Коридор

Юра обнимает Отабека за шею и обхватывает его ногами, еще разморенный, но, как и всегда, такой уверенный. Отабек относит его к кровати и опускает на подушки, снова отвлекаясь, чтобы быстро вытянуть дары Виктора из рюкзака и спрятать их под свою подушку, а после вытягивается рядом с Юрой, снова находя его губы. Отабек помнит главный совет: не решать наперед, а просто чувствовать, и он длит эту негу, для себя и для Юры. Мне так хорошо с тобой и вроде бы я уже, но… Это ничего не значит: не собираюсь отпускать тебя и вовсе не хочу спать! Тело полнится истомой, и я касаюсь тебя, как в замедленной съемке, но это восхитительно. Мои ладони смещаются по твоей спине вниз по полмиллиметра, но это оказывается так захватывающе… Добираясь до твоей задницы, я замираю, оказываясь полностью впаянным в тебя. Между нами нет ничего, даже места для воздуха, и меня накрывает все сильнее. Мое тело послушно твоим рукам — оно плавится и идет легкой дрожью. Я чувствую твой стояк и чуть двигаюсь, давая тебе почувствовать, что я тоже… снова хочу тебя. Отабек не подталкивает Юру к чему-то, но отзывается его движению и притягивает ближе к себе, вышептывая: — Юра… — Да, — отвечаю я в твои губы и открываю глаза, я хочу узнать, какое у тебя выражение лица, когда голос звучит… так. Твое лицо, твой взгляд — и правда стоят всего, да и, признаться, не только лицо. Ты… так… странно… Ты будто бы не делаешь ничего, только обнимаешь меня, но я чувствую, как ты отзываешься мне, как реагируешь на меня. Сейчас есть время обнаружить это полностью, и крышу сносит — ты нечто, полный отвал башки. Мои соски твердеют от одного твоего вида, и я чуть-чуть толкаю тебя в плечо, роняя тебя на спину, а себя на тебя. Я устраиваюсь поудобнее, чуть разъезжаясь коленями вокруг твоих бедер, вплавляясь в тебя, как недавно, чувствуя, какой ты горячий, желая длить эти ощущения. Дрожи во мне становится больше, я скольжу по тебе сосками, сползая все ниже, ловя один из твоих сосков губами, обвожу его языком — пью твой тихий стон и пьянею с первого глотка. Отабек теперь просто уступает Юре, и это… пугающе, наверное, но Отабек о том уже не думает. Его грань расслабления оказывается странной: он будто не решает теперь ничего, уплывая за Юрой, хотя вроде всего минут пять назад все было иначе… Напряжение в члене немного болезненно, но Отабек не торопит Юру, лишь чуть выгибается к нему, замирая ладонью на его затылке, путаясь в волосах. Плана у Отабека больше нет — все как-то заполняет собой Юра. Ты не возражаешь, не останавливаешь, и я расхожусь, используя все свои возможности. Это не требует усилия, зато полнится восторгом. Я целую твою грудь и живот, чувствуя твои охуенные руки в волосах, они… разрешают мне все? Ты упираешься в меня, от этого горячо и сладко, и так хочется… вплавиться, слиться. Я хочу, чтобы ты врос в меня, и мне совсем не страшно, только стояк все сильнее. А твой член чуть пульсирует на входе, усиливая мое возбуждение. Я склоняюсь и касаюсь головки твоего члена пальцами, лаская, а потом чуть сжимаю его в ладони, направляя — от того, чтобы стать с тобой целым меня отделяет одно движение, но я чуть зависаю в моменте и только дышу. Юрины поцелуи и распаляют и плавят, но когда тот приближается к последней границе, Отабек сперва замирает, а потом шепчет: — Немного не так, — и уверенно ловит Юру за бедра, не давая завершить движение, разрывая чарующее это ощущение, когда Отабек в шаге от того, чтобы оказаться внутри. Отабек приподнимается на подушках, смещаясь так, чтобы касаться членом члена и живота Юры, и только после ныряет рукой под подушку, а, нашарив нужное, просит: — Закрой глаза. Я обещаю… все будет. От твоих слов я воспаряю к потолку, а сердце теперь колотится часто-часто. Я не думаю и не могу возразить. «Закрой глаза,» — бьет в голову, заполняя собой все, и мне кажется, что я поджариваюсь, а продолжение прибавляет огня. Сердце подскакивает к горлу, мешая дышать, я сглатываю его, и оно делает кульбит, обрушиваясь в самый низ — куда-то на дно желудка, а может и пониже. Теперь пульс у меня бьется там, где только недавно касался ты. Я опираюсь на руки, надеясь, что локти не подогнуться… И зову: — Бек… Мне немного страшно потерять тебя из виду, но ты подо мной — это позволяет и дальше… доверять. — Я здесь, — отзывается Отабек, отвлекая Юру легкими поцелуями, пока открывает смазку. Забрав ее на пальцы, он бодает Юру в плечо, побуждая откинутся назад, опереться на согнутые теперь колени Отабека. Юра не возражает, лишь шумно дышит и трепещет сомкнутыми ресницами, а Отабек уже касается его на входе, ощущая легкую, нетерпеливую пульсацию и то, как сейчас легко удается скользнуть внутрь. Второй рукой Отабек гладит Юру по груди, иногда замирая над сосками. — Ты… все же невероятно красивый, — шепчет он невпопад. — Такой желанный. Я послушно опираюсь на твои колени, теперь сжимая их ладонями. А стоит тебе коснуться, как я уже стискиваю пальцы, кусая губы, но несдержанное: — Ах, — все равно вырывается. Я честно не открываю глаз, и это тоже усиливает ощущения. Твои пальцы уверенные и влажные, в этот раз нет никакого ожидания — я легко принимаю их, и, кажется, все во мне стремится втянуть тебя в себя. Это немного странная позиция, но она позволяет мне, расползаясь коленями все дальше, насадиться, принимая твои пальцы глубже. И новое: — Ах, — я даже не пытаюсь сдержать, не понимая того, как скольжу теперь от твоих колен вниз — по бедрам, то и дело сжимая, оставляя на тебе синяки. Мне бы быть мягче и осторожнее, но я не могу. Ощущения падают на меня небом, а твоя ладонь катится по груди, но сердца там не найти — оно все отчетливее бьется в твои пальцы. Мне так горячо и так… охуенно. Я откидываюсь сильнее, чуть выгибая спину, и делаю очередное невольное движение бедрами — навстречу тебе. Отабек смотрит на Юру, и это распаляет все сильнее, хотя кажется — дальше уже некуда, и Отабек все никак не может решиться, точно понимая, что и по-другому будет очень хорошо. Юрины подсказки скорее сбивают с толку: он подается навстречу — сейчас ему точно все нравится, и страшно это разрушить, хотя собственное желание все сильнее туманит разум. — Еще? — непонятно формулирует Отабек свои сомнения. — О, Боже, — только и выдаю я на выдохе, забывая вдохнуть, но глаз упорно не открываю. Мне кажется, я знаю, о чем твой вопрос, ну или просто трактую его по своему. Мне нравится на ощупь, и я хочу насквозь и на вылет. С тобой. — Да, — отвечаю я, с очередным стоном, а потом делаю огромное волевое усилие: чуть выталкиваю себя вверх, уже находя твой член ладонью. Я хочу еще, в этом нет никаких сомнений. Но от возбуждения, конечно, напрягаюсь. Зато направляю твой член так, чтобы он снова упирался в меня. И из последних сил, зато со всей силой своего чувства к тебе, опускаюсь сверху, наверное, на каких-то пару жалких сантиметров. Но жар внутри становится невыносимым, кажется, я дышу огнем. Больно… Но желание от этого поразительно не уходит. — Еще, — мой шепот едва слышен, зато я опускаюсь ниже, прорывая эту боль, впуская тебя в себя. Теперь ты внутри, и боль на входе мешается с чем-то совершенно невыносимо прекрасным там… внутри. Я чувствую тебя, и вот теперь ты заполняешь собой все, пока я просто… дышу? — Блядь, — и это дурацкое слово, но оно подходит лучше других. Я не могу пошевелиться, дрожат и плечи, и колени, я стремительно покрываюсь испариной, когда все мышцы наливаются, как и член, который вовсе не падает, а стоит буквально до небес, пока боль медленно опадает, зато жара внутри становится больше. И мне нравится — гореть. Ты — моя шаровая молния — спокойная снаружи и безумная внутри. Опасная и дико красивая. Ты влетаешь в меня и зависаешь, оказываясь повсюду. Я впускаю тебя еще чуть глубже, с новым удивительно неприлично протяжным стоном. Не успев остановить Юру, Отабек уже стонет в унисон с ним, с трудом осмысляя реальность. Он чувствует Юрино напряжение и собственный восторг, но пока лишь гладит Юрины плечи, спускаясь руками по груди и спине, обхватывая член, лаская головку, чуть массируя поясницу, ожидая, пока новые ощущения затмят боль. Мы наконец-то вплавляемся друг в друга до раскаленного охуенного абсолюта. Двигаться невозможно, ощущения и без того зашкаливают, а с ними чувства. Я чувствую, как шквальной волной они текут по венам, пуская в пальцы ток. Ты ласкаешь меня, а я уже стону в голос, кажется, слишком громко и пытаюсь зажать рот ладонью. Блядь! Только… Только скажи, что я все еще нравлюсь тебе! Я хотел бы на тебя посмотреть, но веки оказываются неподъемными и я только разъезжаюсь коленями до упора, уходя в общем-то в шпагат, вскрикиваю — в голове взрывается фейерверк — я опадаю на тебя, так углубляя проникновение. И яркая сверхновая передо мной позволяет открыть глаза. Вцепляясь в твои плечи, я случайно запускаю свой ток в твои плечи и смотрю на тебя, не моргая. Вот это оказывается вдруг слишком, потому что напряжение и доведенные до предела ощущения встречаются с пиком чувств. Ты! Ты такой… Для тебя нет даже подходящих описания. Красивый? Восхитительный? Завораживающий? Божественный… Просто ты: охуенный до мозга костей, невьебически прекрасный, охрененный, мой… Любимый. Только это подходит точно: — Я люблю тебя. Во всех этих чувствах я точно… слаб — совершенно беспомощен пред тобой, точнее… Бесстыдно — на тебе. Хотеть тебя совсем не так страшно, как любить вот так — до самого дна. Тревога растет и взводит, но мне уже не собраться. Ужасно страшно, что таким я тебе не понравлюсь. Ты… Тот, кто сказал, что у меня глаза воина, кто не запихивал меня ни в каких фей и ангелов. Что ты видишь во мне теперь? — Я… все еще тебе нравлюсь? — выдыхаю я со странным ужасом проживая свою эту слабость, то насколько, на самом деле, я открыт для тебя. Сердце раскалывается на части, теперь их словно несколько по телу, и каждое сходит с ума — бьется так отчаянно. — Юра… — Отабек выдыхает с именем все свое удивление и восхищение, и, конечно, любовь. — Ты же мой любимый, единственный… — шепчет он. Отабек не пытается двигаться в Юре, ему достает и того, как это делает Юра, того, как можно чувствовать себя внутри него, позволяя своим руками все больше. — Я люблю тебя, — Отабек чуть сжимает ладонь на Юриной заднице, а вторую на его члене, и вот теперь, когда Юра опускается так низко и глубоко, ловит его губы, вползая языком в рот. Все это фантастика и пиздец. Точнее фантастический пиздец, потому что я едва сдерживаю слезы. Но вдруг, внезапно после пика напряжения, что-то расжимается — я расслабляюсь абсолютно, пока ты целуешь меня так сладко. И боль исчезает вовсе, а сердце собирается по осколкам — теперь снова горит внизу живота, встречая тебя. Новая позиция ужасно мне нравится — я практически лежу на тебе и не нужно держаться. Можно, как прятать свои слезы на твоей груди, так и целовать ее. Или не ее: куда угодно и где угодно, как захочется. Я окружаю тебя собой, захлебываясь восторгом и млея в твоих руках. Когда страх разонравиться тебе, разочаровать… отступает, желание снова затмевает все, а я… привыкаю? И не то чтобы двигаюсь, но чуть покачиваю бедрами над тобой, но и это пиздец, как полно. Я чувствую тебя ярче, задаю какую-то там амплитуду, впитываю каждое твое не движение, но… Черт знает, как это называется?! А ты не двигаешься тоже, но в ответ на мои попытки стонешь так сладко, прижимаешь к себе ближе, стискиваешь пальцы в волосах и выгибаешься навстречу. Между нами рассыпается мое новое: — Ах… И боль уже вовсе не имеет значения — то, что я чувствую с тобой, заставляет меня оплавляться по тебе. — Бек… — выстанываю я тебе в рот и ловлю твой язык, сам втягивая его, забирая себе. Ты… внутри и везде. Глаза мои снова закрываются, и я покачиваюсь более настойчиво. А внутри растет-растет, с каждой секундой растет что-то, чего я еще никогда не чувствовал. Так много всего первого и только с тобой — и я… счастлив. Отабек чуть удерживает Юру, не давая ускоряться и двигаться резко, но это единственное, на что его хватает. Невозможно не встречать Юрины полудвижения, сдерживаться до конца… Восторг затопляет, туманит сознание, и оргазм подступает… Отабек не отнимает руки от члена Юры, хотя уже почти не находит сил ласкать его в полной мере, но странным образом Юре нравится тоже. Отабек угадывает это по его стонам, по этим легким полу-движениям и даже потому, как он пульсирует вокруг. Это в чем-то походит на финал программы, когда из дикого напряжения, натянутых жил, вдруг наступает разрешение, и в моменте, с последним отзвуком музыки тело замирает в позе, а все внутри распускается тем, что было прожито. Отабек тонет в очередном поцелуе и в Юре, чувствуя, как тот сжимается вокруг, как от удовольствия выгибается тело, как в одно движение расслабляется рука, что оказывается держала в себе все Юрино удовольствие тоже. И так, конечно, не бывает. Лондонский мост, блядь, падает! Огненный шар взрывается во мне. Я весь пульсирую и, кажется, даже мерцаю. Точнее все это огромное и горячее вспыхивает вместе с тем, как я кончаю. Снаружи и внутри. Это чувство много-много больше меня, его не закусить и не сдержать — оно разливается повсюду. Я сжимаю тебя собой, выплескиваясь в твою расслабленную ладонь, пока ты заполняешь меня. — Да! — я кричу, подходя к последней степени безумства. Отабек прижимает Юру к себе, все так же не двигаясь, лишь через несколько мгновений, он чуть смещается, выходя, но рук не разжимает. Юра дышит тяжело, и Отабеку немного страшно… — Юра, — зовет он тихо, теперь массируя Юрин затылок. — Ты как? Отабек не знает, как еще сформулировать. Он понимает, что Юра кончил, но все же боится, что больно ему тоже было. В ответ на твой вопрос, я чуть кусаю тебя в плечо, а потом отрываю лоб от твоей груди, чтобы посмотреть на тебя. Твое лицо совершенно прекрасно даже, когда кажется таким обеспокоенным. — Охуенно, — отвечаю я, устраивая на твоей груди ладони, а на них подбородок, и улыбаюсь. — Не нужно так волноваться, мне… все понравилось, — я чуть усмехаюсь и уточняю: — Очень понравилось. Это и правда — очень. Пусть ты уже не внутри, но там все еще горит и напоминает. Это чувство и рядом не стоит с болью, хотя его можно было бы назвать и так. Но мне нравится. И, конечно, я хочу повторить, хотя вот сейчас чувствую себя совершенно полным тобой. Но нужно, наверное, как-то с тебя перелечь, а тело… Я хмыкаю: — Только вот… все точно так, как ты и хотел: я расслабился и теперь, кажется, не могу пошевелиться, колени не сходятся. Я понимаю, как звучу, но лишь улыбаюсь шире. — Тебе не слишком тяжело? Отабек мотает головой, в общем-то он вполне может и сам переместить Юру, но не хочет. Ему нравится чувствовать его так, и точно не тяжело — только хорошо. Хотя мысль: «Что же я наделал?» — становится все ярче. Отабек не жалеет, конечно, просто действительно «так» беспокоится о Юре. — Я не могу не волноваться, — Отабек тянется поцеловать Юру в висок. — Но рад, что тебе понравилось, — Отабек чуть усмехается. — Мне было невероятно, — признает он, немного смущаясь говорить это. — Если Лилия убьет нас завтра, будет не жалко умирать. — Мне тоже, — сразу соглашаюсь я. — Но она рациональная, так что не убьет — даст нам выступить. Но сосредоточится на этом или на завтрашнем выступлении я не могу. Расслабление играет со мной злую шутку, постепенно выключая все, хотя я все еще вовсе не хочу спать. Но глаза так странно закрываются, а твое тепло подо мной восхитительно. Кажется, я нашел… не место, но человека и положение, в котором хочу остаться навсегда. А ты все еще гладишь меня, то по спине, то по волосам. И вот теперь я по настоящему кайфую от этого, не думая о большем. Юра расслабляется совсем, его вес становится ощутимей, но Отабек не пытается изменить позу, пока Юрино дыхание не выравнивается совсем. Тогда, придержав его, Отабек осторожно поворачивается набок, а Юра сонно требует: — Не смей отпускать. — Хорошо, — легко обещает Отабек, в очередной раз прижимаясь губами к его виску. А потом подтягивает к ним подушку, чтобы Юре было удобнее, кое-как подцепляет край одеяла, укрывая их, и тоже закрывает глаза, почти мгновенно уплывая в сон.