Влюби в себя.

Я листала днями напролет наши разговоры, искала в нём нечто большее, чем он мог дать мне. Болтая с ним ни о чём, старалась читать его мысли, не говоря уже о чувствах, пока он банально игнорировал мои эмоции. При выступах моих слёз и дрожжи хрупких плеч, он оглядывался по коридорам, ища себе кого-то на ночь, а ребята успокаивали меня. И даже Влад говорил:  – Снеж, всё наладится. А Фил просто молчал. И я была ранена кем-то настолько холодным, но внешне живым, что мне казалось – может быть это я сентиментальная, а он далёк от меня. Когда я сидела в обнимку с Машей и без умолку говорила: – Я его люблю, но для него в глазах нужна страсть, а в моих нет ничего похожего. Она вздыхала, в такие моменты, как бы это мне не было нужно, она не давала мне сладкой лжи и говорила прямо: – Вы живёте 4 года по соседству, но каждый день он водит другую, ему нужна страсть, и всегда новая, Снежка. А я сидела, опустив голову на колени, и, кажется, умирала от мысли, что он никогда не выберет меня как свою новую страсть, более того, последнюю страсть в его жизни. Ежедневно я слушала его разговоры с Владом и Сашей, с Артом, с тем же Виком, где он говорил: – Сегодня иду с Лизой в рестик, потом пойдем ко мне, сами знаете, что намечается. Он так игриво улыбался, иногда мог усмехаться, глядя на лицо Киры, которое буквально показывало как ей это противно, еще заливался громким хохотом как все, даже Варя, когда Арт говорил: – Так вчера же Катя была. Я слушала всегда, стояла рядом с Аленкой, пока она беседовала с Сашей, держалась за края юбки, сжимала руки в кулаки или прятала за спиной, зная, что вечером я буду до поздней ночи сидеть в коридоре и ждать, пока на лестничной площадке не будут слышны шаги и стук женских каблуков, после я посмотрю в глазок, услышу звон ключей и буду вглядываться в лицо этой красавицы, пока пьяный Фил не отпустит ее талию и откроет дверь, изредка пошатываясь. Я замечу на ней короткую обтягивающую кожаную юбку, действительно короткую, а потом ночью зайду в интернет-магазин и найду такую же. После обязательно заберу ее из пункта выдачи и надену на следующий день. Весь день буду поправлять ее руками и опускать ниже, порой такие юбки часто задираются, и ведь заметят все, даже Арт скажет тихое: – Тебе идёт, Морозова. А Фил не скажет ничего. В следующий раз будет девушка с красивой грудью в прекрасной шелковой рубашке, расстегнутой на пару пуговиц, и пусть я стесняюсь своей маленькой груди и еще больше такого количества расстегнутых пуговиц, я найду рубашку и обязательно ее надену. Вик скажет: – Хороший материл рубашки, видно стоит своих денег. Саша добавит: – Цвет прям твой. Влад пусть и промолчит, но кивнет на слова ребят, как бы разделяя их мнение. На удивление он относится ко мне хорошо и не игнорирует факт моего существования, хотя он сильно обделен эмоциями. Арт, всё также, просто ответит: – Тебе идёт. А Фил? – У моей бывшей такая же вчера была. Варя даст ему подзатыльник, а Кира закатит глаза. – Спасибо, ребят. – Да не за что, Снег. – Снег? – Ну типо того. – Фил, че за хуйню ты высрал, – и тут Аленка тоже нервно постукивает ножкой, а в голове про себя скажет «слепой идиот и влюбленная жертва». В конце 10-ого класса, девятиклассницы, из-за нехватки парней, позовут Черных танцевать с ними вальс в паре с одной из красавиц. Он обязательно согласится, но это значит, что на уроках он не будет сидеть за четвертой партой, пока я на третьей, перед ним, не тыкнет в плечо со словами «Морозова, дай списать», ну или не устроит скандал с преподавателем, а будет танцевать вальс. Зная, что это просто мелочь, я всё равно думала ночами «как же мне быть?», пока Вася – пухленький мальчик низкого роста из того же класса, что и те девочки, не написал: «Снежка, прости что беспокою тебя или разбудил, тут такое дело… Мне стыдно просить тебя, но таковы обстоятельства, одноклассницы отказались со мной танцевать, да еще и этого Фила позвали, хотя я вроде как был свободен, я бы хотел пригласить тебя станцевать со мной вальс, если для тебя это не будет в тягость. Но если ты не хочешь, я всё пойму!» Спустя выходные, в первый же день недели, я и Фил, вместо геометрии, отправились танцевать в актовый зал, на репетицию вальса. – А тебя то кто пригласил? – Вася. – И тебе нормально с ним танцевать? Думаю другие девочки посмеялись бы, учитывая что каждая отказалась. – Какое мне дело до других и до твоих слов? Фил, это не твое дело тоже, понял?  И я потопала быстрее, а в голове было лишь одно: «Я сорвалась, я действительно сорвалась, он никогда не скажет мне ничего, никогда, ни за что» И когда я зашла в актовый зал, естественно, первее Фила, многие оглянулись и не понимали, кто я и что тут забыла, а после ко мне подошел Вася и я услышала хохот девчат и перешептывания. – Нахрена такой девушке он? – высокий брюнет рядом лишь осмотрел меня с ног до головы, задерживая взгляд на подоле той самой кожаной юбки, отчего я пожалела о своем решении. Нет, не танцевать с Васей. Надеть эту юбку. Фил зашёл в зал и наблюдал за реакцией толпы девятиклассников, а Вася аккуратно взял две мои руки и с улыбкой поблагодарил меня за то, что я пришла. И тогда я поняла, что мой выбор – летальный исход с моментальным выстрелом в сердце. Потому что руки Васи согрели меня за одну секунду быстрее, чем Фила за 4 года, учитывая что он никогда свою руку не протягивал и моей не брал. И сидя с Варей, пьяная и на тусовке Саши в честь выпуска девятых классов в отдельной комнате, я плакала ей в плечо, пока она нежно гладила меня по голове и всем, кто смел заходить в эту комнату, причитала: – Вышли быстро, все. А я не могла успокоиться от мысли, что ради мудака я отвергла доброго и светлого Васю, который тащил мне пакеты лекарств, когда я болела, прямо домой, наливал мне теплый чай, внимательно читал инструкцию каждой таблетки и старался не ошибиться. Отвергла Васю, который тащил мне букет тюльпанов на восьмое марта, рассказывал о своей семье и передавал пироги, приготовленные его бабушкой специально для меня, ведь он ей рассказал обо мне. И когда я плакала, в комнату ворвались целующиеся Фил и какая-то девушка, а Варя просто сорвалась и дала по морде каждому подушкой с кровати. Фил озадаченно огляделся, и когда взгляд пал на меня, я сразу отвернулась, молясь чтобы моих слез он не видел. Когда все расходились по домам, меня доверили Филу, протесты Вари никто не услышал, ибо под пьяный гогот ребят и гремящую музыку нетрезвый разум не позволял здраво рассуждать даже Кире, девушке властной и сильной, Маше – уснувшей на диване, пока Алёнка сидит рядом и следит чтобы ее никто не тронул, никому. И Фила под градусом я посадила в такси, ибо я отказалась от его варианта поехать самим на машине. Он уткнулся мне в плечо по дороге и сладко спал, изредка меняя положение ног или рук. По приезде, я потащила на своих плечах, слабых и хрупких, парня выше 180-ти сантиметров и весом в 70 килограмм, а он слабо пошагивал, пока я просила его отрезветь на свежем воздухе. Поднимала его по лестнице и после искала ключи в передних карманах, открывала двери, укладывала спать, оставив ключи у прикроватной тумбочки, кстати, собиралась еще уходить, но он схватил меня за руку и спросил: – Почему плакала? – Ты же на утро не вспомнишь. – Да я и тогда бы не вспомнил. – Ну вот и забудь. – Раз не вспомню, скажи. – Васю отвергла. – И правильно, девушке с такими ножками такой мальчишка не нужен. – Фил, иди нахуй. И я просто вышла из квартиры и плакала на балконе, в такие моменты, мне, девушке никогда не курившей прежде, хотелось зажимать между губами фильтр сигаретки и выдыхать дым, вытирать слезы рукавом пастельно голубого боди и вместе с тем стирать тушь, а на утро еще и отстирывать ее от рукавов. И когда я разулась в коридоре и медленно потопала на кухню пить воду, я услышала стуки в дверь и бормотание того самого голоса моей мечты, зная, что за дверью высокий, пьяный, голубоглазый блондин. Не открывая двери, я просто спрашивала у него, чего он добивается и почему я должна впустить его. – Потому что ты меня любишь, я же вижу. И пока сердце замирало, он продолжил: – Но меня манишь не ты, понимаешь? Эти 4 года твои взгляды так раздражали, ты стеснительная и такая милая, мне нравится это, но влюбленные в меня – никогда, это сильно отталкивает, тело у тебя хрупкое и красивое, а душа твоя хз, Меня такие детали не интересуют, ты уж прости, я никогда не влюблялся, Снег, понимаешь? И для меня это странно и чуждо, я слышал как ты топчешься у двери когда я привожу новых девушек и смотришь в глазок, замечал что ты носишь ту же юбку и рубашку как одна из моих бывших, но не ходи больше в ней, она слишком короткая. – Тебя не должно это волновать, понял? Ты не мой парень. – И не буду им, но не значит, что для меня ты скучная, что я не хочу тебя заполучить, не хочу взять и запретить другим трогать тебя, пялиться на твое тело, я бы многое с ним сделал, а другим не позволю. – Фил, – и в моей голове осознание, что этот пьяный бред бьет меня в самое солнечное сплетение и скоро я просто задохнусь, если он продолжит – отоспись, иди спать, ты пьян, ты несешь бред. – Был бы я другим парнем, прямо как Вася, я бы тоже за тобой побегал, но я живу женскими телами, а он их сердцем. – Живи и дальше, но о моем больше не думай. – Прости меня сейчас, потому что завтра я ничего не вспомню. И он поднялся с пола, а после добавил: – Если хочешь влюбить в себя, то относись ко мне настолько безразлично, что я впервые решусь побегать за девушкой, и последнее - убей в себе свои чувства, чтобы я захотел их вернуть обратно, – он просто зашёл обратно в свою квартиру и хлопнул дверью. А я промолчала и потом долго еще сидела у входной двери, опять глотая слезы. И ведь иногда людям не суждено быть вместе, неважно, насколько они этого хотят.