Коридор

Ажитация спадает, и я вдруг оказываюсь совершенно без сил. Свет в номере выключен, и я не хочу его включать, зато прислоняюсь к двери, находя в ней опору. Мы снова вдвоем, и это… так хорошо и так сложно. Я собираю всю свою волю и силу. Я помню данное тебе обещание, и оно имеет значение. Твои желания важны, важнее всего остального, наверное. А мне так удачно не нужно разуваться: я так и остался босым, ведь номер Виктора и Юри в двух шагах. Я вдыхаю прохладный воздух, что влетает в комнату через открытое окно и ловлю твою руку на выключателе: — Не надо. Пусть будет темно. А я буду приличным. «Только останься.» Ты и не знаешь, как я это ценю. Как почти и не думаю о том, что завтра будет новая битва, как и правда придется просить. А я ужасно этого не люблю. Я ступаю вперед и на ощупь расстегиваю рубашку. Пуговицы мелкие и их великое множество — я утомляюсь на третьей и стаскиваю ее через голову. Я не собираюсь изображать холодность или безразличие. Просто решаю следовать за тобой — не провоцировать больше. Отабек наблюдает за Юрой, привыкая понемногу к темноте комнаты. Ему хочется помочь Юре раздеться, но это — провокация, и Отабек сдерживается. Отходит к своему краю постели, так на время отдаляясь от Юры, быстро скидывает одежду и забирается под одеяло. Когда Юра оказывается рядом, Отабек обнимает его, целуя в плечо, потом в щеку, потом склоняется над ним: — Ты необыкновенный, знаешь? И все, что мы обсудили никуда не исчезнет, независимо от разговора с Лилией или от результата на произвольной. И мы останемся. Тебе я, конечно, верю. Нахожу ладонями твои плечи, но ни на чем не настаиваю, только смотрю на твои темные очертания над собой, такие прекрасные. И глажу со всей нежностью. — Это ты… Ты мой удивительный, — поправляю я тебя. — Без тебя всего бы этого не было. Даже моей решимости это предъявить. Ты не понимаешь, как много ты делаешь. И если тебя не будет, я… наверное, умру. У меня ноют губы, но мне нравится, и как есть. Я не хочу настаивать. Ты даришь мне меня, а я хочу быть для тебя, вот и все. Но когда ты так близко и вот так… нависаешь сверху, мне трудно. — Я не знаю, смогу ли уговорить Лилию, но мое сердце… твое и навсегда, — обещаю я. Отабек улыбается шало и целует, увлекая Юру к себе, но оставаясь на боку. Вряд ли поцелуи могут кого-то из них успокоить и позволить уснуть, но Отабек не может отказаться. Он только целует, не смещая рук, просто притягивая Юру к себе. — Обязательно сможешь, — говорит он, отрываясь. Твои поцелуи чертовски желанные, и когда мы останавливаемся, я слышу твои слова, но не могу сдержаться, подаюсь вперед и целую сам. Я стараюсь быть не слишком настойчивым, но границы стираются так легко: я целую запальчиво и страстно, растворяясь в том, как смешивается дыхание, пока я нахожу своим языком твой. Ты не тормозишь меня, но и не даешь повода сделать что-то большее. Мы сплетаемся ногами и руками и целуемся — это оказывается тоже ужасно сладко… и томительно. Ты обнимаешь меня крепко и нежно, словно баюкая, и даже поцелуи становятся медленнее, а я достаточно устал. Настолько, что утром даже не могу вспомнить, как мы заснули. Я просыпаюсь от будильника, и он ужасно мне не нравится. Зато нравишься ты, и то как горячо в груди от того, как я вплавляюсь в твою спину. Я не хочу отпускать и не желаю открывать глаза. Но протягиваю руку, чтобы не глядя вырубить будильник. Ты поворачиваешься ко мне, и я чувствую твое дыхание: оно щекочет переносицу и веки. — Давай проспим завтрак? — предлагаю я, так до конца и не вынырнув из сна. Отабек вздыхает: — Плохая идея, на самом деле. Потом ведь тренировки… Отабек уже дышит Юрой, осторожно целуя его плечо, поднимаясь так к шее и уху. — Вообще-то я думаю, что мы все успеем, — шепчет он, уже накрывая ладонью член Юры. Вот теперь я просыпаюсь. Реальность оказывается много-много ярче и краше сна, я захлебываюсь воздухом, кусаю губу, чтобы не спросить только идиотское: «Что ты делаешь?» Твои губы и ладонь совершенно однозначны, а значит… Ты хочешь! И я чуть краснею оттого, что стояк у меня сразу делается запредельный — ты не можешь этого не чувствовать. Ты касаешься, и я не могу не стонать, это так остро и так охуенно. Есть мне так и не хочется, но спать уже не хочется тоже. Зато я хочу тебя, ужасно хочу, и вот теперь открываю глаза, чтобы видеть, чтобы из последних сил потянуться к тебе, скользя пальцами по твоим коротким у шеи волосам. Отабек вжимается в Юру, вылизывая его шею, двигаясь рукой по его члену, возбуждаясь от того, как собственный задевает и руку, и Юрино бедро. Отабек и правда не хочет затягивать, не из-за завтрака, а просто потому, что хочет так: быстро. Он перехватывает руку, обхватывая уже их обоих и шепчет Юре: — Твоя рука… тоже… Формулировать точнее не хочется, Отабек надеется, что Юра поймет. Мне нравится чувствовать тебя, и ужасно трудно соображать. Я только стараюсь хоть немного сдерживать стоны, а тело само выгибается, вжимаясь в тебя сильнее, и руки самовольничают — я глажу тебя по спине и заднице, медленно подбираясь к члену. От твоего шепота меня пробирает до души и по телу идет дрожь. — Да, — и это полувскрик-полустон. Я накрываю своей ладонью твои пальцы и наш общий стояк и сжимаю чуть сильнее. Из груди вырывается ужасно странный звук, а сердце стучит все чаще, пытаясь повторить темп твоей ладони. Совершенно крышесносный — я следую за тобой, весь превращаясь в этот ритм. И так восхитительно нахожу большим пальцем твою открытую головку — горячую и влажную. Отабеку приходится перестать целовать Юру, чтобы не сорваться и случайно не прикусить его плечо, оставляя след. Отабек выгибается, сжимая пальцы сильнее, предвкушая и притягиваю Юру к себе за задницу, сжимая и ее, а потом запрокидывает голову, даже не пытаясь не стонать. Я, кажется, вскрикиваю, а дрожь становится ощутимой, прежде чем стихнуть. Словно напряглись все до единой мышцы, а теперь разжались. Я растекаюсь по постели, но упорно роняю тебя на себя. Мне нравится чувствовать твой вес, чувствовать себя под тобой — от этих ощущений оргазм словно длится. — Охрененное утро, — выдаю я, глотнув воздуха, и прохожусь языком по твоим губам. Они чуть припухшие и ужасно вкусные. Я уже не помню своего прежнего настроения — наступивший день теперь мне ужасно нравится, а доброе это утро сулит успех. Отабек, улыбнувшись, касается Юриных губ легким поцелуем и перекатывается, меняясь с Юрой местами. — Теперь в душ. По одному, — утверждает он сурово, больше для себя, поскольку фантазия уже идет дальше. — Ты первый? — Нет, — я мотаю головой. Одиночество в душе меня нисколько не греет, но и не огорчает слишком-то. — Я еще поваляюсь, так что первый — ты. Я потягиваюсь, случайно скидывая смятое одеяло на пол. — Хорошо, — улыбается Отабек, ведя рукой по Юриной спине. — Я быстро. Он осторожно перекладывает Юру, снова быстро целуя, и спешит в ванную. Закончив с душем, он оборачивает бедра полотенцем и выглядывает к Юре: — Свободно. Я возьму твою щетку? Отабека это мало смущает, они обменялись уже много большим, но он понятия не имеет, как это для Юры — где граница? Я перекатываюсь на живот, чтобы получше видеть тебя. Такого чарующего и прекрасного в этом вот полотенце, как в тоге. Я обвожу взглядом твои перекатывающиеся под кожей мышцы и не могу оторваться, но все же говорю: — Конечно, тебе вовсе не нужно спрашивать о таком. Все, что есть у меня — твое. Раньше я никогда бы так не сказал: мои вещи были только моими, но с тобой - все по-другому. Я даже не задумываюсь о том, что может быть иначе. Как и о том, как это будет: мыться, зная, что ты вот в этом виде стоишь за прозрачным стеклом душевой кабинки. Я не хочу, чтобы видение исчезало, и быстро подрываюсь с постели. Слизываю с твоего плеча каплю, провожу по спине, не в силах удержаться, и закрываю створку душевой, но не до конца, оставляя себе щель, чтобы лучше видеть тебя. И это я зря, потому, что струи воды ласкают тело, а я любуюсь тобой и снова хочу. Так всегда мало тебя! Я стремительно краснею, представляя твои пальцы и губы под водой, дышу все реже и сдавленней, опираясь ладонью на стенку кабинки, и, кажется, замираю, а член чуть дрожит от напряжения. Шум воды заглушает дыхание, но из-за щели стекло душевой не запотевает до конца, и Отабек может видеть Юру в зеркало. Отложив щетку и прополоскав рот, он снова смотрит, а потом оборачивается и спрашивает хрипло: — Юр? Нетрудно понять, что с Юрой, и Отабек уже слышит, как с грохотом камнепада сыпятся все его прекрасные планы. Не дожидаясь ответа, он подходит и отодвигает створку. Юра, конечно, лучше фантазий, которые Отабек успел прогнать раньше. Его изящное тело, длинные ноги, капли воды на светлой коже и выдающийся стояк… Отабек шагает к нему, притягивая к себе спиной. Я успеваю почти испугаться, что ты… видишь меня таким. Черт, я ведь… обещал! — Не смотри, — выдыхаю я сдавленно, но шум воды заглушает мои слова. А потом ты отодвигаешь дверцу легким и резким жестом. Щеки мои пылают, пальцы слабеют, и я роняю душевую лейку не в силах пошевелиться. «Я не справлюсь, не справлюсь, я не смогу сдержаться,» — панически бьется в висках. А ты уже притягиваешь меня к себе — моя задница трется о твое вмиг вымокшее полотенце и горит не меньше щек. Ты держишь меня, не позволяя упасть, но я все равно для верности упираюсь ладонями в стену. — Бек, — я дышу надсадно, отяжелевшее полотенце, как в замедленной съемке дьявольски медленно стекает с твоих бедер, и я чувствую твой член. Горячий и напряженный. Кажется, я идиотски ахаю или охаю от неожиданности и восторга. И тут же прогибаюсь, усиливая это охренительное ощущение. Я… должен перестать? Но… как? Как, если я хочу умолять, чтобы ты только не останавливался. И большее, что я могу сделать — это молчать, закусывая губу до крови. Отабек сперва собирает языком капли с Юриного плеча, а потом отпускает его на несколько мгновений, чтобы поднять лейку и вернуть ее в верхний крепеж: — Иначе замерзнем, — поясняет он, снова притягивая Юру к себе, утыкаясь в его волосы и уже лаская его, теперь медленно и нежно. — Прикрой дверь, — просит Отабек, второй рукой блуждая по Юриной груди. Я почти в бреду, а пол уходит из-под ног, но сил захлопнуть створку достает. Ты снова обхватываешь меня собой: будто повсюду — такой горячий и совершенно лишающий меня воли. «Соберись, так же нельзя!» — пытаюсь я уговорить себя, но ум заходит за разум, я представляю твой взгляд, и он точно мне в сердце. Мои стоны вплетаются в шум падающей воды, и мы словно под водопадом. Вот только ко мне приходит вовсе не агапе. Я теряю берега и способность помнить, что где-то есть граница. Я упираюсь в стену сильнее, чтобы прогнуться и чуть запрокинуть голову, чтобы твой член упирался в задницу, и делаю движение к тебе — ты не внутри, но это уже не важно. Я распадаюсь на атомы, пока твои губы блуждают по шее и плечам, а руки находят мой сосок. Я дышу все более неровно, то захлебываясь воздухом, то забывая про очередной вдох, и теперь двигаюсь. Я хочу, чтобы тебе было хорошо тоже, хочу, чтобы это продолжалось. Хочу тебя так, и еще, и снова, и больше! И эти мои «хочу» уже не остановить, но… ты владеешь и мной, и моими желаниями, когда я так хочу тебе нравиться. Твой стояк сообщает мне, что сейчас так и есть, хотя… меньше всего я похож на ангела. От того, как Юра двигается, Отабек шалеет, он не сказать, что верит, что так дойдет, но, по всему выходит, и правда успеет. Это так хорошо, так ярко и близко. — Юра, — стонет он, подаваясь вперед, чувствуя как Юра чуть дрожит, как его сотрясает оргазмом. Отабек толкается еще раз, не входя, но вжимаясь, и еще, а потом его тоже накрывает этой волной. — Да! Я чувствую, как ты кончаешь, и это множит мои ощущения. Меня чуть трясет, я так и не могу пока отпустить стену, хотя так хочу посмотреть на тебя сейчас. И я запрокидываю голову к тебе на плечо, теперь опираясь на тебя, и разворачиваюсь в твоих руках, цепляясь за твои плечи, чтобы не упасть. Ты не сердишься, и я целую твое лицо, такое охренительное сейчас. — Я люблю тебя, — шепчу я. — Только не отпускай меня сразу, а то… у меня ноги подкашиваются. Я прячу смущение в изгибе твоей шеи, но нагло веду по ней сначала губами, а потом немного языком. — А я тебя, — отзывается Отабек с легкой усмешкой. — И ты… потрясающий. Тебе так сложно возражать. Они едва успевают на завтрак, что по-своему не очень плохо: никто их не тревожит.