Память времени

      Прибытие ранним утром в поместье Уэйнрайтов стало своеобразной отдушиной для Энни. Ни слежки, ни попыток как-то пошатнуть её уверенность в себе, ни споров, ни беспочвенных конфликтов — рай, одним словом. Пусть и на короткий отрезок времени, она могла почувствовать себя лучше, легче и… свободнее. Дом навсегда останется домом, даже если это место казалось немного другим по сравнению с тем, что она привыкла называть своей обителью.       Редмонд встретил их тепло. Братья Софии — Терранс и Фергус — больше всех испытывали радость по поводу рождественских каникул. Энни даже улыбнулась про себя, когда увидела, с каким аппетитом они поедали яблочный пирог в исполнении домового эльфа Фили, по которому она тоже, надо сказать, немало соскучилась. Но разделять с ними радость была сейчас не состоянии.       «Будь ты проклят, Реддл».       Голова после пережитого болела нещадно, а отражение в зеркале мало походило на то, чему можно было порадоваться. Под глазами залегли тени, кожа бледная, а укладывать растрёпанные после сна волосы сил попросту не было. Тело казалось каким-то сырым — выспаться в эту ночь ей так и не удалось из-за преследующих её кошмаров, связанных с братом, снова и снова повторяющейся сценой смерти родителей, будто этому сну не было конца и края.       Едва заметно взмахнув палочкой, Энни приоткрыла окно, впуская в тёплую, хорошо отапливаемую отведённую ей комнату холодный свежий декабрьский воздух. Она прикрыла глаза и слегка поёжилась, но горячий воздух здесь терпеть сейчас было просто невыносимо. Вещи распакует позже, торопиться было некуда. С первого этажа раздавался заливистый смех братьев, голос пытающейся их успокоить Софии, а за дверью — приглушённое ворчание Фили. Заранее предупредив домашних, что ей нездоровится, и озвучив своё желание поспать ещё немного, Энни наложила на комнату заглушающие чары, и все звуки снаружи стихли. Облегчённо вздохнув, она сняла с плеч казавшуюся сейчас такой невыносимо тяжёлой зимнюю мантию и легла на покрывало, приклонив голову на мягкую перьевую подушку.       Итак, теперь Реддл видел практически все её воспоминания. Какие-то он изучал с особой скрупулёзностью, а на какие-то махнул рукой, посчитав их ненужными. Здорово, конечно, что Том не посчитал нужным цепляться за прошлое, где она буквально знала и чем эта война закончится, и к чему приведёт, и каким будет исход его жизни как самого могущественного тёмного мага столетия. Он будто специально заострил внимание на самых болезненных воспоминаниях и предпочёл сковырнуть старые раны. Зачем? Чтобы вывести её из пусть и шаткого, но всё же равновесия? Не обладай Энни силой духа, заставившей её решиться на всё это «приключение», если бы жизнь на шестом курсе в Хогвартсе не закалила её, то сидела бы она сейчас вся зарёванная и убитая вновь перенесённым горем. Но ещё в июне она поставила жирную точку на собственных страданиях, поэтому будет следовать своему долгу до самого конца.       Своей ошибки в произошедшем прошлым вечером инциденте она никогда не признает. Слова были сказаны правильные, и где-то в глубине души — а она была в этом убеждена на все сто — Реддл понимал, что кучка школьников одолеть превышающего по численности, знаниям, могуществу врага не сможет. Энни полностью была уверена в своих словах, и задетое самолюбие Тома волновало её в последнюю очередь. С огромной вероятностью Реддл предпочтёт каждый раз использовать её как наживку, а к таким полномасштабным серьёзным играм она была не готова. Видит Мерлин, ей только дай шанс избежать даже малейшего контакта с Даркариусом и его людьми, она им тут же воспользуется!       Но всё же одну серьёзную ошибку Энни сделала — на какое-то время она прекратила воспринимать молодого Волдеморта как своего прямого и самого близкого врага. Расслабилась. Просчиталась и дала волю эмоциям — непростительно в её-то положении. Скажи ей год назад, что она будет воспринимать его как своего союзника, недоумение, страх, ужас, недоверие в сторону воображаемого человека были бы обеспечены. Но нет… Энни с радостью — или нет — бежит исполнять его приказы, как самый обычный его последователь. Интересно, какой бы ей срок дали в Азкабане за подобное сотрудничество, случись это не здесь в 1944, а когда Волдеморт начал Вторую магическую войну, где все взрослые, сильные маги возложили весь груз ответственности за победу над тираном на подростка?       За своими мыслями она не заметила, как уснула.       Слегка вздрогнув, когда её плеча коснулась чья-то тёплая ладонь, Энни подняла голову и слегка сонно нахмурилась, увидев склонившуюся над ней Софию.       — Ты ведь помнишь о том, что сегодня в поместье состоится приём? — произнесла блондинка с угрожающей ноткой в голосе.       Энни пялилась на неё, наверное, с минуту и всё никак не могла взять в толк, о чём она говорит, а затем протяжно простонала, вспоминая о чём-то подобном, и рухнула тяжёлой ото сна головой обратно на подушку, зажмурившись и что-то бормоча. За всеми своими проблемами она почти моментально забывала о том, что говорила ей София.       — Я забыла, прости…       — Ничего страшного, — смиловалась София, а затем села рядом с ней на край кровати и принялась перечислять вещи, которые всё больше ввергали Энни в состояние какого-то диссонанса: — Платье у тебя уже есть, осталось только принять ванну, сделать макияж и уложить волосы. И, предвидя твои протесты, наш папа настоятельно рекомендует тебе присутствовать на банкете, потому что не хочет, чтобы его гостья чувствовала себя угнетённо в этом доме.       Моральных сил бороться с желаниями Софии и Редмонда у неё не было, да и правда: игнорировать «просьбу» хозяина поместья — дурной тон, а потому, собравшись с мыслями, Энни села и сонно оглядела комнату. Уже стемнело и достаточно похолодало. Тюль шевелил лёгкий ветерок из приоткрытой форточки, смеркалось, свеча в канделябре на комоде давно потухла.       Она медленно села и рассеянным взглядом рассмотрела неразобранный чемодан в углу комнаты. Тихо зевнув, Энни потянулась, настраивая себя и собираясь с силами к предстоящему шумному вечеру. София, на удивление, молчала. Иногда её непрекращающееся желание растормошить, заставить смотреть на мир по-своему неоднократно надоедало Энни, но блондинка для своего же благополучия была неисправима и упряма.

***

      — Ай!.. — шикнула Энни, когда София провела гребнем по волосам, должным образом укладывая их. — Это можно было сделать и при помощи магии.       — Да, но тогда твои волосы будут похожи на солому!       — А так их вообще не останется.       Платье, которое ей выбрала София из своего многочисленного гардероба, на удивление пришлось по вкусу самой Энни. Качественный тёмно-зелёный бархат сел идеально по фигуре, а закрывающая ноги ткань слегка расширялась книзу, образуя несколько мягких складок и драпировок по подолу.       — Надеюсь, меня никто не назовёт болотной зеленью, — проговорила Энни, придирчиво разглаживая приятную, немного ворсистую ткань на бёдрах.       — Вообще-то, это цвет хаки — очень популярный, между прочим, в этом сезоне, — слегка надменно парировала София.       Больше всего ей пришлись по душе длинные, но не свисающие рукава платья, идеально прилегающие к руке, и верх платья, имеющий квадратный вырез горловины. Неглубокий, но достаточно открытый, чтобы подчеркнуть женственность. И медальон не будет виден.       — О нет-нет-нет, — запротестовала Энни, когда увидела, что София потянулась к помаде и другой имеющейся у неё косметике. — Я не хочу краситься.       — Молчи и сиди ровно, — велела блондинка грозно. Тон её голоса подсказал, что компромиссом тут и не пахнет, а потому Энни осталось только надуться и сидеть, как ей и посоветовали.       В довершение блондинка опрыскала её духами, ещё раз покрутила девушку перед собой и улыбнулась, полностью довольная результатом. Энни обернулась, чтобы посмотреть в зеркало, и застыла. Образ, который предстал перед ней, столь обворожительный и приятный, был непривычен, словно и не она это была сейчас. Лёгкие румяна и изысканный макияж, хорошо уложенные и заколотые сзади какой-то заколкой с изумрудами волосы подчёркивали её естественную красоту, а глаза, светящиеся искренним удивлением, стали ярче и будто бы светлее.       Сама же София сделала выбор в пользу лёгкого светло-голубого платья и распустила длинные волосы, заколов их с двух сторон заколками, — так мало, чтобы выглядеть прекрасно и утончённо.       — Пошли, а то всё начнётся без нас.       Стоило им выйти из комнаты, Энни тут же учуяла запах корицы, свежеиспечённых Фили ватрушек, пирогов и много чего ещё съестного. Взгляд Энни слегка расширился от удивления, когда глазам предстал украшенный холл, где всего пару часов назад не было и намёка на праздность. Высокие потолки, покрытые изысканной лепниной, отражали мерцание волшебных огней, которые плавно кружились в воздухе. Великолепная средних размеров ёлка гордо возвышалась в углу, её ветки были украшены золотыми и серебристыми шарами, в воздухе витал аромат пряного глинтвейна. Каждый элемент декора, являющийся частью сложной мозаики, соединялся в картину, полную волшебства и тепла. Настроение Энни немного улучшилось, она встала рядом с Террансом, которого такая магия восхищала не меньше, чем её, пока София пошла общаться с какой-то дамой в возрасте, стоявшей рядом с приодетым Редмондом, который в этом фраке и с уложенными волосами помолодел лет на десять уж точно.       Гостей было не так уж и много, но… чистокровных волшебников из знатных семей, именитых магов и тех, кого она видела только в газетах, было предостаточно. Редмонд занимал не последнюю должность в отделе по управлению мракоборцами и мог позволить себе такие знакомства, приглашать их на Рождество в свой дом, чтобы отпраздновать такой чудесный праздник в их компании. И славу заслужил соответствующую — Энни не раз слышала от Софии, как та беспокоилась за отца, которому поручили очередное сложное задание за пределами Англии или вообще Британии.       Прибывших мистера и миссис Малфой она почему-то узнала сразу — то ли это фамильная схожесть помогла, то ли… Энни неожиданно напряглась, по коже пробежала нехорошая дрожь, когда на пороге возникла знакомая высокая фигура в тёмной зимней мантии, но отвернуться и сделать вид, что ничего не происходит, не могла. Том Реддл собственной персоной отдавал верхнюю одежду домовику и в компании Абраксаса и Малфоев-старших проходил вглубь дома, минуя остальных гостей. Благо, что она находилась подальше от Редмонда, к которому они и направились, дабы поприветствовать друг друга.       Волнение тут же охватило её с головой, а вся пущая уверенность будто бы схлынула и испарилась. Судорожно вздохнув, Энни попыталась выкинуть из головы предшествующие этому дню картины. Долго она ещё не забудет то ощущение, когда в твоей голове по-хозяйски, жестоко шарятся. Головная боль тут же дала о себе знать, а кожа на лице заметно побледнела, даже румяна не спасали.       — Бабуля? — неожиданно произнёс подле неё Терранс.       Энни обернулась и увидела, как та самая пожилая женщина обняла мальчика сзади и принялась зацеловывать его щёки, пачкая тёмной красной помадой его кожу.       — Тебя можно узнать только по духам. — Он тихо рассмеялся.       — Мерлин милостивый, мальчик мой, ты совсем вырос!       — Ну хватит… — От тисканий со стороны этой дамы — бабули? — Терранс начал чувствовать себя неловко.       Неожиданно острый взгляд светло-голубых глаз пал на неё саму, и Энни передёрнуло. Она рассматривала её очень внимательно, оценивающе и надменно. «Старая, но не утерявшая своей красоты и грации кошка» — самое точное описание, которое ей подходило как нельзя лучше. Тёмно-синее платье в пол, жемчуг и уложенные в высокий пучок седые волосы выдавали в ней особу из знатной семьи.       — Очаровательно… Просто очаровательно. Вы, юная леди, так хороши собой и притягательны, что я не могу оторвать от вас взгляда. — В уголках её глаз появились морщины, как только она доброжелательно улыбнулась, а лицо разгладилось и приняло мирное выражение, утратив строгость и серьёзность. — Вы похожи на тех элегантных француженок, с которыми мне приходилось общаться в Париже. Строят они из себя, конечно, много чего, но выглядят просто потрясающе.       — Моя мама одна из таких, — слегка неуверенно ответила Энни, чувствуя, как на щеках проступает уже настоящий румянец. — И я на неё очень похожа.       — Это всё объясняет, милая! — с восхищением протянула дама.       — Полно, Луиза. — К ним вдруг подошла София и поцеловала женщину в щёку, слегка приобняв ту за плечи. — А то совсем вгонишь её в краску.       — Я не молчу, когда вижу людей, которые своей красотой почти буквально сбивают меня с ног, ты же знаешь… — небрежно бросила — теперь, когда уже Энни стало известно её имя, — Луиза.       — Познакомься, это наша бабушка и просто замечательный человек — Луиза Уэйнрайт. — София улыбнулась ей и подмигнула.       — Ты слишком высокого обо мне мнения, Софи. — Женщина вальяжно махнула ладонью и засмеялась тихим, немного скрипучим смехом.       Взгляд Энни соскользнул с миловавшихся друг с другом родственниц в центр зала, и ей не составило труда найти Тома в окружении других волшебников. Одет он был с иголочки, впрочем как и всегда, заставляя окружающих людей восхищаться его внешним видом. Каждый жест, каждая улыбка — всё это создавало вокруг него ореол, который выглядел одновременно пленительно, чарующе и опасно. Реддл умел вести себя на людях, умел приковать к себе внимание. Не раз Энни задумывалась, как ему удалось повести за собой чистокровных волшебников, не раз думала, что́ он им предложил и как заставил слушаться почти всю магическую элиту Англии. Не только же из-за того, что он красивый, умный и вежливый, Мерлин! Чего греха таить, она сама сейчас смотрела на него не в силах оторвать взгляд, отчего постоянно приходилось одёргивать себя, стараться не терять голову и напоминать, кто перед ней. Великий соблазн этого юноши манил, интриговал и заставлял сердце замирать, подчёркивал его мощную ауру — аристократичную, загадочную и немного зловещую. Что тогда вообще происходило с его фанатками в школе? Хотя сейчас вопросы у неё отпали сами по себе.       А когда Фили подал ужин, Энни было уже не до Реддла, всех остальных домочадцев, шумихи и многоголосья — желудок скрутило от голода, как только она увидела появившуюся на столе утку, запечёную курицу и многочисленные угощения. Она несколько удивилась, когда ей досталось место рядом с Редмондом, потому что даже его мать села подле другой не менее красивой женщины. Всё шло достаточно хорошо, пока к хозяину сего торжества не подсел какой-то строго одетый мужчина. Энни почти не сводила взгляда со своей тарелки и старалась не размазать по подбородку помаду, пока ела, поэтому успела отметить только его седые виски и простой чёрный костюм.       — Я так понимаю, Редмонд, дела идут не совсем хорошо? — донёсся до неё чей-то приглушённый голос.       Энни мельком посмотрела в сторону старшего Уэйнрайта и слегка повела плечом, стараясь делать вид, что не слушает.       — Я слышал, что в прошлый вторник в Отделе Тайн были убиты по меньшей мере десять мракоборцев, а преступник так и не был найден.       Энни напряглась, взгляд застыл, неразжёванная помидорка так и осталась во рту, а вилка чуть не выпала из ослабевших пальцев. Из-за пробежавшего по телу холодка она зябко вжала голову в плечи и тихонько исподлобья просмотрела на Редмонда, ожидая его реакции. «Ежедневный Пророк» она читала каждый день, и о подобном нападении там не упоминали даже вскользь. Неужели Министерство решило скрыть это от граждан, чтобы не сеять панику?       — Стало быть, Гриндевальд решил всерьёз взяться за Англию, раз перешёл к таким открытым действиям? — не отступал мужчина, смотря на Редмонда строгим, пронизывающим взглядом.       — Давай не будем говорить о грустном в такой хороший вечер, Крауч? — Хозяин поместья вздохнул и показательно даже не повернул головы в его сторону. — И нет, это не Гриндевальд. Все, кто так думают, крупно ошибаются.       Крауч. Рассматривать его Энни напрямую не могла, но то, что справа от Редмонда сидит не кто иной, как отец Бартемиуса Крауча, поняла сразу. И по дотошному тону можно было понять, что место в Министерстве он занимает не последнее.       — Тогда кто? — требовательным свистящим шёпотом произнёс Каспер. — А то нападение осенью на Косой переулок? Хочешь сказать, что за этим стоит не Гриндевальд?       — Понятия не имею, — отрезал более суровым голосом Редмонд. — Но могу сказать одно: кто бы это ни был, действует он очень смело и решительно, потому что не каждый решится напасть, когда вахту несут отряд из пятнадцати хорошо обученных волшебников.       — Но жертв было десять, — удивлённо подчеркнул Крауч. — Как остальные выжили, если, судя по поданному тобой рапорту, они находились в гуще событий во время атаки?       Редмонд шумно выдохнул. Энни была хорошо знакома такая реакция — разговор начал вводить его в неудобное положение, но теряться или нервничать тот не спешил. Она отпила сок из стакана и едва заметно сдвинулась со стула вправо, чтобы лучше слышать их приглушённые голоса.       — Да, тел было десять, — подтвердил он уверенно. — Я пока понятия не имею, почему произошло именно так, но ведётся работа, ясно? По сообщениям от разведки, во время нападения Гриндевальд находился и находится до сих пор во Франции со всей своей свитой, а мага, способного уничтожить барьеры внутри одной-единственной комнаты, которая пострадала, может только очень, Каспер, очень сильный волшебник, — произнёс Редмонд тихо, пытаясь убедить собеседника в том, что в этом был замешан кто-то другой. — В нашей стране таких можно пересчитать по пальцам одной руки, и я очень сомневаюсь, что Альбус Дамблдор решил ни с того ни с сего перейти на тёмную сторону и попытаться им как-то помочь. Тем более было украдено то, что никак не поможет Гриндевальду достичь ещё большего могущества.       Она уже не стесняясь наблюдала за сменяющимися эмоциями на лице Крауча: тот то багровел, то зеленел, а в конце оттенок его кожи стал бледным, а в глазах появилась тень ужаса. И она отчётливо понимала, что испытывает схожие чувства.       — Что было украдено? — немного осипшим тоном спросил Каспер, отпивая из бокала вино.       Редмонд с ответом не торопился, видимо, обдумывал, какие подобрать слова.       — Одна книга, найденная мной давным-давно на раскопках в Греции. Только вот я ума не приложу, зачем она кому-то понадобилась, потому что приложенный к ней артефакт ещё стоит постараться найти, чтобы заставить это как-то работать. — По его лицу пробежала тень, а пальцы почти до скрипа сжали ложку в ладони. — Хотя… есть у меня некоторые подозрения насчёт этой загадочной личности, но свои предположения я, пожалуй, пока оставлю при себе. На уши были подняты все. И этому ублюдку вряд ли удастся, даже если он превратится в таракана, проскользнуть в Министерство снова. Можешь быть спокоен.       Крауч нервно смолчал, предпочитая не комментировать слова Редмонда. Он вздохнул и отвернулся к своей тарелке, Энни поступила ровно так же, не желая, чтобы её поймали за подслушиванием. От этой новости ей сделалось уж совсем не по себе.       На свою сообразительность она не жаловалась, и под загадочной личностью Редмонд — была огромная вероятность — подразумевал Даркариуса. Сомневаться в этом не приходилось: по рассказам Линнет о том, что её враг очень силён и опасен, Энни сразу поняла, что это он убил тех мракоборцев, это он украл книгу. Только вот зачем и так могущественному магу какая-то книга? И что там Уэйнрайт-старший упоминал про артефакт? Если судить только по этому, существовала некая книга, напрямую связанная с висевшим на её шее медальоном. Откуда вообще Редмонд мог знать о существовании Диамандиса?       «И где тебя носит, когда ты так нужна?» — злостно подумала Энни, доедая вяленую помидорку.       Достучаться до Линнет — или же её теперь стоит называть Сотерия? — сейчас было просто невозможно. Та после встречи со своим избранником словно взяла обет молчания. Мысль о том, что она струсила, Энни вообще отметала в сторону. Столько воли, огня и жизни она не видела ни в одном из ныне живущих людей — последнее, что Линнет сделает, так это сдастся.       Содрогнуться её заставил и тот факт, что пятнадцать мракоборцев ничего не смогли противопоставить ему, а десятерых он в придачу вообще умертвил. Общая атмосфера никак, казалось, не изменилась, но ей по какой-то причине стало тошно наблюдать за всем этим. Перед глазами всё помутнело, а дышать стало катастрофически трудно. Неожиданно встав, сложив салфетку с колен на стул, она молча спешно направилась на выход из гостиной.       Словив на себе внимательный взгляд Тома, сидевшего чуть поодаль от неё в компании Малфоя-младшего, Энни едва заметно нахмурилась и покинула помещение, идя точно по направлению к уборной, потому что посчитала нужным освежиться и попытаться успокоиться, прежде чем кто-то сообразит неладное в её поведении.       Немного приведя себя в порядок, поправив платье и отдышавшись, она покинула комнатку и вздрогнула, когда увидела слева от двери Реддла. По всей видимости, ожидающего её. Энни выдохнула и натянула на лицо маску безразличия, стараясь не показывать, что после вчерашнего вечера ей как-то не по себе в его присутствии.       — Это некрасиво — следить за девушками, когда те… уходят в подобные комнаты, — высказалась Энни максимально вежливо и направилась дальше по коридору.       — Нужно поговорить.       Она остановилась и бегло осмотрела Тома, пытаясь понять мотив его просьбы. Но тот на первый взгляд был спокоен и никаких противоречивых действий не планировал.       Энни запоздало кивнула, приняв тот факт, что, даже если она запротестует, Реддл всё равно своего добьётся, и посмотрела на дверь в конце коридора, где находилась тихая и безлюдная библиотека. Спустя минуту они уже были там, и она снова почувствовала лёгкое волнение, когда Том запер за ними дверь.       — О чём ты хотел поговорить? — максимально незаинтересованно спросила Энни, оборачиваясь к нему. Скрестив руки на груди и прислонившись спиной к одному из книжных шкафов, она не спускала с него взгляда, пытаясь хотя бы интуитивно понять, что вывело Тома на разговор после всего, что он с ней сделал вчера. — Я думала, что прошлым вечером ты узнал всё, что хотел.       — Я хотел поговорить насчёт Коулмана. — Его губы дрогнули в усмешке, стоило ей услышать знакомую фамилию и измениться в лице. — Он действительно всё это время находился под воздействием Империуса.       Энни вскинула брови и медленно кивнула.       — Допустим. Это я знала и без тебя, — стараясь сохранять в голосе холодность, подчеркнула она.       Сил смотреть на него не было, но, чтобы не потерять бдительность, отвернуться Энни не могла. Реддл подошёл к шкафу и с видимым интересом начал рассматривать расположенные на полках книги. Видимо, поворачиваться к ней спиной он совершенно не боялся, а ведь после случившегося она могла откинуть в сторону все принципы и кинуть в него каким-нибудь зловредным проклятием, о которых начиталась в той книге, взятой из будущего из этой самой библиотеки.       — Блок на воспоминаниях, где хранится память о человеке, который всё это время поддерживал в нём полную раболепность, стоит самый мощный из всех мне известных.       По сменившейся интонации она поняла, что он поморщился, и в какой-то мере испытала злорадное веселье, но рвущуюся наружу ухмылку сдержала за маской полного безразличия. Уж очень хорошо Энни поняла: ему не нравится что-то не понимать, чего-то не достигать и не мочь сделать.       — Но насколько бы ни был талантлив маг, любую защиту можно пробить, если прибегнуть к правильным методам.       — Да? — почти вполне искренне удивилась она. — И ты знаешь, как в таком случае правильно действовать?       — Знаю. — Он медленно обернулся и так же не спеша перевёл внимание полностью на неё. — Только вот… — его губы изогнулись в кривой улыбке, — действовать буду не я, а ты.       Энни на секунду показалось, что из неё вышибли весь воздух, непонимание застыло на её лице, а пальцы сжали бархатистую ткань платья. Мягко говоря обалдев от такого заявления, она поспешила на всякий случай переспросить:       — Что, прости?..       — Альдин — твой друг, — будто нарочито медленно ступая в её сторону, заключил Том почти философски. — Он, судя по воспоминаниям, не ожидает от тебя никакой подлости и считает тебя жертвой, даже находясь под Империусом, заметь. Есть одно зелье, которое позволяет истончить подобные ментальные барьеры. Рецепт у меня есть, дело за малым — сварить его и передать тебе.       — Кто тебе сказал, что я буду помогать? — осведомилась Энни, стиснув зубы.       — А разве у тебя есть выбор? — парировал Том. — Я мог бы принудить к этому кого-то из его друзей, но и тебе ведь нужно постараться, Уоллес. Не только же я должен делать всю грязную работу.       Энни сцепила зубы сильнее, губы её напряглись, а тело, казалось, покалывало от закипающей злости.       — Я узнал массу интересной в первую очередь для тебя информации, Уоллес, — обманчиво мягко произнёс Реддл. — И если ты сделаешь так, как я скажу, то сможешь узнать, что скрывалось в разуме Коулмана о человеке, от которого ты так рьяно пытаешься уйти.       — Знать ничего не хочу ни о Диамандисе, ни о его ближнем круге, — быстро сообразив, о ком он говорит, отрезала Энни. — Мне он интересен ровно настолько, насколько и ты.       — Лжёшь, — тут же отрезал Том слегка прерывисто.       Он оказался подле неё, нисколько не стесняясь этого. Она видела: в тёмных глазах появились первые красные всполохи, показывая, что Реддл начал злиться. А затем он спокойно, как ни в чём не бывало дополнил:       — Я мог бы использовать на тебе Империус, Уоллес, но я этого не хочу.       Энни вздохнула и отвернулась, предпочитая смотреть в ночную даль, где на чёрном небе взошла полная луна, чем на это до чёртиков пугающее и одновременно красивое лицо. По её телу пробежала дрожь, когда его дыхание коснулось спадающих на лицо волос, а она, казалось, наоборот, перестала дышать. На секунду прикрыв глаза, она почувствовала его пальцы на своём подбородке и настойчивый шёпот прямо возле уха:       — Стоит ли напоминать, Энни, что заключённый между нами договор основывается на взаимовыручке?..       Она издала нервный недоверчивый смешок и покачала головой, с ужасом понимания, к чему клонит Реддл.       — Странное у тебя понимание о взаимовыручке, Реддл… — Она медленно повернула голову к нему и произнесла почти одними губами: — В твоём понимании, причинять боль — лучшее средство для подчинения, да?..       На его губах возникла слабая жестокая улыбка. Рассматривая, почти изучая её лицо вблизи, Реддл сказал то, что заставило её кровь вскипеть:       — Боль дисциплинирует, помогает не допускать ошибок в будущем. — Уголок его губ дрогнул в ухмылке, он прошёлся взглядом по её лицу и снова вернулся к глазам. — А смотря на тебя, я начинаю думать, что ты самая настоящая мазохистка, Уоллес.       Как за такой почти ангельской внешностью скрывалась такая отвратительная натура? Её лицо, казалось, побелело от закипающей злости, а пальцы начали мелко подрагивать. Бессилие от невозможности уничтожить его, растоптать, унизить, как это периодически делал он, сжигало Энни изнутри. Смотря почти стеклянными глазами на Тома, она сдавленно вздохнула оттого, что вся собранность и хладнокровие рухнули в один миг.       — Какой же ты мерзкий, Реддл. — Она скривила губы в презрительной усмешке.       Энни не успела среагировать, когда хватка юноши на её лице стала сильнее. Она издала громкий вздох, когда Том толкнул её назад, и всхлипнула — скорее от страха, чем от мимолётной боли, — приложившись затылком об стену. Посмотрев в его глаза, Энни словно окаменела, заметив в них раскалённую до бела ярость. Это было только в его глазах — внешне Реддл выглядел совершенно спокойным, за исключением сжатых в тонкую полоску губ. Непривычно было видеть его таким. Нет, Том и раньше злился на неё, угрожал, и таких ситуаций было множество за последние полгода, но что-то на этот раз было другим.       Она вздрогнула, когда он заговорил почти шипящим голосом.       — Я достаточно терпел твоё неповиновение, Уоллес, — прошептал он презрительно, между чёрными бровями залегла морщинка.       Энни стояла, не издав больше и звука, готовясь к как минимум Круцио, и мысленно прикидывала, сможет ли закричать настолько сильно, чтобы гости, охваченные весельем и достаточно громкой музыкой, услышали её. Но Реддл пока не спешил доставать палочку и почему-то медлил.       — Ты должна была уже давно уяснить: страх смерти от моей руки должен раз и навсегда пересилить страх перед тем магом, встречи с которым ты так страшишься. Но я умею быть милостив, Энни. И я позволю тебе искупить свою вину — подчинись мне, и я забуду, позволю тебе искупить каждую твою ложь, скормленную мне.       Энни показалось, что из помещения выкачали весь воздух. От долгого зрительного контакта её сердце забилось с удвоенной скоростью, к щекам прилила кровь, а ноги сделались ватными. Чего ей только стоило сохранять те оставшиеся крохи спокойствия, которые она так тщательно пыталась удержать одной только силой воли. Только спустя пару мгновений Энни осознала, что пространства между ними практически не осталось, да и то малое расстояние, отделявшее их друг от друга, пропиталось ароматом её духов, какого-то зелья для укладки волос — щедрости Софии и её навыков в зельеварении — и ко всему этому цветочно-фруктовому безобразию присоединился хорошо знакомый терпкий запах. Реддл глумился над ней, издевался, подталкивал к решениям, о которых в будущем она не раз пожалеет.       — Засунь своё великодушие поглубже в свою высокомерную за…       Энни не договорила, заикнулась на том моменте, когда лицо Тома оказалось слишком близко к её, от горячего дыхания на своей коже почувствовала, как что-то глубоко внутри неё оборвалось, а весь былой запал схлынул, оставив после себя только растерянность. Она мгновенно оказалась в плену тёмной угрожающей бездны, похолодев и застыв, испугавшись такого неожиданного действия с его стороны. А когда Энни почувствовала его губы на своих, а расстояние между ними сократилось, не оставив и свободного дюйма, она широко распахнула глаза, издав от удивления сдавленный вздох, — и Реддл, воспользовавшись этим, углубил поцелуй… Хотя поцелуем назвать это было нельзя. Нападение — вот как бы Энни описала это действие. Его губы были жёсткими, безжалостными, словно стальные клещи. Перед глазами всё поплыло, она прикрыла веки, когда ладони Тома обхватили её голову и пальцы, зарывшись в густые, старательно уложенные Софией пару часов назад волосы, сжали их у корня, заставляя Энни поднять голову выше. Что-то больно хрустнуло в шее.       Её в прямом смысле парализовало из-за неподдельного шока. Она могла ждать всего: что он снова примется её пытать, ударит или станет угрожать, но только не этого. И как его высоченное самолюбие позволило опуститься до такой, казалось бы, ничтожной полукровки, за которую он всё это время принимал её? В сторону не сдвинуться — Том вжал её в стену таким образом, что лишнее движение причиняло боль. В голове было пусто, любая здравая мысль погибала где-то в зародыше, а попытки сопротивления были подавлены напором, жадностью и… желанием. Тело покрылось мурашками, когда ладони Реддла обхватили её талию, горячее дыхание опалило кожу, а от ощущения его языка на губах внизу живота начала скапливаться приятная истома.       Она издала болезненный вздох, ноги сделались ватными, когда он прикусил её нижнюю губу, воздух между ними показался ей раскалённым, а ладонь юноши съехала на бедро и сжала его так сильно, что Энни впилась пальцами в ткань его пиджака, чтобы не зашипеть от боли. В этом жесте было столько собственничества, столько агрессии и… похоти, что, казалось, ей было впору в самом деле подчиниться, смести напрочь все устоявшиеся принципы и отдаться его воли.       И самое главное — она не хотела, чтобы это прекращалось. Та её тёмная, проявлявшаяся ранее всего несколько раз сторона не хотела останавливаться, не знала меры, полностью охваченная жадностью, имевшая представление о людских низменных пороках и полностью подчиняющаяся им. Сколько бы она ни говорила себе, что прямо сейчас, прямо здесь её целует злейший враг, человек, к которому что-то подобное испытывать в принципе опасно — просто сумасшественно и дико, — сил и желания остановить его у неё не было.       Возможно, он был прав, когда сказал, что она мазохистка?       Собственная рука уже потянулась выше и почти легла на его затылок, чтобы зарыться пальцами в его волосы и убедиться, действительно ли они такие мягкие, как она и представляла.       Топот и развесёлые детские крики, слышимые за дверью, ведущей в библиотеку, донеслись до её ушей, словно сквозь вату, но, казалось, этого было достаточно, чтобы Реддл пришёл в себя и спешно отстранился от неё. Всё закончилось так же быстро, как и началось. Энни распахнула глаза, когда дверь хлопнула. Тома перед ней уже не оказалось.       Облегчение или разочарование — что она, Мордред, должна сейчас испытывать?       Губы приятно покалывало, словно после лёгкого ожога. Странный волнующий трепет граничил с недоумением, которое ясно было написано на её лице. Казалось, Энни до сих пор, даже после его резкого ухода, была в состоянии абсолютного шока. В помутнённом сознании в этот момент не возникало ни одной правильной, рациональной мысли, а тело, поглощённое сладкой истомой, разлившейся столь стремительно, кратковременно и пугающе неожиданно, будто вибрировало после его прикосновений.       И одна лишь назойливая, словно муха, мысль в голове: «Что это сейчас такое было?» Ответ найти было невозможно.       Сохраняя выражение лёгкой растерянности на лице, Энни выскочила из библиотеки, решив, что лучший способ остудиться и прийти в себя — подышать свежим морозным воздухом даже под угрозой заболеть и слечь на ближайшую неделю. Быстрыми движениями пытаясь привести всклокоченные волосы в порядок, она спешно передвигалась по хорошо знакомым коридорам, точно зная, на каком повороте свернуть, чтобы попасть в сад.       Неутешительной для неё новостью стало и то, что… от этого внезапного, яростного поцелуя ей не было противно. Энни вздохнула и прикрыла глаза, потирая предплечья в попытке согреться и думая. Ещё бы секунда, всего мгновение до того, как Реддл отпустил её и ушёл, — и она бы ответила, плюнув на все принципы.       Так нельзя. Ты забыла, кто твой настоящий враг, от которого сбежать будет труднее всего. Вся свора ищеек в придачу с Даркариусом ничего не стоят по сравнению с тем, с чем ты можешь столкнуться, если позволишь этому прорасти в твоей душе и укорениться. Это неправильно просто потому, что ты знаешь, кто он такой и кем станет. Хотя будущие замашки и сейчас присутствуют в Томе, видимо, уже в свои школьные годы Реддл начал создавать лорда Волдеморта. А тут словно морок напал. Понял ли он сам, что сделал? Сделал ли это нарочно? Что хотел доказать этим? Свой полный контроль над ней? Он это и так делает на ежедневной основе. Наваждение, казалось, отступило, телу стало легче.       Снова дотронувшись до губ, будто рефлекторно, она после посмотрела на свои пальцы и обнаружила размазанную по губам и вокруг них помаду — везде, где его губы касались её. Энни вдруг хмыкнула, представляя, будто наяву, одну интересную картину: Реддл выглядит сейчас не лучше с учётом того, что София на этот предмет косметики не скупилась.       Будь ты проклят, Том.       — Скучаете, мисс?       Энни слегка встрепенулась и чуть подпрыгнула, услышав чей-то голос совсем рядом. Мужчина стоял всего в паре футов, облокотившись о каменную колонну. Едкий запах табака дал понять, что, видимо, тот решил выйти и покурить. Его же она видела среди гостей всего пару десятков минут назад, до того, как они с Томом покинули зал. На вид ему было не больше тридцати, густые волнистые волосы до плеч были зачёсаны назад.       — Прошу прощения… — Он тихо рассмеялся. — Я совсем не хотел вас напугать. Курить, к сожалению, в доме нельзя, вот и пришлось мне морозиться здесь. Вам, кстати, не холодно?       Энни поморщилась от такого внимания со стороны незнакомого человека, но явно выказывать недовольство не собиралась.       — Спасибо, я скоро вернусь в дом, вам не о чем беспокоиться, мистер… — Она вежливо улыбнулась, сделав паузу, словно интересовалась его именем.       — О, я Эллиот Белтон. Глава Отдела магического правопорядка.       Энни мысленно присвистнула. Вот это да… Нет, Редмонд и сам занимал значимую должность в Управлении, но она не думала, что на празднование съедутся настолько высокопоставленные волшебники.       — Энни Уоллес, — коротко представилась она.       И вроде бы между ними воцарилась тишина, но… тревожное охватившее её чувство опасности неприятным облаком повисло между ними.       И если бы она вовремя не вытащила палочку, если бы не поддалась инстинктам, то лежать бы ей сейчас в густом холодном снеге. Она вскинула руку, увидев вспышку заклинания боковым зрением, и создала Протего. Бросив взгляд на Белтона, Энни почувствовала искру мимолётного страха и удивления. Взгляд Эллиота изменился, в руках была палочка, а на лице растянулась зловещая улыбка.       — Позволите вы узнать, что происходит, мистер глава Отдела магического правопорядка? — прерывисто осведомилась Энни, отступая назад. — Почему вы напали на меня?       — Мисс Уоллес, прошу вас по-хорошему пройти со мной… — Он пригладил упавшие на лоб пряди волос. — Наш господин давно желает встретиться с вами.       На слове «господин» глаза Энни расширились, а дыхание сбилось — этот человек перед ней не кто иной, как один из сторонников Даркариуса. Насколько глубоко он пустил корни в магическое правительство?       — Я, к вашему сведению, не дерусь с дамами лично.       Энни едва не уронила челюсть на землю, когда позади Эллиота появились самые настоящие высокие деревянные куклы в чёрных бесформенных одеяниях. Их было трое. Сила приспешников Диамандиса не перестаёт её удивлять. Сначала Метида со способностью изменять внешность и разрушительной силой, а теперь это. Мерлин, сегодня однозначно плохой, просто отвратительный день.       Пустив Петрификус в Белтона, от которого он явно и не стремился уворачиваться, она секунду наблюдала, как тот падает плашмя на снег, и тут же ринулась в бой с остальными противниками, стараясь вспомнить все уроки профессора Вилкост и собственный опыт в боях, коего было не так много.        Значит, мало ликвидировать кукловода и даже если этот болван помрёт, то маловероятно, что куклы остановятся.       Мелочиться сейчас не стоило. Раз уж на то пошло, если судьба сама подкидывала ей возможность стать сильнее, если давала ей шанс не только обороняться, то почему Энни раз за разом должна это отталкивать? Она считала медальон своим, артефакт ей не противился, значит, пустить в ход его силу можно не стесняясь.       Сделав полный разворот, пройдясь ногой по снегу, она вскинула палочку вверх, и с её кончика сорвался золотисто-жёлтый луч, на секунду ослепивший её саму, и заблокировал атаку противника. Распустившиеся из-за недавней выходки Тома волосы зашевелились и защекотали кожу на шее, мощный порыв обжигающе ледяного ветра обдал кожу на лице. Сжав губы, она сделала шаг вперёд, выпуская наружу энергию медальона на полную катушку. Не теряя сосредоточенности, Энни продолжала наступать, видя, как постепенно магия куклы слабеет. Бросив взгляд на лежащего на снегу Эллиота, она усилила давление и резко ушла в сторону, разорвав тем самым заклинание, и атаковала отвлёкшуюся марионетку. Треск дерева прошёлся эхом по округе, и кукла, разбившись, разлетелась на щепки, усыпав снег тёмными фрагментами некогда целой марионетки. Одна есть.       Мелькающие туда-сюда вспышки заклинаний не прекращались. Пригнувшись, Энни сбросила с ног туфли и ушла влево от очередного заклинания, позднее разбившегося о камень позади неё. Глубоко вздохнув, чувствуя, как гудит ладонь от использования магии медальона, она сделала шаг назад — поближе к двери дома, чтобы быстрее убраться отсюда и найти помощь в лице того же — упаси Мерлин — Тома, но она резко выдохнула, когда сзади её обхватили чужие грубые руки.       — Ты вовремя, Алексей! — Эллиот, кажется, ожил. — А то я уж думал, что придётся задействовать ещё несколько моих творений.       Но схвативший её мужчина восторга от встречи не разделял.       — Идиот… — неодобрительно и еле слышно выдохнул державший её мужчина с лёгким акцентом.       — Ты ласков, как и всегда, мой друг! — вставая, выкрикнул Эллиот.              Энни снова попыталась вырваться. Он сжал её с такой силой, что, казалось, заскрипели кости, а рёбра заныли. Издав от боли сдавленный вздох, она почувствовала, как от такой хватки её тело невольно слабеет, а сил в конечностях на дальнейшее сопротивление просто не остаётся.       — Не двигайтесь, мисс, я не хочу делать вам больно, — посоветовал ей Алексей грубым голосом.       — Похвально, похвально, мисс Уоллес! — Эллиот, всё никак не угомонившись, зло рассмеялся, скривив губы в оскале и отряхивая с лацканов пиджака снег. — По рассказам остальных ищеек, я действительно нарисовал для себя портрет полной дуры, которая ни на что не способна, но на деле вы оказались куда сообразительнее, чем я ожидал.       Он с сочувствующим взглядом посмотрел на поверженную куклу, а затем уголок его губ дрогнул в ухмылке. Эллиот перевёл глаза на всё ещё пытающуюся вырваться Энни и снова рассмеялся, что начало приводить её в ещё большую ярость.       — Ну-ну, не надо смотреть на меня так, словно вы, молодая леди, готовы вспороть мне брюхо. — Он развёл руками и пожал плечами. — Я всего лишь слуга нашего господина, и выполнение его приказа стоит выше всяких моральных принципов. Извините, но закрыть вам рот всё же стоит. — Он слегка возвёл глаза к небу и покачал головой, театрально вздохнув. — Знаю я, на что способны Хранители, и убереги меня Мерлин встретиться с вами ещё раз при других обстоятельствах. Перемести её в штаб, Алексей. Мы возвращаемся домой с подарком на Рождество. Сегодня Даркариус Диамандис одержит окончательную победу, храни его Господь.       Энни едва не зарычала от ярости и злости и снова дёрнулась, но ладонь на её лице и рука вокруг талии, прижимающая её руки к телу, едва ли позволяли ей сделать что-то, кроме как беспомощно барахтаться в подвешенном состоянии. Пальцы ног оледенели, кожу на ступнях покалывал мороз, а тело дрожало от холода, зуб на зуб не попадал.       Её замутило, когда знакомая тяга начала закручивать их, и после последовал тихий хлопок трансгрессии.