Коридор

— И что это значит? — я нависаю над столом, опираясь о него ладонями. — Тут было занято! Менеджер бледнеет, а Виктор говорит без запинки: — Конечно, вы так мило пришли пораньше! А у этой очаровательной девушки дочка, наша большая фанатка… Нельзя отказать. Да ты и не откажешь — рядом с Отабеком ты всегда такой славный. Порадуй крошку шести лет, Юрио, каждое доброе дело оборачивается большой удачей в будущем. — Моя дочка вас обожает, — лепечет менеджер. Я моргаю, дышу и глотаю множество нецензурных слов, чтобы не напугать менеджера, хотя мысленно я ее проклинаю. Но не ее дочку, конечно. Я слишком стар, чтобы злиться на шестилеток, которые по мне фанатеют. — Я… не славный и не милый, — цежу я. — Возьми свои слова назад, старик! — требую я, замечая, что и правда пугаю фанатов. «Кошмар», — думаю я, но молча, сдуваю волосы, которые теперь все время падают на глаза. Остается надеяться, что хоть одна резинка не упала. Я запускаю руку назад и обнаруживаю целых две резинки, что сползли, но не упали, значит я потерял всего одну и это чудо! — Хотите резиночку для дочки? — уточняю я, не глядя, но уже протягивая. — О, да! Вы и правда очень милый, — менеджер в восторге, а у меня из ушей идет пар. Отабек чуть подталкивает Юру к креслу. Хамить Виктору — это слишком, но Отабек хотел бы, потому повторяет то, что сказал Юре: — Ну, признайте, вы повесели на него маячок и преследуете? — Маячок? Какая… прекрасная идея! То есть — нет, ни в коем случае, — Виктор во всем великолепии демонстрирует свою богатую мимику, беся меня все сильнее. — Разве же я виноват, что наши с Юрио вкусы совпадают? Крылья тут выше всяких похвал, мы уже попробовали. Но вы можете угоститься кацудоном. О чем я? Да! Только посмотрите на нас, мы с Юрио ведь могли бы быть братьями, да? Такое сходство… И для младшего братишки ты ужасно непослушный, Юрио! — Да… пошел… ты! — говорю я раздельно, наблюдая одинокие три крыла, оставшиеся из девяти. И поворачиваюсь к тебе: — Соберешь волосы снова? Я протягивая тебе последнюю уцелевшую резинку, ведь сейчас красота не важна, как и надежность. А я не то чтобы не могу сам, но так хочу твоих пальцев в волосах. — У меня даже расческа есть, — неожиданно выдает Юри. — Хотите? Он уже достает ее, а я думаю: на хрена Юри и Виктору с их стрижками нужна расческа в рюкзаке для прогулок? В этот раз Виктор нравится Отабеку меньше обычного: и диван, и крылья, и задирать Юру одновременно — перебор. Очень хочется сказать, что крылья и так были на двоих, но Отабек вместо того обращается к менеджеру: — Можно вторую порцию крыльев? Юрий их очень любит. Бедная девушка, явно не понимает, как на них всех четверых реагировать одновременно, как, впрочем, и Отабек. Хочется ему не столько отослать Виктора и Юри, сколько попросить держаться в рамках. И отдать диван. Зачем им диван, когда они ночуют в одной комнате? — Юр, подпиши футболку, — просит Отабек, касаясь плеча Юры. — А я потом причешу, и от расчески не откажусь… Но она лишний раз символизирует, что вы следите. Виктор, несмотря на всю его наглость, на самом деле, располагает к странной расслабленности. Отабек не стесняется, не нервничает, просто… он в контексте? Для тебя я готов подписать, что угодно, так что ни одного возражения даже не рождается — я всенепременно заполучу свои причесывания. Это такой… ритуал? И он странен. В исполнении Лилии он способен довести меня до бешенства, а в твоем до экстаза. Но… он неизменно значим и тут, наверное, есть над чем подумать, но я лишь заканчиваю подпись и забираю у Кацудона расческу. А тот решительно машет головой: — Ничего такого, что ты! — Он прижимает руки к щекам. — Это и правда вышло совершенно случайно, а расческа для… Юри вдруг стремительно краснеет так, как я не краснею никогда. И я пытаюсь сопоставить свои результаты поиска в Яндексе и Гугле с таким элементом, как расческа, но Виктор и Юри, очевидно, настоящие извращенцы, и я просто вращаю глазами. — Для того, чтобы расчесывать меня. Мне такое очень нравится, и это совсем не странно. Я вижу, что и в этом мы сходимся, Юрио? — Виктор поворачивается к Отабеку: — Мы не следим, честно, — Виктор улыбается открыто. — Но раз уж мы так внезапно встретились, то могли бы… Немного обсудить… Я опаляю Виктора взглядом, и он заканчивает неожиданно: — Костюм. Хотя ты что-то на взводе, а вы ведь только вернулись... от туда, — Виктор скашивает глаза в сторону прохода к сортиру. — Что же… не так просто сбить с истинного пути героя? — Ты! — я даже вскакиваю с места… еще никто не смел говорить мне подобного! — Вторые крылья за мой счет, — сообщает Виктор. Отабек сперва быстро наклоняется, пряча улыбку, а потом не выдерживает и смеется: — Вы ужасный, — выдает он через несколько секунд. — Одними крыльями тут не отделаться, разве что… вы сами их приготовите. Для хорошего старшего брата вы слишком много дразнитесь. — Ужасный? — Виктор насмешливо приподнимает бровь. — Так странно, обычно я всем нравлюсь. Но я уловил. Весь обед за мой счет, пожалуйста, — добавляет Виктор, глядя на девушку-менеджера, читая теперь ее имя на бейдже. Мария смотрит на Отабека, но никак не решается говорить, и Виктор кивает Отабеку на футболку: — А ты не скромничай, не заставляй девушку ждать. — Пожалуйста, — просит Мария. Отабек не совсем удивляется просьбе, однако, сейчас он как-то не ожидал, но все равно кивает и улыбается: — С большим удовольствием. Он расписывается, и девушка, наконец, оставляет их, а Отабек, поворачиваясь к Юре, берет его за руку. Хочется большего: Юра выглядит сердитым и несчастным одновременно, и этот его вид неизменно будит в Отабеке желание обнимать и целовать, любить и забирать. — Юрио, сядь пожалуйста, ты не внушителен сейчас. А я очень вредный старший брат, но я… любя. Юри чуть встревоженно смотрит на Виктора, и тот обнимает его, целует в висок. — Так… какие же у тебя планы на костюм, Юра? И под какую музыку мы подбираем? Снова опускаясь в кресло, я сжимаю голову в руках. Вопросы эти очень своевременные, а у меня так хреново с ответами, что я смотрю на тебя из-под ресниц и челки. Отабек не вздыхает, но вспоминает о расческе, что Юра так и сжимает в руке. — Давай, я причешу тебя, а ты нам расскажешь, что сам хочешь. А потом уже сравним мои и Виктора идеи… Юри, может, и у тебя есть мысли? Отабек отбирает у Юры расческу и поднимается, чтобы встать за его спиной. Я выдыхаю и просто чувствую, как расческа скользит по волосам. Это удивительно успокаивает, а иногда мне достаются легкие касания твоих уверенных пальцев. Теперь я не смотрю на Виктора, только думаю о том, чего же я хочу? Вариантов, на самом деле, множество, но у меня нет ни одного точного и завершенного выбора. В прошлый раз было проще. Стоило тебе показать мне «Добро пожаловать в безумие», как я понял, что хочу катать под нее. И в том, что мы вместе выбирали в магазине. Все остальное родилось из этого. Вписать хореографию Лилии в музыку тогда не составило нам особого труда. Когда я вышел на лед под наше безумие — просто получилось. Но программа на соревнования — это не просто. И я вздыхаю. — Нужна музыка и попытаться урвать каток до встречи с Лилией хотя бы на час. Я знаю, что устану, но… Лилия должна увидеть что-то, о чем мы уже будем иметь достаточное представление. — Каток я тебе обеспечу, — Виктор вдруг улыбается. — С шести до восьми он закреплен за нами с Юри, думаю, что… — Конечно, — легко соглашается Юри. — Моя программа ведь отработана, и нам хватит часа. Может быть, я не силен в идеях, а Юрио не очень-то нужны мои советы, но… я бы хотел сделать хоть что-то хорошее. Виктор смотрит на Юри с восхищением. Он особенный, такой… светлый? Чистый? Искренний. И в нем сейчас нет ни одной мысли о том, что он так помогает сопернику. Юри вообще-то помогает другу. И это даже забавно, ведь Юра таковым его не считает. А может и считает. По Юре трудно понять. Хотя не важно, что он там думает, Юри же рассказывал, как Юра поделился с ним пирожками. И это для Юры дружба, хоть горшком ее назови, хоть ненавистью. Я замираю. То, что они говорят плохо вмещается в сознание — я даже прикрываю глаза, желая чувствовать хотя бы минуту одни лишь твои прикосновения, и больше ничего. Точно не то, как странно щемит в груди. Отабек улыбается, слушая их, а потом возвращая расческу Юри. — Дар достойный старшего брата, — говорит он, садясь. — Я тогда начну предлагать музыку? Отабек достает плеер и наушники, протягивая один Юре, а второй Виктору и Юри, положив его между ними. Ты снова меня спасаешь: вот уже не нужно оправдываться, можно лишь придвинуться к тебе ближе и воткнуть в ухо наушник. Я прикрываю глаза, позволяя музыке звучать. Когда начинается третий трек, я понимаю, в чем загвоздка. Мне нравится все, что ты показываешь. Это прекрасные почти классические мелодии в офигенной обработке, и каждая из них по своему хороша — все подходят в разы лучше той, что выбрала Лилия, но… Я открываю глаза и поднимаю к тебе лицо, не дослушав последнюю мелодию до конца: — Мне нравятся все, и мы можем обсудить, но… Бек, ты разве не покажешь мне что-нибудь из твоих треков? Тех, что ты сам сделал? Виктор смотрит внимательно и добавляет удивительно ненавязчиво: — Отличная идея, я считаю. Только что-то чуть более легкое, чем было на прошлом показательном. Я смотрю на Виктора пристально и недовольно, уже готовый возражать, но он не дает: — Это не мои вкусы и не мое мнение. Но у тебя Лилия. И если переборщить, она нас забракует. А времени в обрез. Поверить не могу, что ты убедил ее изменить программу за день. Я вдруг ухмыляюсь: — Да ладно, она же ничем не рискует. Если ей не понравится, то что получится, она просто заставит меня выйти со старой. Я ведь не разучился ее выполнять. Забавно, что об этом, кажется, только я сам и думаю. — Но у нас получится! — и под «нас» я имею в виду себя и тебя. Но Юри вдруг говорит: — Обязательно! Отабек кашляет, он конечно, не мог удержаться: кое-что сводил и миксовал — слишком часто думал о Юре, чтобы не сделать этого, но предлагать что-то такое сам бы не рискнул. — Покажу… если хочешь, но мне кажется, что до мэтров мне далековато. — Брось, Джей-Джей же рискнул, и, как мы помним, в прошлой произвольной обошел в итоге всех, — Виктор пожимает плечами. — Иногда, милый герой, твоя скромность уже не украшение. Отабек смущается еще сильнее, но быстро кивает и отлистывает до нужного трэка, предупредив: — Их не один… Мне кажется, этот лучше всех. Виктор совершенно нежданно перестает шутить. И так странно, но во мне вдруг начинает просыпаться что-то… ужасно похожее на благодарность. Я смотрю на тебя, а в наушник звучит… Chi May пока почти без обработки, и все у меня внутри замирает. Я прибавляю звук до максимума, а у тебя не телефон, а плеер, и звук в нем — закачаешься. И помимо того, что мне тоже нужен такой, я проваливаюсь. Мелодия меняется, переходит в Show Mast Go On. Это восхитительно завораживающе, и мне нужно больше звука. Забываясь я вставляю наушник во второе ухо, давая Виктору лишь смутное понимание и отзвуки, что проникают сквозь наушники. Звук, наконец, окружает меня, проникает внутрь — живет уже там. Бьется и вибрирует, превращаясь внезапно в Libertango. Я не улыбаюсь, но двигаю головой в такт, очарованный. Музыкой и тобой. А когда трэк заканчивается, резко открываю глаза и смотрю на тебя в упор. — Эта, — выдаю я и облизываю губы. — Я буду катать под это. Тут нечего обсуждать. Бек, это… Ты видишь меня таким? Это такое чудо, словно ты знаешь меня даже лучше меня самого. — А что кто-то спорит? — интересуется Виктор шепотом. — Но все же верни мне наушник и дай дослушать до конца. Виктор в миг делается сосредоточенным и отбирает у меня сразу два наушника. — Запусти мне еще разок, Отабек. Пока Юрио будет воздавать тебе заслуженную долю восхищения, я как раз дослушаю до конца. Отабек возвращает мелодию на начало, а потом глядит на Юру: — Ты уверен? Эта дорожка… в общем-то последняя, что я сделал, но вдруг… Отабек осекается, потому что Юра смотрит, точно подтверждая слова Виктора насчет скромности. — Ладно, понял, вывернуть скромность на минимум. Тогда по костюму: это опять комбинезон? И я выдаю наконец свое несдержанное: — Бе… — показывая язык и демонстрируя приступ тошноты. Боже, как много месяцев я только об этом и мечтал! — Никаких комбинезонов и трико, хочу нормальный костюм. «Как у других мужчин», — вот что я думаю и, к счастью, никто, даже Виктор, что вытаскивает один наушник, не напоминает мне о Крисе.