В поисках правды

Темнота. Взрывы. Лава. Это практически единственное, что здесь на протяжении чуть более чем целой бесконечности доводилось видеть. История этого мира уже давно затерялась среди витающих в воздухе раскалённых искр, быстро гаснущих и оседающих вонючим пеплом; среди многолетней пыли; в окружении беспрестанных разрушений и полной безнадёжности. Однажды, некогда, кто-то выпустил вечную форму жизни на волю. Кто, когда, где — всё это навеки осталось загадкой. Было известно лишь одно: выпущенное чудовище называлось Иблис, Пламя Бедствий, оно породило лаву, огонь и смерть, оно владеет этим адом. Люди и мобианцы выживают здесь поколение за поколением; надеются на спасение и ждут, когда наконец увидят настоящую жизнь, о которой не имеют ни малейшего понятия. — Мои родители всегда утверждали, что я — их надежда. Говорили, я могу сделать их жизнь лучше. Вот только как... Сильвер наблюдал за то и дело возникающими в городе всполохами с высоты одной из многоэтажек. До него ежесекундно доносились крики фениксов, змей и прочих чудовищ, обитающих здесь. — Но что значит "жизнь лучше"? Как это — лучше? Этого они тоже не сказали. Говорили, люди давно, очень давно не видели жизни. Говорили, что передают мне всё, что было известно им. Наверняка и сами не понимали, что значат эти слова — "жизнь лучше". Просто память предыдущих поколений священна. Ёж спустился вниз, проманеврировал между нескольких упавших когда-то блоков и полетел вперёд, на северо-запад. Город-кризис был пока относительно спокоен; во всяком случае, неистовый рёв Иблиса не оглашал всё вокруг на многие километры. ...Штаб был безмолвен. Тихонько потрескивали раскалённые стены, лились на пол из узких окошек, находящихся прямо под низким потолком, жёлтые лучи. Стены навечно оставались страшно неухоженными и отвратными: с облупившейся краской, ржавчиной (здесь когда-то была вода, подумать только), разводами. Каждая трещинка, каждое пятнышко уже до боли были знакомы обитателям этого небольшого штаба, практически полностью находящегося под землёй. Он пустовал. Отключены источники света. Нетронуто бедное и непримечательное убранство жилища. Блейз, должно быть, сейчас в отбытии. Так и оказалось: спустя минут двадцать или двадцать пять девушка появилась на пороге с большой поцарапанной бутылкой воды, запасы которой недавно почти подошли к нулю. Наконец-то, хоть какая-то вода! Горло уже давно пересохло и жутко жгло. Если бы кто-то ещё прямо сейчас оказался здесь, то моментально задохнулся бы насмерть, но измученные лёгкие выживших уже привыкли к этой безобразной помеси газов с небольшой дозой кислорода на месте воздуха, возможно, сотни лет назад гулявшего над планетой. Едва маленькая бутылка воды оказалась в руках ежа, он тут же жадно припал губами к сколотому горлышку. Они оба не замечали химического привкуса этой "воды", поскольку ничего другого никогда не бывало во рту. Где-то на краю находилось озеро с водой, и горожане набирали запасы, фильтруя их кто где — через ткань, найденные мелкие сита или через что там ещё. Наши герои умудрились собрать даже некий механизм из шлангов для её фильтрации и набирания. Близился вечер. С виду нельзя было угадать, что на самом деле стояло сейчас — вечер ли, утро, день или глубокая ночь; небо постоянно было заволочено чёрными, ядовитыми тучами, небрежно швырявшими смертоносные молнии направо и налево, а самые высокие башни притягивали разряды на себя. Время суток определялось по часам, никогда не сбивавшим свой ход. Каждый навык, когда-то переданный им предками, сейчас играл колоссальную роль в возможности выжить. Выжить... ради чего-то.  

***

— Расскажи снова... Что тебе говорили родители? — Ты часто просишь рассказать, и делаешь это снова и снова. — Я не хочу упустить ни единой детали. Я должен помнить каждое слово, которое ты скажешь! — Что ж... Думаю, я недостаточно устала, чтобы мне совершенно не хватало сил говорить. История была длинной, грустной, странной, бесконечной и даже безначальной. Это был мир, в котором люди и мобианцы размножались лишь для того, чтобы не вымереть. Место любви стало столь малым и задвинутым, что ушло не то что на второй план — должно быть, уже на двадцать второй. Блейз росла под началом своей матери — женщины строгой, выдержанной и даже беспощадной. Относительно дочери она была заботлива и следила за каждым её шагом, но подавляемая строгостью нежность так и осталась у неё в душе, почти не доходя до девочки. Та приобретала навык за навыком, не давала себе поблажек, однако всё круто переменилось, когда открылась её способность к пирокинезу. Ладони вновь и вновь выпускали языки пламени и подчиняли себе окружающие; при всей своей несуеверности, взрослая кошка насторожилась, запретила своему чаду заниматься таким ужасом и даже немного охладела к ней (может, чтобы не обжечься об этот огонь?), считая, что любая возможность пожалеть себя для кого угодно может кончиться отдыхом на том свете. Мать рассказывала Блейз все легенды, которые знала, хотя юная девочка не особо придавала им значения — всё равно от них не было никакого толку. Рассказы были об их предках, членах королевской семьи, давным-давно оказавшихся здесь, а затем слившихся с остальными после бедствия. Никто в их роду не мог и даже не пытался управлять огнём; но было известно, хотя и не много, о неком Объединении: два мира слились в один, но затем это слияние постигла катастрофа... Кто объединил миры, кто наслал Пламя Бедствий, когда и как это исправить — каждый из этих вопросов не имел ответа и был окутан липким мраком тайны. Рано или поздно, но всё-таки в один момент Блейз осталась одна: её опекунья, так и не выразив скрытого душевного тепла, погибла в пасти большого жуткого червеобразного монстра. Не эту историю огненная кошка так часто вещала своему колючему другу: она рассказывала всё, что знала об Объединении. Её тяжёлое прошлое было известно ему, и он не бередил его почём зря. Стоит заметить, за плечами Сильвера тоже была немалая история. Пока мать Блейз доживала последние месяцы, сама о том не подозревая, серебряный ёжик вовсю скитался по городу в одиночку, потому что его семья — мама и папа, добрые и доблестные защитники — уже не могли взять его под своё крыло... Мальчишка стойко держался, но чувствовал себя одиноко; если и приходилось встречаться с местными, они остерегались любого и не принимали даже детей, готовые придушить за кусок съестного, объединяясь в противостоящие группировки, члены которых грызлись даже между собой. Так или иначе, все, кто попадался ёжику на пути, явно не собирались встречать кого бы то ни было с радушными объятиями. Жизнь обоих детей круто переменилась, когда они впервые встретились. Блейз, почти не справляющаяся со своими способностями, искренне пыталась справиться с каким-то фениксом, настойчиво пытающимся атаковать её и сожрать, не подавившись. Она выпускала вспышку за вспышкой, но раз за разом падала. Вскрикнула, приготовившись к самому страшному... Но что-то отбросило её далеко в сторону, какой-то импульс. Сильвер, видя её беспомощность и зная, что не подоспеет вовремя, сделал скачок вперёд, и тогда испустил странную бирюзовую волну. Феникс истошно завизжал, на прощание издал утробный вопль и унёсся ввысь, к палящим тучам. Кошка испуганно и часто дышала, по лицу текли слёзы; она решилась наконец взглянуть на своего спасителя. Тот ошарашенно лежал на спине, открыв рот от неожиданности и раскидав руки и ноги. Он приподнялся на локте, убедился, что опасность миновала, встал и подбежал к девочке. — П-привет! Он улетел, — протянул руку. — Держись... — Не трогай! — вскрикнула спасённая. — Не надо, я пораню тебя! — в эту секунду между ними проскочил вихрь огня, вызванный кошкой, но ёжик не мог об этом и догадываться: он насторожился и приготовился защищаться. — Видишь?.. — Подожди-ка... Ты управляешь огнём?! — Скорее, огонь мной... Я, наверное, проклята. Держись подальше... Маленькая кошка выглядела грустно, напуганно, взъерошенно. Нехорошо блестели заслезившиеся глазёнки, растрепались местами обожжённые короткие волосы и шерсть, на хвосте краснели царапины... Ежонок и сам выглядел ничуть не лучше — такой же взгляд измученного взрослого в детских глазах, опалённый плащ, потрёпанный вид, губы, скривившиеся в неловкой улыбке сквозь слёзы. Нет, он не мог оставить её. — Ты знаешь, я не боюсь проклятий, — заявил мальчик. — И я хочу, чтобы ты пошла со мной. Тебя кто-то ищет? — Я... Н-нет... — тихонько ответила девочка. — Меня тоже. В одиночку мы не протянем, это точно, и поэтому мы должны держаться вместе! — он протянул руку во второй раз. — Идём со мной. — Ты, значит, не боишься?.. — Не-а! Как тебя зовут? Я Сильвер; Сильвер — моё имя. — Блейз, — представилась кошка и протянула руку в ответ. Ёж помог ей встать. — Куда нам идти?.. — Думаю, ко мне домой. Мы с мамой и папой раньше жили в одном подвале-б... бом-бо-убежище, его никакие взрывы не берут, уж поверь мне. Идём, пока новые монстры не появились. Дети побежали подальше от ненадёжно стоящих домов, затем перешли через разлом: две части дороги, словно разводные мосты, поднялись кверху, ощетинившись торчащей в разные стороны арматурой. Впереди послышался глухой рёв, затем крушение зданий; такие звуки давно вошли в привычку, однако всё равно заставили насторожиться. Перепрыгнув через несколько перегнутых расшибленных фонарных столбов и перебежав пару кварталов, они прибежали на назначенное место... Выглядело оно, мягко говоря, не очень. Сильвер неуверенно мялся, а затем подошёл к свежим развалинам, потрогал их рукой. — Ты здесь живёшь? — Похоже, с взрывами я ошибся... немного... Да, я здесь живу. Только, похоже, в этот раз он не устоял. Оба замолчали. Пораскинув немного мозгами, решили, что нужно искать новое место обитания. С тех пор и началось самое интересное...  

***

Блейз не покидал её огонь: он вспыхивал при страхе, агрессии, волнении, несправедливости. Выбрасывался из рук, сжигая то, что ещё не успело сгореть. Желая помочь новой знакомой справиться с тем, что она называла проклятием, он решил устроить тренировки. Это было замечательным решением! Чтобы как следует овладеть рвущимся изнутри пламенем, потребовалось от силы года два. — Снова неудача... — говорила как-то раз маленькая кошечка в начале своего пути, упав на пыльную землю после неудачной пробной атаки. Но партнёр тут же подбегал и поднимал её на ноги. — Не бойся, принцесса! — на тот момент они уже успели рассказать друг другу свои истории. — Ты можешь это сделать. И "принцесса" находила в себе силы продолжать. Всё изменилось просто кардинально, когда случился весьма необычный инцидент — буквально через пару недель после первой встречи. Тогда серебряный ёжик забрался на крышу невысокого здания и стал оглядывать ближайшие окрестности — насколько далеко получалось. Вставая на мыски, чтобы приподняться хотя бы сантиметров на пять, Сильвер почувствовал, что пол из-под его ног уходит, вернее, он сам от него отрывается. Первые несколько секунд он не особо даже обратил внимание, зато по истечении их уже понял, что от него до земли — дай Бог, если метров десять, а с каждым мгновением — ещё больше. Недоумевающе смотря вниз, он тихонечко прошептал: — Я... Лечу? Обнаружив вокруг себя бирюзовое сияние, уже знакомое с того раза, он уже довольно уверенно прогорланил: — Я лечу! Мамочки, я лечу! На эти крики подбежала находившаяся неподалёку Блейз. Увидев своего приятеля в воздухе, она только открыла рот от удивления. Недолго думая, она забралась на ту же крышу и сказала ему попытаться подлететь обратно и спуститься, хотя не имела ни малейшего понятия, как ему это сделать. Парнишка стал дрыгать конечностями, стараясь оттолкнуться от воздуха, но получалось не особо эффективно; он попробовал понять: а что это вообще держит его в воздухе? Нащупав какую-то энергию внутри себя, ёж направил её на движение и потихонечку стал приближаться обратно, не сводя взгляда с Блейз, широко расставившей руки, чтобы поймать его, но не тут-то было! Свечение вокруг пропало, а гравитация вернула своё право притягивать, и в итоге Сильвер упал вниз. К сожалению, поймать его не удалось; зато удалось вместе рухнуть. — И-извини! — он поспешно начал вставать, но Блейз лежала у него на спине, и пришлось подождать, пока встанет она. — Ты не ушиблась? — Нет вроде... А ты? — Ни капельки! — и тут же потёр ушибленную руку и радостно улыбнулся. — Как ты сделал это? Ты, вроде, не нарочно... — Я не знаю, но... Мне понравилось! Сильвер снова попытался взлететь, но невысоко; и раза с третьего у него получилось. Спустившись назад, он взял сиреневую кошку за руки, распространил новую энергию на неё и взлетел вместе с ней. Та, поняв, что её подняли высоко над землёй, обеими руками вцепилась в напарника, что ненадолго сбило его равновесие, и зажмурилась. Лишь жалобно запищала: "Спусти меня наза-ад!" Пришлось послушаться. На этой маленькой истории дело не ограничилось: способность стала развиваться, серебряный ёж захватывал предметы, со временем всё крупнее и всё в большем количестве, стал перенаправлять огненные вихри. Вместе Сильвер и Блейз оттачивали навыки, переставали считать это проклятием или жутью — применяли для выживания, несмотря на неизвестное происхождение своих сил. Они взрослели, спасались, кочевали, пока не нашли доселе обитаемый ими штаб, искали провизию, воду, какие-то старые книги и электронные таблички на солнечной батарее. Лишь эти источники информации помогали им ориентироваться в городе, изучать физические законы происходящего, узнать, как называются их способности и то, что раньше об этом могли лишь мечтать. Но ничто не давало ответа на вопрос: когда это началось? Было лишь что-то о прежнем мире, о природе, людях, обществе... Кто-то однажды даже пытался составить картину мира по обломкам цивилизации и подробно описал у себя в электронной записной книжке — дневнике, который позже оказался в руках у наших героев. Это казалось сказкой — читать об этом тексты и рассматривать нарисованные картинки. Неужели когда-то мир был другим? Никто не даст нам чёткого ответа. Известно об одном: о вечной форме жизни, Иблисе, Пламени Бедствий, выпустившем свой гнев на всём бытии. Но за что? И можно ли было хотя бы мечтать о милостивом прощении?..  

***

— Думаешь, сойдёт? Сильвер подкинул и поймал снова небольшую коробку, разглядел со всех сторон. Блейз взяла её в свои руки, оценила состояние упаковки, запах, вес. — Вполне. Это было особое место Города-кризиса, и, как правило, самое навещаемое. Здесь совершенно никто не жил (что странно и нелогично), зато часто околачивались жители в поисках провизии. Живые существа всё ещё хотят есть, и здесь было чудное место, чтобы немного запастись съестным. По неизвестным причинам здесь всегда можно было найти несколько банок с консервами, коробку с чем-то светлым и жидким (во всяком случае, это можно было пить), как сейчас. Было в городе ещё несколько таких продовольственных точек, но там запасались другие жители: город был обширен, и каждый пробирался туда, где было ближе. Останки предыдущей цивилизации были ещё способны прокормить. Наверное, никто не поселился здесь, боясь стать жертвой жадных соперников. Собственно, и есть приходилось чем попало. Мы привыкли к ложкам, вилкам и всему прочему, верно? И здесь такое бывало, их подбирали, ими пользовались — в самых различных целях. Но, находя что-то не менее продолговатое и умеренно острое (а особенно способное зацеплять), сразу применяли это в качестве столового прибора. Нет, у выживающих были все представления о том, что можно было применять, недаром у них были предки, передающие этот опыт со временем. Но всё же. Выжившие враждебны. Один против всех и каждый сам за себя — такая тактика приветствовалась у каждого, и исключениями становились лишь семьи с невыросшими отпрысками или такие индивиды, как наши герои — партнёры и приятели. Но таковых было мало. Здесь и за своей жизнью едва ли углядишь, не то что за чьей-нибудь ещё! "Чудовищный эгоизм..." Блейз была в своём дуэте, можно сказать, просветителем: она собирала наиболее уцелевшие книги и читала, разбирая с напарником слова, фразы, ложь и истину. Они жадно впивались взглядами в текст, рассматривали выцветшие иллюстрации, бережно перебирали кончиками пальцев обожжённые страницы. Это помогало практично применять всё, что попадётся под руку, понимать, что ядовито и в рот лучше не брать, даже создавать небольшие механизмы из блоков. Но не только пустое выживание составляло жизнь юнцов: им попадали на руки настоящие произведения искусства. Это был совершенно иной мир, простор богатых чувств, морали, души. Пожалуй, именно это заставляло их не сводить счёты с жизнью, а надеяться на Нечто. Любовь, дружба, месть, ответственность, достоинство, честь, ненависть, справедливость, доверие, ярость... Многое было описано в книгах, и ни один случай не повторялся, были только напоминающие друг друга, но не более. Это было невероятно. Многие термины и ситуации были непонятны, и приходилось откапывать новые и новые справочники, словари и всё прочее — только бы добраться до правды. Находились сведения о самых ярких личностях предыдущей цивилизации, и хороших, и не очень. Например, было что-то известно о герое многих — синий ёж, обладавший способностью разгоняться до скорости звука, за что он и получил своё имя. Его способность выделялась, и он применил её, чтобы делать мир лучше, но сведений о нём, к сожалению, было совсем немного, и даже имя осталось загадкой. — ...Завтра на рассвете я патрулирую западный район, ты — северо-восточный. Встретимся в центре. "На рассвете". Трудно назвать это рассветом — ничуть не рассветало, но это название времени суток было уже условлено у всех местных. Да и рассвет спокойным не выдался. В очередной раз из огромного лавового озера показало свою безобразную голову настоящее чудовище...  

***

Завтрашний день станет решающим. Сильвер захватил психокинезом несколько гарпунов и копий; повертев их в воздухе и разогнав скорость вращения до предела, с силой и шумным выдохом швырнул их в несколько старых и ветхих мешков, наполненных металлическими обломками, песком и пылью. Они тут же разорвались на несколько частей, с громким дребезгом разлетелись по земле трубы и пластинки, поднялась противная бежеватая пыль. Ёж откашлялся от грязного душного воздуха, а затем поднял разлетевшееся и собрал в небольшие кучки. Уже битых три часа он швырялся то копьями, то ножами, то вообще чем попало — лишь бы применить всю свою ярость и всё равно сэкономить силы — так сказать, использовать себя на максимум. Сел на деревянный ящик и отдышался. За спиной послышались шаги. Хотелось бы сказать, что чьи-то, но было просто очевидно, кому они принадлежали. — Всё тренируешься? — спросила Блейз, не быстро вышагивая между обрывков, обломков и прочего хлама. Её взгляд был усталым, хоть она и пыталась это скрыть. — Фух... Тренируюсь. Хочешь присоединиться? — Сильвер вопросительно взглянул на подругу. В отличие от неё он не пытался скрыть своей замученности, но и решительности тоже. — Нет, не хочу. Я уже закончила, — надо же, она уже где-то успела опробовать свои навыки. — И тебе пора бы. — С чего бы это? Я ещё в полной силе! — ёж вновь встал, поставил на место мишени, схватил три копья и швырнул их вперёд. К сожалению, результаты не оправдали намерений: одно копьё вонзилось в середину мишени, продырявив её насквозь, второе слегка пролетело, а третье вовсе промахнулось. — Промазал. Блин... — Пошли, тебе стоит отдохнуть. В таком состоянии тебя легко будет застать врасплох, — кошка взяла его под руку и повлекла прочь, в сторону дома. — Э-эх... Может, ты и права. Подростки вернулись в штаб. Стоял день, самая его середина, и обычно именно сейчас наставало время поесть и восстановить силы. Сильвер задумчиво сидел у себя на кровати, потихоньку откусывая от прессованной плитки неизвестно чего, но, по крайней мере, чего-то съедобного, и время от времени просматривал на напарницу. Уставшая. Печальная. Застрявшая в собственных мыслях. Озадаченная тем, каким мир был раньше и действительно ли он может стать таким снова. Плечи опущены. Голову подпирает ладонь. Взглянуть больно: глаза на мокром месте... Вот-вот наверняка что-то скажет, поделится болью, чувствами, попросит помощи; но, к сожалению, нет, этого она не сделает, пока по ней ударят слишком сильно. Её поведение всегда оставалось для психокинетического ежа настоящей загадкой. Сначала, несколько лет назад, она была напугана и искренне говорила: мне страшно, Сильвер, я боюсь, мне страшно, защити меня. Потом они немного подросли, и она стала бояться молча и меньше, но продолжала просить помощи, если ей это было нужно. Чем старше они становились, тем ближе, тем крепче была их дружба, тем больше они дорожили друг другом и доверяли друг другу, но был парадокс: вместо того, чтобы больше говорить о своих чувствах, пирокинетик всё больше молчала, замыкалась, когда речь шла о её страхах и печалях, но продолжала быть самоотверженной и никогда не оставляла своего друга наедине с проблемой. Но почему молчала? Зачем? Сильвер — это всё, что у неё есть, единственный, кому она может хоть что-то высказать, единственный друг, не раз спасавший её и не раз спасённый ею. Зачем она скрывается? Разве ей есть что скрывать? За этими мыслями серебряный ёж забыл доесть свою порцию. Его бездвижие было замечено Блейз. — Ты в порядке? Несмотря на то, что он всё это время смотрел прямо на неё, ему показалось, что посмотрел лишь сейчас. — Да, я думаю... А ты? — Со мной разве что-то не так? — Ты выглядишь, эм... Очень уставшей. — Это нормально, успокойся. Не заостряй внимание. — Но я хочу помочь! Разве могу я назвать себя твоим другом, если не выслушаю? — Всё нормально, Сильвер, — тон девушки потяжелел, и она прикрыла глаза, нахмурившись: это значило, что лучше прекратить разговор. И это вовсе не означало, что она в порядке, а уж тем более она не признает своих проблем. — Не забивай голову. Парень разочарованно выдохнул и продолжил уничтожать пищу. Однако и ночь вышла беспокойной. ...Ночь стояла глубокая. Монстры ошивались где-то в стороне, и в жилище ежа и кошки было даже, если можно так выразиться, тихо и относительно темно. Как вдруг Сильвера выдернул из глубокого сна внезапный крик: "Не надо, стой, не надо! Сильвер, помоги мне! Помоги мне! Сильвер! Сильвер!.." Сильвера тут же будто ледяной водой окатило, пусть он ни разу в жизни такой и не видел и не трогал, он распахнул глаза и вскочил с постели. — Блейз?! Кошка лежала в кровати, крепко вцепившись в комковатую подушку, и тряслась крупной дрожью. Она продолжала что-то невнятно повторять и задыхалась. Ёж подскочил к ней и стал пытаться будить: хвала небесам, наяву на них никто не нападал. — Блейз, я здесь! — проговорил он осипшим после сна голосом. — Я здесь, очнись! Очнись же... Она подняла голову и с трудом вернулась в реальность, отдышалась, убедилась, что это просто кошмар, и зажмурилась: глаза не привыкли быть открытыми. Подушка, уже отпущенная из мёртвой хватки, была мокрая от слёз. — Я здесь. Слышишь? Блейз прерывисто выдохнула и опустила голову назад. — Они ушли? — прошептала она. — Ты как?.. — Тебе приснился плохой сон. Здесь только я и ты, никто нас не трогает, — психокинетик гладил её по плечу. — Ладно, — выдохнув, произнесла девушка, — извини. — Тебе не за что извиняться! — В любом случае. Извини. Тебе пришлось проснуться, встать, заняться мной... Сколько времени? — она взглянула на часы. — Два часа... Иди спать, ещё есть время. Сильвер послушно вернулся в свою кровать. Он чувствовал себя спокойнее оттого, что его подруга пришла в себя. Та же заснула снова не в самом хорошем расположении: она в очередной раз не смогла элементарно выдать "спасибо". Строгость по отношению к ней сыграла свою отрицательную роль... Скоро разумы выживающих вновь погрузились в небытие, пока за ними наблюдали ядовито-зелёные змеиные глаза... Сегодняшний день станет решающим. Но они оба об этом не знают.  

***

Игниспея. Берег моря. Солеанна. Блейз задумчиво смотрела на море. Совсем неподалёку находился небольшой, едва ли живой домишко, явно принадлежавший до этого рыбакам. Сейчас он был пуст, и всё, что там находилось — плохо застеленная кровать, тумбочка и кучка не особо целых рыбацких снастей. Домик был достаточно хорош, чтобы они с Сильвером нашли здесь временное пристанище. Белые обои с нарисованными серыми цветами, поклеенные относительно давно, были слегка рваные по углам, будто кто-то нарочно отдирал маленькие клочки обойной бумаги с желанием посмотреть, что же там под ними. Не найдя ничего, кроме слоя ещё более старых обоев и тёмных досок, из которых состояли стены, некогда побывавший здесь человек принялся и дальше исследовать закрома угла, пока не покинул это место на какое-то время. Здесь такой странный воздух. Абсолютно непохожий на то, что было воздухом в городе. Тот был вечно горяч, наполнен смесью запахов — горячего бетона, асфальтовой пыли, калёного железа, чего-то ядовитого и химического; он дрожал и волновался от неизменной температуры под сорок или пятьдесят градусов (пусть никто из жителей и не знал точно, какая там температура), а здесь воздух был холодный, влажный, спокойный, картинка перед глазами не плыла, и в воздухе не было никакой пыли, и был какой-то странный солёный запах, такой приятный, и... как же это называется... Свежий? А ещё здесь ужасно светло. Небо такое огромное-преогромное, ясное, голубое, рядом с горизонтом чуть светлее, а на самом верху — густого, насыщенного синего оттенка, и нарушают эту нетронутость и гладкость небесного купола лишь лёгкие, невесомые серебристые облачка, похожие на небрежно рассыпанные монетки. Солнце, как лампочка, без всяких вступлений и предисловий просто висит высоко в небе и светит, светит, никого не спрашивая, ни на миг не переставая согревать мир. Привыкшие к вечному коричнево-рыжему полумраку, вспыхивающему жёлтыми палящими огнями, глаза с трудом привыкали к холодным оттенкам, к яркому свету вокруг, к свободному небу, к спокойствию. Впервые в жизни довелось узнать, что это такое — белый цвет! Воздух, такой прохладный и мягкий, чистый, морской воздух, без помех наполнял лёгкие, попорченные копотью, пеплом и ядовитыми газами, и так же легко выдыхался, горло стало жечь — должно быть, оттого, что оно не привыкло к отсутствию посторонних жгучих веществ, а теперь вдруг осознало, что это чужеродный загрязнитель. От этого постоянно хотелось пить. А ещё почему-то болела и кружилась голова. Лёгкие сводило. Все цвета были неправильными. Мысли вертелись в голове наподобие тех вихрей, что встречались в городе будущего, и всё не прекращались. Но голова ныла и физически — словно от болезни, или кто-то больно ударил по ней. Соображать получалось немного труднее, чем хотелось бы. Но кто, как не Блейз, знал, что такое сосредоточиться на цели невзирая на обстоятельства? Серьёзно! Вот оно, прошлое, прямо как на тех картинках, прямо как в тех описаниях, только ещё прекраснее, ярче, необычнее! Это действительно существовало! Люди жили когда-то, не выживали — жили! Как такое возможно? Сильвер сейчас находился в городе. Далёкое прошлое, мирная жизнь, много людей, и всё хорошо, всё замечательно... Все эти счастливые люди, жующие булочки в кафешках и беззаботно смеющиеся в ходе светских бесед, или наоборот, спешащие на работу и второпях придерживающие портфели-дипломаты под мышкой, ворчливые старики и старушки, непоседливые дети — едва ли они могли что-то знать про Искру Иблиса, указать дорогу к исправлению будущего, они просто не выглядели теми, кто знает, что их мир вот-вот будет разрушен! Но Искра могла оставить следы, можно было только спросить: вы видели вот такого-то и такого-то? В этом и состояла суть прогулки серебряного ежа, но пока не венчалась успехом. Блейз хотела отправиться в Солеанну с ним: Сильвер в одиночку порой не был в себе уверен, побаивался совершить ошибку или просто подобрать слова (с выжившими в Кризисе он как-то раз не смог убедить в своей невраждебности и едва унёс ноги — встречные оказались суровыми и недоверчивыми), но психокинетик настойчиво отказался от помощи в этот раз. Он хотел почувствовать себя самостоятельнее, но вслух сказал, что кто-то должен приглядывать за их пристанищем; пирокинетик сразу просекла фишку и истинные мотивы партнёра, но всё-таки тактично согласилась, пусть и не сразу. "Нужно дать ему шанс". ...Всё было ужасно, ужасно сложно. Иблис, который всё ещё вечен и неуничтожим; невесть кто, называющий себя Мефилесом и приказывающий убить ещё одного невесть кого, явно того, кто был описан в книжке как "синий ёж, сверхзвуковой герой"; временны́е парадоксы, Хаос-Контроль... Чем-то всё это кончится? Вот вы когда-нибудь чувствовали себя прижатым к раскрошенной вами же стене? Чувствовали невидимую петлю у самой глотки, держащую вас без воздуха? Ощущали, что вы бессильны перед агрессивным неизвестно кем, готовым в любую секунду прикончить вас по одному лишь ему известным причинам? Этот ужас пришлось пережить тому синему ежу, которого показал однажды Изумруд. И окажется, что все эти действия были бесполезны, и бесполезнее было только сопротивление им. Никто из них не хотел на самом деле чьей-то смерти. Почти никто. Всё оказалось куда сложнее. Ужасно сложно.