Коридор

Отабек слушает напутствие Лилии, постепенно переключаясь на лед. Его секрет мастерства в общем-то относительно прост — Отабек забывает о зрителях, только слушает себя внутри. Теперь он сперва закрывает глаза, а когда открывает их, к ним подходит Яков. Он оглядывает Отабека удовлетворенно, подмечая то, о чем говорила Лилия. Яков считает глупым и неуместным что-то добавлять, убавлять и переставлять: в этом уж точно достаточно советов Лилии. Но, кажется, он находит ту рекомендацию, что может стать главной для Отабека. — Я пока скажу тебе вот что, — начинает Яков, он терпеть не может говорить много и долго, точно как и Отабек, но они говорят так впервые и тут кивками и краткими междометьями не отделаешься. — У тебя есть все, чтобы победить, Отабек. Прекрасные умения, отточенные навыки, воля, целеустремленность. Но на льду ты прежде всего демонстрируешь собранность. Ты вещь в себе и держишь себя в руках. Себя и каждый свой жест. Это не позволяет ошибиться. Это почти твоя визитная карточка. Такой серьезный и задумчивый… Яков берет передышку, а Лилия смотрит на него почти завороженно и первая чуть касается его руки, так подталкивая продолжать, и Яков собирает свои на самом деле многочисленные мысли в слова: — И, если говорить о том, на чем настаивает Виктор… Чтобы взять планку выше нужно удивлять. А ты можешь удивить жюри, если дашь себе немного свободы. Не через силу, не все время, но какой-то кусочек программы, где ты уверен и мог бы… отпустить контроль. Ты пытаешься очень крепко стоять на земле, даже в прыжке, земля следует за тобой — оттого ты почти и не падаешь. А мне кажется, что ты уже достаточно умеешь, чтобы не расслабиться, но подняться выше. Яков читерит: это его мысль об Отабеке, но она никогда бы не пришла ему в голову, если бы Яков однажды не услышал что-то подобное в свой адрес. И когда он встретил Лилию… Шестнадцатилетней девчонкой, та… рассказала ему, как влюбилась в ту программу, которая вышла уже у не самого юного Якова после этих рекомендаций. Тогда и с ней Яков победил. А потом… Лилия стала его свободой. Но она ушла, и Яков почти разучился говорить вот так, как сейчас. Как-то повода не было: его юные ученики скорее страдали недостатком самоконтроля и сдержанности, а вовсе не наоборот. Отабек не таких слов ждал, хотя трудно сказать, чего он вообще ждал от Якова, и сейчас вместо обычного кивка и того самого ухода в себя, Отабек вздыхает: — Я попробую, но не уверен, что смогу. Хороший совет, просто сложный. Зато бессрочный, — Отабек хмыкает и все же идет на круг. Он честно пробует отступить от привычной тактики, старается заметить других, запомнить и как ни странно поверить в них и в себя чуть больше. Я не слышу, что говорит тебе Яков, но впервые вижу, чтобы он говорил так много. А лицо его все живет — я приоткрываю рот в удивлении, и так странно, но в этот момент ко мне подходит Лилия. Я смотрю на нее с большим вопросом. — Я просто не хотела им мешать, — объясняет Лилия. Голос ее чуть шкворчит, словно масло на сковородке, и я открываю рот шире: Лилия не хотела мешать? Лилия? — Ущипни меня, — говорю я неожиданно вслух, и Лилия не стесняясь щипает меня пониже локтя через рубашку, только оттого небольно. Я таращусь на нее, а она выдает: — Ты же сам попросил, — и склоняет голову. Не найдя, что возразить, я спрашиваю у нее то, что никогда бы не спросил: — А что такое Яков говорит ему? — Если кратко, то советует не сдерживаться, — отвечает Лилия. И я почти кашляю. Что? — Я говорю ему то же… — выдыхаю я в странном порыве. — Ну, в тебе я и не сомневалась, — Лилия должна бы смеяться, но лицо ее так серьезно. — Что на льду значит можно, а со мной нельзя?! — обвиняю я ее. — Можно, но не всегда. И да, я не справедливая, не говори, что не знал. Я, конечно, знал, но времени на препирательства нет, потому, что Яков отходит от тебя… После второго круга звучит музыка, и Отабек начинает. Пока идут простые элементы, он дополняет их так, как советовала Лилия, обретая уверенность от каждой попытки. Исполняя первые прыжки, как обычно, подходя к Акселю, Отабек рискует, отталкиваясь сильнее обычного, намереваясь закрутить четверной. Ему удается приземлиться без касания, но времени на радость он себе не дает, переходя к дорожке. Музыка все больше захватывает, и привычное одиночество в ней кажется теперь другим. Отабек расходится: жесты его все отточеннее, вернее, более законченные. Отабек понятия не имеет, решится ли сделать так завтра, но делать это сейчас достаточно классно. Он усложняет один из каскадов, но снова не падает и не ошибается. Это пьянит, но на подходе к четверному тулупу, Отабек собирается снова, возвращаясь к себе обычному, ритм — ему в помощь. Я смотрю во все глаза, и нет ничего прекраснее! Я не знаю ни одного определения, не могу сформулировать ни одной мысли, только гляжу неотрывно и пьянею с каждой секундой, а пол уходит у меня из-под ног. Ты… ты такой… Ты прыгаешь, и я подпрыгиваю на месте, выдавая шепотом: — Классно! — Очень, — раздается рядом, и я вспоминаю, что Лилия никуда не исчезла. Я улыбаюсь ей, а потом смотрю снова. Ты всегда катаешься особенно, но сейчас… Это кажется еще лучше! Все те же элементы, те же движения и твое тело, натянутое в восхитительном напряжении, но… Мне кажется, что ты… Теперь это не музыка и не движения — это ты. Я в очередной раз влюбляюсь и кусаю себя за язык, чтобы не кричать тебе восторженно или просто не визжать, как девчонка. Замирая в конце, Отабек находит глазами Юру. Тот смотрит, ухватившись за бортик, подавшись вперед, и это так… Отабек отталкивается и спешит к нему. Когда ты заканчиваешь, я почти что выпрыгиваю за борт, повисая на нем. Ты едешь ко мне, и я обвиваю руками твою шею и хлопаю вот теперь за твоей спиной, утыкаясь носом в твою щеку, касаюсь ее губами и все же выдаю свое: — Ах! Вау! Черт! Ты… И я весь одни междометия. — Отабек… Яша, — Лилия звучит совсем не так, как всегда. — Что же вы сделали? Лилия снова едва не плачет. — Это не я, это он, — Яков тоже поражен. — Или ты гений по скорости обучения, мальчик, или смельчак, каких поискать, или… твой тренер ужасно недооценил тебя и сдерживал все то, что и без моих рекомендаций в тебе давно созрело. — Классный! — резюмирую я Якова, не отвисая с твоей шеи. — Правда, — говорит Лилия. — Юра, ты ему шею сломаешь и сам расстроишься, отпусти уже, это ведь только… начало, — она теперь обращается к Отабеку: — И ты будешь особенным. Так катался только один человек и очень давно. Другой стиль, необычный. Вы оба необычные, но… такие разные. Это само по себе… красиво. Лилия привыкла мыслить этой категорией, и это наивысшая похвала от нее — я знаю. А ты самый красивый, и мне жаль, что я не могу сейчас объяснить тебе, что от Лилии — это уже признание. — Я никогда не видел ничего прекраснее, — признаюсь я и все же немного отпускаю тебя. Меня не заедает… даже свои прокаты я не считаю такими, как этот твой. Если проиграть, то тебе. Но… мы же будем соперничать в полную силу! И меня просто разрывает ощущениями, но я нахожу главное: — Я люблю тебя, — говорю я, ничуть не стесняясь. Отабек улыбается, радуясь в полную силу, вместе с ними со всеми, и отвечает просто: — И я тебя. Он перехватывает Юрины руки, но оставляет их в своих ладонях, и смотрит на Лилию с Яковом. — Спасибо, — он отпускает одну Юрину руку и красиво кланяется. — Я не уверен, что завтра будет так же, но я это унесу с собой в любом случае. А тренировка… Отабек очень надеется услышать «закончилась» — его эйфория ждет этого, как и он сам, но Яков качает головой: — Теперь пройдемся по элементам. Чтобы это осталось в тебе, нужен не просто успех, нужна твоя нынешняя уверенность и твое старое мастерство. Отабек не успевает расстроиться: в тоне Якова, и в его лице что-то… Отабек быстро прижимает Юрину ладонь к губам и возвращается в центр катка. — Не перечь, Юрий Плисецкий, — тихонько говорит Лилия. — Яков снова тренирует, любуйся. И слова ее звучат для меня неубедительно, но… — Его перетренировали, — комментирует Яков, — а для свободы времени всегда мало. Юра, дай Отабеку это время, и он унесет свободу с собой. Пусть только кусочек, но из капли родится море. Что? Что! Что?! В словах Якова мне слышится намек, и это отвлекает от любых комментариев. А после я понимаю, о чем говорит Яков. И Лилия. Потому что… ты вроде бы просто кружишь по катку, делая что-то… в каком-то порядке, но даже эта вязь элементов и то, как ты их пробуешь, это… божественно. — Продолжай, — Яков даже голос повышает, почти крича от бортика. — Все, что хочется, без страха ошибиться. Это, вообще, не имеет значения. Не ради победы, а так, как ты это и чувствуешь — как дышать. — Яков? — выдаю я со свистом… — Ты, что, не доволен? — уточняет Яков, и я слышу насмешку. — Нет! Но… Ты сейчас сказал, но ведь… Ты… — С шести лет ни разу не оставил льда, — заканчивает Яков. — Это пятьдесят пять лет, Юра. — Охренеть! Что тут еще скажешь? И я просто любуюсь тобой. То, что происходит вовсе не кажется мне странным, наоборот — так и должно быть всегда? Ты рискуешь и прыгаешь так, как никогда раньше не прыгал, а мое сердце подпрыгивает в такт. Мне странно кажется, что я устаю вместе с тобой, даже задыхаюсь к концу твоей тренировки. Яков поразительно жесток: вы с ним вытрачиваете все время, пока не приходит заливщик льда, к которому Лилия странно обращается по имени и обещает закончить через пять минут. Яков кладет руку тебе на плечо и кивает, теряя свою многословность. Но Лилия говорит: — Не важно, сделаешь ли ты что-то из этого завтра, просто забирай… свою свободу, — Лилия усмехается углом рта и отступает, давая мне, наконец, пройти к тебе. До меня вдруг доходит ее аллегория, и я вспыхиваю, как маков цвет, опускаю взгляд на твои коньки, а потом протягиваю к тебе руку с зажатыми в ней щитками, твой рюкзак уже болтается за моим плечом. Отабек слишком взбудоражен, чтобы уловить до конца все нюансы их реплик, слишком счастлив и доволен, чтобы не улыбаться, не сжать крепко руку Якова, не поклониться снова Лилии. — Спасибо, — повторяет он в который раз, но чуть громче и ярче обычного. Никогда это не было так, как сейчас, словно узкий коридор, по которому они привычно шли на лед, расширяется, словно раструб льда впереди озаряет не арена, а настоящий свет. Отабек надевает щитки и притягивает к себе Юру, чтобы быстро отпустить, спрашивая: — Когда мы должны быть готовы? — не замечая этого мы, и того, как смотрит теперь на Лилию и Якова. — Юре не стоит смотреть все выступления, это его лишь отвлечет, — чеканит Лилия, снова обретая деловой тон. — Так что не спешите. Но за пятнадцать минут до твоего выхода, Отабек, вы должны быть в зале. — А до того вам обоим стоит отдохнуть и отвлечься, — вставляет свой комментарий Яков. Мне нравится, что ты договариваешься с ними, как нравится знать, что они вот-вот уйдут. И я хочу, чтобы они ушли первыми, мне так странно нравится идти по этому… нашему коридору? С тобой. Не только ко льду, но и ото льда, куда-то к той двери, за которой начинается… мир? И когда я иду в него с тобой за руку — мне в нем… нравится?