Коридор

Оказавшись в своей комнате, Виктор широким жестом распахивает шкаф перед Юрой и отступает. Мила явно тоже хочет изучить содержимое, но мешать Юре не рискует, снова присаживается в кресло. Отабек же нервничает все сильнее: затея кажется ему все безумнее. Одно дело явится на показательное в обычных шмотках, а другое на соревнование в брюках из магазина для фигуристов, когда все остальные будут в пошитых на заказ. Отабек уже думает о том, чтобы отдать Юре свой костюм — черно-красный, он бы вписался… наверное. Только вот на Юре — повиснет. В номере Виктора вовсе не просто шкаф, а огромадный гардероб, и он странно полон вещами. Я не спрашиваю, как Виктор умудряется все это возить с собой, вспоминая их с Юри тележку для багажа, заваленную чемоданами. И можно поспорить, там был всего один чемодан Юри. Ну, может два? Я вытаскиваю, то, что мне нравится, и меряю перед зеркалом, оно у Виктора ростовое и стоит рядом со шкафом. Время от времени я поворачиваюсь ко всем. Но продолжаю перебирать. Пока не обнаруживаю ее… Она как из сказки: ткань невесомая и почти прозрачная, воздушная, а манжеты сантиметров десять, а то и больше! Я заправляю рубашку в брюки и вот теперь не просто демонстрирую, а… почти настаиваю одним своим видом. Юра извлекает из шкафа рубашку с широкими манжетами и почти пышными рукавами. Ну, на Юре они смотрятся пышно, на Викторе, наверное, не совсем. И тут Отабек впервые высказывает свою идею: — Подтяжки. Ты не возражаешь, лишь подаешь идею и я хочу попробовать! — Ого! Как будет романтично и стильно, — Мила поднимает указательный палец, а я смотрю на Виктора. — Не волнуйся, у меня есть, даже несколько, но с собой только: черные, красные и бежевые. Я приоткрываю рот: — А дома у тебя еще синие и зеленые? — Ага, — Виктор улыбается. — И голубые, и в клетку, еще в полоску есть, даже двух разных цветов! Ну, и одни стремные — в горох. Я давлюсь от смеха, а Юри усиленно кивает у Виктора за спиной. Виктор выдвигает ящик и вынимает черные. — Эти? Или хочешь красные? — Давай и те и те, приложим… Я ступаю к тебе и поворачиваюсь спиной, чтобы ты пристегнул меня к подтяжкам. И… так хочется чуть откинуть голову, почувствовать тебя, но я почти стыжусь этого своего желание. Особенно теперь, когда знаю, что это может быть не то, что тебе понравится, и точно не то, что стоит демонстрировать другим. Ты выбираешь черные и касаешься ловко, быстро, через одежду, но… Это такое место, что я встряхиваю головой, занавешиваясь волосами и быстро защелкнув подтяжки спереди, отшагиваю, останавливая все свои порывы. Зато поворачиваюсь к тебе. Зеркало интересует меня много меньше твоего взгляда. Отабек смотрит, не думая ни о костюме, ни о всеобщем безумии, зато видя Юру. Всегда и неизменно очень красивого, и в этом образе такого… — Если бы речь шла о свидании, то это просто бомба, — тихо выдает Отабек, как никогда радуясь, что не краснеет. Я киваю и чуть-чуть краснею. — Значит то, что нужно! — Хорошо, — Виктор смотрит одобрительно и складывает руки на груди. — Думаю, это отлично, ведь программа путь к свиданию, которое должно случиться. И нужно оставить внизу футболку, это позволит зрителям видеть четче твои очертания и движения. Этот эффект нужно сохранить, иначе часть пластики потеряется. Я киваю снова: — Да, только… когда начнется последняя часть, я хочу дернуть рубашку, чтобы она распахнулась, и стало видно… не знаю… что-то яркое, красное — может быть… — Сердце, — выдает Виктор и смотрит на Отабека. — Нет… — я вдруг смущаюсь. — Не надо сердце, может быть… — Пламя, поднимающиеся вверх огненные языки на черном фоне, — предлагает Мила с замиранием. — Только где же мы возьмем такое боди? — вставляет Юри. — Видимо, в магазине для стриптизеров, — смеется Виктор. — Наверняка там это популярная тема и ткань будет самая подходящая. А пуговицы к моей рубашке ты потом пришьешь сам. Я готов делиться одеждой, но не сказал, что согласен на ее преждевременную смерть. — А на мою? — вдруг возражаю я. — Что если или я, или она? Виктор прикрывает глаза. — Ты умеешь пришивать пуговицы? — спрашиваю я у тебя. — Научишь меня? — О, мой Бог. Я понял, и если это так важно, то я отнесу ее потом в ателье. На что приходиться идти, Юри! — Ну… что ты… Мы тебе просто новую купим, — Юри подходит и обнимает Виктора. А я снова шагаю к тебе: — Пройдемся завтра по магазинам? Ты… ведь пойдешь со мной в магазин для стриптизеров? Я смотрю на тебя, и глаза мои сияют. Понятия не имею пустят ли меня в такой магазин, но ведь в сопровождении совершеннолетнего — должны… Мила моргает и подает Виктору сигналы и лицом, и руками. Я не могу видеть, но она исполняет пантомиму: «Лилия всех нас придушит». И Виктор тяжело вздыхает. Отабек вдруг мотает головой. — Нет-нет, не так, — говорит он твердо. — Не надо пламя, это будет не то. Сердце лучше… Это будет, как про Данко, — заканчивает он, вспоминая утренний разговор с Лилией. — А красное боди мы найдем легко. И может нужно, чтобы с длинным рукавом, ну для очертаний. И еще… эта рубашка слишком большая. Ты будешь парусить, скорость упадет — это будет пиздец, как критично. — Данко? — спрашивает внезапно Юри. — Я потом… — начинает Виктор. — Это русский герой, не настоящий, из книжки, — перебивает Отабек. — Он вел людей к лучшей жизни, а когда они отчаялись — вырвал свое сердце из груди, чтобы осветить им путь. — И Юре он не совсем подходит… — вступает Мила. — Он русский ангел, — отзывается Отабек. — Вы не поверите, но я уже исхитрился продать Лилии эту мысль, и она не возразила. — Черное боди, с огненным сердцем. Черный лучше оттенит движения, а просто красное сердце будет банальным, — соглашается Виктор. — Мы на него нашьем пайетки, — воодушевленно предлагает Мила. — Я вот этими вот руками нашью, будет так… красиво. Я смотрю на тебя, не моргая и совершенно безумно, глупо улыбаясь, а в глазах так странно встают слезы. Ты читаешь мои мысли. Я люблю эту… сказку, наверное? И с самого начала знал, что Виктор попал, только… как показать это миллионам людей? Но когда ты говоришь об этом, я готов и не на такое. Я покажу его тебе, уже показываю — свое сердце. Мне так нужно тебя поцеловать, что я краснею и снова занавешиваюсь волосами, зато подхожу к тебе. — Обними меня, — прошу я едва слышно. Отабек с готовностью притягивает Юру к себе, пряча улыбку в его волосах. — Сердце должно быть, как настоящее, а то выйдет пошло, — говорит он, прижавшись теперь к Юриной макушке щекой. — Пайетки отличный вариант, они будут искрить, а вот пуговицы от рубашки надо отпороть и просто ее сшить, чтобы легче разрывалось. На самом деле их безумие расходится — успеть все это за день при двух тренировках, при том, что у них всех тренировки — невозможно. Мое сердце бьется в мои и твои ребра — так больно, так жадно и так… страшно? Неужели мне страшно, страшно всех вас слышать? Я льну к тебе и вот это точно можно, ведь ты обнимаешь так крепко. — Согласен, — кивает Виктор. — Все предложения очень по делу и четкие. Тогда завтра придется штурмовать разные магазины — пошить это не успеем. Нужно именно боди, не водолазка. И сделать на него принт. Найти и отпечатать быстро. — А почему не водолазка? Водолазка у Юры уже есть и искать не надо. Это сэкономит время, а мы же можем просто пришить резиночку… — вставляет Мила. — А что это вы так смотрите, я умею, не раз такое делала! И вышивать могу крестиком и пайетки… — Мила, какую резиночку, куда? — неожиданно вкрадчиво интересуется Виктор. — Ну как, туда, сзади и спереди, чтобы… Виктор! Что ты заставляешь меня краснеть! В промежности, конечно, чтобы проходила и все держала. Виктор издает нечленораздельный звук, впервые оказываясь в ситуации, когда даже он смущается, почти представляя уже и на себе эту резиночку. Мила в своем последнем объяснении переходит, конечно, на русский, и теперь Юри совсем их не понимает, зато реагирует на смущение Виктора тревогой, пока Юра в тревоге и еще большем смущении вжимается в Отабека. Отабек же некультурно ржет. Немного успокоившись, он напоминает: — Сперва, мы все же должны продать эти гениальные задумки Лилии. И вообще-то узнать не только ее мнение, но и возможности. Я прячусь в тебя и стараюсь вовсе их не слушать. Я бы давно уже сорвался, но сейчас, в твоих руках меня мало интересует, что они там себе представляют. К черту! Главное, ты не отталкиваешь меня. У Виктора дергается глаз, и он пытается остановить его ладонью. — Мила, пожалуйста никогда больше не предлагай такого, а то я у вас окосею и стану некрасивым. Юри, поняв только последнюю фразу Виктора, отчаянно машет головой, обнимая Виктора крепче, словно сообщая, что он всегда будет хорош, как никто. — Одумайся, это будет пыточный агрегат. Красота, конечно требует жертв, но не таких. Даже Лилия не согласится. Юра не сможет в этом не то, что кататься, ходить. — Но… Поче… — Мила вдруг краснеет. — Ой… Извините. Боди, конечно нужно боди! Тогда я могу поискать, если на меня налезет, то и на Юру… — Мужское боди, — поясняет Виктор терпеливо. — Давай-ка ты лучше купишь пайетки и приготовишь руки, — резюмирует Виктор. Мила с готовностью кивает. — А ты, Юра, должен пустить в ход все свое обаяние. Мы, конечно поможем, но вот тут все зависит только от тебя. Готовься просить, — резюмирует Виктор. — Может быть, даже упрашивать. — Хорошо, — я чуть поворачиваюсь, чтобы меня все расслышали. — С ума сойти, — отвечает Виктор. — Какая жалость, что во время разговора с Лилией ты не сможешь его обнимать, Бек, — Виктор вздыхает, давая всем прочувствовать досадность ситуации. Отабек пожимает плечами и выдает: — Вы ее демонизируете. Она же как лучше хочет и думает не просто о победе, а о победе Юры. Это важный нюанс. Мы заберем рубашку до завтрашнего вечера, чтобы показать ей? — Конечно, без проблем. Тем более, что я собираюсь поприсутствовать на обсуждении. По удаче, утренняя тренировка Юри, прямо перед твоей, Юра. Мы задержимся и выступим группой поддержки. — Да, да! — Юри кивает и улыбается. — Все будет хорошо, ведь Юрио такой молодец! Я чувствую вдруг, что устал, и зеваю в твое плечо. — Тогда встретимся завтра, — резюмирую я. — Прикройте за собой дверь, — просит Виктор. — Всем нам давно уже пора спать. Только… не ссорьтесь больше, а то нам завтра рано вставать. — Мы не будем, — обещаю я за нас обоих и тяну тебя к выходу, не собираясь разоблачаться, пока мы не вернемся в номер. Но все же… оборачиваюсь у двери и говорю: — Спасибо. А в коридоре смотрю на тебя: никогда мне не было нужно одобрение, но твоего я жду, как ни пытаюсь это скрыть. Мила, проходя мимо, посылает нам воздушный поцелуй и машет рукой. Отабек обнимает Юру за плечи, увлекая за собой. Он думает спросить, не стоит ли ему уйти к себе… чтобы было как-то попроще, но решает, что тогда зарок Виктора не ссориться, они уже не исполнят, и говорит просто: — Все будет хорошо, обязательно. Он щелкает замком, распахивая перед Юрой дверь. А потом еще более желанно ее за ними закрывает.