понимаю: проще уже обсудить, чем оставаться в этой идиотской точке. — Понял, будем, — отвечаю я сам себе и, подшагивая к тебе ближе, беру за руку, — Лучше ужасный конец, чем эта херня, так что… Я дергаю Лилию к нам за локоть, и мне почти не нужно тянуться, лишь поднять голову — как же это утомляет смотреть на всех снизу вверх! — Да! Да, и еще раз да, — шиплю я в лицо Лилии. — Все уже случилось, поздно отступать или выдавать наставления. Но… — я чуть топаю ногой, — теперь ты знаешь, и давай уже закончим этот кретинизм. Пожалуйста, — я останавливаюсь, с трудом осмысляя, что только что сказал. — Юра… — Лилия внезапно теряет голос, да и вообще теряется. Меньше всего она ожидала такой вот откровенности, такого… самопредъявления, словно Юра сам хотел высказать ей это. И что теперь делать, понятно очень плохо, Лилия оглядывается в поисках Якова, но находит взгляд Отабека, хотя странно боится обнаружить в нем осуждение или злость. — Юра, мне больно, — говорит Лилия, потому что Юра так и не отпускает ее локоть, а хватка у него железная, как и положено спортсмену. Он слышит и тут же отпускает, теперь просто… под локоть поддерживая. — Если лекция, то давай, но потише и покороче, — режет Юра, и Лилия прикрывает глаза, чтобы открыть их и снова посмотреть на Отабека. — Не будет никакой лекции и никаких нравоучений. И я… не против. Просто… Ну, и как вы теперь себя чувствуете? Глядя на напор Юры, Лилия уже не уверена, кто там и где в итоге оказался. Она вглядывается в обоих, точно понимая, что не решится спросить что-то такое, что спросила бы у любой из своих балерин: «Тебе не больно? Ничего не беспокоит? Что-то мешает, отвлекает?» Но как объяснить Юре и Отабеку, что это не контроль и не вторжение, а всего лишь забота, Лилия не знает. Отабек закусывает губу и опускает взгляд, не столько смущаясь, сколько почти веселясь. Но, как ни странно задумываясь над ответом. По совести: без напряжения и ожидания, без ощущения, что его дразнят этой близостью, Юре точно стало лучше, а Отабеку хоть вроде и легче давалось стоять на грани — тоже, конечно, теперь хорошо, свободно и чуть пьяно. А Лилию ведь волнует на самом деле это, и Отабек, набрав побольше воздуха, все-таки говорит, поднимая взгляд: — Лучше, теперь наши возможности думать о чем-то другом явно возросли. — Точно, я даже… почти совсем не злюсь сейчас, — подтверждаю я твои слова, которые ужасно меня греют: ты явно не сердишься, что я сказал, и это… классно! Лилия удивленно моргает, пытаясь осмыслить эту информацию. Видно, в мальчиках все работает как-то не так, как в девочках? Лилия благодарно кивает Отабеку. — Спасибо, так мне гораздо спокойнее. И я рада. И вообще, и что мы говорим, и… Юра, Отабек, это было очень смело, сказать прямо, я оценила, — Лилия старается улыбнуться, это даже не очень сложно. — Мы и правда можем оставить уже эту тему, только… — Лилия все же решается, хотя подбирает формулировку, — Физически тоже все в порядке? Ничего не… беспокоит, не отвлекает? В этот момент к ним подходит Яков и, расслышав последние слова Лилии, подносит ладонь к глазам. Хорошо хоть, Мила сосредоточена на выступлении Сары. Яков хотел бы последовать ее примеру, но… — О… вас что и на пять минут нельзя оставить? Лилия, они же… — Яков нежно подхватывает Лилию под локоть. Она прекрасна, как всегда, и, как часто бывает, — невыносима: нет таких вопросов, на которые Лилия не может решиться. И действий таких тоже нет. Яков вспоминает ее шестнадцатилетней… нет, не принцессой, ничуть не так — богиней, звездой? Целым миром Якова. И их первый раз. Яков был старше в два раза, но и тогда все решила Лилия. Ее вопросы заставляли Якова краснеть, а мурашки течь по телу. И Яков хочет напомнить Лилии… он уверен, что ничего подобного никто из пацанов Лилии не скажет, даже если что-то их и беспокоит. Яков рассчитывал вообще-то послушать заключение Виктора за обедом, но теперь и так все ясно. И большего доверия не снискать. — Лилия, ты… ведь и сама не стала бы отвечать на свой вопрос, — мягко останавливает ее Яков. — Яша, — Лилия качает головой, и не тянется к Якову, тот сам склоняется к ней: — Не порть мой план, — шепчет Лилия ему в ухо, прикрывая его ладонями. — Стала бы, если бы знала, что мой ответ устроит. И я… тогда ответила. Яков гладит запястье Лилии, они очень давно не бывали так близки. Она не подпускала, но теперь ее шепот щекочет ухо и заполняет разум. Яков чувствует себя не старше, чем Отабек. Он даже забывает о выступлении Сары, о том, что оно правда важно — для Милы отдельно, но и для Якова тоже. Очень важно, как ничто. И только Лилия все же важнее. Это так и не кончилось, и Яков уже не обижается, даже не жалеет. Отабек быстро смотрит на Юру, зная, что вопрос… пустой. Даже если Юру что-то и беспокоит, он теперь точно не признается. — Да блядь! — выдаю я с выдохом. — В смысле, да, блядь, со мной все в полном порядке и ничего кроме идиотских этих вопросов меня не беспокоит! Мне не больно, не плохо, не трудно и все понравилось. Но к высуплению это не имеет никакого отношения. Кататься я не разучился… клянусь, — вот теперь я все-таки злюсь. — Еще вопросы на эту тему будут, мамочка? — фыркаю я. Лилия вдруг спадает с лица, бледнеет и странно опускает голову. — Нет. Больше не будет. Это прекрасный исчерпывающий ответ, Юра. И… мне очень жаль, что я… напомнила тебе о чем-то таком неприятном. Лилия дергает локоть из хватки Якова и говорит ему быстро: — Встретимся за обедом. Лилия идет спокойно, чеканя шаг, хотя на самом деле убегает. Она Юре не мать. И Отабеку не мать. Она никому не мать, в том и беда. Лилия не в обиде на Юру, его ответ на самом деле радует ее, просто… Совсем не просто, на самом деле. Она доходит до туалета, находит в своей крошечной сумочке мобильник и набирает: «Это правда был отличный ответ, Юра.» Лилия могла бы написать больше. В горле комом стоят не слова, но чувства. Такие глупые, такие странные. Лилия вдруг оседает на пол в кабинке туалета и плачет. Слез этих очень много, словно она ошиблась не почти двадцать лет назад, а вчера. Я смотрю в ужасно прямую спину Лилии и не понимаю… — Я… что я сказал? — спрашиваю я, готовый защищаться от Якова и уже поворачиваясь к тебе: — Ты тоже на меня сердишься? — уточняю я с вызовом, хотя на самом деле просто ужасно волнуюсь. — Она не сердится, а расстроена. И я… не понимаю, — признает Отабек, глядя теперь на Якова. — Ни почему Лилия так волнуется, ни почему она ждала от тебя другого ответа, ни тем более, что именно такое ты ей сказал. Отабек, вздыхая, ловит Юру за руку. — Я тоже не понимаю, — Яков хочет пойти за Лилией, но Мила… И Яков держится. — Ответ был отличным, Юра, — Яков не знает, как точно повторяет слова Лилии. — Ты только не волнуйся. Бек, все… все хорошо, — обещает Яков, так странно разделяя с Отабеком ответственность, не за Лилию, конечно, но за Юру. И это уже очень много. — Давайте сейчас просто побудем с Милой, а остальное я решу. Я получаю сообщение от Лилии, сжимая твою ладонь, и мне вдруг так страшно знать, что в нем. Но я все же читаю, а там только то, что сказал Яков. Я показываю тебе экран и спрашиваю: — Я должен извиниться перед ней? Яков отвечает прежде: — Может быть. Может быть, есть за что, Юра, но точно не за то, что ты сказал сейчас. Я замираю, а Яков треплет меня по голове, пока мимо нас проходит Сара, а к нам подходит Мила и глаза ее горят. — Вы видели? Видели?! Я же… была лучше! И я силюсь улыбнуться ей, все крепче сжимая твою ладонь. Впервые меня так сильно беспокоит, что я огорчил Лилию. Может, потому что в этот раз я точно ничего такого не планировал — не хотел. Отабек не отпускает Юрину руку, но переключается на Милу, хотя на Сару смотрел мало. Но, судя по реакции зала, больших ошибок не случилось, а Мила все-таки профессионал — если, ей кажется, что она была лучше… Они получают подтверждение в реальном времени: судьи озвучивают оценки, и Мила обходит Сару на два очка по сумме балов, и на пять по произвольной. Отабек надеется, что Лилия вернется к ним, ведь теперь невозможно уйти до награждения. Лилия думает о том, что этот ее… уход — почти что истерика. Странная реакция на честность. Юра ведь с ней откровенничал, был искренним и в общем-то… впускал, как и Отабек. А она отчего-то так глупо расклеилась. Лилия не умеет давать себе волю, как не знает ничего о воле для своих чувств. Без Якова она такого не умеет. Она живет в своем коридоре, в котором даже есть двери, но все они закрыты. У нее есть особенная дверь — дверь к Якову, она подперта изнутри — нет веры запорам. Но Отабек как-то открыл один из замков, и теперь Лилию обдувает ветром и штормит. Ей холодно. Но она все же обнаруживает себя взрослой, и… точно видит Отабека и Юру. Лилия не хочет их напугать, огорчить или растревожить, особенно перед выступлением — ее воля все еще сильна и крепка. Она поднимается, умывается и возвращается в зал. По лицу Милы уже все ясно, и Лилия гордится Яковом и победой Милы, пусть чужими победами гордиться нельзя. Но Яша же не чужой. Пока Лилия переживает уместность своего возвращения, Отабек ловит и ее, чуть приобнимая их с Юрой обоих, а Мила катится к своему пьедесталу. И Лилия улыбается, позволяя себе чувствовать с одной стороны Яшу, а с другой Отабека. Отабек чувствует себя странно: и хорошо, и немного неуместно. То, что происходит, даже эти бурные выпады Юры и реакции Лилии — все это семейственность. Непривычная Отабеку в принципе, а тут еще и… Отабек не уверен, что в праве быть тут — с ними, сейчас. Юра, да и остальные, явно точно так и думают, но Отабек все еще не может даже не поверить до конца, но разрешить себе. Забыть о том, что его здесь быть не должно. Его место рядом с Исой. Профессиональным, во многом классным, но невероятно далеким от чего-то семейного. Они даже друзьями не могут называться. Мила сияет на вершине пьедестала, с гордостью показывая фотографу и всему миру золотую медаль. Она счастлива, и хочет разделить эту радость с ними со всеми. Мила верит своим глазам — Юра и Отабек и правда пришли поболеть за нее. Этот их жест — их вера в нее — бесценна. — Спасибо вам! Вы были моим вдохновением! — Мила улыбается. — А после обеда я приду болеть за вас, мальчики. Хотя я делаю это всегда, но теперь буду болеть шибче. — Шибче не надо, — усмехаюсь я. — А то Яков с Лилией оглохнут, а для тренера и хореографа — это большой минус. — Да ну тебя, Юра! Я вовсе не такая громкая… — Такая, такая… Но в этом твоя прелесть, не переживай. — Вы, конечно, не пойдете на обед, — уличает Мила. — Не пойдут, — отвечает за них Лилия. — Времени не так много, отдыхайте, — и даже это звучит почти как приказ. Я жду дальнейших наставлений и ограничений, но Лилия странно молчит, только смотрит, причем как-то необычно: без всякой критики или даже просто оценки. И я не собираюсь тянуть время и сразу соглашаюсь: — Тогда мы пойдем! Мы приедем к началу выступлений, но я… прогуляюсь по коридору. — Я вас встречу. И привезу костюм, а потом составлю тебе компанию до выступления Отабека, Юра, — отзывается Лилия. — Супер! — снова соглашаюсь я, и компания Лилии вовсе не кажется мне неподходящей. Особенно, если она не станет возвращаться к предыдущему разговору, а я отчего-то странно верю, что так и будет. Яков на подъеме: Мила и ее победа очень радуют, как и то, что Лилия вернулась к ним сама. У Якова теперь к ней несколько важных вопросов, но Лилия в своем духе: по ней и не скажешь, что только сейчас что-то было не так. И Яков решает свои вопросы не оставить, но отложить на время. Может быть лучше задать их после того, как Юра и Отабек выступят. Тем более, что Лилия благоразумно больше не пытает их, скорее наоборот — дает им время перед выступлением. Это даже Якова заставляет сомневаться в том, что несколько минут назад случилась ее вспышка.