В поисках правды

Часть 1. Тот день действительно оказался решающим— день, который мало чем отличался от всех остальных, когда Иблис возмущённо взревел, провоцируя очередной тектонический сдвиг (да, это уже давно вошло в регулярность). Ничего нового. Зато трудоёмко — доводяще до усталости, изнеможения, срыва, крика, бессилия. Но в один момент всё круто переменилось. Подростки раз в тысячный (правда, скорее, в миллионный) задались вопросом, что ещё нужно сделать для прекращения этой чертовщины, едва не срываясь друг на друга, но ответ пришёл оттуда, откуда его не ожидалось получить: некто, весь тёмный, жуткий, словно вылитый из чернильной или нефтяной массы, сверкающий зелёными глазами леденяще ядовитого оттенка с ненормально узкими змеиными зрачками, появился откуда-то сверху. Когда он спустился и представился, назвав себя Мефилесом, Сильверу и Блейз сразу стало как-то не по себе. Неизвестно было, откуда исторгался его хриплый, глубокий, страшный и властный голос, но у этого типа совершенно не было рта. Выжившие го́рода порой были сильно потрёпаны и своим драным видом тоже вселяли ужас, но этот тип был гладок, чист, даже поблёскивал в неясных лавовых огнях, кольца на запястьях и щиколотках ярко блестели, и только носки причудливых ботинок были слегка запачканы. В любом случае, Мефилес вызывал самые разнообразные подозрения. Однако новый знакомый говорил убедительно. Он утверждал, что мог бы помочь исправить этот мир, сделать его таким, как на картинках, как в книжках, он знал как — трудно было верить, но либо он говорил правду, и у них был невероятный шанс воплотить в жизнь... как это называется... Мечты? Либо они останутся здесь в бессмысленном существовании из-за своего недоверия. Он просил убийства. Он просил чьей-то смерти. Кого-то, о ком что-то говорилось в этих книжках, но о котором явно не успели в своё время написать побольше. Жуть. Стоило ли следовать за ним?.. В крайнем случае, они же смогут дать отпор, верно?.. Спустя пару дней стало ясно одно: всё гораздо сложнее. Ужасно сложно.  

***

— Так у тебя есть план? Сухие, мёртвые столетиями деревья жутко изогнули свои страшные, угловатые ветки, казалось, желая схватить любого пришедшего сюда, но это лишь казалось: у растений нет воли, а тем более — у мёртвых. Несчастных, погибших растений, не переживших что-то ужасное. Но Сильвер и Блейз не боятся деревьев. И пострашнее видели. Когда первый кивнул в ответ на заданный ему вопрос, они без лишних слов пошли вглубь голого леса и, продравшись сквозь колючие сучья, вышли на обрывистый берег огромного лавового озера — место предстоящей решающей битвы. Уже спустя минуту Иблис поднялся из своего обиталища и неистово взревел, заставив саму землю содрогнуться и вещая о последней странице в своей истории...

***

— Я не понимаю... Почему Иблис не хочет принять меня как сосуд? — Сильвер едва держался на ногах, сопротивляясь бешеной силе, которая, в свою очередь, сопротивлялась ему. Он делал всё так, как делал правитель Солеанны в последние минуты своей жизни, когда заключал Пламя Бедствий в свою бессознательную дочь; он произнёс те же слова, собрался с духом, открыл сердце заклятому врагу, не имеющему даже самого примитивного разума и способному лишь рвать, метать и чувствовать боль в глазах — единственном слабом месте; полностью сосредоточился на входящей энергии; ритуал, произведённый при нём, происходил с одним Изумрудом, теперь в его руках их было два для дополнительной силы. Но Огонь не принимал его. Бил, калечил, вспыхивал, но не хотел принимать. От этого голос ежа дрожал от досады: неужели весь путь пройден зря? Блейз испытывала иные эмоции, сложнее и смешаннее. Вот-вот её мир осветит солнце — такое же, как в том прошлом. Люди выйдут наружу без страха — впервые за столько поколений, и тоже увидят белый цвет и неправильные оттенки. Но нужно ли ей это теперь? Теперь, когда её единственный друг и напарник исчезнет и никогда не вернётся, обречённый не увидеть того, за что сражался? Он был достоин большего, достоин жить в новой эре, жить, а не выживать, посмотреть на небо, увидеть жизнь, не вглядываясь с опасением в зловещую, жестокую темноту. Это так несправедливо! Так несправедливо по отношению к тому, кто всегда так надрывался ради справедливости! Эти мысли, эти чувства так больно сдерживать в груди сейчас, когда, должно быть, уже нет времени сказать недосказанное. Так дерёт сердце... "Если я не могу сейчас рассказать тебе о том, как ты мне дорог, признаться, что я навеки обязана тебе жизнью... Нет, почему же не могу? Что мне мешает? Ах, да... Вытерпишь ли ты? Сильвер, я знаю, ты и так много старался, метался между долгом и совестью, хотел как лучше. Тебе очень трудно, ты умный и добрый и точно знаешь, что скоро исчезнешь, что не увидишь, как мир оживёт или хотя бы просветлится, ты лишь исполняешь своё обещание — стать надеждой и сделать мир лучше. Мы наконец поняли, что это — мир лучше. Но теперь тебя не станет, ты на пределе, нет смысла грузить тебя переживаниями и просить остаться здесь, со мной... Я... Куда же я теперь без тебя пойду... Нельзя расплакаться сейчас... Что происходит? Он... Не принимает тебя? Это значит..." — Блейз! — уже совсем беспомощно и расстроенно парень обратился к подруге, когда она коснулась его плеча. Это так похоже на него: просить быть рядом, даже когда выбор остался за ним. Он не чувствовал себя отделившимся от мира. Он не хотел потерять её, он следовал зову совести, действующей вопреки желаниям, что было в её характере. Может, поэтому ничего и не выходило. А может, в нём всего-навсего не было королевской крови. — Я возьму Иблиса, — уверенно сказала кошка. И у неё был план. — Не волнуйся. Моя душа уже освещена пламенем. Огонь, настоящий огонь в её душе, проклятие и преимущество, слабость и сила — настоящее Пламя Бедствий и Пламя Надежды. Даже королевская кровь скорее всего была не та, что надо, но огонь... Сильвер гораздо больше приноровился использовать Изумруды Хаоса, он рассказывал ей, как управляться с неведомой энергией, но Блейз знала об этих самоцветах больше: по нескольку раз перечитывала те немногие пророчества о них, что удавалось отгрести в завалах, на месте которых некогда стояли библиотеки, или как их там. "Я возьму его, и тогда исчезну я. И уже не важно, справедливо ли это... Куда ты пойдёшь без меня? Ты сильный и добрый, я уверена, ты будешь жить счастливо. И без меня тоже". — Я буду принята, — лишь сказала девушка вслух, не желая заставить друга чувствовать себя виноватым, схватила оба Изумруда, скрестила руки перед собой и чётко, прямо направила всю энергию своей горящей души к растерянно мечущимся языкам пламени. Её глаза буквально искрились решительностью. Ничто не остановит её сейчас! Однако силы уходили быстрее, чем хотелось бы. Не так просто до этого Сильвер чуть не спотыкался: ноги стали будто бы ватными и лишь кое-как способными стоять, стало перебиваться дыхание, и даже говорить едва хватало сил. — Давай... Быстрее... Используй Хаос-Контроль, чтобы остановить время... и... Запечатай нас в другом измерении... — девушка с трудом выговаривала слова, вспоминая всё, что ей известно о Хаос-Контроле, но стойко держалась. Вот только ответ был не тот, что хотелось бы услышать. — Нет! Я не могу сделать это для тебя, — и это прозвучало совсем не решительно. — Разве мы не проходили через это? Мы договорились спасти мир любой ценой! Отступать было поздно. Пламя Бедствий уже глубоко пробралось внутрь, и Блейз даже чувствовала, как жгучее и напуганное нечто дрожит и волнуется в ней. От этого становилось не по себе, и даже как-то холодно (что противоречило всем законам логики)... Нужно было скорее завершить ритуал. Сильвер тоже понял это, круги на ладонях засветились с новой силой, он напрягся и приготовился вскрикнуть: "Хаос-Контроль!", но не сводил взгляда с Блейз. Его зрачки мелко двигались из стороны в сторону, напряжение достигло предела, но ёж словно разучился говорить именно те слова, которые нужны были прямо сейчас — мог сказать что угодно, но не элементарное "Хаос-Контроль". Как досадно. — Я не могу! — будто у него был выбор... Но до последнего хотелось верить, что можно что-то изменить. Ведь можно?.. — Я не хочу знать, что делать без тебя! Очевидно, он всё-таки испытывает идентичные чувства и озадачился теми же вопросами. Кому он будет нужен и куда ему идти. Никому. Некуда. — Ты сражалась плечом к плечу со мной, чтобы спасти мир... Ты моя подруга... Верно? — так по-детски он спросил это, так по-детски наивно. Как тогда, в первые дни их знакомства, когда им снились кошмары, когда они убегали от злых взрослых, от магматических монстров, залезали в самые вулканические жерла, находя там самый горячий воздух и красивые фиолетовые кристаллы, когда не давали смятению побороть их; когда он доверчиво спрашивал: хочешь, мы будем друзьями? И теперь лишь хотел убедиться, что спрашивал не зря. Они ведь друзья, если так больно расставаться? — Ты всё ещё так наивен... — сиреневая кошка, наверное, раз в сотый повторила эту заезженную фразу, и в этот раз буквально бросила эти слова через плечо, но, повернувшись, через недомогание нашла в себе силы улыбнуться и смягчить тон: — Но... Мне всегда в тебе это нравилось. Нужно было что-то сказать на прощание, что-то такое тёплое... Чтобы можно было вспомнить. За мгновение душу охватила чудовищная тоска: психокинетик смотрел с отчаянием, грустью, слезами, застывшими в глазах, но удивлённо, не ожидая последних слов. Почти (но только почти) смирился, что вот-вот окончательно осиротеет, но в груди что-то перемкнуло, противореча общему настроению. И это было так БОЛЬНО. В понимании Блейз скрывать чувства — это молчать о них. Молчать, молчать, чтобы тот, кто дорог, не грузился и сам чувствовал себя лучше. Но Сильвер, сам того не понимая, тоже скрывал свои чувства. Но он не просто отмалчивался — он говорил, что с ним всё в порядке, держал на лице улыбку, не сдавался даже при адской боли. Нет, он серьёзный парень, он никогда не врал, а его улыбка не была натянутой: она была искренней, но больной; он заставлял себя считать, что не всё потеряно, не позволял себе сдаваться и таким образом хотел поспособствовать улучшению состояния подруги, но ему было больно, в глубине души он чистосердечно боялся потерять её. Боялся — и очень дорожил. Не мог дать себе упустить её. Кричал, бился, выл, умолял сизо-чёрные небеса смилостивиться над ними и показать жизнь из книжек, из прошлого. Они теперь видели прошлое, видели, видели ЖИЗНЬ, почему они всё ещё здесь, почему он до сих пор ничего не исправил? Это неправильно! Это несправедливо!!! Никаких сил и причин скрывать боль не было, на языке неугомонно вертелись слова... К сожалению или к счастью, времени на слова уже не хватало: Блейз окружило пурпурное огненное кольцо, искры вокруг неё неистово заметались, но не могли вырваться, и вот уже принцесса чувствовала, как последняя жизненная энергия покидает её — пальцы сами собой разжались, роняя чудесные минералы. Исход был неизбе—— — Нет... — послышался дрогнувший от плача шёпот, а затем оглушительно громкий, хриплый вопль: — Я не могу!!! Блейз открыла глаза, которые секунду назад сами собой закрылись от бессилия, и тут же ощутила себя в крепких душительных объятиях: Сильвер вцепился мёртвой хваткой и задыхался, беспомощно повиснув на ней. Тем временем из глаз пирокинетика сами собой полились горячие слёзы, а Пламя резко отторгнулось и наполовину отошло к серебристому ежу. "Само собой, я не хочу тебя покидать, но у меня нет выбора. Что же ты сделал..." Было поздно. Тело растворялось в воздухе, и теперь был виден лишь золотистый силуэт, состоящий из огненных, блестящих искр. Земля ушла из-под ног. Какая знакомая обстановка. Только в этот раз они вместе не упадут — они вместе поднимутся высоко-высоко в небо. — Сильвер, Сильвер... — девушка тихонько бормотала его имя, и её голос отдавался мелодичным эхом. — Как же... — Я не хочу... — парень отпустил её из объятий. Он тоже весь состоял из искр, и вместо живых защитников мира в воздухе зависли настоящие призраки, жизненная сила которых иссякала с каждым мигом. — ...Извини... — Тебе не за что извиняться. На щеках обоих сверкали золотистые дорожки от слёз. Спустя пару секунд молчания, не испытывая никакой тяжести в ногах, жжения в горле, боли в лёгких, сухости во рту, растяжений в мышцах или даже усталости, а ощущая лишь разрывающее желание не уходить, Блейз вновь обняла его — насколько могла это сделать без тела. И не безответно. Так хочется плакать!.. — Конечно, мы друзья... Удачи, Сильвер... Подростки широко распахнули глаза, когда почувствовали внутри себя импульс небывалой мощности, взрыв, прорывающийся сквозь них, Свет, затопивший собой всё!.. Перед глазами белый лист, слепящий белый цвет, пустота, пустота, пустота, пустота... Город уже был освещён голубоватыми лучами. Выжившие удивлённо вышли из своих убежищ, разбудили детей, забыли про раны и уставились на солнце, и ультрафиолет сжигал их уставшие прищуренные глаза; смотрели, жадно запоминая каждый квадратный сантиметр голубого неба, и со священным ужасом обнаружили, что город зловеще затих: ни голоса, ни шороха, ни криков, ни воплей, ни скрипа или крушений — мертвецкая тишина, оглушившая всех своим беспардонным возникновением. Люди и мобианцы продолжали смотреть на небо, боясь нарушить святое спокойствие. Из глаз многих текли слёзы — от потрясения и солнца. Они не знали, что делать дальше; мир был спасён, но не изменился — от цивилизации прошлого остались прежние обломки, всё так же напоминавшие о когда-то прозвучавших предсмертных воплях врагов и союзников. Наши герои исчезли, и их души застряли в материи между пространственной плоскостью и временными нитями — в сущем небытии, где не было ничего, и сияли там тихими огоньками, нашедшими своё временное пристанище, которое им предстоит покинуть лишь в случае Перезапуска. Их путь был окончен, и они продолжали чувствовать друг друга — так тепло... Они так и не достигли другого измерения — Хаос-Контроль не был завершён должным образом, и их уже не было, но по какой-то ошибке они ещё были. А ещё была проблема, которую они уже не могли исправить. Иблис либо исчез окончательно, без намёка на своё прекратившееся существование, либо не был побеждён. Так оно и было. Истории было рано завершаться. А "спасённое" будущее недолго наслаждались тишиной, когда совсем скоро всю планету охватила новая вспышка... Часть 2. Когда ты даёшь кому-то шанс отомстить прошлому за настоящее (или настоящему за будущее? вопрос...), великодушно оставляя самое интересное и сладенькое двум дурачкам, а они лезут не в своё дело, а затем восстают против тебя, когда лишний раз хочешь убедиться, что кто угодно может принять чужую сторону ради выгоды, а эта колючка зачитывает свои морали, не подозревая, что за ней должок, когда проворачиваешь виртуозный обман, чтобы полюбоваться на последние мгновения жизни маленьких противных предателей и лицемеров, а они выделываются и делают вид, будто умнее тебя, желание сделать свой план интереснее пропадает, зато возникает желание сделать всё самому и как следует оторваться на этих идиотах, чтобы поняли, кто тут хозяин и как ничтожны их попытки казаться сильными. Что между двумя частями единого целого такое притяжение, что эти жуки раздавятся под этой мощью, если только посмеют. Ждать пришлось слишком долго. Если теперь Иблис исчез в будущем (Мефилес определённо чувствовал это), он всё ещё существует здесь, так что это ничуть не помешает ему. В его руке Изумруд Хаоса. А другая рука уже метнула смертоносное копьё, по достижении цели издавшее громкий чавкающий звук, тут же вонзившееся в плоть синего ежа, до этого отчаянно мешавшего выбить из принцессы слёзы и упрямо не собиравшегося умирать. Кто же знал, что жители будущего недостаточно устали от своего ада, что решили оставить его в живых, пусть за ним и не было никакой вины в этих событиях — они-то этого не знали. Зато теперь, когда печать снята, и Иблис освобождён... Мефилес сможет ВОССОЕДИНИТЬСЯ С НИМ! Как же приятно вновь становиться собой! Как приятно перестать быть двумя кусками одного существа! Как приятно в полной силе воплотить сущее возмездие!..

***

— ...Что это? — послышался недоумённый голос Тейлза. — Где мы? Что происходит? — не менее изумлённо спросила Эми Роуз. — Это всё из-за этого света? — резче, но всё ещё не понимающе озадачился Наклз. У всех троих вопросы были почти одинаковы и несли в себе один смысл — что это вообще было? Забавно, что никто из них троих не задал этого вопроса кому-то конкретно — они произносили их риторически, не ожидая конкретного ответа. Однако вскоре они получили его. — Это всё из-за Соляриса, — сказала им Руж, появившись со своей непревзойдённой командой Дарк. — Похоже, что мы все попали в искажение пространства, — раздался позади голос, которого никак не ожидали услышать. Доктор Эггман. Все присутствующие моментально вывернулись на него, но тот указывал рукой наверх, побуждая остальных взглянуть туда. Всё подняли головы, а Омега, гудя механизмами, поднял огромные когтистые руки к "небу". Это было жутко. Обломки от солеаннских мостовых, клочки земли, вдали — куски почвы с на удивление живыми и зелёными деревьями, и вместо неба или моря — огромное, бесконечное пространство, состоящее из лилово-фиолетовой дымки, тумана, и конца этой пустоте нигде не было. Тихо. Мертвенно тихо. Пусто. Это молчание пугало, как затишье перед бурей: над головами случайно собравшихся сияло огромное новое Солнце, но оно не грело, не дарило радость — наоборот, холодно освещало искажение, болезненно мерцало, слепило, и вселяло священный ужас. Все замерли в ожидании, словно свет вот-вот должен был лопнуть от переизбытка самого себя. Доктор, тем временем, продолжил: — Печать Иблиса была сломана... Из-за манипуляций Мефилеса. Теперь все обратили взгляды в противоположную сторону и поледенели от шока. Элиза печально держала на своих коленях безвольного, неподвижного, крепко спящего ежа. Скорее всего, он был уже... — Соник?! — Эми ни в коем случае не хотела признавать этой мысли и не подпускала её к себе, но что-то в ней дало слабину: слёзы сами запеленили глаза, ноги подкосились, а рот не слушался и перестал произносить какие-либо слова. Она подскочила к возлюбленному и стала тупо смотреть на него. Её зрачки дрожали, а лицо перекосило от недоумения: не может такого быть! — Нет, ты же не думаешь... — начал было изобретательный лисёнок, но запнулся: мужества не хватило высказать предположение. Наклз лишь в отчаянии процедил сквозь зубы имя беспробудного товарища. Розовая ежиха беспомощно залилась слезами. Всех атаковала паника и печаль, и только Эггман не прекращал свой монолог, выигрывая главную роль у убивающего молчания (что, вообще-то, было правильно с его стороны): — Мефилес сделал дураков из всех нас. Всё это время его планом было привести принцессу в такое отчаяние, чтобы она заплакала. В этом и есть смысл его смерти. — Поэтому он приказывал Сильверу убить его... — догадался Шедоу, но тут же назрел новый вопрос: почему этот нефтяной уродец изначально не сделал этого сам? К чему этот театр? — Сильвер... — Эми Роуз ненадолго прервалась от горького плача и сквозь слёзы спросила: — Г-где он может быть сейчас?.. Ему так и не удалось с-спасти его будущее... Солярис наверху вспыхнул с новой силой, напоминая остаткам бытия, что кому-то скоро конец. Тем временем Эггман снова заговорил, причём, несмотря на всю обречённость его слов, тон учёного звучал ровно и спокойно, будто ему было всё равно на грядущую смерть всего на свете и даже дальше. — Солярис... Это чудовищное всемогущее создание, и он совсем скоро поглотит все существующие временные линии, пока само время не коллапсирует и исчезнет в небытии. И так не останется надолго! — И что мы тут стоим?! — яростно перебил его Наклз. — У нас что, есть время? Мы должны победить его прямо сейчас! — Нет, это исключительная форма жизни, он существует и в прошлом, и в настоящем, и даже в будущем. Так что победа здесь и сейчас ничего не сделает. — Н-но мы ведь не сдадимся, правда? — тихо спросил Тейлз, стараясь воскресить хоть самую маленькую надежду на спасение. Секунду все молчали с мыслью "Мы-то, положим, не сдадимся, вот только толку от этого?" — Да, Тейлз! — оживился хранитель Мастер-Изумруда. — Должен быть выход! Этот Солярис... — он крепко, до хруста в костяшках сжал кулаки, согнул руки в локтях, и рот его скривился в острозубом оскале, с остервенением выплёвывая слова. — Я порву его! Порву в клочья, даже если это займёт вечность! — Что ж, давай, удачи, я хочу на это посмотреть, — съязвила Руж. Ехидна буквально вскипел от ярости (должно быть, став даже краснее, чем раньше), не в силах сказать хоть что-нибудь, пока летучая мышь мирно наблюдала за его реакцией. Шедоу непременно подумал бы о том, как было бы здорово, если бы они перестали спорить и ругаться хотя бы сейчас, но его голова была занята мыслями поважнее: действительно, как поступить дальше. Тейлз сел на колени рядом с Эми и приобнял её спину, жалея, и она прижалась к нему, не переставая рыдать. Он не хотел сдаваться. Слишком мрачно, безмолвно было всё вокруг, слишком дорога́ была исчезающая, если не исчезнувшая, жизнь! Слишком рано обрывался ход времени! Этого нельзя допустить! Но как? Рядом с ним никто не видел выхода, из всех присутствующих только Соник мог бы сохранить оптимизм несмотря ни на что и найти решение, но он был мёртв, мёртв, мёртв! Его лучший друг, почти родной брат, герой — мёртв... Что делать? Глаза без спроса заполнялись слезами. — Нет, нет, нет, мы не можем так просто взять и опустить руки! Разве Соник стал бы опускать руки? Я уверен, он непременно стал бы искать способы! — И что ты предложишь, юнец? — Если Солярис владеет временем всецело, но находится здесь... Нужно прорвать пространственно-временную ткань! В глазах других блеснули искры заинтересованности и надежды. Все подняли головы, до сего момента опущенные от отчаяния и тяжёлых раздумий, и повернули их в сторону лисёнка. Эми утёрла слёзы и встала, важно и оттого немного забавно нахмурившись: — Тейлз прав. Мы должны попытаться. Вот только как, и... Как же Соник? — на последнем предложении её голос дрогнул, и она с вопросом поглядела на остальных. Всё замолчали. Внезапно до этого момента молчавшая принцесса Элиза Третья вздрогнула и испуганно посмотрела по сторонам. Через пару секунд оцепенения она почти беззвучно прошептала: — ...Соник... — Что? — спросила Эми. Элиза продолжала так же тихо. — Я чувствую его... Он здесь. Где-то прямо здесь, в воздухе, — тут она улыбнулась, загорелась, и дальше заговорила громче и вдохновеннее. — Я уверена! Он жив, он ещё не мёртв! — Ты чувствуешь его? — прорычал Наклз, от волнения забывая контролировать голос. — Да... — Соник?! — розовая ежиха стала медленно кружиться на одном месте и сделала один оборот, навострив ушки и прислушиваясь к самому воздуху, ища глазами синюю тень возлюбленного. Она никого не увидела и не услышала, но точно ощущала его присутствие — то ли воздух потеплел на градус или половину градуса, то ли лёгкий ветерок лизнул её иголки. Мысленно спросила: ты здесь? В ответ получила неясное чувство в груди, но его хватило, чтобы девушка поверила — да, он здесь, он ответил ей — и никто иной. — Теоретически... — снова начал доктор Эггман, — если он точно ещё здесь, и его сущность находится достаточно близко к телу, мы могли бы воскресить его с помощью Изумрудов Хаоса, вот только что это д... — И ты всё это время молчал, усатый?! — взревел Наклз, оскалившись и замахав кулаками. — Так, так! Спокойно! — стал защищаться гений, заметив, что красные глаза Омеги тоже загорелись с новой силой. Стоило отдать роботу должное: такая прекрасная возможность расправиться с создателем, но он не делал этого. — Откуда мне было знать, что он ещё здесь? — В любом случае, — прервал их Шедоу. — Нам нужны Изумруды Хаоса. С их помощью можно прорвать пространственно-временной континуум. — Да, вот только где мы их возьмём? — спросила Руж. — Я неплохой искатель сокровищ, — она опять бросила взгляд на красную ехидну, — но где их найти здесь? — Изумруды всегда появляются там, где они больше всего нужны, — доктор коснулся очков и стал просматривать какие-то данные. — Они в доступном расстоянии отсюда. Если поторопимся, сможем собрать их вовремя, но учтите — Солярис не станет ждать! — Элиза! — обратилась Эми. — Если мы отыщем все Изумруды, ты должна будешь спасти его душу от гибели! Пока нас не будет, пригляди за ним, ладно? — Хорошо... Я это сделаю. Но смогу ли я вернуть его? — Сможешь, конечно сможешь! От тебя многое зависело всё это время, и теперь ты совершишь решающий шаг! — В конце концов, именно в тебе был запечатан Иблис все десять лет, — согласился доктор. — Эггман! — воскликнул Тейлз и повернулся к безумному гению. — Обозначь координаты! Нельзя терять ни минуты!