Коридор

Лилия входит, не стучась, я узнаю ее по голосу: — Так вот ты где, Юрий Плисецкий! Я оборачиваюсь к ней и вижу, как она упирает руки в боки, в одной флагом развивается мой испорченный костюм. Я не отцепляюсь от тебя, лишь руки выпадают из твоих волос, ложась на плечи. Лилия вдруг замирает и даже замолкает. Я странно улыбаюсь, как сумасшедший. Лилия окидывает нас взглядом, и я жду от нее отповеди, но она вдруг удивительно спокойно, словно совсем без всяких чувств говорит: — Ты нашел его, это… хорошо. В твое благоразумие я могу поверить, Отабек Алтын. Забирай его с пола и за мной, — Лилия уже командует, словно и ты должен ее слушаться. А я думаю отчаянное: «Нет! Не отдам! Не пойду!» И даже говорю зло: — Никуда я не пойду! — Пойдешь, — Лилия чуть слышно вздыхает. — Иначе Отабек тебя понесет. А потом вы сядете в машину, и мы с Яковом отвезем вас в отель. Дальше… Делай, что хочешь, это твое время, но завтра утром, чтобы был на тренировке как штык, Юрий Плисецкий, мы должны серьезно поговорить. Я глупо хлопаю ресницами, потому что смысл слов Лилии до меня не доходит. Разум отказывается понимать, что она имеет ввиду. Лилия чуть отступает, но смотреть не перестает, и это смущает ужасно, но Отабек соглашается с ней: — Юра, пойдем, — и, не разжимая рук, действительно поднимается вместе с Юрой, и только после аккуратно отпускает его и добавляет для Лилии: — Я могу сам его отвезти… Ну… чтобы не ругаться. Лилия внушает Отабеку, как и большинству, трепет, но сейчас она… кажется, не возражает? И это удивительно, на самом деле, только Юра может продолжать хамить в такой ситуации. Лилия вовсе не на Отабека смотрит критически, просто оценивает степень безумия Юры, который стоит рядом с Отабеком, крепко сжимая его ладонь, и весь вид его вопиет о том, что Виктор — прав. А Лилия с Яковом, кажется, немного позабыли о том, что в жизни шестнадцатилетних мировых звезд должно быть что-то кроме льда. Но Юра… ведь никогда не хотел такого. Не мудрено было ошибиться, он так активно отталкивал от себя всех, что ему и запрещать ничего не требовалось. Зато теперь он идет в разнос: Юра вовсе не пробует границы на прочность — он с наскока прошибает их, словно и не замечает. Лилия знает все про такие вот закидоны. Как и о том, что не учитывать их не получится. И сейчас очень важно не передавить. Лилия молит мирозданье лишь о том, чтобы Юре в голову не пришло оставить карьеру и заняться каким-нибудь дауншифтингом. Это будет ужасная потеря для всех. Но для нее и Якова особенно. И значит, не стоит запрещать Юре ничего из того, что можно разрешить. Всего год назад, даже меньше, Плисецкий обещал Лилии отдать и душу, и тело победе. Что же… Он сдержал слово и выиграл тогда. Теперь же душа его Лилии явно не доступна. Но она согласна и на тело. Хотя оценивает безумие Юры, как зашкаливающее — много больше, чем в прошлом году на показательном. Тогда это был каприз и заявление, сейчас — все серьезно. — Твой мотоцикл пригонят к гостинице, Отабек, я устрою. Но сейчас мы поедем на машине, — Лилия предупреждает мои высказывания: — И я не карга, Юра. Это не из вредности. Мне нужно, чтобы вы добрались до гостиницы живыми и здоровыми, а я не могу поручиться, что ты не выкинешь что-то в дороге. — Я не стану убивать Бека! — взвиваюсь я. — Специально нет. Но ты точно можешь поручиться, что тебе не взбредет в голову как-то отвлечь его? А если это выйдет случайно? Сломать свои или его ноги просто от того, что ты думаешь не головой, а тем, что пониже, и недоволен мной с Яковом — слишком большая жертва. Я ее не принимаю. Я… уступаю тебе, Юра. Ты слышишь меня? Уступаю. Двадцать минут в машине, и я оставлю тебя в покое до завтра. Это отличное предложение, Плисецкий, тут нечего обсуждать. — Более чем отличное, Юра, — Яков появляется за спиной Лилии. — Я вообще впервые вижу, чтобы… вот она кого-то уговаривала. Яков странно думает о том, что Лилии по-настоящему нравится Юра. Ее звезда — упрямый и целеустремленный, готовый на все, чтобы достичь своей цели. Такой же, как она. Я не могу удержаться: — Ты, что же, даже не отчитаешь меня за костюм? — Нет, будем считать — он был неудачным, — отвечает Лилия просто. — Завтра мы обсудим и это, — обещает она, совершенно меня демобилизуя. Злость на них никуда не уходит: свободная ладонь сжимается в кулак, и мне хочется орать и топать ногами. Какого черта?! Где, где все это было раньше?! Почему они не слушали меня?! И я… не верю! Не верю! Не верю… — Какого хуя? — заявляю я, ударяя кулаком по ноге и, занавешиваясь от них волосами, поворачиваю к тебе голову, словно ища ответ в твоих глазах. Их я слушаться не стану, но у тебя… есть право решить сейчас за меня. Потому что я не могу ничего решать. Лилия права, я больше не думаю. И начинать не собираюсь. Я и правда не верю, что Лилия станет говорить со мной. Ее разговоры обычно выглядят, как последовательность четких и ясных инструкций. Иногда невыполнимых. Но я верю, что не бывает невозможного, и все получается. Только теперь у меня новая цель. Не могу сказать, что я отпускаю старую, но… Ты все же важнее. При Юриных тренерах, Отабек может только краснеть, но на деле и этого не умеет, зато мастерски закрывается и кивает, повторяя: — Пойдем, Юра, — чуть сжимая руку Юры и точно так же не понимая: «Какого хуя?» Но ответ может быть и простым: костюм это ерунда, а вот если Юра будет сходить с ума и не выходить на награждения… то может ведь и с выступления сбежать. Хотя в это Отабек не верит, Юра ведь… победитель. Я киваю тебе и чуть опускаю голову. Мы идем за Яковом, в то время, как Лилия следует за нами, словно чертов конвой. — Я не стану убегать, — сообщаю я ступеням. — Спасибо, — отвечает мне Лилия из-за спины. И звучит так, будто она это серьезно. Все происходящее кажется мне ужасно нереальным — просто фантасмагория какая-то. Я чувствую, как ты напряжен и сосредоточен, и это уже пугает. Мозг все еще в коме, зато фантазия работает отлично: я почти уверен, что ты обиделся. Ведь… Кажется… Я подставил тебя? Перед Барановской и Яковом. Так ужасно тупо. И теперь они думают, а… ты, может, совсем и не это имел в виду! Я спадаю с лица, а ладони леденеют. Яков открывает для нас дверь своей тачки, довольно простенькой. Я могу сейчас все переиначить, сказать им, что мы… просто друзья. Но, кажется, чтобы заставить эти слова прозвучать, мне нужно вскрыть грудь и выблевать сердце. — Прости, — шепчу я тебе одними губами, так и стоя у раскрытой двери в странном ступоре. Отабек шепчет чуть громче Юры: — Все хорошо, садись, — и сжимает его руку, но не подталкивает, ждет, пока Яков отступает и открывает дверь для Лилии. Твой голос звучит так… и мне становится с одной стороны легче, а с другой тяжелее. Теперь твой шепот вьется в ухе, и волосы на затылке встают дыбом, а я снова хочу и снова до боли. Пиздец, это неудобно… Я влезаю в машину и двигаюсь за Якова, чтобы дать тебе место. Кажется, мои пальцы, сцепленные с твоими, онемели. Я закрываю глаза, чтобы снизить визуальное подкрепление, но ты остаешься под веками, и я лишь дышу сквозь стиснутые зубы, как загнанный зверь — без надежды на спасение, и не знаю уместно ли положить голову тебе на плечо. Хотя раньше вот было уместно. И я кладу. Оставляя все уточняющие вопросы на потом. Главный теперь, когда ты знаешь: тебе не противно рядом со мной? Можно я останусь с тобой? Потому что точно нужно спросить, прежде чем я заявлю это тебе самому, Лилии, Якову, и даже всему гребанному миру, если понадобится. Я вспоминаю Виктора, и тот восторг в его глазах, когда Кацудон попросил его и дальше быть его тренером. И требование Виктора, чтобы Кацудон переехал в Россию. Мне казалось, что это просто хрень какая-то, что Виктор рехнулся, еще когда поехал за Кацудоном в Японию! Сейчас я знаю, как это называется — не рехнулся, а влюбился. И вот — я уже завидую… Даже понимаю, почему Виктор мне не сказал — тогда я бы не понял. Я ведь любил одного только деда, а еще лед и катать. Стоит признать, что старикан был прав — я был удивительным… придурком. Не даром Агапе давалось с таким трудом. И что бы я ни думал — с Эросом бы тоже были проблемы… Пока я не встретил… тебя. Ты научил меня любить. И это… было бы прекрасно, не будь так страшно. Блядь, ну почему никто не предупредил, что это так больно? Любить дедушку просто — ведь он всегда любит меня в ответ, или нет… Не так! Он всегда первым выбирает и любит меня — чуточку даже сильнее, чем я его. Мысли о дедушке заставляют меня включить мертвый мобильник. И я смотрю на твои немногочисленные сообщения, пока сердце выбивает дробь. В машине все молчат, и это в общем-то хорошо, Отабеку и без того трудно и неуютно, а потом, когда Юра опускает голову ему на плечо… Отабек застывает совсем: кажется, если сжать Юрину ладонь сильнее — уже сломаются пальцы, но отпустить Отабек точно не может. В тишине остается время на мысли о том, что было до прихода Лилии. О том, что Юра сказал… И о том, что потом сказала Лилия… Она нисколько не сомневалась, что Отабек может понести Юру, что Юра может оказаться не сдержан, что он… хочет? Поверить в то, что Юра его хочет, Отабеку естественно проще, чем в его любовь. И это… хорошо, понятно и даже утешительно. Любви можно и еще немного подождать… Ведь так шансы возрастут… Отабеку становится чуть противно от себя: это в общем-то низко соблазнять кого-то такого неопытного, как Юра, и пользоваться этим его желанием и неопытностью, но отказаться от этой идеи невозможно. В любви и на войне все средства хороши… Но в машине остается только ждать. И гадать, как все повернется, когда они приедут. Когда машина подъезжает к отелю, Лилия поворачивается к нам: — Юра, вы можете идти. Завтра в девять жду в зале. Я отмираю и даже киваю, в знак, что уловил и буду. Я и не собирался пропускать тренировку. Хотя сейчас эти мысли беспорядочные и не задерживаются надолго. А ты такой теплый рядом, что у меня кружится голова и трудно дышать. А Лилия, странно удовлетворенная моим кивком, вместо громогласного и уверенного «да», выходит из машины. Отабек отодвигается от Юры, только чтобы открыть дверь — они так и выходят, держась за руки. И уже у входа в отель Отабек спрашивает: — Куда ты хочешь пойти? Мы можем остаться внизу, пойти к тебе или ко мне… Отабек краснеет тут же. Вроде звучит и невинно, но так одновременно… пошло. — Я бы предложил погулять, но Лилия явно не оценит, и лучше остаться в отеле… Но внизу, скорее всего, тусят ребята. Отабек почти с тоской думает о Юри и Викторе, которые запросто тратят время на такие вот посиделки, им вовсе не нужно все время уединяться — у них бездна времени вдвоем, и не жалко вот так его разбазаривать. А еще у них есть такая связь… настоящая, долгая, там точно дело не в одном влечении, не в мимолетном впечатлении и даже уже не в годами пестуемом восхищении. Отабек в общем-то знает, что мало отличается в своем чувстве от Юри… Но в начале прошлого сезона, а теперь Юри — другой, и любовь его другая… От всех этих мыслей сводит челюсти. Я вздрагиваю, краснею и шалею от вопроса мгновенно: — К тебе, — заявляю я, не раздумывая, и уже иду вперед, уводя тебя за собой. Люди вокруг меня угнетают и бесят все до единого. Мешают. И я не обращаю на них внимания, устремляясь к лифтам. Мне нужно остаться только с тобой — понять, что же на самом деле происходит. Отабек не расслабляется, очень надеясь, что никто не встретится им в фойе, у лифтов и в самом лифте… Потому что говорить сейчас с кем-то о чем-то и что-то объяснять слишком — Отабек в шаге от обычной реакции Юры в такие моменты: наорать и послать.

***

Яков выходит последним и, снова закурив свою трубку, подходит к Лилии, что так и стоит у чуть приоткрытой двери и смотрит вслед Юре. Яков тактично выдыхает дым в сторону. — Нервы, — поясняет он, словно оправдываясь. — Кури, я бы тоже… не отказалась. Яков смотрит на нее почти в шоке: — Ты? — Ну, я ведь… живая. И мне когда-то было шестнадцать лет, разве ты не помнишь? — Помню, — Яков улыбается, — очень хорошо. Разве такое забудешь? — Его характер еще хуже, чем у Виктора. Даже хуже, чем у меня. Но пока он такой упрямый, он не отступит. Нам очень повезло, что Юра не девочка. Яков усмехается: — И что Отабек не потребует от него бросить фигурное. Я считаю, мы даже можем перетянуть его на свою сторону. — Не сможем, — Лилия поправляет полы пальто, — я надеюсь. Яков смотрит на нее вопросительно, теперь бесцеремонно окуривая своим дымом. — Ему стоит оставаться на стороне Юры. Просто катание — это тоже Юра. Как и эти его образы, которые так… его раздражают. Но пока… он хочет бунтовать, мы можем лишь поддержать его. И использовать эти новые его настроения. Хотя, чтобы выиграть таким, ему придется стать совершенством. И снова очень много работать. Но я надеюсь, он согласится. — Ты никогда не надеешься, Лилия. Ты всегда все знаешь и ставишь условия. — Ты… совсем меня не слушаешь, — Лилия смотрит почти гневно. — Я же тебе сказала, его характер еще хуже моего! И он… вырос, — Лилия чуть кривится. — Придется считаться. Яков роняет челюсть, а глаза его становятся больше. — Не верю, что ты что-то такое говоришь. И… может быть, тогда я угощу тебя вином? От нервов? — Угощай. И будем верить, что Отабек соблюдает режим, — Лилия вздыхает и берет Якова под руку.

***

— Ой! Виктор оборачивается на Юри. Тот уже немного пьян — ему много и не надо — но что-то его тревожит, и Виктору это всегда важно, но он лишь наблюдает, как Отабек ведет Юрио к лифтам, и это вроде бы хорошо. В подтверждение тому, в фойе входят Яков с Лилией, и по их лицам читается, что худшее позади. — Юрио нашелся, — заключает Виктор. — Можно расслабиться. — С ним Отабек… — Юри переводит на Виктора беспомощный и взволнованный взгляд. — А ты кого ждал? — Виктор улыбается. — Джей-Джей, конечно, всегда на Юрио реагирует тоже, но это же совсем другое. Он и правда хотел бы просто дружить, но этот… герой… это другое. Виктор улыбается совсем мечтательно, и Юри под действием алкоголя требовательно дергает его за рукав: — Герой, значит? Виктор смеется, притягивая Юри к себе. — Герой, конечно, но не мой. Мой — ты.