Фибо: Падший Свет

      — Мор!       Голос девушки тут же утонул в завывании ледяного ветра, который безжалостно хлестал по лицу, пока ноги увязали по колени в пышном снегу. Две крошечные фигурки, по сравнению с гигантскими исполинами-горами, все пытались поспеть за третьей. Черный гриф летел низко над землей, изредка сбивая крыльями вершины сугробов. Его движения, как и мысли, были резкими и лихорадочно хаотичными: то взмывал вверх, и по черным перьям временами пробегали всполохи сиреневого пламени, то резко падал вниз будто подбитый.       — Остановись! Подожди нас! —воскликнула Инси, стараясь поспевать за девушкой, мчащейся впереди.       Мор слово не слышал их. Манимый зовом собственных мыслей, его метания становились все более неистовыми, а пламя в какие-то моменты охватывало его целиком.       — Нет, он просто не в себе! — прошептала Инси дрожащим от волнения голоском.       Внезапно Мор издал пронзительный крик и рухнул в снег, взметнув вокруг себя белоснежное облако. Рами тут же бросилась к нему, не обращая внимания на обжигающий холод снега, и подхватила большую птицу на руки, не заботясь о том, что малейшее прикосновение к измазанным чернилами перьям испачкает ее рукава.       — Мор, послушай меня, — сказала девушка, крепче прижав к себе дрожащего грифа. — Зара… Она просто использовала тебя. Все, что она делает – только зло, с которым нужно бороться! Ты не должен…       — Ш-ш-ш!.. — резко перебила ее Инси, дернув ушком. — Зара остается его госпожой! Не забывай.       Глаза девушки широко раскрылись от осознания того, что она сейчас сказала.       — Да-да, прости… Просто неправильно подобрала нужные слова. — рассеянно ответила Рами и осторожно провела рукой по крылу, стирая с него хлопья снега. Мор до сих пор дрожал, но уже не пытался вырваться.       — Дядя Мор, что на твоих крыльях? — тихо спросила Инси. — Что произошло той ночью?       Гриф медленно поднял на нее свои темные глаза, в которых плескалось пламя – отражение той силы, что связывала его со своей королевой.       — Я… я снова стал ее клинком. Как всегда, каким должен был. — он запнулся, содрогнувшись всем телом и подобрав сокрушенные крылья. — Но… В этот раз у нее были совсем иные планы… Они падали один за другим, наши братья и сестры. А я… чувствовал каждый удар. Каждую их смерть.       Инси тихонько подошла ближе, едва слышно скрипя копытцами по снегу.       — Но ты не виноват, — произнесла козочка, — Ты... просто не мог ее ослушаться!       — Да. — кивнула Рами, не дав грифу вставить и слова. — Ты просто был инструментом в ее руках, клинком, который не выбирает кого разить.       Подхватив идею девушки, Инси тихо сказала:       — Теперь, когда мы беглецы… Дядя Мор, ты можешь сам решать, чем тебе быть!       — Не дарите мне способность выбирать… — прохрипела птица. — Это отняли у меня с самого начала. Я остаюсь клинком моей королевы. Но сейчас… — Мор поднял голову на девочек, и те увидели его полыхающие решимостью глаза. — Сейчас вы думаете, что даете мне свободу? Я же вижу в вас лишь путь к ее исцелению. Вы те, кто поможет избавить ее от короны безумия и вернуть прежний рассудок.       Рами одобрительно кивнула и немного подумав задала вопрос:       — Хорошо, у тебя есть план?       — План… Наш план – спасти королеву любой ценой! — воскликнул он, с внезапным воодушевлением выпрямив шею.       Девочки переглянулись. Инси с непониманием посмотрела на Рами, которой пришлось прикрыть лицо рукой, пряча улыбку и едва сдерживая смешок:       — То есть… это все?       Гриф замер, медленно складывая крылья, и его глаза забегали по разворошенному снегу, слово пытались там отыскать подсказку.       — Ну… — протянул он неуверенно. — Да?       — Дядя Мор, — холодно начала Инси, — может, сначала выслушаешь нас? Мы ищем того, кто поможет найти Гатаканати.       — Монаха, который может вернуть свет Фибо. — пояснила Рами.       — Хорошо… — хмыкнул гриф, опустив голову, — Вы знаете, где его найти?       — Нет. — мотнула головой козочка. — Но мы можем навестить Воланса… Он мой… Друг? Который живет в обсерватории и все знает наизусть.       Ветер усилился, поднимая снежинки в воздух и швыряя их в лицо. Рами поежилась, обхватив себя руками. Ее легкая одежда совсем не защищала от горного холода, но губы малиновки упорно растягивались в улыбке:       — Звучит как план! Хм, может Мор сможет найти обсерваторию с высоты?       Гриф молча кивнул и тут же взмыл вверх до самых кучерявых облаков, а через мгновение его крошечные очертания скрылись в серой пелене пурги.       — Ты дрожишь, — констатировала Инси, продолжая смотреть на девушку. — Вот, держи.       С этими словами Обманщица сбросила с себя алую мантию и передала ее Рами, но вместе с ней что-то выпало из складки. Наклонившись, девушка подобрала с земли небольшую белую маску в виде лисы. Козочка сразу же смутилась и начала прыгать вокруг Беглянки в попытке выхватить вещицу из ее рук.       — Отдай! Это мое! — капризно воскликнула она, надув щеки.       — Зачем тебе маска, Инси? — в недоумении спросила девушка, протягивая ее хозяйке. — Ты же можешь…       — Не могу! В этом все и дело! Когда Фибо спас меня, то его свет… как-то повлиял на меня, и теперь я не могу сбежать, когда захочется… Рами… Я не хочу, чтобы все знали, что я чудовище, как моя мать!       Дав знак, что ей больше не хочется дальше говорить на эту тему, Инси хмуро согласилась на приглашение Рами прибиться под мантию рядом, чтобы было теплее идти вместе посреди этого мира, застывшем в вечном стремлении к небесам, которые утопали в серых облаках, размывающих солнце. Оттого оно выглядело как размытое пятно, чьи лучи так безрадостно освещали все кругом: окружающая серость камня побеждала и навевала тоску. Красноволосая опустила взгляд, и с теплотой в сердце заметила, как Инси, пританцовывая на копытцах, старается выудить себя на разговор.       — Рами… А в мире людей тоже бывает так холодно? — козочка подняла мордочку и хлопнула ресницами.       — Нет, конечно. В мире людей зима совсем не такая… Но у нас… по-своему красиво! Особенно летом и весной! Тоже есть теплое солнце... зелёные поля, усыпанные фруктами и овощами... Есть города, где огни горят даже ночью… А ещё полно запахов... хлеба… сладостей… свежескошенной травы… Эх, я так скучаю по дому…       — Хлеб… Вы тоже едите его с сухой корочкой и белым пушистым мхом? — Инси прижалась к её руке, подняв ушки.       Девушка поежилась, пытаясь то ли побороть этот сковывающий озноб, то ли выбросить гниль из головы. Казалось, что острые когти северного ветра пробирались сквозь мантию, раздирли кожу и царапали лицо, отчего со щек давно уж не сходил румянец. Рами поймала себя на мысли, что снова пытается прижаться к этому маленькому сгустку темного в обличии несчастной козочки.       — Ох, должно быть, ты ни разу не ела правильной еды? — мягко спросила малинововолосая, не переставая стучать зубами.       — Хм, мама говорит, что в Лесу правильное все, кроме земли и камня. Так что… я не жалуюсь.       Тонкий голосок козочки и на этот раз прозвучал довольно отстраненно, но девушка готова была поспорить, о той тени сомнения, которое прозвучало в тех словах, но все глубокие рассуждения оказались сбиты, когда над головой пронесся Мор и с шумом сложил крылья на огромном валуне.       — Скоро ли мы доберемся? — спросила девушка, обращаясь скорее к пустоте, чем к спутнику.       Вместо ответа большая птица дождалась, когда порывы бурана прекратят сметать с сугробов снег, и зимний туман рассеется. Подняв свое крыло, гриф указал крылом на небольшое здание с округлым куполом, расположенное впереди прямо на горе, которую освещали безжизненное солнце.       — Ох, мы почти пришли! — с облегчением выдохнула Рами, крепче вцепившись в задубевшую от мороза мантию.

***

      Зимний свет, столь призрачный и туманный, слабо пробивался через панорамные окна обсерватории, где время, казалось, застыло в особом оцепенении, больше смахивающем на полудрему. Библиотека представляла собой странное царство полусумрака, где книжные стеллажи громоздились подобно немым свидетелям исканий великого ума, а старинный чайный сервиз на столе казался последним прибежищем какой-то угасающей цивилизации.       Сипуха в розоватом костюме звездочета, затертом и утратившем все свои краски, сидела, не высовывая клюв из своей чашки уже которую минуту в поисках, вероятно, ответов на свои вопросы. Напротив хозяина обсерватории сидел величественный заяц с переливающейся серо-бирюзовой шерстью, облаченный в шелковый халат голубого оттенка. То был дух сновидений Соньера, спящий прямо на столе, уткнувшись мордочкой в столешницу, на которой еще издалека красовалась знатная куча пожелтевших свитков, стареньких приборов, баночек чернил и чайный сервиз, расположенный на аккуратном островке свободного пространства посреди царящего хаоса.       — Дунь в носик чайника, — вяло проговорил Воланс, даже не повернувшись к товарищу.       Заяц проснулся от этой команды, резко подскочил, протер мордочку, словно забыв, где он и для чего здесь находится, послушно наклонился и тихонько дунул надув щеки. Тот забулькал, а крышка звонко запрыгала, норовя упасть и разбиться об пол. Но вместо того, чтобы бодрствовать, Соньера снова рухнул лицом на стол без нужды в какой-либо подушке. Воланс легонько тюкнул друга по носу, отчего тот снова выпрямился и потерев нос пролепетал машинально и почти неразборчиво:       — Было.       Внезапный шум крыльев прорезал тишину библиотеки. Мор опустился на край потрепанного буфета в ближайшем углу, и следом в помещении появились Инси и Рами.       — Воланс? — негромко позвала козочка, вылезая из-под алой мантии.       Сипуха медленно перевел взгляд, словно пробуждаясь от глубокого раздумья. Его глаза, некогда остро всматривавшиеся в звездные дали, теперь казались затуманенными и безжизненными.       — А, это ты, моя дорогая — протянул он, — проходите.       Едва заметным жестом сипуха пригласила гостей к столу, а заяц даже не пошевелился, продолжая упираться мордочкой в столешницу. Только когда Рами осторожно тронула его за плечо, дух вдруг слабо дернул ухом, приподнял голову и сонно пробормотал:       — Мы?.. Мы уже прибыли? — Затем, осознав, что он никуда не шел, снова уткнулся в стол, пробурчав. — Дайте пять минут…       — Прошу прощения, это Соньера. Кхм, наш друг сейчас не в лучшей форме, — пояснил Воланс, небрежно указав на товарища. — Иногда бывает так, когда у него совсем нет идей для новых сновидений. Поэтому он пришел ко мне.       Не глядя на новых гостей, он наклонился к чайной чашке, и сделал вид будто вновь внимательно разглядывает осевшие чаинки, словно в них все еще можно отыскать потаенный смысл.       — Видишь ли, — начал было Воланс, но тут же осекся, — нет, впрочем, неважно.       — Было, — машинально откликнулся Соньера.       Рами и Инси переглянулись. Мор, не раздумывая, уже устроился за столом рядом с хозяевами, определенно намереваясь присоединиться к чаепитию. Широко зевнув, бирюзовый заяц потянулся к чайнику, и убедившись через носик, что он полон, принялся наливать черному грифу чай.       — Мы ищем Гатаканати, — тихо сказала Инси, с недоумением глядя, как Мор принялся лениво потягивать чай из своей чашечки.       Воланс только слабо махнул крылом в сторону, давая понять, что всякие разговоры его сейчас мало интересуют. Звездный атлас, некогда бывший его гордостью, ныне валялся в углу и собирал месяцами пыль, словно никому не нужное достояние.       — А мы можем посмотреть в ваш телескоп? — внезапно проговорила Рами.       На сей вопрос сипуха медленно развернула свою голову на сто восемьдесят градусов, негромко прокряхтев едва разборчивое:       — Телескоп? На что он теперь нужен? Просто бесполезный хлам… Металлолом.       Услышав что-то свое в словах товарища, заяц оживился и протянув лапу в сторону чашки, в которую Воланс услужливо налил еще немного чая, опустошенно вздохнул:       — Как и камень, который не желает оживать… Столько дней минуло, а он все по-прежнему безмолвен, как… — подбирая выражения, Соньера сделал поэтичный жест рукой лежа на столе. — Ее новое надгробие… Ох, моя дорогая Айра… Моя вера не покроется лишайником как ты.       От той печали в его голосе даже Мор, погруженный в свои переживания, приостановил свой клюв, поднося к чашке.       — Не волнуйтесь, Соньера обожает выращивать цветы. — вдруг совершенно неуместно вставил Воланс, словно не обращая внимания на горе в интонации своего друга. — Кхм, если честно, это единственное, что Абелар позволяет ему делать в своей Долине. А какие он выращивает розы, лилии, ирисы и незабудки?.. Ху-ху, представляете, наш друг верит, что можно оживить даже камень, если найти к нему правильный подход! Потому все так переживает.       Присев рядом, козочка без стеснения взяла чайник и налила в отдельную чашку немного чая.       — Да, камень может быть живым. — кивнула Инси, отхлебнув немного чая. — Мне пришлось оставить своего друга, чтобы отправиться искать лекарство для другого…       От начавшей поглощать ее печали, козочка отвела взгляд в сторону. Ее тонкие мрачные пальчики заскользили по затертых до дыр свиткам, по пухленькому завсегдатаю, чайнику, по краешкам чашек и изгибам ложечек, будто пытаясь понять тайный язык предметов, который мог бы дать ей знак о том, как упросить Воланса повернуть телескоп.       — А если… — невзначай сказала она, прикоснувшись к фарфору. — Допустим, эта чашечка. Если повернуть ее вот так?.. То я смогу смотреть вдаль. А если я возьму вот эту ложечку, то смогу ли я посмотреть вверх или вниз?       Рами наблюдала за этими манипуляциями, пытаясь отгадать их смысл, Мор же продолжал невозмутимо пить чай, будто он с самого начала был частью этой компании.       — Было… — машинально выпалил дух-заяц, словно эхо этой обсерватории.       Сонно моргнув еще разок, Воланс наблюдал за происходящим на столе с легкой усмешкой сипухи, которая давно отказала себе в попытках вернуться еще раз к тому, к чему пропал всякий интерес.       — Знаете ли вы?.. — сухо начал он. — Что у каждой звезды есть имя, которое даю им я? Это… так глубоко укоренилось в моем сердце, что превратилось в… привязанность? Ху-ху, например яркий Сеф всегда заходит за северными горами, и уходит на восток белой точкой? Или…       Соньера чуть приподнял голову, словно уловив то малейшее дуновение ветра перемен в настроении своего друга.       — …Эх, я помню каждую из них. — продолжала сипуха. — Я помню, каждое имя, которое я дал, – словно нить, протянутая через бесконечность… Я не могу больше видеть то, как они гаснут.       Его крылья будто опустились под тяжестью неведомого груза.       — Хорошо, друзья мои, — проговорил он, поднимаясь со своего массивного дубового стула. — Я разверну телескоп для вас.       Медленными, неуклюжими, но церемониальными движениями Воланс подошел к своему инструменту, и стоило взмахнуть широкой лапой – в свете окна тут же заплясал сноп пыли. Наклонившись над множеством рычажков и кнопок, сипуха принялась поочередно переключать необходимые с четким пониманием того, что нужно сделать. И вот, через мгновение, зал огласил тяжелый металлический грохот поворота телескопа.       Объяснив вкратце, как работать с телескопом, сипуха вернулась за стол к своему чаю, а Инси и Рами с визгом бросились скорее к окуляру. Толкаясь и поворачивая телескоп во все стороны, дети пытались по очереди разглядеть просторы умирающего Леса:       — Смотри, смотри! — шептала Инси. — Вот Ривердин, такой крошечный, будто игрушечный городок!       Рами наклонилась ближе:       — А вот там — паучья обитель, где мы впервые познакомились!       Отыскав среди оголенных крон сереющие полоски паутины, Инси замерла и сильнее прильнула к телескопу. В голове сразу возникли смутные воспоминания того, как ей не повезло там оказаться. И неизвестно что стало бы с ней дальше, если бы ее не спас крошечный отравленный, испуганный лисенок, который, казалось, и говорить-то не умел. Тогда она сама была совсем другой. Холодной, бесплотной тенью, застрявшей в липких нитях… А теперь? Она снова ощущала это тепло, разливающееся внутри нее. Как можно скорее Обманщица отошла от телескопа и посмотрела на свою грудь, в которой что-то без остановки стучало неспеша.       — Нет-нет-нет! — прошипела она про себя, наблюдая, как слабо мерцающее сиреневое пятно, на месте ее едва бьющегося сердца, становилось все шире и шире прямо на глазах, а черное каплями опадало на пыльный пол.       Стараясь вести себя неприметно, козочка прижала лапки к груди и…       — Инси! — внезапный голос Рами заставил ее подпрыгнуть на месте и наспех прикрыть пятно складкой платья. — Смотри, смотри!       — Это… и есть храм Гатаканати? — неуверенно спросила Лгунья, разглядывая с трудом различимые очертания серебряного древа. Сложно было представить, каким оно было бы вблизи, если даже со стороны другого края Леса оно казалось столь необъятным.       До того момента Воланс был целиком погружен в созерцание чаинок, словно в поисках ответов их бесформенным узорам, лениво постукивая когтями по краю стола. Казалось, мудрый звездочет звездочет увяз в болоте своих мыслей, но стоило голосам девочек прорезать тишину, как что-то содрогнулось в нем. Сипуха замерла, клюв щелкнул, подобно стрелке часов, занявшей свое место. Голова неспешно повернулась, глаза, как две уставшие щелочки, вдруг распахнулись и с жадностью вцепились в телескоп. Он поднялся со своего стула с неожиданной легкостью, будто тяжесть лет на мгновение перестала давить на его крылья.       — Так-так, позвольте… Дайте-ка взглянуть…       Мир по ту сторону объектива не было привычной чернотой, усеянной созвездиями. Из тумана гор медленно проступил величественный силуэт храма, утопающего в размытых контурах света и теней. Серебристая крона дерева простиралась во все стороны и куполом нерукотворным возвышалась над горами, окружавшими ее с трех сторон. А в глубине седой листвы покоился неподвижно бронзовый дракон, сам Элессар. Дыхание сипухи стало тише и глубже, словно он боялся нарушить хрупкую гармонию картины. И морда исказилась в широкой улыбке, но не той, что рождается от ума, а исходит из самого сердца. В этот момент он снова почувствовал себя тем, кем был всю жизнь: искателем, открывателем нового и смотрящим в бесконечность.       — Какая красота… — прошептал он, и от восхищения слеза, как хрустальная звезда, стекла вниз по его щеке. — Все время она была здесь, передо мной…       — Воланс? — унылым голосом позвал заяц, заметив перемену в настроении друга. — Что ты там увидел? Ах, нет, это же храм Элессара… Место, где я заново вдохнул жизнь… А еще Аквилла, Тиль, Эхо… и Зара.       Услышав те последние слова, Мор отвлекся от своей чашки.       — Что? Зара? Моя госпожа говорила мне, что родилась в замке Им’Зенай!       На это Соньера лишь лениво вздохнул, не испытывая всякого желания вдаваться в споры.       — Зара… Владычица Ночи, которую ты знаешь, была прежде духом принцессы Авроры. Она отдала свою жизнь взамен на здоровье своей дочери… Ох, Айра… Если бы только ты отказалась от глупого поступка…       Произнесенное заставило смоляного грифа опустить крылья и раскрыть от удивления клюв, словно он хотел вот-вот сказать, но в этот момент Рами, умирающая от любопытства, спросила осторожно с наивной прямотой:       — А что было между вами и Айрой?       Заяц вздрогнул, словно его разбудили из глубокого сна, и поднял голову, неуверенно моргая. Его длинные уши поникли, а голос прозвучал так, будто он не до конца вернулся в реальность:       — Между мной и Айрой? — попытался он осмыслить для себя этот вопрос. — А что должно было быть?       — Вы произносите ее имя с таким теплом, — улыбнулась девушка, сияя от искреннего любопытства. — Вы ее любили?       В помещении снова воцарилась тишина, лишь изредка прерываемая заунывным ветром северной пурги, прокрадывающимся сквозь щели в стенах Обсерватории, но здесь его сил хватало лишь на то, чтобы слабо колыхать пожелтевшие листы пергамента. Воланс, стоявший у телескопа рядом с выжидающей своей очереди Инси, неожиданно замер. Его глаза блеснули с оживлением, и он чуть отклонился назад, словно только сейчас обратил внимание на то, что Рами стала центром их беседы.       — Как интересно! — от улыбки его глаза стали похожи на две щелочки. — Романтика, тайны… Почему бы и нет?       Скрипнув отсыревшей лестницей, Воланс неуклюже спустился к их компании, и устроившись поудобнее на своем стуле, Рами просияла, почувствовав себя в своей стихии, будто она снова оказалась в уютной компании своих друзей.       — Ох, ну вы только подумайте! — ее голос наполнился давно забытыми оживлением и теплотой. — Как давно я не сидела вот так, за чаем, обсуждая чьи-то секреты! Когда я жила еще среди людей, это было так… привычно! Мы с подругами часто собирались после школы у Мэнди или Кейт, а на ночевках читали журналы о красоте допоздна!       Соньера и Воланс обменялись растерянными взглядами, но не заметив этого девушка продолжала щебетать – она была слишком погружена в свои воспоминания. Мор же лениво повернул голову на голос девушки и закатил глаза. Он по-прежнему лежал на столе, распластав свои крылья перед пустой чашкой. Его угрюмый взгляд скользнул по комнате и задержался на козочке, которая теперь с оживлением поворачивала гигантский телескоп из стороны в сторону. И щелкнул клювом от неожиданности, когда сипуха тихо налила ему немного чая в чашку. Гриф хмыкнул, но не сдвинулся.       — Мы постоянно говорили о парнях. Кто с кем дружит, кто с кем сядет в столовой, кто в кого влюблен и хочет познакомиться, а потом обсуждали романы в книгах и фильмах, о том, какой парень должен быть идеальным. У-ух! Я даже писала в своем дневнике список качеств, которые должны быть у моего будущего парня!       — Списки? — переспросил Воланс, заинтересованно подняв бровь. В его голове сразу возникло множество ассоциаций с описаниями звезд, которые он им давал, и это вызвало в нем снова волну отвращения к ежедневной рутине.       — Ну конечно! — всплеснула руками малинововолосая. — Например, он должен быть добрым, уверенным, сильным, с красивой улыбкой… и крутой машиной!       — С чем? — в один голос сказали заяц и сипуха.       Рами осеклась, осознав, что зашла чуть дальше границ понимания собеседников.       — Машина – это… Как бы объяснить? Это такая штука, на которой можно быстрее добираться из одного места в другое… В общем, неважно! Главное, что парни с машинами всегда были круче. Например, в нашей школе был один парень, его звали Эндрю. Он был самым красивым парнем, и у него уже есть своя машина! Ох, да все девчонки мечтали стать его половинкой, и я тоже… — Она вздохнула, но в её голос прозвучал скорее с нотой ностальгии, чем сожаления. — А теперь я сижу здесь, в обсерватории вдали от дома, обсуждаю не парней, а девчонок, с зайцем и сипухой!       — Это ведь не так плохо. — мягко заметил Воланс, склонив голову над своей чашкой. — Мне от воспоминаний становится только теплее.       — Ох, расскажите что-нибудь и вы! — воскликнула Рами, внезапно повернувшись к сипухе. — Вы же наверняка кого-то тоже любили?       Воланс расправил свои руки, демонстрируя взъерошенное оперение песочного цвета с пятнистым вкраплением, и поджав лапу, задумчиво отозвался:       — Хм, я не могу похвастаться своими похождениями о романтике, но кое-что в моей жизни было... достаточно давно... — начал он, мечтательно, позвякивая ложкой. — В молодости я любил одну красавицу, она была так легка и грациозна… Я тогда только приобрел обсерваторию, но она в тот же день улетела от меня.       — Но куда? — удивленно спросила Рами, отхлебнув немного из своей чашечки.       — К сычу. — повторил Воланс. — Видите ли, ее больше привлекали… основательные, знаете ли, а не мечтатели как я.       — Ну а что насчет вас, Соньера? — осторожно спросила Рами. — Вы любили Айру?       — Что? О чем ты? — выпалил Соньера, поднимая уши резко. — Айра была… уже не ребенком!       Тишина обрушилась на помещение как снежный ком, упавший с ветки. Дух понял, что сказал лишнего и судорожно захлопнул рот, но было поздно. Он посмотрел на Воланса, потом на Рами, потом опять на стол, стараясь изо всех сил собрать себя. Его лапки нервно дернулись, будто пытаясь что-то скрыть и отыскать себе место.       — Ху-ху! Мой дорогой, — протянул Воланс, подхваченный задором их беседы. — Разве духи могут все-таки быть со смертными близки?       Дрему как лапой сняло, и щеки зайца мгновенно окрасились нежно-розовым румянцем.       — Нет-нет! — воскликнул он как зверь, угодивший в капкан. — Не в этом смысле! Между нами ничего такого не было… Эм… Не должно было быть! Я не знал, чем это обернется для нее...       Не выдержав накатившего позора и взглядов на себе, Соньера обречённо рухнул на стол, закрыв мордочку дрожащими лапами, и Рами осторожно положила руку на его спину, чтобы он не чувствовал стыда или осуждения, и дала возможность ему продолжить:       — Мы… просто были опорой друг для друга. — неразборчиво пробормотал он. — Ее родители, дед, все обязанности принцессы – так давило на нее. А я? Просто был никем. Духом, которому не позволено даже выполнять свое предназначение… Я не хотел рушить ее жизнь!         Плечи зайца едва заметно затряслись, сдерживая слезы, которые теперь дрожали в его глазах. Рами уже открыла рот, чтобы поддержать, но Воланс мягко остановил ее поднятым крылом.       — Здесь нечего стыдиться, друг мой, — сказал он, подойдя к Соньере с другой стороны. — Ты просто искал свет, так же, как и она сама. Разве это не то, что делает нас… живыми?       Дух оставил этот вопрос безответным, лишь молча кивнул, вытерев глаза о рукав своего халата, и глубокий вздох дал знать, что пришла пора менять тему их беседы:       — Спасибо. Так… Кх, а для чего вы хотите найти Гатаканати?.. Ох, верно. Исцеление…Чашка, чашка, чайник… — Мягко зевнув, заяц дернул ухом, и сложив лапы на столе, принялся расставлять неторопливо вокруг себя предметы       Не спрашивая разрешения у Воланса, дух аккуратно передвинул круглую сахарницу поближе к Рами и Инси, изобразив точку их текущего положения. Из прочих предметов, которые попадались под лапу, Соньера обозначил что-то понятное лишь ему одному. И напоследок пальцами отодвинул чайник в сторону. Утвердительно щелкнув пальцами и кивнув в знак одобрения своей работе, сонный начал объяснять:       — Да… Должно быть так. Гатаканати… Мой друг, он должен находиться здесь. — указал заяц на центр стола, где горделиво возвышался чайник. — Отважные дети севера, ваш путь будет пролегать через Лес, но… он ведь больше не тот, каким был раньше.       — Почему? — осторожно спросила Рами, наклонив голову. — Что случилось?       Соньера на мгновение замолчал, словно собираясь с мыслями, а затем его голос стал ниже, обретя оттенок тревоги:       — Лес умер. Его сердце давно перестало биться, и там, где раньше пели птицы и танцевали огоньки, теперь бродят ужасные чудовища… — Он запнулся, словно не хотел говорить дальше, но, уловив настойчивый взгляд Рами, вздохнул и добавил: — Даже самые короткие пути, кажущиеся лёгкими, могут привести вас к гибели.       С этими словами он мягко отодвинул сахарницу чуть ближе к краю стола, отмечая на своей карте место, которое выделялось особенной опасностью.       — Здесь… — начал Соньера, но, задумавшись, вдруг обратил внимание на неподвижного Мора, который всё это время сидел на краю стола. Заяц с трудом приподнялся, взял лапками крыло грифа и слегка подтолкнул его к нужной точке, превратив в часть импровизированной карты.       Мор раздражённо щёлкнул клювом и расправил крылья:       — Что вы творите?! Я вам не игрушка!       Соньера лишь лениво взмахнул лапкой: «Всякая карта требует жертв.». В ответ же гриф хмуро фыркнул, и позволил переставить себя в сторону меж чашек, а оттуда, вытянув шею, клювом подцепил свою кружку, чтобы сделать очередной глоток чая, демонстративно игнорируя происходящее.       — Вот это место особенно опасно, — зевнул заяц, указывая на место, где стоял Мор. — Никто не возвращался оттуда живым. Я… не знаю, что там, сколько монстров там, голодных и жестоких, но… Пожалуйста, не приближайтесь к этому месту, ни при каких условиях.       — Мы поняли, — тихо и решительно кивнула Инси.       Наступило неловкое молчание, нарушаемое лишь потрескиванием полыхающих головешек в глубине камина да порывами ветра воющего вдалеке. Воланс, до этого наблюдавший за сценой с мягкой улыбкой, хлопнул крыльями:       — Ну что ж, дорогие мои гости, кажется, пришло время прощаться?       Медленно поднявшись со своего стула, сова исчезла за громоздкой полкой и спустя минуту вернулась со старым одеялом в клюве. Сероватым и потрепанным, его края были кое-как подшиты.       — Держи, — сипуха аккуратно протянула его девушке. — Я давно пользуюсь новым, набитым собственными перьями. А это, хоть и старое, вполне может согреть тебя на пути.       — Ох, спасибо, Воланс! — с искренней теплотой сказала Рами, и её голос дрогнул от благодарности. — Я даже не знаю, чем мне вас отблагодарить!       Она прижала одеяло к себе, и в ее нос ударил его тяжёлый запах, смеси пыли с сухими травами, вызывая ощущение уюта и тепла, пусть даже если эта вещь была для нее маловата: она годилась скорее, как плащ, нежели полноценное укрытие. Но и это было лучше, чем ничего.       — А теперь вперёд, — добавила сипуха, взмахнув крылом. — Ваш путь нелёгок, но если вы хотите найти исцеления для своего друга, то ступайте.       Мор выпрямился и, расправив крылья, махнул разок-другой, чтобы размяться. Инси забралась под алую мантию, снова скромно выглядывая из-под её складок, а Рами, кутаясь в одеяло, сделала шаг к двери. Уходя, она ещё раз обернулась и встретилась взглядом с Волансом, который теперь стоял возле телескопа и провожал их долгим, почти отцовским взглядом.       — Удачи вам, маленькие звёзды! — воодушевляюще произнесла сипуха, нетерпеливо прыгая на месте от желания вернуться к телескопу.       Когда они вышли из обсерватории, пурга немного стихла, открывая тусклое, блеклое небо. Рами подняла голову и улыбнулась, ощущая, как теплеет сердце, несмотря на холод.       — Всё будет хорошо, — прошептала она себе, крепче прижимая крохотное одеяло.